1
Тяжелые армейские берцы с хрустом продавливали вновь выпавший слой снега. Зима в Омске всегда была очень снежная и морозная, но даже привыкшие к суровому климату жители были неприятно удивлены такому количеству осадков. Это та самая, знаменитая на весь мир русская зима, которую проклинал Наполеон, и так любила пушкинская Татьяна.
Военнослужащие 242-го учебного центра ВДВ жили в режиме, приближенном к боевому. В части ожидалась сезонная проверка из дивизии. Как всегда неожиданная, но о которой известно месяца за два. Подготовка техники, приведение в соответствие штабной и ротной документации, ремонт в казармах и без того занимали все служебное время постоянного и переменного состава, а добавившиеся к этому обязанности по уборке снега накалили обстановку до предела. Роты сменяли друг друга на территории, ни на минуту не останавливая процесс. Температурные рекорды следовали один за другим. В неравном бою с погодой пало восемь солдат. Слегли в санчасть с температурой. Сразу же начались бесконечные звонки разгневанных родственников, из комитета солдатских матерей, в конце концов раздался предупредительный звонок из прокуратуры. После этого, обеспокоенное за свои звезды командование решило взять перерыв в войне. К счастью, смилостивилась и природа, заметно сбавив напор снегопада.
Выпавший с утра небольшой слой снега, по которому выдвигалась на посты очередная смена караула, был лишь неприятным напоминанием напряжённых дней. Для первого разводящего младшего сержанта Кирилла Кузнецова это был сорок третий караул. Он знал, что до первого поста ему еще ровно семь минут. Четыре минуты до поворота у столовой и три после. Сейчас они дойдут до двухэтажного здания штаба, он оставит Макса и Санька у дверей, с Михой войдут внутрь. Дверь как всегда заклинит, ее не могут починить уже больше двух месяцев. Может хоть теперь перед проверкой, кому-нибудь придет в голову заняться этим. Они пройдут в комнату для переодевания часового, где Миша снимет бушлат, оденет белые перчатки и белый ремень. В это время сам Кирилл приоткроет окошко во внутренний двор и закурит. Конечно, это неоправданный риск, если кому-то из офицеров вздумается сюда зайти, то об этом обязательно доложат замполиту. И тогда Ткаченко своё не упустит. Само по себе курение в карауле это серьезный проступок, а учитывая не самый идеальный послужной список Кузнецова, можно было не сомневаться, что замполиту учебки этого будет достаточно, для того чтобы перед самым дембелем подпортить жизнь ненавистному сержанту. Но Кирилл закурит. Как всегда. Пусть через двадцать минут он уже будет в караульном помещении, где смог бы сделать это не таясь, но нарушить традицию нельзя никак. Это уже как своего рода обряд. А когда Миша будет готов, они выйдут из маленькой комнатушки, ставшей за эти полтора года такой родной, и по старой скрипучей лестнице поднимутся на второй этаж, размышляя о том когда же она наконец развалится под весом одного из этих старых солдафонов с полковничьими звёздами. Там перед стеклянным стендом со знаменем и вымпелами их уже заждался Андрей. Они произведут весь официальный обряд смены часовых (не исполнить нельзя — прямо на пост выходит камера). И уже с Андреем пойдут в комнатку переодевания, а оттуда в караульное помещение.
Такой был план. Так он делал уже больше сотни раз. Поначалу в качестве часового, а с марта, когда ему присвоили звание сержанта, уже в роли разводящего.
***
Для рядового Андрея Крипицина спать стоя было привычным делом. Его этому научил его же командир отделения Кирилл Кузнецов, который еще будучи рядовым ходил часовым на первый пост.
— Не научишься этому — считай, каждый караул адом будет, — говорил Кирилл, своему подчиненному в ночь перед первым для Андрея караулом. Крипицин сидел перед кроватью своего командира и внимал каждому слову первого, как он считал, нормального человека среди этого озверевшего стада. — Когда стоишь вот так и ничего не делаешь, мысли дурные в голову лезут. А все потому, что начинаешь о родителях вспоминать, о том как долго еще лямку тянуть, о девушке, которая осталась там. Но нет в этих мыслях ничего хорошего. Не слушай тех, кто говорит, что воспоминания о доме греют душу. Не греют — сжигают тебя изнутри. Медленно, мучительно, всего без остатка. Мысль заседает в голове и разъедает мозг. И ничего ты с этим не можешь поделать. Я всегда завидовал этим увальням, у которых и мозга-то нет. Две мысли — пожрать и поспать. Зато никаких мучений. Так проще.
