Выдрина Эльвира Александ — Не говори мне о любви

Если муж вам изменил — нужно ехать заграницу

I (Разговор ранним утром)

— Что ты ищешь, дорогая? — спросил Альфред, сидя за чашкой индийского черного чая и просматривая газету.

В это прекрасное утро, так похожее на вчерашнее, Альфред как всегда обсуждал скандальные новости и неопределенно жестикулировал.

— Вот, полюбуйтесь, они опять вешают народу лапшу на уши и выставляют меня отъявленным негодяем, неисправимым тираном и поработителем. Разве можно говорить о человеке, которого толком-то и не знаешь, всякую околесицу, лишь бы сказать о нем что-нибудь? Ничего, ничего, я еще доберусь до этой группы тунеядцев, они у меня еще пожалеют о своих махинациях!

— Не обращай внимания, Альфред, — посоветовала ему Маргарет, нервно перебирая старые документы, беспорядочно разбросанные по всей комнате.

— Как? Я, частый участник благотворительных акций, всегда стремился оказать помощь обездоленным, устраивал бесплатные обеды…

— Ты забываешь, дорогой, что их устраивала я… Где же договора?.. Куда я положила сертификат?..

— Закупал оптом игрушки для сирот и прочее, и прочее. И после всего этого меня обвиняют в вымогательстве денег у беженцев. Неслыханно! Сколько денег могут собрать беженцы, даже все вместе взятые? Всякую ересь пишут, всякую ересь… Кстати, дорогая, нас приглашают в Париж. Ты поедешь? Ты ведь так давно мечтала посетить знаменитый Париж: мода, архитектура и тому подобное? Что скажешь?

— Что?.. У нас закрывают театр! Куда-то запропастились образцы шелка для драпировок, — ответила Маргарет, продолжая разбирать вещи в комоде. — Ты нигде не встречал?

— Нет, к сожалению, нет, — господин в халате и домашних тапочках продолжал бегло перечитывать новости. — Хотя, на трельяже в прихожей я видел 3-4 квадратика искусственного шелка.

— В самом деле? Действительно, вот они! Спасибо. Ну все, я побежала.

— Куда ты спешишь, Маргарет? Что-то срочное?

— Ах, некогда объяснять. В общем, театр хотят закрыть. Я спасаю ситуацию.

— Ваш театр? Кто же закрывает?

— Говорят, что здание очень старое, ветхое, не исключено, что оно может обвалиться! Это ужасно! Если ты не предпримешь что-нибудь, его, в конечном счете, просто разрушат, а на его месте построят казино.

— А что я могу сделать, дорогая? Причина для того, чтобы снести здание, вполне обоснована, и если кто-то станет препятствовать, то его привлекут к суду.

— Я не об этом. Конечно, сносить нужно. Но строить казино на святом, освященном месте, где творилось и создавалось искусство!

— Может быть, я могу предложить какое-нибудь из своих заведений для нового театра? Что скажешь, Маргарет?

— Нет, что ты! Не может быть и речи. Ресторан переделать для театра? Нет!

— Но что тогда?

— Если сможешь, приди сегодня к нам после обеда. Может, ты что-нибудь придумаешь?

— Хорошо, я постараюсь приехать. Но не обещаю, Маргарет, я очень занят: завтра утром предстоит серьезная встреча с делегацией рестораторов и нужно решить ряд важных вопросов, и не остаться при этом в проигрыше.

— Ну, до скорого.

— До встречи.

Но, увы, Альфред, не пришел, он, как всегда, не сдержал обещания.

II (В театре)

Альфред явился под вечер, когда, видимо, закончил все свои дела, успев на последний спектакль. Спотыкаясь о разбросанные драпировки и массу ненужных вещей, Маргарет рассказывала о неудачном сценарии:

— В конечном счете, крокодил плавал с растопыренными лапами кверху пузом, а от рыб-пираний остался только ветвистый узорный скелет! И кому пришло в голову пустить в бассейн африканских пираний? Безобразие! Это безо-бра-зи-е! — жаловалась Маргарет, широко раскрывая глаза, спутнику с дипломатом и с серьезным лицом.

