Взрослая Ирина — Ольга.

Школа. Первое сентября.

Сентябрь. Ранние рассветы,

Желтеет старый календарь.

Рисует шаржи и макеты

Передовой Электросталь.

Тюльпаны, розы, астры, детки —

В руках сжимают и несут.

Как торопливые соседки

Бегут, идут, бегут, идут...

Такая скучная блокада,

Такая скучная пора!

Ах, я совсем тебе не рада...

Верните лето, как вчера...

Но вот уж гимн гремит российский,

И Добронравова твердит:

— Так, пятый "В", у вас английский.

А дальше, кто-то мельтешит...

И посреди толпы скучает

томится видом всем своим,

В руках платочек раздражает,

Сухая Ольга. Сердце — зим.

Вот, наконец ребята в сборе,

Все поднялись уже на вверх.

Владимир с Владом снова в споре,

Девятый класс — а только — смех...

Клубкова Даша строгим взглядом

Смиряет юношей двоих,

А им того гляди и надо,

Уже дерутся, что взять с них!

А нашей Ольге стало скучно,

Смотреть на эту ерунду.

(Уйти из класса может лучше?

Дам расписанье, и уйду...)

Так мыслит Потолкова Ольга,

Всегда ведя русский язык.

Она привыкла и довольна,

А если надо: голос, крик.

Звонок звенит. И в коридорах,

Уже шумят, опять бегут.

Так день проходит в разговорах,

Все уже завтра в мыслях ждут.

Глава вторая.

Четверть за четвертью мелькает,

перо в тетрадке: скрип да скрип.

А за окном всё расцветает,

Весна — идёт, весна — бежит...

Вот лужи, зонтики и сырость,

Шарфы сменяются дождём,

И в Ольге, что-то изменилось.

Наверно, — вЁсны бьют ключом.

И город жив. Лишь строгий профиль

Его нам кажется чужим;

Вот остывает чёрный кофе,

Асфальт блестит от мокрых шин.

Опять весна, опять тревога,

Такая яркость — шум и блеск.

Дорога — вечная дорога...

И даже перемена мест.

Но мы вернёмся в атмосферу

Учителей, учеников.

Горит весною стратосфера!

Всё жаждет звука, голосов!

А дети учатся чрез силу,

Но мысли, где-то далеко...

Ведь за окном такое диво...

Пред искушеньем не легко!

Учителям конечно трудно

Учить, когда цветёт весь мир.

И знания идут так скудно...

Как нЕкогда заходят в тир.

Уроки быстренько проходят,

И снова движется земля.

Все — кто куда: бегут и ходят,

Все кто куда.

Глава третья. (Ольга дома. Молчаливо сидит в комнате просматривая городские новости).

Она сидит. Она в раздумьях.

Над светом, миром и судьбой.

Вся жизнь: комедия «Двенадцать стульев»,

Бывает, кажется порой.

Шелест газеты, тяжесть мыслей,

Как вдохновенье за окном,

Бывает: хлынет бойкой рысью,

Бывает: чёрно, как излом.

Политика такое дело:

Читаешь, сразу не поймёшь.

Но если видишь, «как горело»

Вживую, далеко пойдёшь.

Опять — тоска, газета — в ящик,

Мрачнеет Ольга и грустит…

А под окном поёт шарманщик,

Точнее — подпевает в ритм.

Вот к подоконнику склонилась,

Прислушалась, и бровь дрожит.

Вся вспыхнула и заискрилась,

Из молодости песнь звучит.

Тут мы дадим портрет (Пора ведь!)

Рисуя нежные черты

Пером своим всю мысль направить

К предметам женской красоты.

Она была не очень пОлна,

Но и не так, чтобы худа.

Глаза сияли словно волны

Похожие на небеса.

Цвет глаз, сменялся цветом краски

На её мягких волосах.

И русо–бежевая ласка

Струилась в них, как в колосках.

Цвет кожи смуглого оттенка,

Движенья рук и ног быстры,

А пОлность щёк, как импульс венки

Пылали свежестью весны.

Вдобавок, скажем, что походка

Была уверенна-проста.

При штиле — неподвижна лодка,

Как сжатые её уста.

Характером своим владея

Ольга умела покорять,

Но только темперамент зверя

Мог её всю воспламенять.

Коль нет страстей всё тяжко, томно,

Ей нужен — вечный интерес.

Чтоб чувства и в работе, словно

Горит Испанский сердца лес.

Ей всё без мук — кольнуть, обидеть

Словами, усмехнуться в след.