Они часто так разговаривали перед сном. Ещё в первые дни службы Андрей выделил Кирилла из общей массы. И не потому что тот был гуманней других, скорее даже наоборот. Младший сержант сразу показал себя самым жестоким и, в отличие от других старослужащих своего призыва, не позволял вновь прибывшему пополнению расслабиться ни на минуту. В те дни, когда офицеры не ночевали в роте он поднимал молодых солдат и строил их в одну шеренгу. Затем надевал, старые порванные в нескольких местах и от этого ещё более травмирующие боксерские перчатки, проходил по строю и проверял кто как держит удар, тем самым выбирая себе жертв. Тот кто от удара терял равновесие и падал выигрывал путёвку во второй тур. Таких обычно набиралось человек десять. Дальше начинался так называемый «кач», это были либо приседания в обнимку, либо отжимания, иногда спарринги с завязанными руками — живые груши для битья.
Андрей был чересчур своенравным, чтобы терпеть это. Конечно же он сразу ответил бы ударом на удар, стал бы сопротивляться играм дедов, но как и все те, кто когда-либо пытались восстать против армейской системы воспитания воинов под названием «дедовщина», потерпел бы фиаско. Его бы сломали также как и всех. Но не просто поставили бы на место, а показательно смешали бы с грязью, каждодневно унижая и растаптывая его человеческое достоинство. И лишь одно спасло молодого идеалиста. Кирилл проходя в перчатках через строй поймал на себе смелый, полный ненависти взгляд Андрея. В этом молодом, полном жизненной силы лице, он словно увидел своё отражение, почувствовал родственную близость. Таким же и Кирилл пришёл в своё время в роту. Он знал, что сейчас чувствует этот ещё ничего не вкусивший в жизни парень. Возможность помочь ему казалась для Кирилла ни чем иным как последней его миссией в армии. Но он не просто взял его по свою опеку. Никаких привилегий у Андрея не было. Это бы противоречило той системе, которую Кирилл так тщательно оберегал. Просто Кирилл всегда подсказывал Андрею как поступать в той или иной ситуации. Рассказывал о дедовщине. О том почему к ней нужно приспосабливаться, а не бороться. Подсказывал к кому можно обратиться с той или иной просьбой. Объяснил кто офицер, а кто шакал. Но за те полгода, что они общались ни один, ни другой не решались заговорить о той жизни, которая осталась там далеко. Это был негласный уговор. И только на седьмом месяце их совместной службы это правило было нарушено.
— Кирилл, — неуверенно начал Андрей — а тебя девушка ждет?
Кузнецов, прежде смотревший в одну точку в потолке, пристально взглянул Андрею прямо в глаза, заставив того сразу же пожалеть, о заданном вопросе. В этом взгляде, ещё минуту назад таком живом и дерзком, проявилась вдруг вся накопленная за время службы печаль. И хотя солдату всегда есть о чем печалиться, для Кирилла это было нехарактерно. Ему всегда удавалось сохранять хорошее расположение духа, даже в самых непростых ситуациях. А эти непростые ситуации случались практически каждый день. Но это был первый раз, когда Андрей увидел своего наставника таким разбитым.
— Ждала, — прозвучал, наконец, многозначительный ответ.
Андрей опустил вниз голову и наигранно загрустил. Ему было стыдно, но он не мог сочувствовать искренне. Андрея-то в родном Питере ждала любовь всей жизни — Оля Хвостова.
— Да нет, — улыбнулся вдруг Кирилл, ты не понял, — я сам ее бросил. Она потом еще какое-то время писала, но я не отвечал.
— Не понимаю, — удивился Андрей.
