Изум и его обитатели (волшебники изумрудного дауншифтинга) гл. с 1 по 17

Волшебники изумрудного дауншифтинга

Дауншифтинг (англ.downshifting,

переключение автомобиля на более низкую

передачу, а также замедление или ослабление

какого-либо процесса) — термин,

обозначающий жизненную философию «жизни

ради себя», «отказа от чужих целей».

(Материал из Википедии — свободной

энциклопедии)

— Как, сударыня! — со страхом воскликнула

Элли. — Вы волшебница? А как же мама

говорила мне, что теперь нет волшебников?

— Где живет твоя мама?

— В Канзасе.

— Никогда не слыхала такого названия….

(А.Волков. Волшебник Изумрудного Города).

Часть первая

Дорогу осилит идущий

1

Когда пол завибрировал, а с потолка опустилось облако серой пыли первое, что подумала Элен Смит: «Террористы». Вот-вот за окном должен был появиться неотвратимо приближающийся самолет, затем удар, взрыв, огненная волна и неминуемый конец ее короткой, но такой многообещающей жизни. Все-таки события одиннадцатого сентября навсегда останутся в памяти любого американца. Но неожиданно вибрация прекратилась, сыпаться перестало и Элен уже вскочившая на ноги и схватившая сумочку (меховой шедевр от Филип Лим), замерла и стала прислушиваться. Тихо. В помещении ни звука, за исключением бормочущего, из встроенного в монитор динамика, радио.

«Наверняка, просто небольшое землетрясение», — Элен выпрямилась на стройных ногах, выдохнула, но все, же решила как можно скорее закончить оставшиеся дела и покинуть офис. В конце концов, нельзя же все время работать. Вот и сотрудников всех она давно отпустила. Компания «Смит и Блек», коей владелицей являлась Элен была крупной туристической фирмой. «Отправлю еще пару писем и все» — решила девушка. Она так молода, и гнить круглосуточно в офисе, пусть даже собственном, ей совершенно не хочется. Сегодня Уильям обещал сходить с ней куда-нибудь, в Авалон или Кой, и гори все синим пламенем, а то и до нервного срыва не далеко.

Стоило ей подумать о нем, как душу вновь охватили сомнения и противоречия, которые казалось, были стерты в порошок усилием воли раз и навсегда. Все её подруги завидовали такой прекрасной партии, дядя Чарли души в Уильяме не чаял, и казалось, все складывалось как нельзя лучше, однако, что-то необъяснимое тяготило Элен, всегда такую уверенную в себе и целеустремленную. Уильям, был человеком без недостатков, и порой Элен казалось, что именно это в нём и раздражает её больше всего. Нет, по своему, она можно сказать даже любила его, а пару раз даже скучала по нему, когда он уезжал по делам в Детройт и Чикаго. Но иногда, ей хотелось убежать от него на край света, а заодно и от своих подруг, дядюшки Чарли и компании «Смит и Блек» в придачу. И вот этого она объяснить не могла, и из— за этого сомневалась в своих чувствах и противоречила сама себе, до тех пор, пока метлой самоанализа не загоняла на время такие мысли, в самый дальний угол своего необъятного внутреннего мира. Но как видно, они всегда, при первой возможности находили дорогу обратно.

Пока Элен отправляла письма, диктор рассказывал историю ураганов в прошлом навешавших город со стороны Тихого Океана, про скорость ветра в спиральных завихрениях, про шкалу Саффира-Симпсона и «глаз бури». Элен поначалу пропускала трескотню радио мимо ушей, но потом волей неволей стала прислушиваться, а последние слова диктора заставили ее откинуться в кресле, предварительно сделав звук громче.

Радио вещало о небывалом по силе тропическом циклоне, который вот-вот должен был обрушиться на Лос-Анджелес. Национальная гвардия была в полной готовности, объявлено штормовое предупреждение, и людей просят без особой нужды не покидать своих домов, потому как находиться на улице может быть очень опасно.

Элен попробовала позвонить Уильяму, но сеть была занята, и телефонная трубка противным голосом вежливо попросила перезвонить позже. Тогда она отправила ему сообщение, в котором написала, что остаётся в офисе, и просит его приехать за ней.

    Элен курила крайне редко, а на людях так почти никогда. Отдавая дань моде она регулярно посещала фитнес-клуб и любила там разговаривать о здоровом образе жизни, правильном питании, и успешном бизнесе. Но сейчас она разволновалась не на шутку. Нет, она не думала, что ураган может быть опасен для жизни, в конце концов, в Городе Ангелов землетрясения и ураганы вещь не редкая. Но почему-то, справиться с волнением никак не могла. Это чувство росло изнутри и начинало заполнять мелкой дрожью все тело молодой девушки. Элен вытащила из ящика стола пачку Ева Аметист и зажигалку, но сразу закуривать не стала, а сжимая сигареты в левой руке, а зажигалку в правой, заходила по комнате от окна к стене быстрыми шагами, благо пространство её личного кабинета это вполне позволяло.

Небольшой стол, на котором стоял только огромный монитор и небольшой, но многофункциональный телефонный аппарат, располагался напротив двери. Окно, из которого открывался великолепный вид на Океан, в кабинете было одно, но оно занимала всю стену, от пола до потолка. Противоположная окну стена, не была заставлена ни какой мебелью, Элен любила простоту обстановки, и ничего кроме нескольких выставочных дипломов и небольшой фотографии родителей девушки там не было. Патрик и Мелани Смит погибли пять лет назад при крушении авиалайнера компании Юнайтед Аэрлайнс. Элен очень тяжело переживала смерть обоих родителей. С матерью у Элен были очень доверительные отношения, а ближе чем отец друга у нее не было. Именно он поддерживал ее во всех начинаниях, легко согласился на то, что она сама будет выбирать, чем заниматься в жизни, потому, что Элен с самого начале не хотела участвовать в семейном бизнесе. Ее всегда, больше привлекало искусство — живопись, музыка, литература. Она не любила большой город. Не любила кино и интернет, и всегда хотела жить, где где-нибудь далеко от людей, в маленьком доме, который бы, целиком представлял собой мастерскую, где на мольбертах стояли бы незаконченные ею работы, и она, в перепачканной краской бесформенной рубахе, ловила бы вдохновенье от общения с природой и своим внутренним миром. О любви, браке и дальнейшей семейной жизни она в то время не мечтала и вовсе, наверное, время не пришло, не пришло это время и теперь, просто обстоятельства складывались так, что оставаться одной и тем более отказываться от такого подарка судьбы (по мнению немногочисленных подруг) как Уильям Стоун, стремительная карьера которого в Ассоциации Адвокатов Калифорнии вызывала уважение всех окружающих (а дядюшки Чарли в особенности) было просто не прилично.

Элен Смит очень старалась хорошо вести семейный бизнес. Грех было жаловаться и на дядю Чарли, старшего брата Мелани Смит, он как умел, поддерживал Элен и советом и услугами собственной аудиторской фирмы.

Но все чаще и чаще Элен чувствовала, что перестает быть сама собой, перестает видеть мир своими глазами, а неуклонно превращается в качественное клише преуспевающей молодой бизнес-леди. Может быть так и надо, думала она, может быть это и есть единственное правильное развитие жизни, думала она с сомнением, и в такие минуты ей катастрофически не хватало доброго совета отца и нежной поддержки матери.

Элен подошла в очередной раз к окну, остановилась, и, закурив, стала всматриваться в темноту. Весь город располагался с противоположной стороны здания, стоящего на самой его окраине. Окно выходило на Океан, но сияющая огнями набережная была, где-то внизу и справа, а впереди, в темноте, виднелись, только огни кораблей и яхт нарушающие глубокую непроницаемость ночи. Эти огни сегодня были редки, как звезды на ночном небе при повышенной облачности, и возможно где-то там, на линии невидимого горизонта, где, как известно Океан сливается с небом, они и в самом деле превращались в далекие загадочные светила.

И вдруг оттуда, из темноты стало приближаться, что-то большое, страшное и черное, еще чернее, чем ночь, что-то, чего Элен ни за что не захотела бы в своей жизни. Ураган стремительно летел к берегу и обрушился на город что есть силы, как, будто природа в очередной раз пыталась проверить человека на прочность. Теперь уже задрожало и затряслось всё вокруг. Свет тут же погас, оконное стекло беспомощно зазвенело, и, с оглушительным звоном, разбилось, засыпая комнату массой осколков, как раз в тот момент, когда Элен в испуге, успев схватить только мобильный телефон, бросилась вон из кабинета. В большой приемной тоже было темно, хоть глаз выколи. Элен прекрасно помнила расположение дверей и мебели в своем офисе. Направо была дверь в комнату клерков, налево небольшая подсобка и санузел, прямо дверь, ведущая в коридор, откуда можно попасть к лестнице и лифтам. Элен бросилась прямо к двери, рванула ее на себя и выскочила в коридор.

Она куда-то бежала, в темноте не разбирая дороги. Сначала хотела попасть к лифту, добралась до него по памяти, но лифт на вызов, ни как не отреагировал, и сколько Элен не долбила по кнопке раскрытой ладонью, двери так и не открылись. Девушка рванулась к лестнице, по дороге зацепилась за что-то ногой, упала, но даже не почувствовав боли быстро поднялась и побежала дальше.

Выскочив на лестничную площадку, Элен с удивление обнаружила, что здесь есть кое-какое аварийное освещение, она обрадовалась, но тут здание так тряхнуло, что девушка полетела кубарем, больно ударившись плечом о стену, и чуть не угодила в зияющий черный провал, который неожиданно образовался на месте лестничного пролета ведущего вниз. Уже не помня себя, она вскочила на ноги и понеслась по лестнице вверх, все равно, куда лишь бы, не оставаться на месте. Спустя пару секунд девушка очутилась в небольшой надстройке, на самой крыше здания, ведь офис находился на последнем этаже и раз ты бежишь по лестнице вверх рано или поздно окажешься на крыше. Дальше бежать было не куда. Лестница внизу обрушилась, а выбегать на открытое пространство крыши, где ревел ветер, и хлестал дождь, Элен не хотела. Она не хотела и всего остального. Лучше уж провести время с мистером Стоуном, в одном из этих шумных ночных заведений.

Когда здание тряхнуло в очередной раз, бедняжка просто забилась в какой-то угол и теперь уже решила точно больше не двигаться, а дожидаться помощи здесь. В том, что помощь придет она нисколько не сомневалась. Помощь американским гражданам приходит всегда, даже когда они попадают в беду далеко от дома, а уж тут, в родном городе ее спасут обязательно.

Как только Элен об этом подумала, здание тряхнуло в тысячу раз сильнее предыдущего, грохот совершенно оглушил девушку, вспышки молний, бившие сквозь окна, лишенные стекол, ослепили, а ветер, невиданной силы обрушился на крышу небоскреба и словно спичечную коробку сорвал надстройку с крыши и подбросил ее высоко в небо. Потолок,стены и пол этого случайного убежища остались почти целы,благодаря чему Элен не вывалилась наружу, а осталась на месте, в углу, держась побелевшими тонкими пальцами за что-то холодное и металлическое.

Девушка теряла сознание от страха, и последним движением этого самого сознания, было воспоминание о глупой семейной легенде, в которой повествовалось о том, что ее пра-пра-пра-пра-бабка, совершила путешествие в волшебную страну в унесенном ураганом домике.

2.

Элен Смит спала. Ей снился странный сон, что она не богатая наследница семейного бизнеса, а обычная деревенская девчонка, живущая на маленькой ферме со своими бедными родителями. Говорят, что ее предки так и жили, где-то в Канзасе, пока чудесным образом один из Смитов не разбогател и не перебрался в Лос-Анджелес открывать своё дело. Где ее предки взяли деньги, оставалось тайной. Но ее дедушка, по материнской линии всегда рассказывал историю, что богатство Смитов началось с мешка изумрудов, которые некая Дороти Смит, их дальняя родственница, привезла из какой-то нищей латиноамериканской страны. А попала она туда странным образом. Будто бы фургон, который заменял их семье дом, был поднят в воздух страшной силы ураганом и перенесен по воздуху вместе с Дороти, которая пряталась там вместе со своей собакой от разбушевавшихся сил природы. Дед иногда называл Элен в шутку Дороти, в честь удивительной путешественницы. А другой её дедушка, по отцовской линии, всегда смеялся над этим, и говорил, что богатством в то время можно было разжиться, только грабя почтовые дилижансы и что, мол, их прабабка так и делала со своим пятым или шестым мужем, и звали ее вовсе не Дороти, а беспощадная Элли О’Келли, а Смитами они стали уже скрываясь от канзасских шерифов.

Так вот, Элен снился сон, что она попала в волшебную страну, после страшного урагана со своим верным песиком, хотя даже во сне она точно помнила, что просто ненавидит собак. И вот теперь этот песик лизал ей лицо, и вроде бы это должно быть приятно и смешно, но почему-то приятно не было, а было мокро и холодно. В волшебной стране, должно быть тепло и сухо, и этот диссонанс явно не нравился Элен настолько, что она поспешила проснуться. Открыв глаза, она поняла, что это никакой не песик лижет ей лицо. А из огромной дыры в потолке капает ей на лицо холодная вода. И тут девушка все вспомнила, и оказалось что сон не так далек от истины. Был же ведь ураган? Да был. Унес он ее, куда-то с куском крыши? Да унес. Значит, не исключено, что попала она именно в волшебную страну.

Почему-то возможность попасть в волшебную страну ни сколько её не смущала.Хотя скажи ей кто-то об этом вчера, она точно бы сочла такого человека, по меньшей мере, чудаком.

Причина этой удивительной перемены в восприятии окружающего мира скрывалась отчасти в необычайности самого происшествия, отчасти в том, что девушка сильно ударилась головой во время приземления.

Проснувшись окончательно, Элен решила выбраться наружу и, оглядевшись, понять, куда всё же она попала.

Снаружи было тоже холодно. «Явно не Калифорния», — подумалось девушке. — «И не Майами». Как только она покинула свое убежище, домик за ее спиной сложился, да так тихо, что Элен даже заметила этого. Но если бы он при этом и грохнул что есть силы, это все равно не отвлекло бы её от созерцания окружающего. Во-первых, повсюду, насколько хватало глаз, лежал снег. Но сильного мороза не было, скорее стояла оттепель. Она пришла к такому выводу, потому что, то там, то тут в снегу виднелись проталины, а кое-где и целые полосы черной земли с грязными лужами. Приглядевшись, она поняла, что это одна полоса, которая тянулась пунктиром почти по прямой линии. «Уж не дорога ли это», — опять пронеслось в голове у Элен. Справа и с лева нечасто росли деревья, а впереди, совсем не далеко, видны были несколько деревенских домов, правда каких-то маленьких и кособоких. Но, наверное, в волшебной стране и должны быть такие.

Девушка обернулась на свой летающий домик, пожала плечами, увидев груду мусора, и больше уже не оборачиваясь, направилась в сторону деревни.

Туфли ее проваливались в снег, плечи зябли, но она верила что, добравшись до жилья, обязательно найдет помощь, её согреют, накормят и дадут переодеться в сухую одежду.

Идти по грязи и талому снегу было трудно, полы юбки делового костюма от Диор совсем промокли, а на ногах, считай, ничего уже и не было. Когда она подошла к ближайшему забору из редких досок, выяснилось, что одна туфля потерялась. Настроение ухудшалось с каждой минутой, опасность заболеть была на лицо, а вероятность, что она вот-вот сойдет с ума, была практически стопроцентной. Вот тут то и произошла первая встреча с жителями волшебной страны. Они вышли как будто прямо из забора. Двое примерно одинакового роста, одетые в какие-то, неимоверного желто-коричневого цвета, свитера и круглые шапки с веревками связанными на макушке.

— Привет! Как вы? — сверкнув голливудской улыбкой, весело произнесла Элен. Двое удивительных людей молчали. «Странно», — подумала Элен. — «Ведь в волшебной стране должны говорить даже звери и птицы. А тут, оказывается, даже люди не говорят».

Тогда она повторила приветствие и шагнула к ним, навстречу вытянув руку для рукопожатия.

Тогда они заговорили, вернее, забормотали что-то непонятное, причем оба одновременно, перебивая друг друга. В массе незнакомых слов, постоянно проскальзывало одно знакомое — «кто», да «кто». Они его повторяли чаще других слов, и поэтому она представилась.

— Привет. Я Элен Смит из Лос-Анджелеса. Меня занесло ураганом в вашу деревню. Мне нужна помощь!                                                                

Один из желто-коричневых опасливо приблизился к Элен и осторожно понюхал выставленную ладонь. Это сделать было не трудно, так как сама ладонь оказалась на уровне его крупного как перезрелая картофелина носа.

Девушка невольно отдернула руку, с удивленным недоумением взирая на гнома. Про себя она уже окрестила их гномом один и гномом два. Два малорослых, нелепых человечка снова что-то забубнили, и теперь помимо слова «кто» Элен явственно смогла разобрать «ням-ням» и «суп». Вообще, Элен с удивлением начала осознавать, что, слушая их, каким-то немыслимым образом начинает понимать отдельные слова и фразы. Услышав про суп, она немного взбодрилась и попыталась, во что бы то ни стало, наладить контакт с аборигенами.

       — Да — сказала она гномам. — Горячий суп, а еще лучше чай. Вы понимаете меня?

Они, по всей видимости, поняли, потому, как, перестав бормотать, крепко схватили Элен за руки и повели, а точнее потащили к кривобокому домику из кое-как подогнанных бревен.

                    — Эй! — воскликнула она и попробовала вырваться, но поняла что это бесполезно. Хватка у нелепых недомерков была железная.

                        — Пустите меня — закричала Элен, быстро перебирая уже босыми ногами, стараясь не упасть. Неожиданно Элен почувствовала, словно ей затычки вытащили из ушей, и она в их бессвязном бормотании сумела услышать корявую, но все-таки вполне понятную человеческую речь.

— Вкусная тетя, — приговаривал гном один.

— Сладкая тетя — вторил ему гном два и оба гнома сноровисто, почти волоком потащили упирающуюся девушку к такой же, как и они, совершенно нелепой, приземистой избушке.

В домике была всего одна, но зато большая комната. С двух сторон к бревенчатым стенам, из которых, то тут, то там торчал зеленовато-серый мох, притулились две широкие скамейки из не струганых досок. В доме было всего одно крохотное окошко, так что свет едва пробивался в помещение, создавая полумрак.

А еще тут была огромная глиняная печь в противоположном от скамеек углу. В ее очаге уютно потрескивали дрова.

В избушке было тепло, и Элен согрелась почти сразу, но нервный озноб не переставал бить её, и вот так, ее слегка трясущуюся, усадили силой на деревянную лавку, а руки и ноги предварительно связали грубой пеньковой веревкой.

Один из гномов вытащил из люка в деревянном полу громадный медный котел и неопределенного цвета ветошью начал вытирать грязь, налипшую по краям этой немыслимой посуды. Второй недомерок принес со двора охапку сучковатых дров, и начал одно за другим подкидывать в очаг печи.

Элен смотрела на эти жуткие приготовления расширенными от страха глазами и беспомощно мычала, потому что рот ее был, заткнут куском грязной тряпки, той самой, что сейчас елозила по краям медного котла в заскорузлой ладони маленького людоеда.

— «Неужели они собираются меня съесть?» — мелькнула невероятная по своей сути мысль.

В голове никак не укладывалось, что ее, Элен Смит, законопослушную американскую гражданку, регулярно платящую налоги, собираются съесть два маленьких ушлепка в мерзких круглых шапочках на веревочках, убогий вид которых ее дико раздражал.

Поводя связанными руками, Элен почувствовала локтем продолговатый предмет, и спасительная мысль озарила ее впадавшее в ступор сознание.

— «Телефон!» «Как я могла забыть?!»

Связанными руками (благо руки ей связали спереди, а не сзади), только с четвертой попытки удалось вытащить мобильник из кармана юбки и вот позолоченная «игрушка» от Apple оказалась в тонких, гибких пальцах. Она быстро набрала 911, но соединение не наступало. Девушка снова и снова пыталась связаться со службой спасения и все безрезультатно. Связи не было. Совсем. Она даже не подумала, как будет что-то объяснять спасателям с грязной тряпкой во рту.