— Крокодила можно было выловить и зажарить, — смеется джентльмен деревянной улыбкой, осматривая убранства небольшого заведения.

Они идут дальше через искусственный тропический сад. Альфред недоволен сегодня буквально всем, что его окружает, и раздражается по каждому пустяку:

— Пальмы эти чертовы твои везде!.. — отмахивается он от листа пальмы, упавшего ему на голову.

— Но это все с таким трудом создавалось, — оправдывается Маргарет.

— Время тратишь на вся-якую чушь!

Но вот, они выходят в зал, где давно проходит представление, и садятся на последних рядах.

Спектакль не из лучших: каменный век, когда передовая женщина, жертва рекламы и телесериалов, встречает дикого мужчину, приглашает его в свое жилище и просвещает в тайны благополучной жизни:

— Шампунь укрепит твои волосы, а зубная паста сделает твою улыбку белоснежной, — говорит она ему и гладит по голове.

Альфред злится:

— Какая бездарщина! — заявляет он, резко встает с места и собирается уйти.

Маргарет с удивлением и упреком:

— И ты вот так просто берешь свой зонт и уходишь? Ты даже ничего не скажешь мне на прощание?    

— Маргарет, по-моему, мы уже все давно обсудили. Чего же ты еще от меня требуешь?

— Между прочим, у меня завтра последний спектакль в балетном театре. Ты мог бы, если не прийти, то хотя бы поинтересоваться.

— Хорошо, как называется ваш спектакль?

— Он называется… впрочем, неважно, тебя все равно это не интересует. Тебя никогда ничего не интересовало, кроме твоей работы!

— Всего хорошего, Маргарет.

— Можешь не возвращаться!

— Все возможно.

Альфред запахнул черное пальто; перчатки и дипломат были в его руках. Он вышел и закрыл за собой дверь.

III (Предложение о разводе)

Вечером предстоял особый разговор:

— Тебе нужно серьезно задуматься о своих поступках, Маргарет. Недавно, чисто случайно, мне под руку попалось твое последнее письмо. И, скажу тебе честно, дорогая, оно привело меня в ужас. Я спрашивал себя: неуж-то это я довел тебя до такого состояния? О, если это так, умоляю, скажи, что я сделал неправильно и когда? Жаловаться на жизнь тебе непростительно, но по содержанию письма можно очень легко заключить, что моя нынешняя супруга — сумасшедшая, — улыбается Альфред. — Я, конечно, человек благородного общества и не стану отдавать эти письма даже самому уважаемому психоаналитику, не стану и советоваться по вопросам семейным с самыми надежными своими коллегами или еще с кем-либо. Но, милая Маргарет, если наш союз вынуждает тебя предаваться подобному состоянию, то я обязан избавить тебя от такого мучения.

— А как же наша любовь?

— О чем ты думаешь, дорогая моя? Я считал, что мы давным-давно выросли из этого. В последнее время навалилось столько дел: постоянные встречи, разъезды, бумаги, собрания. Это нельзя даже себе вообразить!

— Что же мне теперь делать, Альфред?

— Пойми, что так больше не может продолжаться ни для тебя, ни для меня. Поверь, я очень ценю те золотые годы, которые ты мне подарила, я очень ценю и то, что ты пыталась сделать для счастья нашей совместной жизни. Но, будучи человеком честным и ответственным за судьбы дорогих мне людей, я считаю своим долгом предложить тебе развод.

— Развод? Альфред!.. Это немыслимо!

— Послушай, сейчас это для тебя, как и для меня, не скрою, может быть несколько неожиданным, но я не тороплю тебя с ответом: отдохни, подумай. А после — позвони мне, обязательно позвони мне. Сейчас я скажу тебе точно, в какой день и во сколько, — джентльмен достал из-за пазухи пальто замшевую записную книжку с золотистой закладкой, — четверг этой недели, после 8-и вечера, у меня свободен. Хотя… планы могут измениться, но, в конечном счете, мы сможем встретиться еще не один раз, если обстоятельства сложатся несколько иначе. Что ж, — он посмотрел на циферблат золотых часов, — это все, дорогая. К сожалению, вынужден сейчас покинуть тебя: сегодня меня ждет еще одна встреча.