— Я не удивлен. Мало кто это понимает. Как дурачки повторяете из раза в раз одну и ту же историю о большой и чистой любви, которая только заканчивается почему-то, через 2-3 месяца после вокзала.
— Ну это не у всех,— перебил Андрей.
— А, понятно, девчонка ждет. Мой тебе совет, шли ее куда подальше, пока она тебя не послала. Потому что первое легче пережить.
— Нет, все равно ты не прав,— в голосе прозвучали нотки обиды. — Я в Оле на сто процентов уверен.
-Все уверены, не ты первый, не ты последний, — лёгкая улыбка коснулась губ Кирилла, но когда он почувствовал, что это слишком сильно задело Андрея, решил пойти на примирение, — Надеюсь, что твоя дождётся. Иди лучше чай сделай, чем болтать без толку.
Первой пост караула в учебном центре находился на втором этаже штаба. Он представлял собой дальний от лестницы угол в конце коридора, где находился постамент, на котором нес службу часовой. На стене за постаментом под специально оборудованным стеклом красовалось боевое знамя учебки. Оно было еще старого образца, алым цветом напоминая о своих советских корнях. Замена его новым, российским ожидалась только в апреле. Рядом располагались вымпела, которые, согласно табелю постам, так же подлежали охране и обороне. Справа от поста, на стене на уровне глаз висела небольшая деревянная табличка, содержание которой должно было внушать то ли чувство глубокой ответственности (в случае утраты знамени часть расформировывают), то ли благоговейный ужас перед наказанием (судьбу лица, ответственного за утерю знамени решает военный трибунал). На деле же, табличка эта вызывала лишь чувство полного уныния, от осознания того, что солдат, пришедший на пост, на ближайшие два часа обеспечивается возможностью испытать себя и свое терпение беспросветной скукой и мучительным ожиданием смены, когда очередной мученик займет свято место. Безнадежность положения дополняли настенные часы, висевшие прямо перед глазами часового и отсчитывающие бесконечные сто двадцать минут, и кроме того видеокамера, фиксирующая всякую попытку размять затекшие мышцы. В случае нападения противнику даже не понадобиться стремительность действий. Потому что доблестный защитник боевого знамени просто напросто не сможет пошевелиться первые секунд пять, не говоря уже об адекватном сопротивлении. Прибавим к этому вечных спутников солдата-срочника постоянную усталость, хронический недосып и общую хандру, и мы получим два часа ада, привыкнуть к которому казалось бы невозможно. И так четыре раза за сутки в чередовании с беспокойным сном в караульном помещении. Гораздо справедливей было бы снять табличку со статьями, а на ее месте на стене написать бессмертные слова встречающие душу у входа в ад: "Оставь надежду всяк сюда входящий."
Но Андрей смог привыкнуть к этому. Спасибо Кириллу, который научил его спать стоя. Правы те кто, говорит о безграничных способностях человека, еще более правы те, кто называет счастье привычкой и наоборот. Все, что поначалу кажется таким неестественным и даже отталкивающим, через неделю, месяц, год становится частью твоего естества. Так и умение спать стоя казалось ему врожденным навыком.
Но сегодня Андрею было не до сна. За последние несколько дней мир, которым он жил, который окружал его, казался незыблемым, обрушился. Всего два события прошедшие в последние дни уничтожили его без остатка. А Андрей этот мир любил. Всем сердцем, всей душой. И что самое удивительное — умом. Ведь любить жизнь чувственно, интуитивно очень просто. Тот, кто живет в относительном комфорте, и большинство прожитых дней пребывал в более менее хорошем расположении духа легко могут похвастаться своими позитивными взглядами. Но Андрею удалось заглянуть глубже, пережить бедность, практически нищету, бесстыдное предательство матери, отчаянную безответную любовь. Но он пережил это. Осознал, пропустил через себя, сделал вывод и пошел по жизненному пути дальше, никого не обвиняя, ничто не проклиная. Но предел прочности есть у всех. И три дня назад он узнал свой предел. Обстоятельства впервые оказались сильнее. Мира больше нет, остались лишь воспоминания. Только ими он существовал в последние дни. И было среди них одно особенное. Которое он по праву считал лучшим. Он вспоминал свою первую встречу с Олей.