Ее действия привлекли внимание того гнома, который подкидывал дрова в огонь и он внезапно бросил свое занятие, заинтересовавшись странным блестящим предметом.

— Блёсточка! Блёсточка! — завопил он, кидаясь к Элен.

-Дай! Дай мне блёсточку!

Девушка отчаянно сжала телефон двумя руками, но гном без труда вырвал его у нее.

Светящийся экран привел его в неописуемый восторг, и недомерок закружился по комнате держа мобильник двумя руками. Второй гном, увидев такой поворот дела, тут же прервал свое занятие и попытался перехватить предмет.

— Дай! Дай мне! Дай! Дай!

Элен с надеждой наблюдала, как два недомерка стали драться за ее телефон. Ведь пока они заняты, ей ничего не угрожает, и значит, есть надежда спастись. Пока.

А недомерки, тем временем вопя и отбирая друг у друга, постоянно падающий мобильник, вывалились во двор. И уже там возились и пихались, отдаляясь от домика, где связанная девушка пыталась придумать, как спастись.

Внезапно возня во дворе прекратилась и она услышала строгий, но в то же время приятный женский голос.

— Это что еще за новости?! Прекратите драку!

— Гуч! Ну-ка что там у тебя в руке? Дай-ка сюда.

Послышалось неясное бормотание и отчетливый шлепок очень похожий на хорошую затрещину.

— Парамон! Не лезь под ноги, а то тоже получишь.

Через некоторое время в дом вошла высокая молодая женщина, не намного старше, самой Элен.

— «Ведьма» — почему-то подумала девушка. Может быть, потому что на женщине была черная, шерстяная, то ли мантия то ли накидка, а на голове красовалась шляпа с высокой остроконечной тульей.

Увидев Элен, и все эти приготовления к пиршеству, черная ведьма не слова не говоря, схватила двух мелких ушлепков за шиворот и с невероятной силой тряхнула, словно нашкодивших котят. Причем от этого у обоих гномов послетали с голов эти мерзкие шапочки, обнажив одинаково редкие волосенки песочного цвета. Вслед за шапочками на пол полетели и сами гномы.

— Гуч! Парамон! Ну-ка потрудитесь объяснить мне, что вы тут затеяли!

Оба гнома, моргая маленькими карими глазками, на одинаково широких как блины лицах, поспешили затаиться по своим лавкам. И оттуда опасливо смотрели на ведьму, не говоря ни слова.

Женщина подошла к Элен и взяла ее за руки.

— Не бойся, — Ловкими движениями она развязала веревки на руках, а затем нагнувшись и на ногах трясущейся девушки.

                   — Я Марта. Ведьм... Гм… в смысле волшебница, — представилась женщина, улыбаясь Элен почти такой же, как у нее голливудской улыбкой.

— Привет. Я Элен Смит из Лос-Анджелеса. Меня занесло ураганом в вашу деревню. Мне нужна помощь! — в который раз повторила Элен.

3

Корявую речь гномов, Элен понимала частично, Марта же говорила совершенно нормально. В том, что и ведьма и гномы не говорит по-английски, а изъясняются на каком то своем языке, Элен отдавала себе полный отчет, однако это совершенно не мешало им понимать друг друга. Как это могло быть оставалось для девушки полнейшей загадкой.

— В общем, та твоя родственница на тебя очень похожа. Так же явилась сюда, как снег на голову, нарушила наш размеренный ход жизни. Помочь тоже просила, вернуть домой ее, видите ли, надо было, а я что виновата, что ли, в том, что её к нам занесло. Это все ваши ураганы экзотические. У нас нет такого. Да видно суждено случаться небывалому-то. Да и волшебства-то никакого особенного не было. Я по новому рецепту гнать собиралась в тот день. Травок добавить разных. С травками да на кедровых орешках оно знаешь, какое зелье то получается. Дух захватывает. От гномов отбоя не бывает, как первач готов будет. Эти вон двое, так вообще жить остались. Тут. Помогают мне. Да, передержала я в тот раз, да, огня сильно добавила, вот и мировую гармонию нарушила. Мировая гармония, знаешь, какая вещь хрупкая? Чуть сахару пересыплешь и всё. Я с тех пор и зареклась экспериментировать, как с бабкой то твоей, или кто она там тебе приходится, познакомилась.

Элен сидела на одной из скамеек, пила душистый чай, а ноги отогревала в тазу с горячей водой. Ведьма укутал её в шерстяную шаль, и теперь девушку совсем разморило и она, в какой-то дрёме, одним ухом слушала рассказа ведьмы, которая крутилась около какого–то явно волшебного агрегата, который оказался встроенным в глиняную печь. Поначалу Элен его не заметила, но оказалось, что он просто был спрятан за темной шторкой, а так как освещение, было не ахти какое, не заметить его было проще простого. Прежде чем отдернуть шторку Марта отослала гномов по делам, и успокоила девушку, что вернутся они не скоро.

— При них нельзя первач то снимать, а то работать, потом не смогут.

Элен кивала, и даже старалась поддерживать разговор. Но ведьма, похоже, не особо обращала на нее внимание, а рассказывала скорее себе, стараясь освежить память воспоминанием столь давних событий.

— Звали то ее, кстати, ни Элен и не Дороти, как ты говорила. Уж совсем чудное для наших мест имя у нее было. Мод. Точно Мод-комод. — Марта улыбнулась слегка. Приглядевшись можно было понять, что она не так молода, как могло показаться вначале. Но, приглядываться, кроме Элен, здесь было некому. А Элен была не в том состоянии, что бы замечать такие тонкие вещи как возраст опытных ведьм. — Я и предсказать то не могла ей толком ничего по такому имени. Но, правда, все хорошо у нее сложилось. Вернулась она домой, да не с пустыми руками. А вот личную жизнь именно я ей наколдовала, это точно. И деток она четверых нарожала. Она ж мне потом открытку присылала. Адресок то я ей чиркнула на прощанье. Больно сдружились мы, пока она гостила у нас здесь. Муж у нее видный такой был, богатый. Правда, болел много. Как же звали то его. Писала же она. Тоже не наших мест имечко. Марк что ли. Или Фрэнк. Фрэнк, точно. И фамилия такая гулкая. Баум. Вот и стала она Мод Баум. А в девичестве то Смит была, это ты верно сказала.

Рассказ о легендарной родственнице был весьма интересен, и только это помогало Элен не уснуть. Усталость и впечатление от пережитого брали своё. Но уснуть в момент раскрытия таких тайн было просто невозможно.

— Всё хорошо у нее получилось, потому, как она помогла мне все же. Ведь это ты просто упала с неба. А она упала на кого надо. Нас четверо тут было. Я, Майка Мигунья, Декабрина из Желтой Страны, и Генриетта Петровна из Нижневартовска.

Майка-то в областной центр подалась, за майора, за ракетчика замуж вышла. Подмигнула там, кому следует, теперь, говорят, зелье не варит — одни ракеты на уме. Ракеты с юга, слыхала, небось. У вас этого добра хватает. Декабрине десять лет дали, строгача. Гнать гнала, делилась плохо. — Голливудская улыбка Марты, вновь озарила избушку. — Это мы ее Декабриной то называли, ради смеху. Говорили, больно к мужикам она холодна. Зима и есть. А звали ее прямо наоборот И-Юнь. Мамаша-то у нее тутошняя, а вот папаша, тот из Желтой Страны, он ее так и назвал. А вот Генриетта Петровна… Эх о мертвых плохо не говорят, а то бы я помянула голубушку по первое число, как кость у меня в горле была. Я дягильного корня добавлю, она тут как тут, тоже добавит, я померанцевую цедру мелко нарежу, и эта нарежет, да еще сиропом подсластит. В общем, была эта Генриетта мне первой конкуренткой. Ей Мод-комод на голову, кра-крак, и свалилась.

Тут уж Марта просто не удержалась, расхохоталась совсем как девчонка. Словно в ответ в ее аппарате, что-то забулькало и из печки полыхнуло зеленым пламенем.

— Вот, черт, — спохватилась ведьма, — засуетилась еще больше, стала подворачивать, какие-то винтили, передвигать какие-то колбочки.

Потихоньку всё успокоилось, и Марта распрямившись, посмотрела на Элен, которая, в полудреме, продолжала тихо сидеть и слушать. Чашка в ее руках давно опустела, но она продолжала держать ее у лица, и губы тянулись к краю, втягивая с глухим свистом пустой воздух вместо душистого чая.

— Вот так то. Бабка то твоя мне с конкуренткой помогла. Я ей за это добром отплатила, домой помогла вернуться, подарочков дорогих дала. А ты что? Тебе-то я, чем обязана? С тобой-то, что прикажешь делать?        

Чашка все же упала из стремительно слабеющих рук девушки, и она стала заваливаться спиной к бревенчатой стене.

— Эге, голуба! — воскликнула ведьма, поднимая упавшую посуду и вытряхивая заварку прямо в печь.

— Тебе, похоже, для начала поспать не помешает, а уж потом я решу, что с тобой делать.

    Ведьма повернула девушку вдоль деревянной скамейки и подложила под голову свернутый вчетверо шерстяной шарф, обнажив свою слегка морщинистую шею.

Снова что-то сильно забулькало в ее аппарате и из одного из трех краников начала капать чуть красноватая прозрачная жидкость со стойким ароматом шиповника и розового масла.

— Да что же это такое — снова спохватилась ведунья. — Совсем бабка рассеянная стала, вот дура то, чуть не упустила!

С этими словами она подставила чашку под капающий кран и полезла под пол за более серьезной емкостью. Позвенев там чем-то с полминуты, Марта вернулась с огромной посудиной. Емкость эта больше всего была похожа на 20 литровую бутыль сработанную пьяным стеклодувом, потому как вся она была совершенно непропорциональна. Но зато дно и стенки у нее, были очень толстыми, и сама она выглядела весьма основательно.

С кряхтением водрузила бутыль на законное место под краном, с которого уже начало течь тоненькой струйкой.

— Во! Вот теперь порядок — сказала ведунья, попробовав зелье на кончик языка.

— Голубушка — Марта позвала спящую девушку.

Проснись на секундочку — попросила она, поднося чашку к самому носу Элен.

Та вздрогнула, словно в чашке был нашатырный спирт, и открыла сонные глаза.

— Что это такое? — спросила она, беря чашку у ведуньи.

— Пей моя сладенькая — ответила та. — Выпей хотя бы глоточек, это поможет тебе не простыть.

Элен с опаской сделала маленький глоток и, вытаращив глаза начала махать ладонями у самого рта. Жидкость оказалась со вкусом огня.

— Пей еще. Сделай еще один глоток.

Девушка уже с большей опаской поднесла чашку ко рту, но пить не спешила. Внезапно, словно в омут с головой она смело сделала большой глоток и чуть не задохнулась от пламени, обжигающего горло.

И тут Элен почувствовала вкус. Больше всего он напоминал виски, с какими-то ягодными добавками и ароматом розы.

— Больше не могу. Спасибо вам огромное, — поблагодарила девушка, передав чашку ведьме и снова укладываясь на деревянную скамью.

В желудке, словно включился мощный обогреватель, разнося живительное тепло в каждую клеточку ее организма. Элен блаженно вытянулась и тут же уснула.

4

Проснулась она от частого сопения. Первым делом Элен посмотрела в крошечное окошко и поняла, что наступило утро, а может уже и день

— Сколько же я проспала — подумалось ей. Судя по ощущению бодрости во всем теле, а так же жажде, проспала она, похоже, часов четырнадцать, не меньше.

— Ураган! — вспомнила она. — Меня же занесло, куда-то ураганом!

Тут усиливающееся сопение с противоположного конца избушки снова привлекло ее внимание.

Два маленьких ушлепка, сидели на противоположной лавочке и угрюмо, не отрываясь, смотрели на девушку, кряхтя и издавая при этом эти противные сопящие звуки. Все в тех же желто-коричневых свитерах и в круглых своих, просто отвратительных шапочках.

— Посулась? — спросил один из гномов.

— Посулась, да — ответил второй.

Элен лежала, глядя на гномов с отвращением, но без страха.

Из того, что они говорили друг другу, она поняла, что эти маломерки решают, кто пойдет за Мартой, а кто останется сторожить тетю. Внезапно один из них встал и быстро вышел во двор. Второй все так же сидел на лавке, и в упор смотрел на Элен, продолжая усердно сопеть.

— Привет — Сказала ему Элен.

— Дадасте — ответил ей ушлепок, не сводя с нее глаз.

— Я хочу пить, ты мне принесешь воды? — попросила девушка.

Гнома ту же, как ветром сдуло. Элен встала и с удовольствием размяла затекшие члены. Походила по маленькому помещению, делая махи руками и ногами, а так же наклоны вперед и назад. Зарядка была для Элен, с утра, прежде всего. Прошло минут десять, во время которых девушка продолжала упражняться, когда вернулся гном с целым ведром воды.

— Пей — сказал он и протянул громадное ведро, словно маленький стаканчик к Элен.

Та не говоря не слова, опустила голову в ведро и начала с жадностью пить, а заодно и умылась этой чистой холодной водой. Все это время гном держал ведро на вытянутых руках.

— Хоть какая-то от вас польза людоедишки, — сказала она, закончив водные процедуры. Гном заулыбался, словно от похвалы, хотя у девушки и в мыслях этого не было.

— Теперь мне надо во двор — снова попросила Элен. — Обувь есть, какая ни будь, лишняя, на меня?

Гном видимо не понял, и ей пришлось показать на свои босые ноги. Тогда тот открыл люк в полу и залез под пол.

— М-да — подумала девушка. Склад у них там, что ли на все случаи жизни?

Внизу послышалось грандиозное обрушение, что-то утробно хрюкнуло, а затем жалобно забубнило, заругалось, и из люка в полу вылетело нечто похожее на войлочный сапог. Второй такой сапог чуть не угодил девушке прямо в лоб, она едва успела увернуться.

Назвав эту просто немыслимую обувь «валенки», гном предложил надеть эти предметы на ноги. Причем вызвался сделать это сам, и был, бесцеремонно отпихнут. Зато в этой обуви было тепло, и Элен смело вышла на улицу.

От ледяного воздуха перехватило дыхание, но голова окончательно прояснилась и девушка повертела ей в разные стороны, ища что-нибудь похожее на уборную. Ничто не подходило, по ее представлениям, под санитарный блок.

Она увидела лишь покосившийся сарай с проломленной крышей, плотный частокол дощатого забора с прорехами в две, а то и в три доски, да в дальнем конце двора… мускулистого мужчину, который рубил дрова голый по пояс.

— Это наш дровосек — сказала Марта, непонятно откуда возникшая возле изумленной девушки.

— Почему он голый? — спросила та и зябко поежилась под шерстяной, накидкой.

— Железный, — загадочно улыбаясь, ответила ведунья. — Ладно, пусть работает. Авось не замерзнет. Потом Марта пристально посмотрела девушку, которая в свою очередь заворожено, наблюдала за работой полуголого мужчины, и вдруг запричитала.

— Етитский корень! Дура, я дура! Лаванда! Нет! Лопухов переборщила! Или все-таки лаванда! — с этими словами она бесцеремонно схватила Элен за руку и, задрав рукав одежды, стала осматривать кожу девушки и даже пытаться потереть ей руку, предварительно послюнявив большой палец.

Та, обалдело посмотрела на свою руку и вскрикнула. На золотистой, загорелой коже, явственно виднелись зеленые пятна. По форме точь-в-точь напоминавшие пятна жирафа, которого она видела однажды в Лос-Анджелес Зоо.

— Что это! — закричала девушка. — Чем вы меня опоили?

— Ой, прости меня дуру доченька! — причитала ведунья. — Лопухи! И лаванда. Ну, надо же какой побочный эффект. Я сейчас все поправлю, погоди — и ведьма бросилась к бреши в заборе.

Пока потрясенная Элен рассматривала зеленые пятна, подоспевшая ведьма протянула ей половину стаканчика бурой жидкости.

— Выпей! Выпей скорее, — восклицала она, протягивая настой.

— Ну, если не поможет!! — в ярости воскликнула обладательница зеленых пятен, и залпом осушила стаканчик.

Бедняжка сморщилась, ее красивые голубые глаза вылезли из орбит, и девушка чуть не задохнулась, пытаясь отдышаться, и почему-то помогая себе левой рукой, словно отмахиваясь от чего-то, липнувшего к ней.

Эффект не заставил себя долго ждать и пятна тут же исчезли, но кожа вдруг приобрела слегка золотистый оттенок, словно Элен месяц посещала солярий. Возмущенная девушка хотела, что-то сказать Марте, но та ее опередила.

— В Изумрудный Город тебе надо! К Мерлину. Только он тебе вернуться домой поможет. И больше никто.

— Ты вот что. Пойдем ко мне пока. Приведём тебя в порядок. Я живу вон там, за пролеском, — и Марта неопределенно махнула рукой. — Душа у нас тут нет. Не обессудь, но в ванной комнате есть таз, и мыло, а воду нагреем. Одежду подберем тебе. Дам, что захочешь. Не стесняйся. А я заодно отправлю Мерлину почтовую крысу. — Гуч! Парамон! Идите сюда лентяи! — с этими словами ведьма пошла со двора оставив девушку, обалдело смотреть ей вслед.

А к Марте уже бежали радостные гномы, предвкушая, что-то забавное.

— Крыс будем ловить, слышите? — крикнула она им. — Кто поймает самую жирную крысу, получит стаканчик первача, а то и два.

Гномы заулюлюкали и кинулись к куцему сараю с проломленной крышей.

   5

Дом Марты был полной противоположностью той избушке, где ночевала Элен. Здесь было чисто. И хозяйка, только войдя в прихожую, тут же разулась и всунула ноги в удобные, с виду, пушистые бежевые тапки. Элен тоже сняла валенки, но тапок ей никто не предложил, и она последовала за хозяйкой босиком, колготки остались сохнуть на краю скамейки, на которой она спала.

Прямо в прихожей была лестница, ведущая на второй этаж, а рядом с лестницей две двери. Одна была закрыта, а вторая распахнута настежь. Они вошли в просторную комнату, вдоль одной стены которой стоял огромный диван, с деревянными подлокотниками и высокой спинкой. Рядом с диваном стоял журнальный столик, на котором валялись стопкой какие-то глянцевые издания. Сверху как показалось Элен, лежал последний номер «Космополитен». Справа от стопки журналов стояла идеально чистая хрустальная пепельница в форме сердца, а рядом с ней трубка, не новая, но явно превосходного качества. Никакого беспорядка в комнате не было, вещи не валялись, а видимо, были аккуратно убраны в большой шкаф купе, располагающийся напротив окна, а напротив дивана на стене висел огромный плоский телевизор Филипс, экран которого, как показалось Элен, мог спокойно украшать, какой-нибудь небольшой кинотеатр. Оглядывая комнату, Элен бросила взгляд на потолок и поразилась еще больше. По всей площади, потолок был сплошь зеркало, что придало помещению совсем уж нереальный вид.

— Та избушка то мне от бабки досталась, она там жила до самой смерти, а потом мне все свое имущество оставила, передала, так скажем, вместе с семейным делом. — Марта, непрестанно улыбалась, но видно было, что мысли ее, витали, где-то совсем далеко. — А этот дом я сама построила, и обставляла под себя, как самой нравилось. Хотела свою сказку создать посреди этого.…    А сейчас и глаза не смотрят, если б не было, кому убираться, здесь все бы грязью заросло. Ладно, что это я раскудахталась. Сейчас мы тебя приоденем, в таком виде далеко не уйдешь, замерзнешь по дороге.

Женщина раздвинула двери шкафа и стала выбрасывать на пол всякое шмотьё.

— Серебряные башмачки тебе ни к чему, — в снегу утопишь. А еще чего хуже, тигры саблезубые отберут. Саблезубым, вообще лучше на глаза не попадаться, так что башмачки только приманивать их будут.