Ославить и возненавидеть,

Был в этом весь её сюжет.

— Пусть любит, пусть насквозь сгорает,

— Я буду недоступна всем!

Она «их» губит, убивает

Душевно, будто «Реквием».

И Вы поверите? Такая,

Смогла влюбиться. Но лишь раз.

Он был военный из Дуная,

Они встречалися *у касс*.

Красивый, молодой, успешный,

Галантный, щедрый и богат.

Нездешний, к слову был нездешний,

*А на досуге демократ*.

Но нежно-строгий и лояльный

Он был лишь с ней, с другими же:

Занудный, мрачный, вертикальный,

Как угол А, Б, С и D.

Он осыпал её цветами;

Он был безумен, он любил

В ней то, что любят только в даме,

Пока живут в расцвете сил.

Но не она его сгубила,

А он. Заметив, что она

Похолодела, приостыла

Решился раз и навсегда

На месть. Без совести без чести.

*А на досуге демократ* — любил порассуждать о политике. *У касс* — место продажи билетов.

Глава четвёртая.

Он отыскал из Курска брата,

По новому его одел,

Дал денег, он ведь был солдатом,

У них с деньгами — цех проблем.

Он выучил его тальянке,

Акценту, чтобы восхищать.

Грамматике, искусству пьянки,

И наглости: какой искать.

И вот, он должен Ольгу нашу

Влюбить в себя и соблазнить.

Чтоб мститель выпил мести чашу

И разорвал любовь, как нить.

Всё удалось: она несчастна

Теперь всегда, и мУчит всех.

К нему была спокойно-страстна...

Сейчас: жестокосердней — нет.

Мы отвлеклись. В саду, где песня

Звучит, как голос соловья,

Из молодости слово "если"

Звало. Томило на года.

И вдруг... Под яблоней и вишней

Возник знакомый силуэт...

Он был похож на "третий лишний"

Где Ольга, музыка и цвет

Волшебный цвет в саду весеннем,

Шарманщик, "Новости", дела...

Но, нет же, нет! Он был осенним!

И очень грустным, господа.

Глава пятая.

Всё так же мил, спокоен, вежлив,

И как-то бледен без конца.

В нём словно умерла надежда,

Любовь, и все черты лица.

Прошло пять лет с тех пор. Она же,

Всё летаргией лишь жила.

Но не надеялась однажды

Увидеть те, его глаза.

Нет, не надеялась.

Обратно: Она пыталась их забыть.

И там, где белый чистый ватман,

Лежала песня "Разлюбить".

И всё шло будто-бы нормально,

Хоть скучно, но уже без чувств.

Ведь в двадцать пять не криминально

*Забыть, про пыл людских безумств*.

А может криминально?..

*Забыть про пыл людских безумств* — здесь — любовь, отношения, привязанность.

Глава шестая.

Его все звали "просто Дима",

Сейчас, ему двадцать восьмой.

Курил и курит, что есть силы;

"Гуляй, пока ты молодой"

Так говорит он сам себе;

Пытаясь вытащить из сердца,

Из мыслей, просто из души, — слова покрытые смолой,

которые острее перца, о ней,

О нём, *там — где он жив*.

Он подошёл к *окну с лампадкой*

и улыбнулся с "холодком".

В руках зелёная тетрадка

Похожая на толстый том

Он отдал ей её, покинув двор.

*к окну с лампадкой* — на подоконнике стояла лампа.

*Там где он — жив* — имеется в виду воспоминания, где он в полном расцвете сил и чувств.

Глава седьмая.

(Ольга читает две последние страницы тетради, на которых написано наспех "нечто вроде короткого письма" от господина Д.)

"Я в панике. Я прогорел. Я безнадёжен.

Не стоило мне всё... Я сильно виноват.

Я обезвожен. Ранен. Уничтожен.

Во мне твердеет слово "Не солдат".

Я должен всё забыть, ты понимаешь?

Я должен всё забыть про нас

И вопреки.

Прощай.

Я до сих пор люблю тебя товарищ.

Сегодня в кассе, где к Дунаю, в три.

Там были справки, счёты, телефоны,

И прочее и прочее — его...

Она забыла женские законы

про гордость. И простила — всё.

***

А на часах уже без десяти.

Она бежит к тем кассам, что к Дунаю,

И с мужеством в груди, в слезах, в огне,

До безрассудности — отважная, живая...

Влюблённой женщиной...

Но, опоздала.

На минуты две.

Конец.