2
-На остановке остановите, пожалуйста, — Оля уже успела отвыкнуть от этих слов. Она больше года не ездила в маршрутках и автобусах. Ее всегда и везде подвозил Костя, бывший парень.
Не раз после их расставания она пожалела о том своем импульсивном поступке, когда обвиняла его в слабохарактерности, потаканию ее прихотям, неприспособленности к жизни, зависимости от денег отца. Конечно, все эти обвинения были не беспочвенными, но девушка явно погорячилась, ведь большинство этих недостатков можно было смело отнести и к ней самой. За год их отношений, Оля сильно изменилась. И изменения эти были непосредственно связаны с Костей. Жизнь в отдельной квартире приучила её к ответственности. Оля научилась готовить и убираться, платить за свет и воду, спорить с соседями, ждать любимого мужчину на ужин. Она уже давно по праву считала себя не студенткой, а домохозяйкой получающей высшее образование. И это всё благодаря некогда любимому Костику.
В конце концов, он был первым ее мужчиной, а для женщин это всегда имеет большое значение. Ко всему прочему, ее родители были только рады тому, что дочь удалось так хорошо пристроить. Стипендия на медфаке Санкт-Петербургского государственного университета несоразмерно меньше, чем запросы восемнадцатилетней дочери. Да и Костя умел производить хорошее впечатление на людей. Умный, образованный, учтивый, спокойный молодой человек. Образец для подражания. Только вот после того, как Оля бросила его, Костю как подменили. От его спокойствия не осталось и следа. Начались бесконечные звонки по телефону. Ожидание у подъезда дома, у университета. Сегодня записки с оскорблениями. На следующий день цветы с извинениями. А на прошлой неделе и вовсе угрозы. Такое поведение Кости одновременно пугало и возбуждало Олю.
Голос с южным акцентом отвлек ее от рассуждений.
— Дэвушка, вы выходыть собиралысь.
Она передала деньги улыбающемуся узбеку-водителю и вышла. Остановка была маленьким островком света посреди окутанных ночной тьмой улиц. Только вот остров в это время суток был необитаем. Кроме Оли и давно уснувшей продавщицы киоска по близости не было ни одной живой души. От остановки до дома, конечно можно было добраться по более менее освещенным главным улицам, но через дворы и быстрее, и привычнее. Да и выпитое вино вино дурманило голову и подавляло чувство опасности. Осмотревшись по сторонам, и поправив растрёпанные ветром Тем не менее, осознание того, что в коротком летнем бежевом платье с большим декольте, выступающими тонкими лямками лифчика и матовых, телесного цвета чулках она привлекает к себе слишком много внимания, заставило ее ускорить шаг.
Оля свернула во двор. Шум проезжающих по главной дороге машин остались позади. Тишина прерывалась лишь шелестом листвы, и изредка раздающимся лаем дворовых собак. В этой-то тишине она и услышала шаги, раздающиеся у неё за спиной. Обернувшись, она увидела лишь силуэт мужчины. Разглядеть его лицо не представлялось возможным. Оля ускорила шаг, до подъезда оставалось метров двести, не больше. Мужчина тоже не отставал. Более того, шаги приближались. Хотелось бежать, но казалось, что это только усугубит ситуацию. Оля не была трусихой, это точно, однако сейчас, её сердце просто вырывалось из груди. Алкоголь подогревал и без того богатое воображение.
Костя всегда подвозил ее до самого подъезда. Более того, провожал до квартиры. Даже в самом начале их отношений, когда они ещё не спали вместе. Этим он её и пленил. Был внимателен к мелочам.
Но Кости не было, а был незнакомец, преследовавший её. Вот он уже в нескольких шагах. Оля не смогла бы сказать точно насколько близко. Обернуться, чтобы увидеть преследователя было страшнее, чем оставаться в неведении. Пусть уж лучше незаметно ударит её чем-нибудь тяжелым по голове, только бы после этого уже ничего не видеть и не чувствовать.