Элен слушала молча. Она решила, что если все здесь какие-то сумасшедшие, а волшебство от сумасшествия наверняка одна дверь врачебного кабинета отделяет, то лучше ей просто слушаться всего что советует ей Марта. Спорить бесполезно, искать каких-то вменяемых помощников вряд ли представляется возможным. Главное не впадать в панику, а действовать по обстановке. А уж если удастся добраться до их этого Изумрудного Города, то там уж непременно можно будем обратиться к представителям власти, а может даже удастся добраться до американского консульства. В том, что у Америки есть свои консулы везде, включая волшебные страны, Элен не сомневалась. Надо отдать должное выдержке смелой девушки. Она не потеряла своего человеческого достоинства и достаточно спокойно переносила все эти безумные приключения, в водоворот которых, ей суждено было угодить. А то ли еще будет впереди. Значит нужно бороться, чтобы не пропасть здесь, неизвестно где, а вернуться домой.

— Так что у нас тут еще, — продолжала тем временем Марта. — Вот смотри, штаны, ватные, очень хорошие, синие, теплые и ткань сверху хорошая, сразу не промокнуть. Сейчас хоть и холодно, но дело к весне идет, а кто знает, сколько дорога до Мерлина займет. Может еще юбку искать придется, чтоб не спариться.

Марта перешла к другим полкам шкафа и стала выбрасывать на пол нижнее белье. Большинство трусиков и бюстгальтеров было без этикеток, на некоторых были какие-то чудные надписи и рисунки, на одном телесного цвета боди Элен увидела знакомую этикетку Лормар. Кажется, что-то такое привозили ей из Европы.

— Возьми всего понемногу, — не оборачиваясь, проговорила Марта. — Пригодится на смену. Белье есть, штаны есть. Так… Марта почесала нос, затем потянулась на цыпочках и вытащила с самой верхней полки стопку разноцветных мужских водолазок.

Элен, уже все для себя решив, сбросила оцепенение, в котором она пребывала, неподвижно наблюдая, как Марта орудует в шкафу.

— Дайте мне рюкзак, — негромко, но уверенно проговорила девушка.

Ведьма, наконец, отвернулась от шкафа, и посмотрела на девушку внимательно.

— Вот молодец, вот это я хвалю. А то была ни рыба, ни мясо. Нужна помощь, нужна помощь, — довольно правдоподобно Марта изобразила вчерашние причитания девушки. — Нужна помощь, надо ее брать. Самой. Рюкзак я тебе, конечно, дам, не чемодан же на колесиках. Хотя и чемодан у меня есть. Но рюкзак удобнее, это ты правду сказала. Но самое главное не это. Я тебе еще одну необходимую вещь, дам. Ведь главное в путешествие что? Правильно, удобная обувь. Раз серебряные башмачки не к месту значит, найдем кое-что получше. Только вот где они.

Марта как будто всерьез задумалась, даже начала ходить по комнате от стены к стене. Схватила пульт, включила огромный телевизор, который зазвучал так громко, что Элен даже вздрогнула от неожиданности. На экране, ритмично двигаясь вприсядку, пел, вернее что-то нараспев говорил огромный афроамериканец в мешковатой одежде. Он был увешан драгоценностями, золотые цепи свисали с шеи и пальцы рук были увешаны огромными перстями. Элен начала вглядываться в него, как будто силясь что-то припомнить, вдруг ее осенила странная догадка. Она точно знала кто это, но вспомнить уже не могла, и что самое удивительное не понимала ни слова из того, что этот человек нараспев говорил.

— Что-то не так, что-то не так, — стала про себя шептать Элен. Неожиданно её настигло осознание того, что человек этот, говорит на ее родном языке. На этом языке говорили ее родители, этот язык она учила в школе, писала на нем сочинения, слушала песни, читала написанные этим языком книги. Но понять его сейчас она совершенно не могла. В то же время, она уже незаметно для себя перешла на язык Марты и гномов, непривычно трудно произносимый, но абсолютно понятный. Ох, не проходят зря перелеты в летающих домиках.

Телевизор работал на полную мощь, но неожиданно сверху, со второго этажа раздались резкие удары в пол. Так обычно бывает, когда стучат соседи, сверху, разозленные шумной гулянкой проходящей этажом ниже. Элен вздрогнула, непонятно от стука ли сверху, или от непонятно откуда взявшихся воспоминаний о соседях сверху. Она жила в небольшом особняке в Санта-Монике и конечно никакие соседи ей никогда ни в пол, ни в потолок не стучали.

— Точно, так и есть, они наверху должны быть, — прокричала Марта, пытаясь заглушить телевизор. Она убежала на второй этаж, а Элен взяла в руки черный с белыми кнопками пульт и сделала звук тише. Потом начала щелкать каналы, все-таки телевизор должен быть полон информации, есть, наверное, и местные каналы с новостями, может хоть как-то удастся разобраться, куда же она попала. На следующем канале в небольшой студии за столом происходили, какие-то словесные дебаты.

— Что вы думаете по поводу того, что за последние двадцать лет жителям нашей страны не удалось вернуть уважение к демократии? — вопрошал один скучающий маленький лысый человечек у группы сидящих спиной к зрителям массивных фигур в серых бесформенных балахонах.

— Видите ли, друзья мои, — Заговорила одна из фигур. — Что такое уважение. Уважение это одно из важнейших требований нравственности. В моральном сознании социума уважение предполагает справедливость, равенство прав, внимание к интересу другого существа, его убеждениям. Уважение предполагает свободу, доверие. Подавление этих требований является нарушением уважения. Однако смысл этих качеств, из которых складывается уважение, определяется характером общества и принятыми парадигмами. Понимание свободы, равенства в разные века было совершенно разным. В сегодняшнее время, когда рушатся нравственные устои социума, когда обладающие всеми правами и свободами овцы, не высказывают достаточного уважения и доверия к хищнику, в моральном плане действующего совершенно адекватно, согласно конституционно-правовым и законодательным нормам, принятым в демократической пищевой цепочке, говорить о каком либо уважении вообще становиться крайне затруднительно.

Элен судорожно щелкнула пультом. На следующем канале шел фильм, обычный боевик, причем в одном из актеров она безошибочно узнала Брюса Уиллиса. «Этот фильм может идти по телевизору в любой стране мира», — подумала Элен. Щелкнула дальше. Здесь тоже видимо шел, какой-то фильм. Телевизор показывал комнату, спальню. На кровати был полнейший беспорядок, простыня вся перевернута, одеяло до половины свесилось на пол, две подушки разбросаны по разным углам кровати. Обычная дешевая мебель, на маленьком прикроватном столике ноутбук, телевизора нет. В комнате тихо, но откуда-то слышится шум льющейся воды и девичий голос, негромко напевающий незнакомую песню с незамысловатой мелодией. Голос был красивым, и Элен захотелось увидеть девушку, которая пела. Она даже забыла, что она изначально искала на телевизионных каналах. Вдруг вместе с шумом воды прекратилась песня и через несколько секунд в комнату вошла красивая стройная девушка, вытирающаяся полотенцем. В комнате кроме неё никого не было, поэтому совершенно ничего не стесняясь, она, отшвырнув мокрое полотенце, подошла к зеркалу, висящему над небольшим туалетным столиком, включила фен и начала сушить волосы. Элен видела ее со спины, невольно восхищаясь фигурой, хотя самой американке тоже было чем похвастаться. Неожиданно она увидела отражение незнакомки в зеркале, и просто ахнула от удивления. Это была девушка лет семнадцати, совершенно ей незнакомая, но имеющая черты лица настолько схожие с Мартой, что сомневаться в том, кого именно видит Элен, просто не приходилось. В том момент, когда Элен охнула, девушка, повернулась от зеркала, как будто услышала это звук, подняла голову и спросила в пустоту комнаты: «Мама? Опять ты за свое? Ну, сколько же можно просить оставить меня в покое?»

   6

Марта, кубарем скатилась по лестнице со второго этажа, выхватила у Элен пульт и выключила телевизор. Она явно была взволнована, но не испугана, сунула американке в руки коробку из-под обуви и сказала: «Пойдем на кухню, завтракать».

Только сейчас Элен осознала, как, она хочет есть. Больше суток она толком ничего не ела, не считая этого странного питься который давала ей Марта, от которого уже шумело в голове.

Завтрак был простой, но питательный, гречневая каша с маслом, вареные вкрутую яйца, хлеб и удивительного вкуса молоко.

— Ты не переживай кожа-то у тебя через пару дней побелеет, будет как раньше. Это кратковременный побочный эффект, не страшно. Страшнее то, что приходится тебе в дорогу отправляться. Знаю я теперь, какую службу ты мне сослужить сможешь.

Элен усиленно жевала, запихивая в рот все, что было на столе. Запивала молоком и кивала головой в ответ на слова Марты, как бы соглашаясь на всё. Пока Марта готовила завтрак, Элен собрала рюкзак, причем помимо смены белья и водолазок, ведьма надавала ей разных сухарей и галет, а под конец выделила целую флягу какого-то напитка, приговаривая, что с пол глотка целый день можно жажду не чувствовать. В коробке из-под обуви лежали отличнейшие походные ботинки, без всяких опознавательных бирок и этикеток. «Это не вашего производства, заграничного», — улыбаясь, сказала ведьма, — «Это один знакомый усач шьет, эксклюзивная вещь, сносу не будет». Надев ботинки, Элен оценила работу неизвестного сапожника по достоинство, да и с размером получилось очень удачно, как говориться прямо, как по ноге сшиты. Кроме всего прочего, Марта дала ей старую, но еще вполне приличную куртку Коламбия, оранжевого цвета и такого же цвета непромокаемые перчатки. Так что вид у Элен был вполне походный, и теперь плотно позавтракав, она готова была отправиться хоть на край света, хотя быть может, именно там она и находилась в настоящий момент.

— Слушай меня внимательно девочка. Ты свалилась мне как снег на голову, я тебя сюда не звала, но видно все, что в жизни случается — правильно, и случится, может только так, как случилось и никак иначе. Ты уж поняла наверно, что женщина я не простая, кое-чего умею, да так умею, что многим от этого непоздоровиться может. Силу свою, я от бабки своей получила, мамка моя больно о другом в жизни заботилась, вот бабка мне и передала все, через мамкину голову. Силы у меня много, поэтому живу здесь в свое удовольствие, сама себе царица. Ни Мерлины, ни тигры саблезубые мне не указ. Но как ты поняла, наверное, уже, лет мне совсем не столько, насколько выгляжу, да и с каждым годом не молодею все же. И с каждым годом все больше я думаю о том, что в один прекрасный момент уходить мне придется, а уйти из этого мира, не передав кому-то другому свою силу, я не могу. И поэтому, коли, совсем в старости одна буду, тяжело мне придется без меры и страданий приму несказанных столько, что врагу не пожелаешь. Но есть у меня дочь.

Услышав про дочь. Элен чуть не подскочила со стула и готова была уже спросить про девушку из телевизора, но Марта не дала ей слова сказать.

— Да есть у меня дочь. От кого, да как не твоего ума дело. Говорю же, что жила в своё удовольствие значит так и есть. Беда одна, что я любила ее без меры, да баловала с ранних лет, потакала во всём. Вот она и выросла своевольной, да непослушной. Убежала в Изумрудный Город. Не хочет, видите ли, в нашей глуши жить, да здесь счастье свое искать. Да и то права она конечно, контингент здесь не тот.

Вспомнив двух гномов, Элен не могла не согласиться с ведьмой и, в общем-то, понимала девушку, так как наверняка на ее месте поступила бы точно так же.

— Я не виню ее, счастья только желаю и, в общем, не против, что бы она свою дорогу нашла. Только все по правилам должно идти, традиции нарушать ни к чему. Вот передам ей всё, схоронит она меня здесь в родных местах, а потом уж пусть идет своей дорогой. Если сможет.

Марта глухо засмеялась, но было видно, что не до смеха ей и дела сейчас решаются очень для нее серьезные. Она прямо на глазах, как будто старела, и выражение ее глаз менялось, и лучезарная улыбка тускнела с каждой минутой разговора.

— В общем, слушай меня дальше. Должна ты до Изумрудного Города добраться, разыскать там доченьку мою ненаглядную и уговорить ее приехать сюда ко мне, каким угодно способом, но что б живая здоровая нарисовалась она у меня здесь во всей красе.

— Но как же тетя Марта, — почему-то американке захотелось назвать ведьму именно так. — Вы же говорите сами себе царица, никто вам не указ, что ж вы сами за ней съездить да забрать ее не можете.

— Э, девонька, сила то моя здесь вся в родных местах. Откроюсь я тебе, а то в таком деле скрытность ни к чему, доверяю же я тебе самое главное, что у меня в жизни еще осталось. Чем дальше я от родной деревни, тем сила моя слабее, а коль верст за сорок уеду, так совсем обессиленная останусь. Это я здесь молода да хороша собой. А за сорок верст то, как силы не будет, стану такой как есть, а уж по годам то моим прожитым, так вообще в прах рассыплюсь. Али забыла, кто прапрабабку то твою домой отправлял. Чай не вчера я на свет родилась. А до Изумрудного Города не сорок верст, а многим, многим больше

Элен слушала, раскрыв рот, и мало-помалу начинала терять свою самоуверенность, которая уже почти совсем вернулась к ней во время сборов в поход. Она-то думала, доберется до города, найдет Мерлина, тот ее домой и оправить. Да не тут-то было.

— Это ты правильно, думаешь. Не все просто так. Да и не бывает просто в нашей жизни-то. Как видишь у меня здесь много вещей из вашего мира. И ты сама у меня здесь появилась. Вход здесь у меня. А что б узнать, как выход найти за этим ты к Мерлину и пойдешь. Я Мерлину крысу пошлю, почтовую, он, конечно, тебе поможет. Ты здесь у нас никто, почти, что и нет тебе. Любой обидеть сможет. А с его помощью совсем все по-другому будет, уж поверь мне. Но о том, что от Мерлина помощь, получив, ты о моем поручении позабыть сможешь, да на свои силы, положившись, домой рванешь, и не мечтай. Мерлин мне по гроб жизни обязан, не предаст, и с дочкой моей повстречаться тебе поможет и проконтролирует, как ты поручение мое выполнишь, и тогда домой тебе поможет вернуться. Но это уже больше от тебя зависеть будет. Про поручение, которое я тебе даю, он быстрее узнает, чем ты добраться до него сможешь, в этом не сомневайся.

У нас тут не безопасно, поэтому, я тебе в провожатые Железного Дровосека дам. Он не большого ума человек, прямо скажем не далекий, но зато добрый и смелый, и в обиду тебя никому не даст. Карту вам нарисую, подробную, по ней до Города доберетесь. На это чай ума хватит. То, что ты с порученьицем справишься, не сомневаюсь, девушка ты не глупая, хоть и не здешняя, хотя может это из-за этого именно и есть. И крепость внутренняя в тебе видна и трудолюбие, и зла всяческого не нахваталась ты еще в жизни, так, что я в тебя верю. Всё готово, так что пойдем, дровосеку шепну, что надо, да и отправляться вам пора. Ах да вот тебе карточка визитная, что б Мерлина то легче найти было. Там адрес написан. С этими словами Марта протянула американке небольшой плотный кусок картона, на котором было написано, строгими черными буквами: «Мерелин Яков Израилевич. Адвокат».

7

Когда мотор окончательно заглох, наступила оглушительная, почти осязаемая тишина, нарушаемая лишь частым дыханием Железного Дровосека.

— Поршневая полетела, — сказал он что-то непонятное, и с треском открыл дверь квадратного механического чудовища, под названием трактор. Причем проржавевшие петли тот час оторвались, и дверь осталась у Дровосека в руках. Не задумываясь, он бросил дверь на снег и прыгнул сам следом.

Элен осталась сидеть в тесной кабине, наблюдая как ладный, мускулистый мужчина в теплом армейском комбинезоне ковыряется в моторе этого железного монстра, в котором они провели, трясясь на ухабах заснеженной дороги, уже часов пять к ряду.

Собственно дороги то уже никакой и не было давно. С тех пор как их окружил стеной темный лес. Было лишь заснеженное направление, а точнее неширокая просека, по которой с неимоверным рычанием перло это стальное чудище с жавшимися в одноместной кабине путниками.

Железный Дровосек все продолжал ковыряться в моторе, губы его шевелились, но из витиевато затейливой ругани, девушка ничего не понимала. От долгого сидения в неудобной позе, отекло, казалось все тело, и Элен выбралась наружу из чрева кабины, теперь, когда одной двери не стыло, прятаться от холода внутри не имело смысла. Сделав два шага, девушка тут же провалилась в снег по колено.

За время, что они ехали, заметно подморозило, к тому же начинало темнеть. Под слабыми лучами уходящего солнца снежный наст сверкал почти до боли в глазах. Тонкая кромка ломалась под ногами Элен и она, вязнув все более в глубоком снегу, продвигалась к лесу.

— Не рекомендую Вам далеко уходить, — крикнул дровосек, увидев ее намерения. — В этом лесу водятся волки, так что аккуратнее.

Дровосек поначалу ее раздражал. Элен сама не понимала почему. Может из-за того, что он был слишком молчалив, а когда она его о чем-нибудь спрашивала, отвечал тошнотворно вежливо и очень уклончиво. Но постепенно она стала понимать, что причина в другом. Дровосек был брутально, почти по животному хорош собой. К тому же он оказался не так уж и глуп, как говорила Марта. Скорее совсем не глуп, как позже убедилась сама Элен. В нем все мужское было настолько развито, что она остро чувствовала себя женщиной. Элен вспомнила об Уильяме, о том, как он всегда хвастался ей, что может легко получить работу инструктора по фитнесу, о его сильном тренированном теле…

Но Железный Дровосек был гораздо более развит физически. В нем чувствовалась такая мощь, что Элен со злостью выбросила мысли о сравнении мужчин.

Да! Призналась себе девушка. Может это раздражение оттого, что я боюсь признаться себе, что он мне очень нравится. Таких красивых парней я еще не видела. И почему меня все это так беспокоит? Элен твердо решила выбросить все это из головы. К тому же было кое-что более важное, о чем следовало подумать. Когда девушка вернулась к трактору, ее уже поджидал дровосек.

— Начинается метель и скоро стемнеет — сказал он. — Нужно нарубить дров и развести костер и если вы мне поможете, мы сделаем это быстрее.

Элен в полном молчании помогла притащить поближе к трактору нарубленных веток, при этом исподтишка все же подглядывала за спорой работой атлета. Как вздувались при замахе топора его мускулы, явно различимые под защитным комбинезоном и это ей, доставляло эстетическое удовольствие. Как если бы она смотрела на скульптуру в музее. Нет, скорее даже большее удовольствие.

Вдвоем они быстро управились с работой, и вот костер весело запылал, отдавая свое тепло уже немного согревшимся от работы путникам. Дровосек извлек, откуда-то из недр своего, железного монстра походный котелок и, зачерпнув туда снегу, поставил поближе к огню. Из нагрудного кармана достал здоровенный армейский нож, и очень быстро острогав две палки, воткнул их в снег и проверил насколько крепко те держаться. Остался доволен и, выбрав несколько прочных прутьев, продел их в ручку котелка и повесил его над костром. Все движения Железного Дровосека были словно точно вымерены, ничего лишнего и Элен это тоже нравилось.

— Супа я вам не обещаю, но чаю, мы горячего попьем — с улыбкой обратился он к девушке.

Тут Элен разозлилась на себя по-настоящему. Потому что улыбка у этого человека оказалась просто замечательная. Его несколько угрюмое лицо волшебным образом преобразилось. Исчезли рубленные, гранитные черты, появилась что-то, по-мальчишески задорное в его лице. А в его красивых зеленых глазах появились искорки — смешинки. Вода закипела, и вскоре путешественники держали в руках по металлической кружке ароматного чая. После нескольких глотков, Элен внезапно почувствовала, что ей стало спокойно и уютно в компании этого немногословного великана. Раздражение прошло, и ей хотелось просто посидеть с ним рядом, попивая чай и просто помолчать. Стемнело. По твердому снежному насту мела слабая поземка, грозившая превратится в настоящую метель.