— В твоих словах я читаю лишь упрек и насмешку. И как у тебя хватает упрямства оставаться при своем мнении, Альфред, когда очевидно, что ты не прав? Твоя позиция в этом вопросе заведомо ошибочна, и ты должен, в конце концов, признать это и переменить мнение. Развод в настоящее время невозможен.

— Если ты, дорогая, будешь учить меня еще и тому, что мне делать…

— Обещай мне только одно: не пытайся спорить, если сам понимаешь, что ошибаешься.

— Сколько угодно.

— Нет, ты никогда не воспринимал меня всерьез. Всякий раз, когда я просила тебя быть снисходительней, ты высмеивал мои предостережения и в итоге впутывал и себя, и меня в очередную аферу.

— Все, достаточно. У меня дела.

— Пожалуйста, Альфред, не сердись.

— Прощай, — он нежно поцеловал даме ручку и уехал в своем черном лимузине.

Дама тоже вскоре поспешила уйти. Можно было заметить, что разговор подействовал на нее угнетающе и даже очень расстроил ее.

IV (Предложение о поездке в Англию)

В назначенный день разговор возобновился:

— Я всегда знала, что у тебя есть любовница! Не нужно было особой сообразительности, чтобы заметить это. Признайся, ведь мы без пяти минут посторонние друг для друга люди, и я не стану теперь ревновать или мстить тебе. Но неужели она сможет тебе заменить все, чем мы были счастливы?

— Я не знаю, что еще сказать тебе, милая Маргарет…

— Скажи, что любишь меня.

— Оставь сентиментальности, Маргарет, они совсем сейчас некстати.

— Мы не увидимся больше, Альфред!

— Ну зачем же так резко? В жизни бывает очень много неожиданностей… Кто знает, может быть, все сложится к лучшему, дорогая.

— Ах, я не верю тебе! Я не верю ни единому твоему слову! Ты всегда говорил мне высокопарные фразы, придуманные заранее, чтобы обмануть меня! Я ненавижу тебя, ненавижу тебя. Ты думаешь, ты уверен, что я не обойдусь без тебя, потому что совершенно не приспособлена к самостоятельной жизни! Тогда знай: ты ошибаешься! Ты очень заблуждаешься, если думаешь так. Я вполне смогу обходиться без тебя. Я буду чувствовать себя гораздо лучше, не выслушивая каждое утро обвинения по всяким пустякам в свой адрес, не чувствуя, наконец, себя бесконечно обязанной тебе.

— Дорогая, не стоит устраивать скандал, побереги нервы. Мне становится не по себе. Я ни в чем не упрекаю тебя, успокойся же. Поверь, я никогда не держал на тебя зла. А если ты сейчас ненароком вспомнила ту разбитую фарфоровую вазу, купленную мной на аукционе, и это еще больше заставило тебя волноваться, то я скажу тебе, что ни капли не сожалел по этому поводу. Дело вовсе не в этом. Нам давно следовало расстаться, потому что ни тебе, ни мне наш общий брак давным-давно перестал быть необходим.

— Альфред…

— Чуть позже ты согласишься со мной, если сейчас ты хотела бы возразить. Нам нужно отдохнуть друг от друга, и Англия — это лучший вариант, который я нашел для тебя, милая Маргарет. Англия! Безмятежный рабочий день, спокойное прохладное утро, чай со сливками… О, это чудесно!