До подъезда осталось около пятидесяти шагов. И она готова была поклясться, что почувствовала дыхание преследователя. Когда же он крепко схватил её за руку, Оля в отчаянии закричала. То есть попыталась закричать, голос был непослушен, и вместо звонкого крика раздался лишь неестественно сдавленной стон. Резко одёрнув руку, она побежала в направлении подъезда. Пробежав метров двадцать, она хотела было обернуться, чтобы посмотреть побежал ли за ней преследователь. Но, споткнувшись в темноте о булыжник, распласталась на асфальте. Падая, она инстинктивно выставила руки вперед. Разодрав в кровь ладони, ей всё же удалось избежать серьезных повреждений. Адреналин помогал ей не замечать боль, но вместе с тем ещё больше усиливал чувство страха, которое помогло ей быстро подняться на ноги. Она добежала до двери подъезда и лихорадочно пыталась набрать код. Пальцы путались, комбинация не подходила. Девушка отчаянно нажимала все кнопки. Наконец, прозвучал заветный щелчок и дверь распахнулась. Вбежав внутрь, она захлопнула дверь и побежала вверх по лестнице. Первый этаж. Второй. И наконец заветная дверь на третьем этаже. Раскрыв сумку девушка стала искать ключи, но тысячи мелочей, переполнявших её сумочку сильно затрудняли этот процесс. Оля услышала, как внизу отрывалась дверь. Подозрительно быстро. Точно преследователь знал код. Он стремительно поднимался по лестнице. Осознав, что времени нет, Оля вывалила все содержание сумки на пол и глазами принялась искать ключи. Но среди влажных салфеток, старых билетов в кино, счетов, дисков, ручек, заколок, помад и прочих аксессуаров ключей не было. Где она могла их забыть? Ведь точно были в сумке. Уже не важно. Тот, от кого она бежала, уже стоял рядом.
Первым, что попало в поле зрения, были дорогие, до блеска начищенные ботинки. Подняв голову, Оля увидела улыбающегося светловолосого молодого человека в дорогом сером костюме. Она очень хорошо знала кто он. Но страх от этого не стал меньше. От этого человека, которого девушка ещё совсем недавно любила, теперь можно было ожидать всего что угодно.
— Ты забыла их у меня, когда заходила утром за дисками — сказал Костя, протягивая ей связку,— вот, решил занести.
Олю передёрнуло от одного только его вида. Прежняя элегантность и вкус в одежде не изменили ему и на этот раз. Но тем не менее, впервые вид бывшего молодого человека внушал страх. Пересилив себя, она протянула руку за ключами, но Костя тут же одёрнул руку.
— Куда ты так быстро бежала, моя дорогая?— ехидно спросил он
— Ни куда, а от кого, дурак, — Оля пыталась отвечать как можно увереннее, но голос предательски дрожал.
-Ха, с каких пор ты от меня бегаешь? Ты утверждала, что хочешь даже после расставания сохранить дружеские отношения. Говорила же? — слова звучали надменно.
-Да
— Трудновато будет дружить, это если ты каждый раз будешь бежать со всех ног, едва завидев меня.
Оля не знала что ответить. Ей просто хотелось, чтобы Костя ушёл.
— Дай мне ключи, — она скорее умоляла, чем требовала.
— Держи, — он протянул ей связку, — Быть может ты пригласишь меня внутрь?
— Скоро родители придут,— Оля соврала — родители уехали на дачу и вернуться должны были только в пятницу.
Твоим родителям я нравлюсь, они только обрадуются тому, что мы снова вместе. — дерзость, с которой говорил Костя, раздражали девушку
— Ни черта мы не вместе, — она уже срывалась на крик — Ты совсем идиот? Между нами всё кончено!
Костя с силой ударил ладонью Олу по лицу, из-за чего та отшатнулась к входной двери.
— Что-то ты быстро всё сама решила! Меня не забыла спросить?
— Уйди, — умоляюще процедила сквозь зубы Оля, растирая раскрасневшуюся щёку. — прошу тебя, уйди.
— Нет! Хватит! Я итак позволял тебе слишком много.— Он вплотную приблизился к вжавшейся в дверь девушке. — А ты просто использовала меня и мои деньги. Но теперь всё будет по-другому. Открывай дверь!