— Что мы будем дальше делать? — спросила Элен после долгого молчания, когда они допили чай и сжевали несколько сухарей.

— Ночевать, конечно — ответил дровосек. — Спальники у нас теплые, и при «минус тридцати» не замерзнем. А утром постараемся до Лесника добраться, тут недалеко осталось. Огонь буду поддерживать всю ночь. Места тут не безопасные. Волки водятся и еще, кое-кто похуже.

Словно в подтверждении его слов, из леса, совсем рядом послышался волчий вой. Дровосек резко вскочил, и, озираясь по сторонам, подошел к трактору.

— Залезайте в кабину, живо! — крикнул он ошеломленной девушке, открывая оставшуюся дверцу. Элен как могла быстро влезла вовнутрь и заперла дверь. И тут же нервно хихикнула. Какой смысл закрывать одну дверь в кабину, если второй попросту нет. Обзор в тракторе был хороший, и она видела, как напрягся Железный дровосек, держа в руке неизвестно откуда появившийся огромный нож. Волков Элен видела лишь в кино и на картинках и по ее представлению они были не крупнее обычного лабрадора или немецкой овчарки, но вышедшие на дорогу особи показались девушке едва ли не в два раза больше.

Стая двигалась слажено, как единый, хищный механизм. Волков было много, немыслимо много, как показалось напуганной американке, около двадцати. Они не спешили нападать, издали кружили вокруг намеченных жертв, постепенно смыкая кольцо. И вот, все же мелькнула серая стрела в стремительном своем прыжке, выцеливая незащищенное горло дровосека. И с визгом отлетела, кувыркаясь в снегу. Волки нападали. Молча. По двое, а то и по трое сразу. Дровосек с неимоверной скоростью разил их, но и он не успевал отразить атаку всех серых хищников, свидетельством чего служил изрядно порванный защитный комбинезон.

Элен с ужасом смотрела на бой, немея от страха быть растерзанной волками. Вдруг огромный волчище с разбегу прыгнул на закрытую дверь кабины трактора, словно пробуя его на прочность. Волчья грудь оказалась крепче, дверь вмялась внутрь, и обе петли треснули и рассыпались ржавой трухой. Элен толкнула бесполезную дверь вперед и та больно ударила волка по морде. Тот, взвыв, отскочил спиной к дровосеку, получил рукояткой ножа по хребту и совсем по-собачьи скуля, пополз, низко прижимаясь к земле, прочь от людей.

— Славко! — вдруг во всю глотку заорал дровосек, теснимый серыми охотниками и отбиваясь то ножом, то ногами.    — Славко!! Черт тебя дери! Слышишь меня? Прекращай!! Или я начну резать твою братву всерьез!

В ту же секунду послышался короткий лай, и волки мгновенно прекратили нападать, словно кончился заряд. Стая стала медленно отступать к деревьям. Так же слаженно, как и перед атакой. Некоторые особи, оглушенные ногой или рукояткой ножа, прихрамывая и тряся головами, плелись следом. Когда на открытом пространстве не осталось ни одного волка, из лесу вышел Славко. Это был поистине огромный волчище с абсолютно белой шерстью и горящими красными глазами.

— Здорово честному бродяге! — сказал он, подходя ближе к дровосеку.

— И тебе привет, белый брат! — в тон ему отвечал Железный Дровосек. Элен, не удивилась тому, что волк говорит. «Волшебная страна значит и волшебные говорящие волки. Ну да. А что тут такого? Хотя, вернусь домой, обязательно покажусь психиатру» — подумала она, слушая как Дровосек, разговаривает с волком.

— Все бандитствуешь брат? — спросил у Славко Дровосек.

— Ну а чё, в натуре! Шамать то, что-то надо. Нынче фляш тяжело достается, братаны на измене, нервничают.

Голос у Славко оказался низкий чуть сипловатый, под стать хозяину. Элен, хотя волк говорил совсем непонятно, почему то прекрасно поняла, что он имел в виду. Фляш — это мясо, а «шамать» — есть.

Да и слово измена в данном контексте имело другое значение. Что-то вроде легкого страха за свою дальнейшую судьбу, как поняла девушка.

— А ты тему по-прежнему рубишь, я погляжу. Пацанят покоцал красиво, матерые, ясен пень-то, к тебе и не полезли бы — продолжал белый волк. —Хорошо что сажалово в бочину никому не воткнул. За это ровно разойдемся. Без разборки.

Набравшись смелости, Элен решила вылезти и посмотреть на волка поближе. Спрыгнув на снег, девушка осторожно, с опаской зашагала к беседовавшим то ли старым друзьям, то ли старым врагам.

— Опачки! А это что за бикса? — спросил вожак, у Дровосека, заметив ее приближение.

— Она со мной — сказал Железный Дровосек, неодобрительно взглянув на Элен.

— Не трогать ее, все слышали?! — крикнул он, глядя поверх волка-альбиноса, туда, где из-за деревьев, из темноты высверливали зеленые волчьи глаза.

— Слышь! А чё за ботва? Отдай телку нам. На кой она тебе? — воскликнул Славко, плотоядно глядя на девушку.

Возмущенная оскорблением, Элен смело подошла к волку и схватила его за красный, высунутый из пасти язык. От неожиданности Славко чуть не откусил его себе, и с изумлением глядя на американку в оранжевой куртке, присел на задние лапы. Попробовал выдрать язык, но не тут-то было, цепкие пальцы крепко сжали его и сильно потянули на себя. Волк глухо зарычал и поставил огромные лапы, на ботинки наглой девчонки, намереваясь опрокинуть ее на снег.

— Слушай ты! Собака переросток! Я тебе сейчас язык вырву вместе с гландами, если ты не извинишься сейчас же. Ты понял? — в ярости воскликнула Элен продолжая сжимать мокрый, горячий язык что есть силы, и подспудно дивясь своей смелости. Волк обалдело моргнул и девушка, расценив это, как признание отпустила его. Железный Дровосек задрал голову к небу и захохотал.

Славко же сидя на задних лапах, глядя Элен прямо в глаза, сказал:

-Чмырюсь хозяйка! Гм… Хрр.. Эээ… Приношу свои извинения то есть. Рамсы попутал в натуре! — с этими словами он, припав к земле и прижав уши, пополз к ногам девушки.

Вид у него был настолько глуповато комичный, что американка не выдержала и то же рассмеялась. Но тут волк неожиданно, поднялся в полный рост, и резко чуть не уронив Элен на снег, положил ей лапы на плечи и лизнул в лицо.

Из пасти, в нос Элен ударило теплой кислятиной, она хотела оттолкнуть волка, но не в силах была справиться с массивной тушей зверя. Ей показалось еще чуть-чуть и следующим движением он не лизнет ее в лицо, а вцепится в горло. Но волк отшатнулся назад, потому что прямо перед его горлом возникло лезвие ножа. Дровосек встал между Элен и Славко, и дальше разговор пошел уже серьезно, без лишних движений.

— Нам в Изумрудный Город надо, — сказал дровосек и указал рукой на трактор — А тут вот. Сам видишь. Километрах в десяти есть сторожка Лесника, нам бы хоть до неё добраться. Поможешь?

— И что ты предлагаешь взамен? — спросил Дровосека Славко, поглядывая то на него, то на девушку. Элен поняла, что возможно немного перегнула палку, и теперь уже жалела о своей выходке, хотя в тот момент поступить по-другому не могла. Она старалась, не смотрел на волка, который продолжал говорить — Ты, Дровосек, ездовых собак хочешь из нас сделать что ли? Не, братан! Так не пойдет — волк отступил и теперь уже недобро уставился на одного Дровосека.

— Две овцы — тихо, словно заговорщицки шепнул волку Железный Дровосек. — Тебе и братве. И мешок соли. У Лесника есть. Я знаю.

Но волк не проявил энтузиазма и лишь буркнул:

— Ага! Ружье у твоего Лесника то же есть. Он падла такая, знаешь, как метко шмаляет? В прошлый раз, когда мы за овцами полезли, он Клыку половину уха отстрелил с пятидесяти шагов, а Хмурому хвост начисто. Не, братан! При всём уважении. Хотя…

Волк сделал вид, что размышляет над предложением Дровосека, а может и правда обдумывал неожиданно созревший в его зверином мозгу замысел.

— Братан! — воскликнул Славко, неожиданно, и как то наигранно повеселев. — Да, не вопрос! Будем ездовыми собаками! Хоть ездовыми пингвинами! Ты только овец достань.

На дорогу тут же высыпала вся серая стая. Волки оживленно лаяли и, кружа вокруг трактора, помахивали серыми хвостами, чуя скорый сытный ужин.

Но радовались не все. Чуть в стороне, Элен заметила двух матерых волков, которые просто стояли и хмуро глядели на вожака. У одного отсутствовал хвост, у другого половина уха. По тем недобрым взглядам, которые они бросали на людей, можно было догадаться, что все еще совсем не закончено.

8

— Ты, молодец, что слабину не показала, с этими по-другому нельзя, — Дровосек улыбался, но глаза его были серьезны.

— А вы давно этого Славко, знаете? — Элен хотелось разговаривать, это ее успокаивало, и не давало нервной дрожи вырваться наружу. — Вы с ним как со старым знакомым разговаривали.

— Да, нет, недавно. Они вообще здесь недавно, — загадочно ответил Дровосек. — Но познакомиться мне с ними уже крепко пришлось. Владения Лесника, они как раз с Мартой по соседству. А волки на границе двух владений устроили себе среду обитания. Марта их здорово пугнула разок, а я добавил, так, что в отношении нас они все же пиетет соблюдают. А вот Лесника здорово, видимо, уже теснить стали, раз он двоим, хвосты отстрелил. Лесник, вообще, человек мирный, стрелять не любит. Но видно достали.… Пока хвосты только, а как до убийства дойдет, тут совсем другая канитель начнется. Ох, лучше пока об этом не думать. Здесь вообще лучше не думать. Делать надо.

Элен и Дровосек шагали за трактором, который молодые волки медленно тащили в горку. Снежная корка громко хрустела под большими рельефными шинами, и этот треск раздавался на весь лес, отражаясь от редеющих елей и сосен. Видимо до сторожки Лесника оставалось совсем немного. Дровосек сделал из длинного троса, валявшегося в кабине на полу, нехитрую упряжь, и в то время как пяток молодых волков тянули железную машину, Славко с бесхвостым шли поодаль справа, но глаз с процессии не спускали. А слева за деревьями мелькали еще серые тени, и Элен, понимая, что беда не прошла стороной, волновалась все больше и больше.

— А вы точно уверены, что Лесник отдаст двух овец и мешок соли этим бандитам? — задала Элен очередной вопрос Дровосеку.

— Нет, конечно, — Дровосек не переставал улыбаться. Элен уже начинала понимать, что, скорее всего улыбка предназначается не ей, а скорее серой братии, что бы ввести их в заблуждение. — Откуда у Лесника мешок соли? Да и овец здесь почти нет. Овцы все в городки подались, как здесь от этих клыкастых бестий спасения не стало. В городках-то их тоже стригут, будь здоров, ну а тут совсем беспредел. Лучше, как говориться, быть стриженным, чем обиженным.

Элен не совсем все понимала, что хотел этим сказать Дровосек, но к частичному непониманию происходящих событий она давно начала привыкать, и все меньше и меньше обращала на это внимание. Дураку понятно, думала про себя Элен, сразу все в голове не уложится, время нужно.

— Так, овец они не получат? А сами-то они это понимают? Что-то тут не так. Они ведь разумные, почти, такие как мы? Они вообще мясо солят? — Элен представила себе волка трясущего солонку на ногу только что зарезанной им овцы. Бред-то, какой. Он и солонку в лапах не удержит. Мысли хаотично носились в голове Элен, и они выжидающе смотрела на Дровосека.

— Соображают они точно, не хуже нашего, — ответил Дровосек, проигнорировав вопрос про соль. — Только это игра такая идет, понимаешь? На овец они, конечно, не рассчитывают, но за наш счет поближе к Леснику подобраться явно намереваются. А как подберутся, тут уж только и смотри, своего не упустят, отхватят, насколько пасть позволит.

— Как же мы выпутаемся? — Элен хотела выругаться, но бранные слова своего старого языка она уже не помнила, а новых слов еще выучить не успела. Главное, что бы, волки не увидели, что она уже откровенно дрожит от страха. — Вы сможете перебить их всех только руками и ножом? Вряд ли мне кажется. Меня лучше сами зарежьте, я к ним в пасть не хочу.

— Милая девушка. Попасть к ним в пасть, это еще не самое страшное, от них можно ожидать гораздо худших вещей, — Дровосек перестал улыбаться, но самоуверенность его никуда не пропала, а наоборот, он как-то весь подобрался, и стало видно, что он готов к самым решительным действиям. — Доверьтесь мне, ведь по большому счету вам ничего другого и не остается. Главное не думайте, а точно делайте, что я скажу, без малейшего промедления. Делать особо ничего не придется, но, обещайте, что не будете ни о чем переспрашивать.

— Хорошо, — ответила Элен, осознав всю серьезность их положения, — я готова.

— Вот и хорошо. Главное продолжайте улыбаться и слушайте меня внимательно. Сейчас мы перевалим через эту небольшую горку, и дальше дорого пойдет прямиком к сторожке Лесника. Сторожка, это только название. На самом деле это Дом. А как говорит Лесник, мой дом — моя крепость. Крепость она и есть. Забор метра три высотой, сверху колья заточенные. И вышка есть. Волкам не перепрыгнуть ни за что. Даже таким, с мозгами. Рано или поздно они, конечно, что-нибудь придумают. Лесник один, за всем не уследит. Ему и спать и есть надо. А их много. Но пока он держится.

Элен слушала, а Дровосек перевел дух и продолжал.

-Так вот, дорого упирается прямо в ворота. От нас шум идет на весь лес, так что думаю, Лесник давно про нас знает, и уже начеку. Как горку перевалим, делаем вот что.

И дровосек посвятил девушку в свой немудреный план. План был тем и хорош, что прост и Элен воодушевившись, решила, что шанс на спасение точно есть и теперь только ждала сигнала, что бы начать действовать.

Трактор почти уже поднялся в горку. Если там с той стороны лес поредел достаточно сильно, по словам Дровосека, то из Дома их можно будет сразу же увидеть, как только они появятся на вершине. Волки справа и слева исчезли, понятное дело, не хотят показываться. Укрываются за деревьями, и стараются двигаться вперед незаметно. Элен поняла, что они хотели. Пятеро молодых двигают трактор к Дому, Лесник открывает ворота, а тут, откуда ни возьмись засада. Они хотят прорваться, внутрь прикрываясь помощью Дровосеку. Но в планы пары путешественников это не входило.

Когда на верхушку горки ступили лапы первого волка Дровосек еще спокойно улыбаясь, разговаривал с Элен, и казалось, совсем не смотрел, ни вперед, ни по сторонам. Это продолжалось несколько секунд, именно этого времени хватило молодым сильным животным, что бы перевалить на ту сторону, и тогда Дровосек пронзительно свистнув, бросился вперед.

Элен только этого и ждала. Молодое тренированное тело американки рванулось вперед, она практически не уступала дровосеку в скорости, и, казалось, доли секунды хватило ей, чтобы оказаться в кабине. У Дровосека задача была куда сложнее, он в несколько мощных прыжков оказался между трактором и волками и выхватив нож, полосонул по тросу что есть силы. Трос был крепким, одного удара не хватило, и пришлось ударить еще два раза, прежде чем он лопнул, разъединив волков и трактор, в кабине которого сидела Элен, и куда, ни теряя, ни секунды, вскакивал на ходу Дровосек.

А ход трактор начал набирать незамедлительно. Волки, находящиеся в упряжке, сначала не поняли в чем дело. Тянуть под горку и так стало легче. Только когда трактор передними колесами наехал на последнего в сцепке волка и тот взвыл от страха и боли, молодняк попытался броситься врассыпную, но упряжь не дала им этого сделать, и трактор прокатился прямо по ним. Элен смотрела во все глаза вперед. Там впереди, на обширной поляне напротив холма, по которому они катились, возвышалась некое подобие форта, который она видела в детстве в книжках про индейцев. Ворота действительно были, и были они закрыты, и жалкое подобие дороги, упиралось прямо в них. Справа от ворот возвышалась небольшая деревянная площадка, защищенная деревянными брусьями со всех сторон и покатой односторонней крышей сверху.

Волки появились сразу со всех сторон. Они поняли, что события начинают развиваться не так как им хотелось бы. Что предпринять они явно не знали, кто помоложе пытались запрыгнуть на трактор, что бы вытащить зубами обидчиков из кабины, более опытные бежали вровень с трактором, ожидая, что будет дальше. Дровосек отбивался от молодняка, здоровенным гаечным ключом. Чего только не найдешь на полу в кабине трактора. Он обрушивал удары на головы волков без всякой жалости, выглядывая то в правый дверной проем, то в левый, перегибаясь через Элен. Та вжалась в сиденье и во все глаза смотрела на приближающиеся со скоростью ворота.

— Дровосек, — закричала она что есть сил. — Ворота, они закрыты, что будет дальше?

— Дальше? — Дровосек проломил череп очередному хищнику и повернул к ней красивое, мокрое от пота лицо. В разгар битвы он был особенно прекрасен, и казалось, что в руке его разящий Экскалибур, а не ржавый гаечный ключ. — Дальше, на Лесника вся надежды. Не подведет.

Пока ворота приближались, Элен прокручивала в голове возможные варианты развития, этой безумной гонки. Если они ударятся в ворота и те выдержат, волки набросятся на них всей стаей и тогда им останется только дорого продавать свою жизнь. Если трактор пробьет ворота, будет еще хуже. Звери ворвутся внутрь и тогда они погубят не только себя, но и Лесника. Сильно он опасается волков, раз такую крепость выстроил. Ни тот ни другой вариант ей не нравился, события могли пойти и по другому сценарию. Только бы вмешалась третья сила. И она не заставила себя долго ждать. Выстрел прогремел как… ну конечно как гром, какое еще сравнение могло придти на ум Элен в этот момент. Все происходящее упростилось до борьбы за выживание, и для каких-то витиеватых сравнений здесь просто не оставалось места. Один из матерых волков вдруг заскулил и уткнулся на полном ходу мордой в снег, окрасившийся кровью тут же, в сию секунду. Родной брат первого громового раскаты сбил с ног волка по другую сторону трактора. Было понятно, что Лесник стреляет со смотровой площадки, но он так замаскировался, что его было почти не видно, только длинная двустволка выглядывала из бойницы. Волки, почуяв опасность, перестали нападать на кабину трактора, и вообще теперь старались бежать ни по сторонам железной машины, а сзади прикрываясь трактором как передвижным щитом. Они немного замешкались, перестраиваясь, и это позволило трактору, идущему на хорошем ходу немного оторваться от стаи. Это всех в итоге и спасло. Выстрелы прекратились, и мгновение спустя ворота стали быстро открываться. Дровосек немного выровнял руль, направляя трактор прямиком внутрь крепости, что бы ненароком не врезаться в створки. За воротами прямо на земле лежала огромная деревянная решетка, и как только трактор прокатился по ней и оказался в периметре, решетка под воздействием какого-то механизма взвилась с земли вверх и полностью перегородила открывшийся проем. Если бы волки бежали вплотную к трактору, то возможно кто-то из них и прорвался бы внутрь. Но теперь они резко остановились перед неожиданно возникшей преградой и, сообразив, что достать людей теперь не представляется ни какой возможности, завыли, запрокинув в бессильной злобе морды кверху.

— Иди, иди, Славко своей дорогой, — перед воротами появился невысокий коренастый мужик, одетый в зеленую военную форму, без знаков отличия. — А то, как дам дробью, через решетку, мало не покажется.

Волки поняли угрозу, и, не переставая выть, бросились к лесу. Разозлились они не на шутку, но видит око, да зуб неймет. Лесник снова их перехитрил, и теперь приходилось покидать поле боя, надеясь, что представиться другой случай отомстить за хвосты и уши.