О разводе он говорил так же легко, как о предстоящем собрании, о предстоящем собрании, — как о паре пустяков. Альфред никогда не любил лишних проблем, которые отвлекали его от дел. В его кабинете никогда не было пыли и лишних предметов, вещей сломанных или утративших свой товарный вид; его костюмы всегда смотрелись безупречно. Сам Альфред никогда не вызывал отрицательных эмоций и умел развернуть ситуацию так, чтобы противники по переговорам плясали под его дудку, сами того не замечая и считая, что обстоятельства складываются в их пользу, но никак не в пользу Альфреда. В женском обществе он не испытывал недостатка внимания и всегда был желанным собеседником, гостем, спутником на банкет, партией в танце. Женщины его любили и в то же время сожалели, что ни одной из них он не отвечал взаимностью; ни один из женатых состоятельных мужчин не мог позволить себе подобного непринужденного и в то же время опасного с точки зрения бестаинственности флирта.

Маргарет, его супруга, не любила шумных мероприятий и редко соглашалась посещать вместе с ним его старых и новых друзей.

V (Скандал)

— Рушится вся моя жизнь! Ты видишь это? Ты понимаешь, что происходит? Ты можешь мне сказать, что будет со мной, какое у меня будущее? Ведь я столько лет работала в театре, я не представляю, как смогу жить без него! А еще — наш развод!

— О, это в твоем стиле, Маргарет. Я тебя узнаю. Не преувеличивай, умоляю. У тебя закончилась пудра?

— Пудра? О чем ты говоришь?

— Ну, как же? Ты всегда устраиваешь скандал, когда не можешь найти что-нибудь из своей парфюмерии, пудру, например.

— Оказывается, ты совсем меня не знаешь! А чему я удивляюсь? За двадцать лет ты никогда не интересовался, о чем я думаю, что радует меня, что вдохновляет меня ждать завтрашний день, что огорчает меня, о чем наши спектакли. Ты никогда не интересовался ничем, что не было связано с твоим бизнесом! Ты странный человек, Альфред: твой мозг ограничен обещаниями начальству. Ведь мы же образованные, интеллигентные люди! А ты ведешь себя, как абориген с острова, ни в чем не нуждающийся и не ждущий пароход на горизонте.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я всегда считал, что я — радость твоей жизни, как и ты — моей. Разве это не так, дорогая?

— Увы! Теперь я скажу, что это — твоя иллюзия, единственная иллюзия за всю твою долгую спокойную жизнь.

Она быстро подошла к шкафу и стала перебирать одежду, бросая некоторые вещи на кушетку вместе с вешалками, с верхней полки сняла чемодан и начала укладывать все подряд, пытаясь сделать вид, что выбирает только нужное.

— Что такое? Ты собираешь вещи? — Альфред теряет свою вечную невозмутимость и встает с кресла, крутится вокруг Маргарет, уворачиваясь от неудачных взмахов. — И куда же ты собираешься, позволь спросить?

— Не в Англию, где ты планировал заточить меня, будь уверен, Альфред, — вспылила она.

— Куда же ты уезжаешь? Немедленно скажи, иначе я закрою дверь, и ты не сможешь никуда уйти.

— Ни за что не скажу! Ты очень плохо меня знаешь.

Маргарет закрывает огромный чемодан, набив его нужными и ненужными вещами, с усилием ставит чемодан на колесики и везет его к выходу, дергая за перекинутый вдоль ремешок. Чемодан раскачивается то вправо, то влево, заваливаясь на бок.

— Что, ты и не послушаешь меня? Ведь я твой муж! Немедленно остановись. Куда ты поедешь с таким сундуком?

— И не подумаю!

— О-осторожно, — Альфред удерживает падающий чемодан, — ты споткнешься и упадешь сейчас.

— Оставь, я смогу о себе позаботиться.

— Ну, хорошо. Я виноват перед тобой и признаю это. Видишь, я признаю свою ошибку. Теперь ты останешься?

— Поздно ты одумался, мой милый. Я уезжаю навсегда! Прощай! Документы о разводе я подпишу через адвоката.

Дверь захлопнулась перед самым носом джентльмена в халате, вздув и испортив прическу. Крайне недоволен случившимся, он ударил кулаком по воздуху и поспешно направился к телефону, набрал несколько цифр, остановился, задумался и повесил трубку. Он не знал, куда обращаются респектабельные бизнесмены в таких ситуациях: в милицию, иностранное посольство или в аэропорт, или к охране, едут ли следом за бежавшим или нанимают специальных агентов. Взвесив все «за» и «против», Альфред решил подождать хотя бы двое суток, а уже потом принимать чрезвычайные меры.