Набравшись смелости, Оля всё же ответила.
— Да от тебя несет алкоголем. Вот откуда твоя смелость! Если ты напился, то это вовсе не значит, что у тебя появился характер. Сегодня ты мачо, пытаешься показать свою силу. А завтра под дверью я опять найду твои жалкие цветочки с не менее жалкими извинениями? — Оля ощутила прилив сил после произнесённых слов.
— Закрой свой рот! — взбешённый Костя кинулся на Олю. Левой рукой он прижал её за горло к двери, а правой замахнулся для для удара.
Но он не успел совершить задуманное. Сверху послышался звук открывающейся двери. А затем два мужских голоса.
— Заходи как-нибудь, — послышался сверху голос соседа Оли.
— Обязательно, звони. — второй мужской голос был ей незнаком.
Дверь наверху захлопнулась, а на лестнице послышались шаги спускающегося мужчины. « Надеюсь, он не из тех, кто в подобных ситуациях проходит мимо. Хорошо хоть лифт не работает третью неделю», подумала Оля.
— Не впутывай других, — угрожающе произнёс Костя.
Они уставились на лестницу. Лёгкой походкой с пятого этажа сбежал молодой человек, атлетичного телосложения. Он пронёсся мимо, лишь в последний момент заметив странную пару. Испуганные глаза девушки, её покрасневшая от удара щека и гневное выражение лица парня однозначно говорили о том, что ситуация требует вмешательства.
Молодой человек не тратил времени на раздумья, а решительно кинулся на Костю. Тот даже не успел отреагировать на столь неожиданный выпад. Удар с правой пришёлся точно в челюсть. Костя моментально упал, хотя и не почувствовал боли — алкоголь хорошо делал своё дело. Последовавший за ним удар ногой в живот окончательно его усмирил.
— Пойдём,— незнакомец взял девушку за руку.— Быстрее!
Оля послушно последовала за ним. Не было времени раздумывать о доверии. Да и выбирать особо не приходилось. Неожиданно остановившись, она схватила сумочку и стала собирать туда всё то, что несколько минут назад высыпала. Даже в такой экстремальной ситуации она не могла отказаться от этих мелочей. Уголки губ её спасителя тронула улыбка. Эта простая до неприличия блондинка чем-то зацепила его. Закрыв сумочку и преданно посмотрев в его глаза, она сжала в маленькой ладошке сильную мужскую руку, и ускоренным шагом они пошли вниз. В подъезде было душно, Оля почувствовала приступ тошноты. На мгновение она даже потеряла сознание, и если бы не ловкие руки спутника, то непременно упала бы. На сегодня падений было достаточно.
Они вышли на улицу, и ночная прохлада, окатившая их, немного отрезвила разум. Оля остановилась и вырвала руку из цепкой хватки молодого человека. Только теперь она посмотрела на него внимательно. Парень был совсем ещё молод, вероятно только закончил школу. Его чёрные небрежно зачёсанные набок волосы закрывали высокий лоб. Светло-серые глаза серьёзно смотрели из под выразительных дугообразных бровей. Правильные черты лица молодого человека очаровали девушку, а проступающие через чёрную рубашку мускулу довершили образ героя-спасителя.
— У Вас кровь, — произнёс он, глядя на её разбитые колени.
— Ничего страшного. Спасибо Вам за помощь. Он совсем с ума сошёл после разрыва.
— Бывает. Вас проводить до квартиры? Мы можем вызвать милицию, или я сам с ним поговорю.
— Не надо милиции. И говорить ни с кем не надо. Он сейчас всё равно ничего не поймёт. — достав из сумочки салфетку она наклонилась и прижала её к ране на коленке. Салфетка тут же окрасилась в алый цвет. Молодой человек не в силах был отвести взгляд от выреза на платье, который, когда она наклонилась, открыл ему вид на прикрытую розовым бюстгальтером восхитительную грудь девушки.
— Тогда я просто обязан пригласить тебя к себе, — он перешёл на ты так естественно, что Оля почувствовала ещё большую близость.
— Пожалуй, я соглашусь, — она выпрямилась, успев при этом заметить направление взгляда парня. — Возможно, это не самая плохая идея.