Лесник закрыл ворота, оставив решетку стоять спереди, и повернувшись, подошел к вновь прибывшим, которые уже вылезли из кабины и молча, стояли около трактора. Элен ждала, не зная как себя вести, но тут Дровосек шагнул навстречу Леснику, и они обнялись как старые добрые друзья, похлопывая друг друга по спинам.

— Ну, здорово, командир, — первым заговорил Дровосек. — Знал, что не подведешь.

— Здорово, Серега, — отвечал ему в тон Лесник. — Кто ж еще твою задницу прикроет. Ну, что стоим, проходите в дом. Пока эти не сунутся, есть время поговорить.

9

В Доме у Лесника было просто, ничего лишнего, все только самое необходимое. Может быть не совсем чисто в комнатах, видимо руки до всего не доходили, но пахло хорошо, лесом. Они сидели за крепко сбитым деревянным столом на деревянных скамьях, ели из глиняной посуды. В углу, в небольшой печи горел огонь. В Доме было тепло, как он прогревался целиком, было непонятно, но Элен это не смущало, мало ли непонятного она увидела, за последнее врем.    

Еда было простая. Отварная картошка, сушёная зелень со своего огорода, соленые грибы, которые Лесник наложил в глиняную тарелку из большой деревянной бочки прямо при них. А отдельно, в большой миске лежали куски мяса на костях.

— Кролей, держу за домом в клетках, только ими и спасаюсь, за дичью в лес не выберешься уже. И так, сущий Робинзон, что своим руками добуду или выращу, тем и живу.

— Не прибедняйся, командир. Руки у тебя золотые, нигде не пропадешь.

— У вас очень уютно, — сделала свой комплимент Элен. — Только, наверное, одному тяжело. Да и опасно.

— Опасно, — согласился Лесник. — Да вот еще с хлебом проблемы, на прошлой неделе мука кончилась. Новой не достать. Хлеб растить, это не огородничать. Ты нас так и не познакомил, Серега. Кто эта твоя очаровательная спутница? И куда вы интересно по самому бездорожью направляетесь? Опять Марта колдует что-то?

— Без ведьмы не обошлось, конечно. А Элен у нас новенькая. Третий день здесь. И вот сразу к тебе в гости, — Серега-Дровосек улыбнулся и официально представил американку и лесника друг другу. — Это Элен Смит, девушка-бизнесмен из Лос-Анджелеса, а это Петр Петрович Скоробогатов капитан российской армии, наверное, уже в запасе.

— Да уж Серега, в таком глубоком запасе, что глубже некуда.

— Подождите, подождите, — Элен захотела сразу разобраться во многом. Она услышала совершенно реальные слова, без всякой сказочной дури. Без всякой мистики. Российская армия это понятно. Русские здесь. Значит, есть и Россия, значит отсюда, через океан, есть и Америка. Причем здесь, какой-то Изумрудный Город, какие-то саблезубые тигры и говорящие волки. — Вы должны мне все рассказать. Где мы находимся? Далеко ли отсюда до Москвы? Мне нужно в американское консульство. Что означает весь этот бред с ведьмами, говорящими животными и вообще, что происходит?

— Третий день всего здесь, — Дровосек глубокомысленно посмотрел на Лесника. — Мы и не говорили толком. Марта побыстрее от неё избавится, хотела, задание ей дала, с обещанием помочь домой вернуться. Ну и меня к ней в проводники выделила. Задание кстати серьезное. Но об этом потом. У тебя командир все более складно получится, ты и расскажи обо всем.

Элен смотрела то на одного, то на другого в ожидании объяснений. Дровосек, предложив говорить Леснику, теперь сидел, молча, и жевал кролика, запивая обычной водой, из колодца, который Элен видела во дворе дома. Лесник заговорил медленно, словно обдумывая каждое слово, морщил невысокий лоб, иногда почесывал бритую наголо голову. Руки у него были большие и сильные, ладони мозолистые, от постоянного физического труда. На вид ему лет сорок пять, лицо уже испещренное морщинами было сурово, в короткой бороде было полно седых волос. Небольшие стального цвета глаза смотрели прямо на собеседницу. Типичный солдат, подумала про себя Элен, а глаза добрые. Таким глазам хочется доверять.

— Понимаешь…Лена. Можно я так тебя буду называть? — Элен кивнула, а Лесник продолжал говорить, глядя на нее и вертя в больших руках грубую деревянную ложку. — Так вот, понимаешь Лена, Москвы-то здесь, скорее всего никакой нет. Вот ты как сюда попала? Ураган, землетрясение, крышу сорвало, в прямом и переносном смысле, очнулась здесь. Сплошной форс-мажор. Вот так и мы с Серегой. Он раньше, я немногим позже. Жили то не совсем обычной, но все же далеко не сказочной жизнью, дома в России. Служили, скажем, так в горячей точке. Потом что? Бой. Стрельба, огонь. В БТР наш из гранатомета попали. Серегу Марта нашла, выходила, а я в лесу в этом Доме оказался. Сам отлежался. Дом этот почти живой. Мне кажется, он силой особой обладает. Я потом еще сюда пару раз еле живой приползал, и лежал просто без движения, раны вроде как в Доме сами собой заживают. А потом еще на чердаке ружье нашел. Мы полгода уже здесь. По нашим меркам, я зарубки делал. Земля по природе обычная, на нашу среднюю полосу похожа. Только погода часто меняется. Тут вообще может меняться все неожиданно. В двух словах, за столом так сразу и не расскажешь. Солнце на небе как дома. Ночью Луна. Тоже как дома только вроде побольше чуток. Сосны, елки, даже березы есть. И волки говорящие. И Марта, которая может и снег наколдовать и дождь. И мазь, приготовить от которой лысина зарастает, — после этих слов Лесник опять почесал макушку. Элен показалось, что пока они разговаривали волосы на его голове немного отрасли. — Разговаривают здесь не только волки, но и многие другие. Овцы к примеру. У меня барсук в лесу знакомый есть. А гномов ты сама видела. Они то и вовсе и не люди и не звери. Не Россия это Леночка, точно. Я за полгода здесь всю округу объездил. В нескольких городках побывал. Горячечный бред средневекового мракобеса. Вот что здесь такое. Насмотрелся всякого, что лучше вы сами увидите, а то рассказам не поверите. Вот до Изумрудного Города не довелось добраться, далеко, и опасно одному туда пробираться. Местные туда не ходят. Не то, что совсем, но крайне редко. Да и людей то тут кроме нас с Серегой почти нет.

— Но у Марты, я видела много вещей из привычного мира? Как же это понимать?

— Марта она ведьма. Колдунья. Можно сказать волшебница. Ей вся эта область принадлежит километров на десять в радиусе. Она в своей избушке иногда такие зелья варит, на месяц может все небо тучами закрыть. С громами и молниями. И чего ей там наколдовать получается одному богу известно. Если Он здесь есть. Мы то, как то сюда попали. Значит, она своими заклятьями как-то и вещи сюда протащить может. Марта женщина все же, — при этих словах Лесник подмигнул Сереге-Дровосеку, — вот шмотки оттуда и тащит. Выражаясь языком научной фантастики, портал у нее есть в наш мир. Односторонний. Так скажем.

— Почему односторонний? Раз есть проход, значит, она может нас обратно отправить? Почему вы не пытались от нее этого добиться?

— Я пытался, — поддержал разговор Дровосек. — Не вышло у нее ничего. Она, по-моему, толком то сама не понимает, как все ее волшебство работает. Тут и законы физики иногда не работают, не то, что бабкины заговоры. Кто ее знает, может сама меня не хотела отпускать. Но надавить я на не все равно никак не могу. Во-первых, понимаю в этом еще меньше нее, а во вторых все же жизнь она мне спасла. Я здесь-то еле живой совсем очутился. Много крови потерял.

Дело еще больше запутывалась. Элен пыталась связать все информацию воедино, и получалось, что, то там, то тут выявлялись какие-то нестыковки и пробелы.

— Мы Леночка, по местным правилам жить пытаемся. В чужой монастырь со своим уставом не лезут.

— Я вот думаю, — опять заговорил Дровосек, — другое измерение это. Как пить дать.

— Измерение не измерение, — скептически ответил Лесник. — Но другое это точно.

— А власть то здесь есть какая-нибудь? Государство? Или местные сами по себе живут?

— Здесь административное устройство необычное. Как и все остальное, — продолжал Лесник. — Я во всем конечно не разобрался, но понял вот что. Городков тут много. Все они не большие, и собираются местные Хм… существа туда, что б рядом друг с другом безопасно существовать. Власть вроде саблезубые тигры держат. Кто они такие непонятно. Я их всего пару раз видел. Не люди, не звери. Вроде на двух ногах ходят, или что там у них, но выглядят до того жутко что и смотреть на них страшно. Местные и не смотрят им в лицо. Я попытался одного из толпы изучить. Странное свойство лица у них. Оно вроде как меняется постоянно, трансформируется. Клыки эти, то появляются, то пропадают. Тьфу, чертовщина сплошная. Но они у руля это точно. Овцам разрешение на проживание выдают. Налоги к ним стекаются со всех. Кто чем промышляет, в натуральном виде саблезубым отстегивает. Хорошо, что к людям особо не пристают. Нам с Серегой бумаги на проживание выдали, словом не обмолвились. Им овец хватает. Они что только с них не имеют. Тебе лучше всего и не знать. А люди здесь, понимаешь, только как мы с тобой, попавшие из далеких мест. И вместе с людьми тут, что-то обязательно появляется необычное. Вот говорят, до меня этих волков не было здесь. От барсука я узнал, что Дом этот вместе с моим предшественником появился. Он потом в Изумрудный Город подался, я его не застал, а больше его и не видел никто. Это тоже от барсука узнал. Серега со мной крепко связан. Все же из одного мира мы. Может что — то проявится, еще не знаю. С твоим появлением пока вижу все в движение пришло. Это тоже не мало.

Лесник положил ложку, которую вертел в руках на стол, глотнул воды из чашки и продолжал.

— В городках натуральное хозяйство, обмен с деревнями идет. Но в Изумрудном городе барсук говорил другая ситуация. Я с его слов понял, что там цивилизация почти.

— Странно всё, — заговорила Элен. — Как мне Мерелин этот помочь может. Ну, документы, ну деньги в Изумрудном Городе. А куда я с этими деньгами, и документами. В Аэропорт? Билет на самолет куплю в другое измерение? Марта, наверное, специально все про то, что Мерлин помочь может, выдумала, что бы я дочку ей помогла вернуть.

— Не знаю, не знаю, — Лесник покачал головой. — Есть один только способ хоть в чем-то разобраться. Это до Изумрудного Города добраться. Посмотреть, что там. Может там правда по всем измерениям легальное передвижение есть. Мерлина-Мерелина найти этого, дочку Мартину. А там, как говориться действовать по обстановке.

— Мы и идем туда, — Элен вздохнула. Сидя за столом, спокойно разговаривая за ужином с людьми, она ненадолго забыла, что вокруг дома, может быть, бегают, клацая зубами голодные волки. — Вот только как дальше идти не знаю. Трактор сломан, за забор пешком не выйдешь.

— Будем думать. Две головы, хороша, а третья никогда не помешает, — Лесник поднялся из-за стола. — Я с вами пойду. Мне здесь все равно житья нет. Одному против волков не выстоять. Подловят они меня рано или поздно, и ружье не поможет. Есть у меня снегоход. Помнишь, Серега в прошлую зиму я у Марты выцыганил. Уж не знаю, как она его сработала, но нормальный, Ямаха, на ходу. Одно плохо. Маломощный. Боюсь, втроем нас не сдюжит.

Да и если вы вдвоем попытаетесь на нем уехать, волки вас в два счета догонят. Так что не вариант.

Тут нужно, что-то другое…

Элен смотрела на лесника, мерящего шагами комнату, и пыталась придумать свой план спасения.

— А нельзя ли починить трактор, сняв запчасти со снегохода? — спросила она мужчин, жалея о своей технической безграмотности.

-Невозможно — ответил ей Лесник. — Эти машины очень разные по своей конструкции и функциональности. Так что твой план не годится — произнес он с улыбкой.

— Я знаю, что мы сделаем! — внезапно воскликнул Дровосек. — Нужно построить сани и привязать их к снегоходу. Я сяду за руль, Элен сядет за мной, а ты в сани с ружьем. Тогда у нас есть шанс отбиться.

— Неплохо, Серега! Это ты правильно придумал, можно попробовать, — Лесник одобрительно хлопнул его по громадной треугольной спине. — Тем более что вроде и варианта то другого нет. Если поймут что нас преследовать для них дороже выходит, то и отстанут вовсе.

Пойдемте, я покажу это чудо техники.

Во дворе рядом с домом стояли несколько небольших построек подсобного хозяйства. Лесник привел их к одному из срубов, который служил гаражом.

Снегоход был, самый что ни на есть обыкновенный. В нем не чувствовалось ни надежности ни мощи. На одной из плоскостей, красной краской, было написано «Ямаха».

— Вот он мой снежный зверь, — сказал Лесник и любовно погладил кожаное сидение.

— Сразу скажу, топлива на долго не хватит. Бензин, что был, я израсходовал почти весь. Но нам главное от стаи оторваться на нем. По моим расчетам топлива нам хватит на сотню километров, вряд ли больше. Но и это не мало.

Лесник еще некоторое время осматривал снегоход, похлопывая по нему, как по старому доброму псу любящий хозяин. И было видно, что он любит ковыряться с техникой, ухаживает за ней и жалеет.

— А теперь слушай мою команду! — с этими словами Лесник посмотрел на Элен. — Мы с Сергеем остаемся во дворе и занимаемся санями, а ты идешь спать.

— Но я могу помочь, — возразила девушка с ноткой возмущения в голосе.

— Никаких помочь! Отбой, тебе говорят. Мы тут сами справимся. Завтра спозаранку собираем съестные припасы, какие возможно, патроны и в путь.

Элен было открыла рот, что бы снова привести какой-нибудь довод, но внезапно осознала, насколько она вымоталась и устала за этот день.

— Да сэр! — только и сказала она, глядя на улыбающихся мужчин.

10

Первые рассветные лучи, показавшиеся из-за верхушек деревьев на опушке, осветили нежно розовым светом наметенные снежные сугробы возле ворот Дома. Затем, словно войдя в силу, поползли вверх, и вот уже перевалив через забор, осветили и сам Дом и его крышу крытую медным листом, отсвет от которой мог посоревноваться яркостью с самим солнцем ее освещающим.

В прозрачном воздухе то и дело поблескивали снежинки, подброшенные вверх ветром, дующим с востока, словно пришедшим вместе с зарей.

Внезапно, эту пасторальную канву нарушил рев мотора, и прямо над высоким забором мелькнуло нечто напоминающее миниатюрный паровозик с гротескным вагончиком.

В месте падения этого поезда взвился целый снежный фонтан, и вся непонятная конструкция устремилась в горку, медленно набирая скорость.

— Жми! Серега! Жми!! — кричал Лесник, полулежа в деревянных салазках и водя двуствольным ружьем то лево, то вправо.

Но Дровосека не надо было поторапливать. Он и так, пытаясь разогнать снегоход, что есть силы, выворачивал ручку газа, рискуя ее и вовсе сломать. Элен, крепко держась за Сергея-Дровосека, уткнулась ему в спину, спасаясь от свежего ветра дующего прямо в лицо.

Забравшись на горку, снегоход с прицепом из деревянных саней поехал гораздо быстрее, разбрасывая в разные стороны снежную труху из-под задних гусениц, грызущих твердые сугробы.

Прошла минута, другая, третья, но на импровизированный поезд никто не нападал. Снегоход, теперь разогнавшись до своей крейсерской скорости то и дело подпрыгивая на снежных ухабах. Элен заметила, что Дровосек не свернул к просеке, а едет прямо через редкий ельник.

— Тут недалеко большое озеро, — крикнул ей он, словно почувствовав ее беспокойство. — Я хочу срезать по нему и снова выйти на дорогу. Даже если волки устроили нам засаду, они не сразу сообразят, куда мы направляемся и скорее всего, рванут только на звук мотора. У нас есть возможность оторваться от них.

Сзади внезапно ударили выстрелы, громыхнуло так, что Элен чуть не свалилась в снег. Выстрелы прозвучали один за другим, почти без интервала, и тут же Элен увидела среди редких деревьев мелькающие серые тени. Сердце от страха словно споткнулось, а затем застучало в районе горла с удвоенной скоростью.

— Промазал б…ть! Держи ровнее! — кричал Лесник, снова вскидывая двуствольную смерть.

Обернувшись, Элен увидела, как матерый волк, огромными прыжками, петляя, приближается к саням. Глаза его светились злым изумрудным светом, а ярко алый язык азартно болтался на боку раскрытой зубастой пасти.

Бабаааах!!! Ствол ружья изверг из себя сноп искр и огня, но в этот самый момент, сани подпрыгнули на сугробе и заряд прошел рядом, нисколько не повредив хищнику.

— Петрович!! Справа! — заорал Дровосек.

И точно. Пока внимание Лесника отвлекал один волк, второй, немного обогнав сани, подобрался почти вплотную.

Повернув голову на право, американка увидела, как Лесник прицелился в наглеца, спустил курок и на этот раз попал. Волк словно налетел на невидимую преграду, его резко отбросило назад, и он закрутился, юлой пытаясь зубами вырвать жакан из раненой ляжки.

Лесник удовлетворенно крякнул и переломил ствол, для новых зарядов. Но в этот миг и прыгнул первый волк, оказавшийся совсем близко. Налетев всем весом, он, передними лапами сбил Лесника с саней в небольшой сугроб и бросился на него сверху.

— Петрович!! — Снова заорал Дровосек, но уже более отчаянно. — Держись командир! — с этими словами он заложил вираж, возвращаясь обратно и пытаясь деревянными салазками задеть волка, но, не потревожив Лесника.

И удалось! Элен видела, как занесло тяжелые сани, как они угодили точно в бок, волку, нависшему над лежащим человеком.

С треском отлетела деревянная «лыжа» и салазки, встав на ребро, зарылись глубоко в снег. От мощного рывка Элен не смогла удержаться на снегоходе и, слетев, упала чуть, не потеряв сознание от неожиданно сильного удара.

Оглушенный волк, почти сразу пришел в себя и снова прыгнул на Лесника, который инстинктивно закрыл горло и лицо руками. Волк хватил огромной пастью промеж выставленных рук, пытаясь пробиться и погрузить зубы в не защищенную плоть, и вдруг, словно задумавшись, стал медленно оседать. Глаза подернулись мутной пеленой, и волк рухнул на поверженного человека.

— Отлично Серега! — воскликнул Лесник, с трудом выбираясь из-под тяжеленной серой туши, в черепе которой торчал дровосеков, армейский нож.

— Этот бандит чуть меня не загрыз! Ты как всегда вовремя.

Дровосек помог подняться своему командиру и, подбежав к убитому волку, вырвал свой нож и обтер его снегом. Чуть в стороне, согнувшись пополам, стояла Элен. Ее выворачивало наизнанку, и мучительные спазмы искажали ее лицо гримасами боли.

Лесник порылся в разбитых санях и извлек термос с душистым чаем. Налив в стаканчик янтарной жидкости он протянул его девушке, но она с воплем ударила его по руке, выбив емкость на снег.

— Не хочу!! — закричала она. — Ничего не хочу!! Что это за место такое!? Зачем я здесь!? Мне кто-нибудь ответит,    или нет?!

Сергей-Дровосек, не говоря ни слова, зачерпнул пригоршню снега и скомкав, легонько бросил его прямо в Элен. Снежок угодил ей точно в лоб и это помогло. От пережитого страха и напряжения она зарыдала, закрыв лицо руками в красных вязаных перчатках.

— Не время сейчас для истерик девочка, — строго сказал Лесник, пытаясь отвязать трос от фаркопа снегохода. — Надо спешить, с минуту на минуту сюда заявится вся стая и тогда нам всем конец. Эти видимо только разведчики.