Он снова удобно устроился в кресле, зажег голландскую сигару, выпустил дым в потолок, качнул кресло и стал размышлять о том, что может приключиться с дамой, отправившейся в круиз в ту или иную страну с огромным чемоданом, в дорогом платье и с жемчужным колье за миллион долларов.

«Хорошо, если она все же направится во Францию или Англию, — предполагал Альфред. — Тогда особых причин для волнения нет. Но если она разозлилась не на шутку и поедет в Турцию или в Австралию? Это неизбежно повлечет за собой такие неприятности, что пиши «пропало». При этой мысли джентльмен в кресле схватился за голову.

Прошло два дня и утром третьего дня Альфред позвонил адвокату. Тот его успокоил и сказал, что сделает все возможное, чтобы от этого инцидента пострадало как можно меньше мирного населения. Альфред поблагодарил и повесил трубку.

Не нужно было бы присматриваться, чтобы заметить, каким измученным выглядит его лицо; явно, он не сомкнул глаз последние двое суток.

Ночью снились ему разные кошмары о разъяренных бедуинах, вооруженных копьями, скачущих на диких рысаках прямо на него, а он спасается, бежит и падает на песок, они хватают его, перевязывают веревками руки и тащат его по горячим пескам в плен; то племя австралийцев охотится на него, как на дичь, крича и улюлюкая при этом. Он просыпался в холодном поту, смотрел на часы, звонил в аэропорт, ждал новостей от тайных агентов.

К нему вернулся спокойный сон только тогда, когда адвокат сообщил, что, дескать, его помощники напали на след Маргарет и сейчас ведут наблюдение.

Через неделю Альфред окончательно пришел в себя, вспомнил о делах. Снова каждое его утро начиналось с чашечки кофе и утренней газеты, а эфир на радио открывался старой песней знаменитой певицы, и Альфред снова был счастлив, подпевая иногда:

«Поскольку мой мираж

                                                       в твоем воображенье

Все так же невесом, несбыточен и тих,

Поскольку голос мой в недолгом сновиденье

Беззвучен, и слова ты не поймешь мои…»

Прошло два месяца, и внезапный звонок, от которого Альфред опрокинул кофе на свой костюм, заставил вспомнить то тревожное время, когда в его доме поселилась Маргарет.

— Алле? Говорите.

— Але, але! Альфред, это ты?

— Маргарет?

— Альфред, нам срочно нужно встретиться! Я настаиваю на встрече! Через час я буду ждать тебя у фонтана.

— Но я не могу, дорогая. После обеда у меня назначено серьезное совещание и мне нужно подготовить речь.

— Я так и знала, я знала, что в глубине души ты негодяй и предатель! Если ты не придешь, то будь уверен, что твоя безупречная репутация испортится сегодня же! Почему ты замолчал? Говори.

— Хорошо, только успокойся. Во сколько я должен ждать тебя?

— Через час в кафе.

— До встречи, дорогая.

— До встречи.

Альфред глубоко вздохнул: наконец-то нашлась Маргарет. Как злая фея, она угрожала разоблачить его несуществующие нелегальные махинации (все знали, что Альфред очень честный человек и никогда не бросает слов на ветер), пытаясь доказать, что она хозяйка положения, впрочем, как и всегда. Ах, милая Маргарет. Не стоило даже сердиться. Одного слова ее было достаточно, чтобы Альфред сам приехал за ней, не медля ни минуты, когда угодно. Но, к сожалению, этот внезапный звонок таил в себе угрозу, и Альфред сразу почувствовал, что случилось что-то неладное.

«Наверняка, она не ездила ни во Францию, ни в Англию — наверняка, в Австралию. Каких ужасов могла натерпеться Маргарет. Она могла попасть в плен к аборигенам, ее пытались принести в жертву, но кто-то спас ее. И это был не личный адвокат Альфреда, — рассуждал он».