— Идея просто отличная — вот увидишь, — сказав это, он вновь взял маленькую ручку девушки и повёл её к машине, припаркованной чуть левее от подъезда. — Меня, кстати Андрей зовут.
— Оля
Открыв переднюю дверь девятки, он помог девушке сесть. В этот момент дверь подъезда распахнулась, и оттуда, держась за живот и корчась от боли, вышел Костя. Их взгляды встретились. Надменный взгляд победителя, только что взявшего главный приз, и униженный взгляд проигравшего, у которого отняли всё, чем он жил. Этого короткого взаимного обмена взглядами хватило обоим, для того, чтобы навсегда запечатлеть в памяти лицо соперника. Сев за руль молодой человек завёл двигатель, и посигналив на прощанье, выехал со двора.
****
Ехали они молча. Лишь изредка поглядывая друг на друга. Оля чувствовала особенный уют рядом с ним. Тепло и расслабленность растекались по всему телу. Ей было так приятно, что хотелось, чтобы эта дорога никогда не заканчивалась. Оля ничего не говорила, потому что боялась спугнуть это удивительно состояние гармонии. Так хорошо ей не было со времён первых месяцев отношений с Костей, который также умел создавать эту атмосферу комфорта. Но сейчас рядом сидел совсем другой человек, которого Оля не знала. О чём он думает и чего хочет, понять было трудно. Парень даже не смотрел в её сторону. Впрочем, она не очень-то и хотела что бы то ни было понимать в данный момент.
Для Андрея эта поездка была кошмаром. Вступить в драку за девушку было на порядок проще, чем придумать как занять её дальше. Это милое личико с пухлыми губками заставило его сердце биться в бешеном ритме. Если в первый миг она показалась ему просто куклой, попавшей в очередную передрягу, то теперь он ясно почувствовал, что в ней есть нечто большее. И сексуальное желание, нисколько не ослабевая, приняло иную форму. Он хотел уже не просто её тело, но и сердце и мозг. И тут он испугался. У Андрея редко получались отношения с девушками. Хоть он и был красив и даже довольно мил, отсутствие наглости и неумение красиво говорить постоянно всё портили. Он обвинял в этом отца-военного, который сам проведя полжизни в казармах, своими ограничениями лишил сына возможностей для нормальной социализации. Поэтому на протяжении всего пути до своего дома, Андрей пытался хотя бы не испортить уже установившийся контакт.
Машина выехала на проспект Культуры, свернула во дворы и остановилась у подъезда. Андрей заглушил мотор и посмотрел на девушку.
— Приехали, — сказал Андрей и вышел из машины.
Андрей жил на третьем этаже многоквартирного дома вместе с отцом. Квартира эта досталось им по военной ипотеке два года назад, но в отсутствии женской руки, здесь до сих пор царил хаос. Ремонт продолжался безостановочно с самого начала их пребывания в этом месте. Что и не удивительно, заниматься домом было некому. Александр Анатольевич, отец Андрея, получив должность замполита части, сутками пропадал на работе. А взваливать такую обязанность на сына он не решался. Можно было конечно привлечь на работу срочников, как это делали многие его сослуживцы. Солдаты и сами были бы и не против вырваться на гражданку под любым предлогом. Но полковнику Крипицину такие действия были не по душе. Он был из той старой когорты военнослужащих, которая давно уже променяла радости гражданской жизни на лишения военной службы. И совесть этого, радеющего за Родину вояки, несмотря на все кульбиты тридцатилетней карьеры, оставалась незапятнанной.
Два дня назад отец уехал на учения в Ейск, поэтому приглашая Олю к себе, Андрей не боялся подвергнуться обычной для таких ситуаций процедуре допроса. Зная папины критерии, он очень сомневался в шансах девушки понравиться ему. Они вошли в прихожую, которая была завалена рулонами обоев, банками с лаком, клеем и краской. Из необходимых атрибутов здесь были только старый шкаф, ещё со старой квартиры, и большое зеркало.
— Не снимай обувь, у нас здесь немного грязновато.
— И темно.