Дровосек подошел к рыдающей американке, взял ее за плечи, легонько встряхнул и прижал к себе. Это не особенно помогло, девушка еще пуще прежнего заплакала, уткнувшись в твердую грудь, только уже не истерично, а жалобно.

— Ну-ну, будет уже. Успокойся, пожалуйста. Дай Бог выберемся.

Но Элен продолжала всхлипывать, чувствуя, как большая и теплая ладонь гладит ее по волосам.

— Волки! — вдруг крикнул Лесник, подхватывая лежащее ружье. Дровосек мягко отстранил девушку и кинулся к снегоходу.

— Садитесь! Живо! — воскликнул он, заводя мотор.

Все еще всхлипывая, Элен устроилась сзади. Сердце снова бешено колотилось в ее груди, но страха почти не было. Была только злость и решимость быстрее унести ноги.

— Валите отсюда, быстро! — крикнул Лесник, подтаскивая поломанные сани к ближайшей рослой ели. — Втроем у нас нет шансов, а так вы можете оторваться.

— Я не брошу тебя, командир! — лицо Дровосека исказила гримаса отчаяния.

— Видно плохо мы план прорыва продумали Серега. Больше на наш родной авось положились. Уходите! Это приказ! Я отобьюсь, быть может, а так нас всех точно порвут.

— Петрович! Командир! — Сергей выглядел растеряно, и это почему то напугало Элен гораздо больше нависшей опасности.

— Ты что, глухой?! Валите, я сказал, мать вашу!

И Дровосек резко рванул вперед. Элен снова чуть не свалилась со снегохода, но удержалась все же, глядя как Лесник, влезая на очередную еловую «лапу» устраивается поудобнее в своей импровизированной огневой точке.

Они проехали всего метров сто, когда американка увидела волков. Их было все еще много, несмотря на понесенные потери. Стая приближалась столь стремительно, что казалось,

волки словно скользят по снежной целине, а не бегут скачками, то и дело, проваливаясь в глубокий снег.

Какое-то мгновение и волки добрались до укрытия Лесника, но остановились не все. Лишь трое серых охотников остались, а остальные не сбавляя хода, ринулись в погоню за удаляющимся снегоходом.

Снегоход на этот раз гнал много быстрее без сцепки, но волки все же понемногу сокращали расстояние, отделявшее их от беглецов.

Элен, оглядываясь то слева, то справа, все пыталась увидеть, как устроился Лесник, не порвали его еще, эти дикие твари, но вскоре она потеряла из виду ту ель, на которой он укрылся. И лишь когда прозвучали два выстрела с коротким интервалом, она поняла, что Лесник еще жив и держит оборону.

— Хрену вам тертого, а не Петровича! — с чувством выговорил Дровосек, выжимая из снегохода все возможное.

Элен целиком сосредоточилась только на том, чтобы не упасть с сидения, прекрасно понимая, что тогда наступит конец. А страх исчез вовсе, будто и не было. Скорее наоборот! Стало весело и защемило в груди от ниоткуда взявшегося восторга. Все ей сейчас казалось нипочем: ни бешеная езда по сугробам, ни опасность быть растерзанной волками. Лишь только скорость, ветер, летящий в лицо, снежные брызги и мелькающие справа и с лева деревья.

— Держись крепче! — закричал Сергей-Дровосек, и Элен почувствовала невесомость, когда снегоход, пролетев несколько метров по воздуху, плюхнулся на твердый лед. Мотор взвыл натужно, затем снова заработал ровно, и они понеслись еще быстрее по припорошенной снегом равнине озера.

Но волки все никак не отставали. Оборачиваясь то и дело, Элен видела как с небольшого обрыва, с которого они только что слетели, прыгали серые охотники и тут же, не замедляя скорости, неслись следом за ними.

Приглядевшись лучше, девушка вдруг поняла, что мало-помалу волки стали отставать. Расстояние, увеличившееся сначала на сто, затем на сто пятьдесят метров и все продолжало и продолжало расти.

И тогда Элен увидела Славко. Волк рвался вперед с такой скоростью, что обогнав стаю, стал подбираться все ближе и ближе. Отчаянно работая мощными лапами, он не спускал своих горящих лютой злобой красных глаз с намеченных жертв.

В очередной раз обернувшись, Элен похолодела. Вожак был почти в двух метрах! Восторг снова сменился страхом, но уже не таким сильным. Скорее похожим на осознание неминуемой опасности и решение возникло само собой.

Расстегнув чехол на груди Дровосека, девушка схватила за ребристую рукоять тяжелый армейский нож, крепко сжала и вытащила наружу. Волк отчаянно молотил лапами по заснеженному льду. Еще несколько сантиметров и он сможет вонзить свои клыки в мягкое мясо. Почувствовать вкус крови, с легкостью прокусив толстые штаны.

И когда он изготовился хватать, Элен со всей силы полоснула альбиноса по его вытянутой морде стальным лезвием с большими зазубринами, целясь в нос. И попала. Словно по гранитному камню ударила. И нож не смогла удержать. Девушке показалось, что ее удар не возымел никакого, сколько-нибудь явного эффекта, но Славко вдруг взвыл, его задние лапы налетели на передние и он, запутавшись в них, кувыркнулся раз, другой, третий, а потом Элен перестала его видеть.

11

— Знаешь, как волки добывают себе пищу? Правильно, охотой. Но как они охотятся? — Дровосек и Элен остановились на невысоком пригорке, откуда, однако хорошо просматривалась вся округа. Лес начинал редеть, переходя в заснеженную лесостепь. Они открыли консервным ножом две банки тушенки и теперь ели холодное содержимое с хлебом, запивая водой. С костром возиться было нельзя. — Вот рысь, к примеру, охотится из засады. Бывает и на человека напасть может, если время голодное. Случай помню, рассказывали, давно, в прошлой жизни еще. Мужик шел как то по ранней осени. Где-то, то ли в Карелии, то ли южнее. Не важно, да ты и не знаешь где это. Так вот шел по лесу, а рысь на дереве в засаде сидела и прыг, ему прямо на спину. Еле спасся, в больнице долго лежал, даже инвалидом остался, вот как погрызла.

Элен не отвечала, она всматривалась в сгущающиеся сумерки, и ей казалось, что, то там, то здесь за деревьями мелькают серые тени. Но Дровосек был спокоен, видел он не хуже ее, и Элен была уверена, что эти тени ей только казались, если бы волки появились на самом деле Дровосек не стоял бы на месте. Они ехали пару часов подряд, пересекли озеро, и не останавливаясь рванули дальше. Солнце клонилось к закату, короткий день таял, как таял бензин в бензобаке.

Она ждала, что с минуту на минуту, мотор начнет чихать, потом заглохнет совсем и тогда им придется бросить выручавшую их, но ставшую из-за отсутствия топлива бесполезной, машину и дальше продолжать путь пешком. А это значит, что стая их нагонит, ведь четыре лапы, лучше, чем две ноги, тем более, когда эти ноги проваливаются в снег под тяжестью человеческого тела. Но бензина хватило на большее расстояние, чем предполагал Лесник. Элен не могла без слез вспоминать его. Такое самопожертвование она видела первый раз в жизни. Лесник видел-то ее всего несколько часов в своей жизни. И вот отдал за нее свою жизнь. Правда, на прошлом привале Дровосек сказал, что не все потеряно. Не тот человек командир, что бы так вот умереть от клыков да зубов. Снайперы да противопехотные мины пострашнее будут. Сергей был уверен, что капитан спасся. Может в Дом опять вернулся, может еще как. Думать надо было о себе. У них теперь ни ружья, ни ножа. Из оружия, только консервный нож в рюкзаке.

— Так, вот, — продолжал Сергей-Дровосек. — Волки охотятся не так как кошачьи. У кошачьих засада, потом рывок, или бросок на короткое расстояние и жертва в лапах. Видела, как кошки умываются. Это инстинкт. Когда охотишься из засады нельзя, что бы жертва учуяла твой запах. Нельзя спугнуть, понимаешь? А волки наоборот. Они загоняют свою жертву. Думаешь, почему от собак псиной пахнет. Это атавизм. От волков то же запах не как от кошек чистоплотных. Их жертва издалека чует, пугается и начинает убегать. И вот начинается гон. Стая идет следом и постепенно более слабые из оленей, например, больные или малолетки отставать начинают. И всё, это конец для них. Они, еще издали почуяв волков, быстро бегут и теряют силы, а серые неспешно преследуют. Хитры. Может часть стаи загонять, а часть наперерез пойти или, к примеру, часть стаи бежит быстро, а часть, не торопясь, сзади, отдыхает, а потом меняются. Загоняют они свои жертвы. И нас загнать хотят, поэтому и не бегут попятам. И загонят, если мы пока бензин не кончится, до какого-нибудь укрытия не доберемся.

— А ты местность знаешь? Не сидел же ты вечно у Марты возле юбки. Полгода всё же здесь? — Элен уже не помнила, в какой точно момент они с Дровосеком перешли на «ты».

— Дорогу я знаю, только до нее мы не добрались еще. Марта карту нарисовала, не фонтан конечно, но сойдет. Мы часто с командиром практиковались в ориентации по незнакомой местности. Дорога она,… в общем, сама увидишь.

— А здесь куда дальше? Вы ж с Лесником знали куда ехать.

— Знали, знали,— Дровосек повернулся в другую сторону и стал вглядываться в горизонт. Там деревьев почти и не было, и степь сливалась с горизонтом. — Туда нам надо. Озеро кончилось, опять лес начался. Лес кончится за лесом степь. Засветло мы до этой точки и должны добраться были. А как стемнеет ровно над горизонтом, куда я смотрю звезда появиться. Самая яркая. Вот по ней ориентироваться будем. Дорога там. Только сколько километров сказать не могу. Да и километры здесь вещь относительная.

— Ты бывал здесь раньше, — Элен вглядывалась в горизонт, то там было все однообразно серо, тьма еще не сгустилась, и звезд не было. Серая хмарь, навевающая тоску. А тут снег еще пошел. Мелкий, мокрый. — Бывал?

— Бывал. Здесь. Дальше нет. Дальше Петр бывал. Говорил степь пустая, днем, а ночью лучше не ходить. Но сам ходил и возвращался. Значит, и мы пройдем.

— Как думаешь, он живой, — в который раз задала вопрос Элен. — Мы его увидим еще.

— Живой, — твердо ответил Дровосек. — А на счет, увидим, это и вовсе как пить дать. Увиделись же мы с ним здесь. Значит, и еще увидимся. В другом месте. Но потом, это, потом. Он здесь нас еще нагонит, в этом дурдоме. Ну что, доела? Давай, двигаться надо.

Они побросали пустые банки в снег, прятать следы своего присутствия было бесполезно, волки их чувствовали на расстоянии, да и за ними тянулись ровные полосы от полозьев снегохода. Дровосек вытер консервный нож о рукав, вытер насухо рукавом куртки, но не убрал обратно в рюкзак, а положил в карман. Ближе доставать.

Дровосек сел за руль, Элен села сзади. Мотор завелся без проблем, и у Элен отлегло от сердца, значит еще проедут, значит, есть шанс увеличить расстояние между спасением и волчьими клыками. Минут через пять они проехали последние деревья, и их со всех сторон окружила заснеженная пустыня, на которую медленно, но верно опускались сумерки.

Элен не оглядывалась назад, а если бы оглянулась, то смогла бы увидеть, как на пригорок поднялась серая четвероногая тень. Волк стоял некоторое время неподвижно. Он не принюхивался, а просто смотрел вперед, в темную степь, туда, где исчезал вдали превратившийся в точку снегоход. Стало совсем темно, небо заволокло тучами и ни звезд, ни луны не было видно. Волк не двигался, словно ждал чего-то. И поднялся ветер, и тучи побежали быстрее, и снежные вихри вперемежку с черной грязью, заплясали над ночной степью. Тучи все редели и редели, и вот уже из одной рваной раны на небе выскочила перепуганная луна. Она осветила, насколько могла равнину, но оставалась открытой не долго, с запада ветер пригнал черные, тяжелые тучи, готовые спрятать ночное светило уже до утра. Перед тем как исчезнуть луна бросила последний взгляд на холм, где стоял волк. Словно прощаясь с ней, зверь изогнулся дугой и завыл. Страшно торчала вверх его морда и в последних лоскутах лунного света было видно, что вместо черного волчьего носа у него рваная рана с запекшейся кровью.

Славко перестал выть так же резко, как и начал. Он одиноко спустился с пригорка и пошел в ночь, точно по следам снегохода. Волк был один, остальной стаи с ним не было, а минуту спустя, когда тучи все же сожрали перепуганную луну, весь мир накрыла непроглядная тьма, и не стало видно совсем ни кого, ни медленно катящегося на последнем издыхании снегохода с двумя людьми, ни их страшного одинокого преследователя.

12

Когда кончился бензин, мотор чихнул разок и без всяких конвульсий издох. Элен и Дровосек не предпринимали никаких попыток оживить его, просто слезли и пошли по инерции дальше, держась за руки, чтобы не потеряться в непроглядной тьме.

— Мы так собьемся с дороги, — шепотом сказала Элен. — Где звезда то твоя?

— Звезда на месте должна быть. Насколько я понял, небесные светила здесь это самое стабильное в физическом плане. Только не видно ее, видела, какие тучи ветер пригнал, — Дровосек не отпуская руки Элен, умудрился покопаться в рюкзаке свободной рукой, свесив тот на одно плечо. Он вынул фонарь и тогда толстый конусообразный луч света разогнал темноту на несколько метром впереди.

К ночи подморозило и уже появившиеся на весеннем солнце лужи превратились в ледяные островки, на которые падал мелкий снег, блестевший даже под слабеньким лучом фонаря. Неожиданно Элен обнаружила под ногами некоторое подобие дороги, лучше даже сказать тропинки. Никакого покрытия не было, ни асфальта, ни гравия, но здесь явно ходили, дорога, не петляя, вела вперед и исчезала в темноте, где заканчивался световой конус. Она была уверена, что когда они смотрели с холма на совершенно пустую степь, там и намека не было на дорогу. Видимо Дровосек то же обратил на это внимание, он даже присел и потрогал твердую землю тропинки рукой.

— Ну что ж, дорога есть, значит надо идти, выбора то особого нет. Есть дорога значит, кто-то ходит. Может там люди живут, — Дровосек кивнул в сторону темноты скрывающей продолжение тропинки, и смело пошел вперед, не отпуская руки девушки.

Фонарь освещал путь. Было тихо, ни крика зверей, ни шорохов из темноты. Тихая ночь и падающий снег в луче фонаря. Странным было то, что к свету фонаря стала примешиваться какая-то мерцающая желтая подсветка. Элен подумала, что, наверное, это лунный свет, но, подняв голову вверх, луны не увидела. Тучи по-прежнему закрывали все небо. Подсветка шла как будто от земли, и объяснение этому она найти не могла. Дровосек замедлил шаг, начал огладываться по сторонам и Элен поняла, что он тоже её видит. Минут через десять Элен и Дровосек начали замечать, что дорога становилась шире, причем в одном месте она неожиданно (Элен могла поклясться, что это превращение произошло прямо на ее глазах) стала асфальтовой, причем даже с истертой белой разметкой посередине. Можно было списать это на оптический обман, но неожиданно Дровосек оглянулся, и Элен почувствовала, как он вздрогнул и сильнее сжал ее руки. «Волки нагнали», — первое о чем подумала девушка и то же резко обернулась. Волков не было. Картина была вполне мирной. За ними, насколько мог выдернуть из темноты ручной фонарь, лежала асфальтовая дорога с истертой белой полосой посередине на которой они и стояли.

— Мы не заметили когда с тропинки перешли на асфальт, — неуверенно сказала Элен, пытаясь найти происходящему логическое объяснение.

— Может быть, может быть.

Вокруг становилось все светлее и светлее, как будто рассветало среди ночи. Дровосек выключил фонарь и хуже видно не стало. Они продолжали идти, как вдруг справа раздался не сильный треск, будто ветку переломили. Они синхронно повернули голову, но ничего опасного не увидели. Хотя не понятно чего теперь надо бояться больше волков или дороги, которая появляется под ногами неизвестно откуда. Справа около обочины лежала черная автомобильная покрышка и Элен могла поклясться, что секунду назад ее здесь не было. Треснуло где-то впереди слева, и, повернув головы в другую сторону, они увидели лежащую у дороги небольшую прямоугольную бетонную плиту с торчащими из нее кусками арматуры.

— Этого не было ничего. Это все только что появилось, — тупо констатировала и так уже понятные вещи Элен.

— Так, Ленка, соображаешь. Главное чтобы появлялось, что ни будь такое, же неопасное.

Они шли, удивленно глядя по сторонам. Вдоль дороги, справа и слева, с негромким треском, появлялись в желтом мерцающем свете различные вещи, которыми обычно усеяны все обочины узких периферийных дорог. Ржавые колеса, резиновые покрышки, какие-то металлические баллоны. Появлялись остовы автомобилей, ржавых с выцветшей краской. Спустя некоторое время стали появляться постройки. Некоторые целиком, а некоторые, какие ми то жуткими несуразными частями. Длинный серый барак появился только наполовину. Прямо по окнам шел зубчатый разлом, и если бы на земле валялись обломки бетонных плит, можно было бы предположить, что он просто разрушился от времени. Но на земле ничего не валялась и Элен подумала, что эта часть, перенесенная суда неведомой силой просто оторвалась от той, которая осталась стоять где-то на своем месте.

Чуть дальше появилась такая же половинчатая автобусная остановка, но она была, как будто не оторвана, а отрезана гигантским ножом, находившимся в соответствующей по размеру дрожащей руке. Извилистые края отрезанного метала, стекла, и половины деревянной скамейки были ровными и гладкими.

Треск слышался все чаще и чаще, и желтое сияние раздвинуло темноту, насколько хватало глаз. Элен и Дровосек прошли мимо большого дорожного указателя, который стоял на двух ржавых металлических столбах. Знак был синим и прямоугольным, но середина его отсутствовала. И Элен прочитала только первые и последние буквы, написанные на знаке. «НИЖ...ОВСК».

— Добро пожаловать в Нижовск, — Дровосек тихо засмеялся. — По-моему сюда Россию-Матушку больше притягивает, чем всё остальное.

Зрелище было настолько пугающим, насколько удивительным и прекрасным. Они входили в этот фантасмагорический город, возникающий прямо на их глазах затаив дыхание и даже не думая о возможной опасности.

Пригороды закончились и теперь Элен, и Дровосек, шли по широкой улице. Вдоль улицы, на одинаковом расстоянии друг от друга, стояли двуглавые фонари, справа и слева высились однотипные многоэтажные дома, вдоль которых росли деревья, трава и кустарник. Все это мерцало в желтом переливающемся сиянии и безмолвствовало. Фонари не светили, практически нигде в окнах домов не было стёкол, и ни одного человека на улице.

— Людей нет, — констатировал Дровосек. — С одной стороны это хорошо. Дверей во многих домах то же нет. Думаю, нам все-таки повезло, могло быть хуже. По крайней мере, если волки идут за нами следом, то нам будет, где укрыться.

— Я поняла, — подержала разговор Элен. — Мы стояли и смотрели на степь. Было еще светло. И проехали мы не так много. Город появляется только ночью, будь он здесь днем, мы бы его увидели.

— Согласен. Смотри, дорога, прямая. Уклонится, мы особо не могли. Пойдем осторожно вперед. Если городок здесь начинается, значит где — то и заканчиваться должен. Светло, будем оглядываться, что бы серые нам на спину не прыгнули. Хотя мы наверняка должны их услышать. Наверное. Здесь тишина неестественная. Как будто все звуки глушатся. Мертвый город то. Как до противоположных окраин доберемся можно привал сделать небольшой. Глядишь, тучи разойдутся, звезду разглядеть можно будет, а значит и правильно ориентироваться легче будет…. Я думаю, стая может сюда и не сунуться, явно здесь не их ареал обитания. Да и может они в другое место попадут. По дороге можно одной идти, а очутиться совсем в разных местах.

— А если мы в доме, каком заночуем на привале, а он поутру исчезнет?

— Ну, знаешь, в обычной то жизни все наперед не предугадаешь, а здесь тем более. Может, и мы исчезнем вместе с ним. А может, проснемся в голой степи у волков под носом. Но ты заметила, здесь тепло. Там в степи, было холодно, и снег шел. А здесь я холода не чувствую. Здесь вообще как будто все отсутствует и звуки и ощущения. Поспать надо, в степи мы замерзнем. Карту посмотрим еще. И план продумаем, как дальше быть. Хотя выбор то у нас небольшой. Но до рассвета еще часов шесть не меньше. Часа четыре поспим, я будильник поставлю на часах, и дальше в путь.

Городок оказался маленьким. По внутреннему ощущению времени, прошли они около часа. Все такие же однотипные дома, единственно в одном месте, по-видимому, в центре города было некое подобие площади окруженной административными зданиями, отличавшимися от многоэтажек по архитектуре в лучшую сторону. Периодически они выходили на перекрестки, где направо и налево тянулись такие же улицы с фонарями, как будто зеркальные отражения. Иногда, они проходили мимо узких переулков и подворотен. Но туда казалось, желтое свечение не проникало и узнавать что там такое в темноте, не было никакого желания. Приключений на задницу и так хватало.

Когда они пересекали площадь, Элен боковым зрением заметила движение черной тени вдоль одного из зданий. До этого и намека не было, что в городе они не одни. Тишина в городе была абсолютная. Элен и Дровосек не слышали даже собственных шагов. И даже собственные голоса они слышали с трудом. Элен подумала, что отойди Дровосек от нее метров на десять и повернись к ней спиной, до него не докричишься. Хотя иногда они и расходились по разные стороны улицы, что бы рассмотреть заинтересовавшую вещь поближе, Элен старалась не выпускать Дровосека из виду. Потеряться в городе фантоме ей совсем не хотелось. А теперь, когда ей показалось, что в городе они не одни, она не на шутку перепугалась и постоянно оглядывалась по сторонам. С этакой городской звукоизоляцией бесшумно подобраться к ним было проще простого. Дровосек только посматривал на Элен, которая вертела голой в разные стороны, и ухмылялся.

Город заканчивался, и нужно было искать место для ночлега. Последние многоэтажки она прошли минут пять назад, тогда же закончился и ровный строй фонарей. Здесь, на противоположной окраине домики были небольшие, максимум в пять этажей. Но Дровосек облюбовал зеленый двухэтажный коттедж. Дом стоял немного под углом к дороге с правой стороны.

— Здесь разместимся. Отсюда дорога просматривается далеко и вход один.

— Я видела кого-то на площади. Хотя, может быть показалось.

— Нет, не показалось. Он за нами идёт.

— Кто? Волк? — Элен в очередной раз обернулась, но никого не увидела.

— Хрен его знает кто, — Дровосек тоже обернулся. Она стояли на крыльце дома, перед распахнутой дверью. — Прячется быстро, но не волк это точно. На двух ногах ходит. Человек. Думаю случайно здесь, как и мы. Раз дал себя заметить значит, не профессионал.

— Думаешь, он и в дом за нами пойдет.

— Не знаю, может и не пойдет. Может просто проследить хочет, уйдем мы из города или нет.

-Что делать будем?

Слова Дровосека немного успокоили Элен, и теперь ее даже охватил азарт предстоящего приключения.

— Как что? Засаду будем делать. Кто знает, что у него в голове. Уснем, а он прирежет нас спящих. Береженого Бог бережёт.

— Ну, командуй тогда.

— Пойдем, осмотримся пока. Он сразу в дом не сунется, подождет.

Оказалось, что желтое свечение присутствовало и здесь, и внутри оказалось против ожидания не так уж и темно. Сразу за дверью обнаружилась небольшая площадка, а за ней сразу каменная лестница, ведущая на второй этаж. На площадке справа и слева были две двери, со звонками около каждой и черными квадратика с белыми цифрами. Левая была квартирой номер один, а правая, почему то квартирой номер три. Дверь в квартиру номер три была забита досками крест-накрест, и Дровосек толкнул дверь квартиру номер один, но та не открылась.

— Закрыто на ключ, подумал Штирлиц, — непонятно для Элен пошутил Дровосек и они стали подниматься на второй этаж.

На втором этаже была только одна дверь с номером пять в черном квадратике. Куда девались квартиры два и четыре, было непонятно.

— Если и тут будет закрыто, придется выбивать, — сказал Дровосек и толкнул дверь.

Дверь начала бесшумно открываться, и так же бесшумно стукнулась ручкой о стену, открывшись нараспашку.

— Ну, значит нам сюда и надо.

Направо была небольшая кухня, примерно метра три на два. Стол, покрытый клеенкой в цветочек, несколько стульев, белый холодильник, грязная газовая плита, на которой одиноко красовался красно белый засаленный чайник. Обычная дешевая обстановка. На столе стояла сахарница и плетеная хлебница с двумя черствыми сухариками.

— Здесь негде засаду устраивать, пойдем, посмотрим, что еще есть.

Они прошли прямо, и попали в довольно просторную комнату. Комната, как и кухня, была обставлена дешевой мебелью, а в углу ютился старинный ламповый телевизор. Из комнаты вела одна дверь, видимо в соседнюю комнату и еще лестница, не совсем винтовая, а так, в пол-оборота.

— Другое дело, — сказал Дровосек, довольно осматриваясь. — Ты располагайся пока, а я посмотрю, что там. Лестница, поди, на чердак ведет.

Элен кинула рюкзак на пол и села на пыльный с виду диван. Она с удивлением обнаружила, что пыль не поднялась в воздух, как этого следовало ожидать, а преспокойно осталась лежать на обивке вопреки всем законам физики. Казалось, только желтое сиянье колыхнулось по комнате.

— Я на чердаке спрячусь. Вот только несколько балясин выломаю, вместе с перилами, что бы спускаться быстрее было. А ты на диване устроишься, а из рюкзаков типа чучела придумаем. Ну и как будто мы с тобой в обнимку спим, обыграешь.

— О-кей.

Сделали, как договорились, и стали ждать. Элен лежала в обнимку с рюкзаком Дровосека, и на секунду допустила мысль, что если бы это Сергей сам лежал рядом с ней, она бы то же это с удовольствием обыграла. Она даже улыбнулась, но потом стала отгонять эти мысли, все же засада, дело нешуточное. Она решила не думать вообще ни о чем, а просто прислушиваться. Незаметно для себя Элен заснула.

Но спать долго ей не пришлось. Прямо сквозь сон она почувствовала, что над ней наклоняется какая-то темная фигура и всматривается ей в лицо. Элен уже хотела, не просыпаясь, вскрикнуть от страха, но в тот же момент Дровосек рухнул с чердака вниз.

Сон как рукой сняло. Элен кошкой вскочила на спинку дивана и смотрела оттуда, как двое катаются по полу. Элен никак не могла рассмотреть незнакомца. Он был закутан, в какую-то темную штору, на которой красовались нечастые изображения зеленого растения, и Элен издалека показалось, что это трилистник канабиса.

У Дровосека в руке был консервный нож. Но тот, другой держал дровосека за руки, и пустить нож в ход не было никакой возможности. После очередного поворота, Дровосек стукнулся рукой о ножку дивана, и нож вылетел у него из руки. Но как ни странно, это даже пошло Дровосеку на пользу. Он понял, что воспользоваться холодным оружием, пусть даже таким смешным, не удастся, и изо всех сил работая руками, вырвался из хватки чужака и подмял его под себя. Схватив отломанную балясину, он уже занес ее над головой незнакомца, собираясь одним ударом решить исход поединка, но тут его противник неожиданно заговорил:

…Где ты любимая? Где твои волосы

В городе мертвом ни скрипа, ни голоса

Только пустынные улицы длинные

И фонари в ряд с горбатыми спинами…

Чего-чего, а такого поворота ни Дровосек, ни Элен не ожидали. Элен так и замерла на спинке дивана. А Дровосек, выронив деревяшку из рук, встал с побежденного тела и отступил на несколько шагов назад. Чужой, замолчав, отполз к стене, и замер там ни на кого не глядя. Штора сползла с его головы, и Элен смогла разглядеть вполне симпатично молодого человека лет двадцати пяти.

13

— Ты кто? — удивленно и вполне миролюбиво спросил Дровосек.

— Я Давид. Поэт. Ночую здесь. Я не самоубийца. Просто упал из окна. А очнулся здесь. Пятый день уже. Я что? Я ничего. Чуть с ума ни сошел. То город ночью. То днем степь пустая. А тут вы. Вот я и решил с вами . А вы драться.

— Да, пять дней здесь, это прилично. Ты, небось, все время сам с собой болтаешь. Раз мы понимаем друг друга, значит, ты тоже уже на местную разговорную волну переключился.

Элен смотрела на молодого человека с сочувствием. И чем-то он ей понравился, и она совсем не хотела что бы Дровосек бил его, консервным ножом или деревяшкой от лестницы.

-Как хорошо, что я вас тут встретил! — разглаживая всклоченные во время борьбы волосы, продолжал Давид. — Вы даже не представляете как тут тоскливо и одиноко.

…Я нищий изгой, бреду одиноко,

   Межвременьем жутким, наказан, без срока.

   Вкушаю до дна сию горькую чашу,

   А где избавленье? Кто скажет…

-Мать вашу! — одновременно закончили за него Элен и Дровосек.

Причем у Элен эта фраза выскочила совершенно случайно, а ей самой стало, почему то очень смешно, хотя смысл сказанного оставался весьма туманным.

Человек в шторе, с изумлением наблюдал за двумя корчащимися от смеха людьми и не понимал, почему его четверостишье вызвало такую бурную реакцию. Нервное напряжение за последнее время получило-таки разрядку. Девушка смеялась и думала, что вот-вот лопнет от смеха. Но смех иссяк, и на место веселью опять вернулась тревожная неопределенность.

С треском разломав старое деревянное кресло, Дровосек аккуратно сложил обломки на непонятно откуда взявшийся в этом старом доме лист оцинкованного железа.

Я все еще принимаю заявки на чай — громко сказал он, глядя, как Элен сидит на диване, обхватив колени в глубокой задумчивости.

— Что? Чай? — спросил Давид, который до этого молча, вглядывался в темноту за окном, то и дело нарушаемую слабыми желтоватыми всполохами света.

-Не разжигайте огня! — вдруг заорал он, увидев в руках Дровосека спички. — Вы не представляете как это опасно!

— Почему? — Элен с изумлением посмотрела на нового товарища по несчастью.

— В самом деле, почему? — спросил Дровосек, но спички все же убрал в карман.

— Огонь разозлит ЕЁ!! — со страхом сказал Давид.

-Да кого ее то?! Ты можешь говорить яснее? — от непонятного объяснения Дровосек начинал злиться.

— Пустоту, — одними губами прошелестел поэт. Я за эти ночи осмотрел почти весь город и нашел ЕЁ. — Она как стена. Прозрачная. Она окружает город. Через нее все видно, но пройти сквозь себя, она вам не даст. Когда наступает день, город исчезает. Становится холодно и валит снег. Целый день. Я пробовал идти вперед, по снегу, но каждый раз, когда наступала ночь, я оказывался в этом городе. В самом его центре. За то время что здесь бродил, много размышлял и вот что я думаю. Никакой это вовсе не город. Это чистилище! А мы здесь неприкаянные души. И никогда нам отсюда не выбраться. Стена из пустоты не даст.

Давид закрыл свое лицо ладонями и заплакал. Элен смотрела, как сотрясаются костлявые плечи молодого человека и потрясенно молчала. Ей и самой приходила в голову эта странная мысль, но она гнала ее прочь, чувствуя абсурдность.

— Души неприкаянные говоришь? — Дровосек без замаха, раскрытой ладонью вдруг врезал поэту по закрывающим его лицо рукам.

— А-а-а! — Закричал тот, отнимая ладони от внезапно закровившего, породистого, с горбинкой носа. — Зачем? Зачем вы меня ударили?

— Больно? — вместо ответа спросил Дровосек.

— Очень больно, — захныкал Давид.

-Ну, вот видишь, это объясняет две вещи: первая, что ты болван, а вторая, что никакие мы не души, а вполне живые люди. У тебя идет носом кровь, и ты чувствуешь физическую боль.

— Я понял. Не надо меня больше бить, — загнусавил поэт в свой подбитый нос.

Дровосек усадил Давида на диван рядом с Элен.

— Запрокинь голову и посиди так минуты три, — сказал он. — Кровь скоро остановится. А потом ты мне все подробно про себя расскажешь. И про то, как попал сюда и про пустоту эту твою. Но предупреждаю сразу, начнешь страшилки плести — отобью голову. Так что четко и внятно, как в армии, если понял, кивни.

Давид тут же кивнул и снова захлюпал носом. Элен достала не совсем чистый носовой платок и протянула его поэту.

— Зачем ты так? — сказала она Дровосеку, с укором глядя на него.

— Не люблю когда пацаны нюни распускают и прочие сопли в сахаре, –ответил Железный Дровосек и посмотрел в окно.

Город тонул в полумраке. Казалось, что так было всегда и вечная ночь никогда не рассеется, и они навсегда застрянут в этом сюрреализме. Слившись с городом, растворятся в бетоне и асфальте, став частью его.

Когда Давид-поэт пришел в себя, то есть достиг того состояния в котором он мог внятно излагать свои мысли, он начал свой рассказ.

— Родом я из Салахина, что на севере Игалуда. Отец мой торгует птицей на рынке центральной площади. Я же зарабатываю тем, что пишу стихи на заказ, для богатых хамудэн и любого кто сможет достойно заплатить за мой скромный труд. В наших землях стихи мало кто может писать и таких как я в городе всего несколько человек. Мы создали свой орден, придумали общий знак причастности. Вот он.

Давид распутал штору и остался в легкой, то ли тунике, то ли накидке со сходным со шторой рисунком. Провел двумя руками, снизу вверх по ней, и картинка тут же засияла изумрудным светом. Теперь Элен смогла разглядеть рисунок внимательнее, листиков было не три, а четыре, и больше всего он напоминал четырехлистный клевер, только почему-то с квадратными листьями и ромбовой точкой по центру.

Клевер все наливался светом, пока не стал ярким и не осветил комнату не хуже электрической сто ватной лампочки, а затем поэт встряхнул рисунок и все исчезло.

-Ну, со светодиодами все понятно. Впечатлило, — сказал Дровосек, стараясь не особо вникать в дополнительные чудеса. — Ты вот что приятель скажи: где такая страна то находится? И что это за город такой, Салахин?

Поэт изумленно вытаращился на него.

— За океаном Брола, у подножия гор Цапвир. Игалуд весь мир знает! Вы разве не слышали про желтый фарфор?

— Цапвир говоришь? — Дровосек недобро посмотрел на поэта. — А может, ты нам мозги паришь? Какой нахрен желтый фарфор?!

Дровосек нависал над съежившимся Давидом, явно намереваясь как минимум отвесить ему подзатыльник, но Элен внезапно встала между ними.

-Не бей его, пожалуйста — сказала она, глядя Дровосеку в глаза. А потом наклонилась к самому его уху и прошептала. — Может он тронулся от всего этого?

Девушка увидела, как свет ярости понемногу гаснет в глазах Сергея. Темно-зеленая глубина их опять обрела спокойствие уверенного в себе мужчины. И когда во взгляде его вдруг заплясали желтые искорки, Элен подумала, что хотела бы проникнуть в его душу, понять его суть, прочитав ее подобно книге. Да и в самой душе Элен что-то защемило, нарастая сладкой истомой, и она, внезапно чуть не рухнула на старый диван, с которого только что встала. Дровосек улыбнулся ей своей мальчишеской улыбкой, которая тут же убрала лет десять от его сурового лица, а за тем перевел взгляд на Давида.

-Расскажи, как ты попал сюда, — очень мягко, почти вкрадчиво попросил он.

Давид, осознав, что гроза миновала, вновь продолжил рассказ.

— День, в который я попал сюда, не задался с самого утра. Пуфен, глава нашего ордена сказал, что в последнее время за мои стихи не стали давать хорошую цену. А я разве виноват, что не хватает в последнее время вдохновения? И где же ему взяться, если вместо созерцания приходится отцу помогать, птицу ловить. А по пескам в предгорной равнине не очень-то приятно бегать. Жара. Чуть зазеваешься, откроешь лицо или руку, комаралы тут же начинают неистово жрать. В пустыне за городом вообще полно всякой гнусности, иначе съебасам не выжить.

Кому? — хором переспросили Дровосек и Элен, которая слушала история Давида с большим интересом.

-Ну, птица у нас там такая водится. Съебас. — поэт почесал свой затылок, недоуменно уставившись на них. У съебаса голова маленькая на длинной шее и туша небольшая, зато ноги огромные, ляжки мясистые. Очень вкусная птица, и очень редко когда на столе бывает.

— А почему редко? — спросил Дровосек с очень серьезным лицом, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Да потому что поймать почти невозможно, бегает быстро. На то он и Съебас, — ответил поэт.

Тут уж Дровосек не выдержал и захохотал. Следом засмеялась Элен, хотя сама не понимала своей реакции.

— Да что я такого сказал то?! — Изумился Давид и тут же его губы обижено надулись. — Над стихами хохочете! Над птицей то же! Не буду больше ничего вам рассказывать.

— Невероятно!— воскликнул Дровосек, глядя на улыбающуюся Элен.

— Это же надо иметь такое воображение? И как складно-то у него все выходи. Ладно, птица говорун, валяй свою байку дальше.

— Не буду, — Давид насупился и обхватив себя за колени руками уставился в одну точку.

— А в репу? — задушевно предложил Дровосек.

— Да делайте что хотите! Сами-то вы кто такие? Откуда взялись? И кто дал право руки распускать? — поэт нервным жестом взъерошил свои черные, жесткие как проволока волосы, угрюмо глядя на Дровосека.

Глаза у Давида были большие, такие же черные, как и волосы. Да и вообще в поэте было, что-то арабское, не смотря на его, очень светлую, почти белую кожу.

-Не бойся его, рассказывай дальше — Элен взяла поэта за руку и немного сжала. Он хороший и больше не будет букой-бякой.

Дровосек, принимая правила игры, улыбнулся Давиду самой открытой и доброй улыбкой, на которую был только способен.

— Да что вы со мной как со скорбным духом!? — в сердцах воскликнул поэт. — Я не сумасшедший!

— Успокойся, пожалуйста, — Элен продолжала сжимать его ладонь, чувствуя, что та начинает греться от ее тепла.

Давид, теперь почувствовав прикосновение, глядел уже не так затравлено.

— А ты красивая, — сказал он, совсем успокоившись. — В наших землях такие девушки редкость…

— Продолжай свою историю, — попросила Элен, зардевшись от невесть какого комплимента.

-На чем я остановился? Ах да!

Так вот. В тот день, отец Пуфен назначил мне наказание.

Я должен был придумать двадцать слов рифмующихся к слову «созерцание» за два часа. Я придумал только восемь… И меня ожидало наказание. Двенадцать ударов розгами, за каждую непридуманную рифму.

Я ненавижу своих братьев и отцов по ордену. Если дела идут не так, то они вымещают все на мне. И я, как самый младший, должен все это безропотно сносить, а иначе навсегда потеряю место. А я так люблю стихи…

Отец Васелио заготовил связку, он умеет находить самые сучковатые и прочные ветви.

Отец Бэс-Крэм приготовил рассол для вымачивания. Именно такой чтобы не размякло и не разбухло, но пропиталось солью.

А у брата Дрюка, руки как бревна. Он и сам огромный как бык и, по-моему, такой же тупой. А стихи… Его талант ушел в ширину его плеч и, по-видимому, не коснулся яйцеподобного чела.

В общем, растянулся я на лавочке, а дальше как в тумане. Дрюк, безмозглая скотина всыпал мне не двенадцать, а много больше. И бил с оттягом. О! Он любит смаковать такое. Не помню, как выдержал экзекуцию, очнулся только кода стоял в проеме окна башни поэтов. Там нет стекол.