— Иди за мной, — взяв её за руку он пробирался через темноту — осторожней.
Он первым прошёл на кухню и включил свет. Здесь ремонт был закончен, но пыль из прихожей добралась и до сюда. Кухня была отделана в зелёных тонах. У левой стенки стоял стол. Выдвинув табуретку он предложил девушке сесть, в то время как сам включил чайник.
— Я могу сделать бутерброды с колбасой, будешь?
— Пожалуй да. Вечер выдался не простой.
— Расскажешь мне про него? — спросил Андрей открывая холодильник.
— Не знаю. Что-то не очень хочется. А тебе вправду интересно?
— Если не хочешь то можешь не рассказывать,
— Да ладно, ты имеешь право знать, я тебе теперь обязана.
— Не бери в голову, любой на моём месте поступил также, — Андрей знал, что не любой и покраснел от смущения
— Не правда, большинству плевать на проблемы других.
Она достала зеркальце и стала внимательно рассматривать своё лицо, в то время как на коленке еще не высохла кровь. Как это всё-таки мило, когда девушка продолжает, не взирая ни на что думать о том, как она выглядит. Хотя Андрей и был слишком молод, чтобы расценить это как комплимент в свой адрес, в глубине души ему стало лестно.
— Тебе наверное надо коленку перевязать?
— Ерунда, даже не больно.
— Ну или хотя бы обработать.
— А ты знаешь чем?
— Перекисью или зелёнкой наверное?
Оля наконец взглянула на кровоточащую рану. Больно не было, но обеззараживание не помешала бы.
— Хорошо.
— Пойдём в мою комнату. Там у меня есть кое-какие айболитовские принадлежности.
Комната Андрея — единственное в квартире помещение, где ремонт был закончен, и на фоне остального хаоса, она выглядела стильно и уютно. Общее ощущение тесноты спасал лишь зеркальный шкаф, визуально увеличивающий пространство. Оля села на край уже разложенного дивана, напротив которого висела большая плазма. Наблюдая за тем как Андрей ищет в шкафу перекись и ватные палочки, она поправила волосы и выключила мобильный.
— Вот, я нашёл — он подошёл к краю дивана, где сидела Оля и присел. — давай ногу.
Оля сделала, как он сказал. Теперь ей хотелось только подчиняться. Андрей взял ногу девушки в свои руки. Слегка подув на ранку, приблизил губы и неуверенно коснулся ими Олиной коленки. Пунцово-красные щеки молодого парня казалось вот-вот загорятся от стыда. Он боялся возмущений своей ночной гостьи, криков негодования, обвинений в развратности. Но взглянув в её лицо, отбросил все сомнения прочь. В глазах девушки горели бесноватые огоньки, томный взгляд так и излучал желание. Обхватив Олины бёдра горячими и влажными от волнения руками , он стал поглаживать её бархатную от всевозможных кремов и масел кожу, поднимаясь всё выше и выше. Оля приподняла попку, помогая освобождать себя от одежды. Осмелев от такой податливости, Андрей стянул с нее платьице и, продолжая ласкать бёдра, примкнул к губам девушки. Страстно целуя её, Андрей полностью терял контроль над своим рассудком. Гостья подставляла шею, которую он тут же целовал. Спустившись ниже, хозяин квартиры, расстегнул лифчик и прильнул губами к груди и соскам. Выгибаясь от наслаждения, девушка суетливо расстегивала пуговички на рубашке, затем ширинку на джинсах. Оля нетерпеливо терлась о выпирающий из трусов член. Не в силах больше сдерживаться, парень отодвинул в сторону тоненькую полоску трусиков и вошёл в неё. С губ девушки сорвался сладостный стон. Медленно, но уверенно и глубоко Андрей двигался внутри своей новой подруги. Стоны наслаждения заполнили комнату. Обхватив голову Андрея руками, одновременно закинув ему ноги на плечи, девушка увеличивала темп. Стоны превращались в крики. Движения становились всё более резкими и размашистыми. Волна наслаждения накрыла их практически одновременно. Тяжело дыша, они повалились на диван, заключая друг друга в объятья и сливаясь в поцелуе.