Отец Васелио, что-то орал мне. Не в себе я был, потому и не понимал что именно. Пуфен стоял с застывшим лицом, а у Дрюка была такая кровожадная морда… И я вдруг понял. Ничего еще не закончилось. Впереди ждет новое, куда более серьезное наказание. И так мне тоскливо стало. Жить не захотелось. Вот что. Видимо сомлел я от страха и от отчаянья. Сорвался. Все замелькало перед глазами, удар и вот я здесь.

— Я ему верю, — сказала, Элен глядя на Дровосека. — Такое сразу не придумать.

— Пожалуй ты права, — задумчиво ответил тот, переводя взгляд с девушки на поэта. Уж больно он на обычного, как мы с тобой землянина похож.

Ладно, про пустоту и здешнюю физику мы послушаем после. А сейчас всем спать.

— Там на чердаке есть уютный топчан, можешь лечь там. Я буду в кресле, поближе к входной двери.

-Нет — твердо сказал Давид. В кресле буду я. — Все равно не смогу уснуть, а если что, смогу предупредить об опасности.

— Валяй, — неожиданно легко согласился Дровосек.

Понимая, что надо отдохнуть, Элен все никак не могла уснуть, даже не смотря на усталость. Слушая, как в маленьком коридорчике кряхтит Давид, мостясь в неудобном кресле, она думала о Дровосеке. Почему он такой? Словно заиндевелый. Грубый иногда… А улыбка такая добрая.

Девушке вдруг очень захотелось растопить эту ледяную корку, оживить в нем чувства. И все вдруг встало на свои места. Элен вдруг четко поняла, чего хочет и что можно сделать. Она вдруг вспомнила Татьяну Ларину в пушкинской поэме, перевод которой она случайно нашла в интернете. Прислушалась к себе и осознала насколько они разные в поступках продиктованных схожим чувством. Встав с дивана, она поднялась по лестнице на чердак. Дровосек лежал на большом, похожем на ортопедический, матрасе. Глаза его были закрыты, но Элен не могла с уверенностью сказать, спит он или нет. По-видимому, Дровосек все же спал, потому что вздрогнул, когда девушка прильнула к нему.

— Мне страшно, — прошептала Элен, глядя в недоумевающие глаза мужчины. — Можно я немного полежу с тобой?

Дровосек ничего не ответил, но и не отстранился, когда она всем телом прижалась к нему и уткнулась лицом в жесткую материю комбинезона. И ей вдруг стало хорошо и спокойно. Почудилось, будто они муж и жена и прожили счастливо долгие годы. Лежат в предвкушении близости, не торопясь, наслаждаясь моментом. Ей вдруг вспомнился Уильям. Как он был всегда с ней нежен и внимателен в такие моменты, но воспоминание тут же отошло и забылось как незначительное. Элен скорее услышала, чем почувствовала все возрастающие удары сердца и не сразу поняла, что чувствует она свои толчки, а слышит его удары. Вот. Она приподнялась повыше и накрыла его губы своими губами. И он ответил. Жадно. Неумело словно в первый раз. Поцелуй, почему то был соленым на вкус, но для Элен не было ничего слаще него. Обезумев от охватившего их острого желания, они судорожно помогали, друг другу избавится от одежды, которая в данный момент стала врагом, оттягивающим момент единения, заставляя чуть ли не отрывать пуговицы и заевшие молнии.

И когда, все же этот миг настал, Элен показалась, что окружающий их мир раскололся на кусочки и закружился калейдоскопом невероятно ярких осколков. Волшебной мозаикой, соединяясь то в один, то в другой причудливый узор, наполняя ее тело наслаждением, каждый раз по-разному, в зависимости от созданной картинки.

Вот узоры замелькали быстрее, слились в немыслимую какофонию света и, собравшись воедино, застыли чердачной мансардой, возвращая привычный мир. Но это был уже совсем другой мир. Во всяком случае, для Элен.

Они лежали на широком матрасе, слушая ватную тишину, чувствуя как, постепенно затихая, стучали их сердца.

Дровосек хотел было, что-то сказать, но девушка приставила к его губам указательный палец.

— Не говори ничего, — тихо попросила она.

Она лежала, закрыв глаза, обессиленная натиском этого в сущности незнакомого ей мужчины и ни о чем не думала. Совсем.

14

Крайне неприятно просыпаться на холодной земле от ледяного ветра и снега бьющего в лицо, тем более что засыпал ты в теплом доме, лежа на удобном матрасе, хоть и на полу. Элен проснулась первой и стала судорожно одеваться, видимо ночью она и не заметила, как уснула. Рядом свернувшись в позе эмбриона, спал голый Дровосек. Одежда валялась на земле вокруг, её уже начинал покрывать снег, но видно утро наступило только что, иначе, подумала Элен, можно было просто замерзнуть во сне.

Натягивая водолазку, она вдруг почувствовала на себе взгляд, и повернула голову. Давид лежал в нескольких метрах от них, укутанный в свою штору, и, смотрел на нее, довольно улыбаясь.

— Чем, пялится, лучше разбудил бы — зло сказала ему Элен дрожа от холода.

Элен не смущало то, что юноша видел ее голой, в конце концов, предрассудками она не страдала. Больше ее злило то, что он проснулся раньше и смотрел, как она во сне мерзнет. Она отвернулась от Давида. Надо было будить Сергея. «Может он и правда Железный», — улыбнулась своим мыслям Элен. Она вспомнила прошедшую ночь, и сравнение показалось ей весьма убедительным. Но сейчас некогда было предаваться сладким воспоминанием. Не та обстановка. И яичницы с беконом на завтрак не будет. И кофе в постель не подадут. Да и постели то нет. Но все же ей не хотелось просто толкать Дровосека в бок. Она накинула на него свитер и прошептала на ухо.

— Просыпайся милый, обгоришь на солнце.

Не смотря на все протесты Дэвида, (Элен настаивала, что бы молодого человека называли именно так, на её лад, однако Дровосек упрямо называл его Додиком), костер они все же развели. Дровосек натаскал весь мелкий кустарник, какой только мог найти вокруг. Открыли и разогрели пару банок тушенки. Этот золотой запас таял прямо на глазах. Основная масса съестных припасов была в спешке оставлена в разбитых санях. В рюкзаках были спальные мешки, несколько банок тушенки и небольшая пачка галет. Благо воды было много кругом. Дэвид тушенку не стал, съел одну галету, и отошел от костра. С утра насыпало, и продолжало сыпать, но это видимо его не смущало.

Подкрепившись, Дровосек достал из рюкзака карту. Элен картографией не интересовалась, поэтому просто сидела напротив Сергея и задумчиво смотрела на него. Дэвид-Додик ходил вокруг костра в радиусе нескольких метров и что-то бормотал себе под нос. На него уже никто не обращал внимания.

— Вот Дом Лесника, вот дальше лес и озеро, за озером большое белое пятно, это понятно степь, где мы сейчас. Дальше начинаются предгорья.

— Мы, что еще и альпинистами заделаемся?

— Нет за горы нам не надо. Это Большие Северные горы. Так мы их с Петровичем обозвали. Правда, тут, где север, где юг большой вопрос. Просто карта такая. Сверху горы, значит, там север должен быть. Компасов здесь нет. Как ни странно чем ближе к горам, тем климат теплее становится. Тоже проверено. Сколько длятся предгорья, непонятно. Марта толком объяснить не могла. Чем дальше, тем нам труднее будет. Потому как неизвестность. Туда даже Петр не доходил. Будем надеяться, что карту эту Марта не после очередной дегустации рисовала. Если идти строго на север, дойдем до Больших Северных Гор. Там городок должен быть. Переднегорск, Марта так его называла. Он же станция. От него, по словам Марты, какой-то транспорт идет до Изумрудного города, который судя по карте, находится на западе от Переднегорска. Будем надеяться что там, что-то типа железной дороги. Главный вопрос это пропитание. Сто километров пройти можно. Дней за десять. Трудно десять дней не есть. Основной запас продовольствия пропал вместе с Лесником. В рюкзаках банок пять тушенки осталось, и пачка галет. Но теперь нас трое. Но зато вот тут пара речушек обозначена, а значит, рыбу можно ловить. Ну и охотится как-то. Жаль, ружья нет.

— Это не главный вопрос. Главный вопрос за стену выйти, — неожиданно подал голос Давид. — А бедных животных убивать совсем не главное в жизни.

— Смотри, как заговорил, я вот посмотрю, что скажешь, когда галет не будет, а мы лещиков закоптим.

Давид, ничего не ответив, сунул руку под штору и вытащил крупный очищенный орех, неизвестного сорта. Никому, не предложив, он положил орех в рот и принялся довольно жевать. Дровосек только головой покачал.

— Так ты не выдумывал ночью? — Элен с любопытством посмотрела на несчастного поэта. Тот при свете дня казался вменяемым. И взгляд карих глаз был вполне осмысленным.

— Нет. Снег валит, идешь, идешь. Целый день. А выйти не можешь. Так ночь и застает.

— Ладно, не больно ты надежный источник информации, — Дровосек встал на ноги. — Если будем сидеть, то к ночи нас точно засыплет. А тушенки мало.

Идти на удивление было не сложно. Снег падал, но почему то особых сугробов не наметало. Часа через два снег просто валил плотной стеной, но под ногами было так же твердо, как и раньше. А вот тропинка потерялась окончательно.

— Теоретически если идти по огромному пустому пространству, рано или поздно опишешь круг. Говорят, что правой ногой мы делаем шаг чуть дальше, чем левой, поэтому в отсутствии ориентиров, не зная дороги, отклоняемся влево. Мне кажется, здесь происходит нечто подобное.

— По-твоему мы просто плутаем, и никакой мистике здесь нет?

— Хотелось бы в это верить. Эй, Додик. У тебя вчера то же самое было, или еще снежные феи приходили?

— Никто не приходил, — кутаясь в штору, отвечал поэт. — Кругом пустота.

— Понятно все. Не понятно только как выбраться отсюда. Ладно, не будем унывать, будем думать. Успокаивает одно — пока что, мы тут не замерзнем. Ночью в городе не холодно.

Снегопад не стихал несколько часов, ветер к вечеру усилился, и Элен казалось, что к вою ветра подмешивается, знакомый ей по встрече с волками другой вой. Начало темнеть, костра больше не разводили, хотя есть хотелось уже сильно. Но как разведешь, даже кустарники перестали попадаться. Сплошная белая пустота. Сегодня они только завтракали. Вот где настоящий тренинг, думала Элен, время, проведенное в этой стране, точно пошло на пользу моей фигуре. Они шли с Дровосеком, держась за руки, Давид, закутанный в штору, маячил впереди, почти скрываемый метелью. Мальчик, так иногда Элен называла его про себя, дал им по нескольку орехов и от них сил изрядно прибавилось. Элен казалось, что орехи наделены какой-то волшебной калорийностью, и возможно это помогло им продержаться до вечера. Дровосек сказал, что тушенкой поужинаем в городе. Он видимо потерял надежду выбраться из метели сегодня.

15

Знакомое желтое свечение появилось, когда снег начал редеть, потемнело, а путешественники совершенно выбились из сил. Асфальтовая дорога легла под ноги, появились пригороды с кусками остановок, и вот уже знакомый указатель — «Ниж…овск».

Элен просто валилась с ног от усталости, Дровосек поддерживал ее, но видно было, что и ему нелегко. Передряги последних дней давали о себе знать.

— Расслабился я, на Мартиных харчах, — пытался шутить Сергей, стараясь подбодрить и себя и девушку.

Давид шел впереди, качаясь из стороны в сторону. Он весь день почти не участвовал в разговорах, а теперь и вовсе как воды в рот набрал.

— Предлагаю, не тащиться через весь город в дом, где мы ночевали прошлой ночью, — слабо подала голос Элен. — Давайте расположимся в первом попавшемся.

— Не выйдет, — неожиданно повернувшись, возразил ей Давид. — Эти дома не простые. Я тут все излазил, и могу сказать точно, что ночевать можно только в доме на противоположной окраине.

— Да ладно тебе умник, — Дровосек совсем не желал воспринимать поэта всерьёз. — Я еще прошлый раз заметил, что дверей во многих подъездах вообще нет. Лена еле ходит, мы тоже не в лучшем виде, доберемся до первого попавшегося подъезда без дверей и привал.

— Ну, ну, — Давид уже перестал обижаться на Дровосека, видимо, выносить насмешки было для него привычным делом. — Ну, ну, посмотрим, как это у тебя выйдет смелый воин.

Они уже двигались по улице с двумя рядами двугорбых фонарей.

— Вот тут и разместимся, — предложил Дровосек, когда они одновременно увидели первую зияющую дыру подъезда многоэтажки.

Собрав остатки сил, Дровосек практически на руках потащил Элен к дому, а она в свою очередь, еле перебирая ногами, буквально повисла у него на плечах, обхватив его шею двумя руками.

Давид поплелся за ними, не переставая бормотать себе под нос неразборчивые фразы, похожие не то на стихи, не то на ругательства, ни то на все вместе разом.

Когда Элен и Дровосек вошли в подъезд, он присел на одну из ступенек, и, раскачиваясь вперед и назад, опять произнес:

— Ну, ну.

Подъезд был погружен в желтый полумрак, но света хватало, что бы разглядывать обстановку и ориентироваться.

Слева на стене, ровными рядами, словно солдаты на параде, висели почтовые ящики. Четыре ряда, в каждом по десять ящиков. Посмотрев на нумерацию квартир, Элен истерически расхохоталась, а Дровосек понял, что ночевать придется, скорее всего, там, где ночевали вчера.    Как не хотелось ему этого признавать, но Додик оказался прав. Дома эти явно не простые.

На каждом ящике первого и второго ряда была нарисована цифра «2». На ящиках второго и четвертого рядов цифра «4».

— Ну, вот и мистика начинается. Для успокоения я все же пойду, посмотрю, что там дальше. А ты постой здесь, или лучше на улицу выйди. Мало ли что.

— Нет, я с тобой. Мне одной страшно.

Дровосек, ничего не ответив, начал подниматься по бетонной лестнице. Повернув за угол, он оказался на небольшой площадке с лифтом и двумя квартирами одна, напротив другой.

Как того и следовало ожидать на одной был номер два на другой четыре. Дровосек подергал ручки обеих — заперто. Элен тихонько подошла сзади.

— Двери железные, массивные, сверху обиты деревом, без инструмента не сломать, — негромко проговорил Дровосек через плечо.

Он повернулся к лестничному пролету, который должен вести на второй этаж. Лестничного пролета просто не было. На его месте располагался черный провал, в котором даже желтая подсветка до конца не могла разогнать темноту.

— Все равно на втором этаже, наверное, то же самое, — сказала Элен, тронув Дровосека за плечо. — Двери, которых, нам не открыть.    

Дровосек подошел к лифту намереваясь воспользоваться им. Но кнопка вызова просто отсутствовала, а вызывать лифты силой мысли он пока не умел.

— Здесь ловить нечего, — Дровосек взял, следовавшую за ним неотступно, Элен за руку, и они вышли на улицу.

Давид так же сидел на ступеньке закутанный в штору и раскачивался взад вперед. Дровосек хотел отвесить ему пинка со злости, но Элен, как будто читая его мысли, встала между ними, и устало произнесла:

— Пойдемте мальчики. Не будем ссориться. По крайней мере, сейчас мы знаем дорогу.

Дом, где они ночевали, стоял на том же месте и безучастно смотрел на них темными окнами. Вокруг ничего не изменилось с прошлой ночи. И хотя оглядывать местные достопримечательности не было никаких сил, Элен отметила, что хотя бы в обозримом пространстве не появилось ничего нового, и это ее немного успокоило. По крайней мере, непосредственно сейчас им ничто не грозит и можно спокойно отдыхать.

Сил едва хватило на то, что бы поужинать. Еще минус две банки тушенки, и почти все галеты. Давид поделился орехами, съел пару галет, но к тушенке снова не притронулся. Дровосек наполнил большую круглую флягу талой водой, которой теперь приходилось запивать скромный ужин. Поужинав, путешественники просто вырубились мертвецким сном, даже не раздеваясь.

16

Видимо проспали они долго, снег валил уже вовсю. Города давно не было. Они сами и два их тощих рюкзака было сильно запорошены снегом.

— Встаем, встаем. Нельзя сидеть на месте, надо идти, а то замерзнем.

Дровосек вскочил на ноги первый и стал поднимать остальных. Тропинка еще была видно, но с такой интенсивностью, снегопад засыплет ее через несколько минут.

— Так, Додик, выстраиваемся цепочкой и строго один за другим идем вперед, стараясь, не отклонятся от маршрута. Хоть одно слово о пустоте, и что она нас не выпустит, и я тебе башку последней банкой тушенки разобью и здесь замерзать оставлю.

Давид разговаривал все меньше и меньше, а смотрел только на Элен, Дровосека предпочитал игнорировать. Однако приказу все-таки подчинился, пошел первым, за ним Элен, замыкал группу Дровосек.

— Мы здорово заспались, — Элен подняла голову вверх и показала на светлое пятно в самом зените серого неба. — Судя по солнцу уже полдень.

На завтрак решили время не тратить. Дровосек хотел отобрать у Давида орехи, что бы распределять оставшийся паек централизованно, но Элен запретила действовать силой. И так их преследуют постоянные неудачи с тех пор, как они отправились в путь, и вступать в междоусобицы сейчас было совсем ни к чему. Вежливо поговорив с мальчиком, она один орех с его протянутой руки положила себе в рот, а второй отдала Сергею. Ей все чаще хотелось называть его настоящим именем, а не так как его звала Марта. Она была благодарна ему, и все больше проникалась к нему нежностью. В конце концов, без него она давным-давно пропала бы, и Элен была уверена, что если и смогут они выбраться из этой белой мглы, то только благодаря Сергею.

Однако события начали развиваться по вчерашнему сценарию. Снегопад набирал и набирал силу, белая стена казалась не проходимой, ветер усилился и почти сбивал с ног. От тропинки не осталось и следа, и путешественники шли уже просто наугад, надеясь на чудо.

Иногда сильные порывы ветра разрывали снежную пелену, но в эти рваные раны была видна только голая пустыня, с редкими низкорослыми кустарниками и совершенно без признаков жизни. Лишь однажды, в разрыве снежной завесы, Элен неожиданно показалось, что она видела серую волчью спину. Но через долю секунды, метель закружила с новой силой, и виденье пропало, унесенное холодным ветром. Волшебные орехи придавали им силы, путешественники съели еще по одному и шли, шли, шли.

Им так хотелось вырваться, что ни каких привалов решили не устраивать. В конце концов, когда то степь должна кончиться, судя по масштабу карты, они легко пересекут её пешком, потом должны начаться холмы, а чуть дальше за первыми холмами — река, а потом еще одна. И такая холмистая местность изрезанная реками должна длиться до самых гор. И еще чем ближе к горам, должно быть все теплее и теплее. Эти мысли согревали Элен и придавали силы не меньше чем удивительные орехи.

   А потом как-то резко начало темнеть. Ветер стал утихать, редкие снежинки, словно издеваясь, ласково кружили над землей, и казалось, никогда и не было многочасовой метели и холода. И вместе с темнотой начали появляться знакомая желтая подсветка, знакомые пригороды, асфальтовая дорога и неимоверная усталость от бесполезного выматывающего хождения вот уже второй день подряд.

Элен очень устала и физически и морально. Постоянное чувство опасности, ненормальная еда, которая к тому же вот-вот должна была кончиться, казавшаяся безвыходной ситуация в которую они попали, все это лишало Элен сил.

Сегодня сил не хватило даже на ужин. Последняя банка тушенка так и осталась на две рюкзака, едва добравшись до дома на противоположной окраине города, они все повалились обессиленные, где попало, и провалились в сон. Всю ночь Элен снилось одно и то же. Она идет, идет, идет сквозь белую тугую вату и слепнет от белизны и мерзнет от холода, и нет этому ни конца, ни края