— Черт побери! Я опять должен кучу денег, — воскликнул миллионер, — за ее спасение. Я поуши в долгах. И принесла же нелегкая эту женщину в Мадрид! Да, ее никто не смог бы там долго держать взаперти. Господи, почему я всегда остаюсь в дураках? Почему мне всегда приходится платить за чужие грехи? Нет, нужно выяснить все до мельчайших подробностей, а потом уже накидывать план действий, предварительно посоветовавшись с адвокатом, — решил он, вызвал машину и поехал на встречу с Маргарет.

VI (Разговор после возвращения Маргарет из Турции)

Когда обеспокоенная Маргарет ворвалась в кафе и уселась за столик рядом с полным джентльменом, он сию же минуту стал извиняться:

— Я знаю, Маргарет, ты любишь консервированные ананасы прямо из морозильной камеры к шампанскому?

— О, да. И замороженный пломбир, ко всему прочему! — со злостью ответила Маргарет.

— А мне достаточно будет мартини с омарами.

— Что?! Я приехала сюда не для того, чтобы обсуждать изысканные блюда! Ближе к делу!

— Ну, почему же?! Пища — это то, без чего невозможно обойтись.

— Невозможно! Проклятье, — закричала Маргарет. — Это вино испорчено!

— Официант, — спокойно подзывает Альфред служащего ресторана.

— Да, сэр.

— У вас негодное вино. Будьте добры, замените бокал вот этой дамы.

— Один бокал, сэр?

— Да, один бокал!

— Сию минуту.

Официант принес новый бокал и начал раскланиваться, ожидая чаевые.

— Проваливай! — сказала Маргарет. — Нет у меня лишних денег.

— О, дорогая Маргарет, я бы никогда не позволил, — уверял слегка пьяный Альфред, — чтобы с тобой приключились подобные несчастья. Поверь, я обязательно предпринял бы что-нибудь, пошел бы на крайние меры, чтобы не допустить ничего трагического. Но в мире и обществе существуют такие обстоятельства, которым мы не способны противостоять. И ты, к сожалению, стала жертвой таких обстоятельств. Маргарет, со своей стороны я сделаю все от меня зависящее, чтобы компенсировать тебе моральный ущерб. Я постараюсь приложить все усилия, чтобы ты не испытывала больше ни унижений, ни издевательств от окружающих тебя людей. Только скажи, буквально в двух словах, что я могу для тебя сделать, милая Маргарет?

— Ничего. Увы, ты, как всегда, все замечаешь далеко не первым.

— В чем ты упрекаешь меня?

— О, Альфред… ты убиваешь меня, — Маргарет закрыла лицо руками.

— Ты плачешь? Милая, милая Маргарет, ведь ради тебя я готов на все.

— Если бы ты на самом деле любил меня, ничего плохого со мной никогда бы не приключилось. А сейчас я вынуждена звонить тебе и просить о помощи, потому что сама зарабатывать деньги я не умею. Я никогда нигде не работала, кроме балетного театра. Я понятия не имею, что это такое. Это ужасно. Посмотри на меня: в Стамбуле меня ограбили туземцы, забрали все: деньги, вещи, драгоценности. В чужом городе я осталась без средств к существованию. Я обратилась в посольство, и меня отправили на родину с условием, что я заплачу через два дня после прибытия тройную цену. Хорошо, что в банке у меня оставались кое-какие сбережения. Но сейчас у меня нет ни гроша, чтобы как-то жить дальше.

— Что?! Стамбул? Ты уехала в Стамбул? Я знал, я чувствовал, что все это плохо закончится! Какой ужас, это невообразимо. Стамбул — Турция! Я предполагал, что ты выберешь Англию, или, по крайней мере, Францию. Какой черт дернул тебя поехать в Турцию?!

— Только там я могла спрятаться от тебя.

— Спрятаться? Ты с ума сошла! Почему ты должна была от меня прятаться? Что происходит, в конце концов?

— Последние три месяца нашей совместной жизни истерзали окончательно мои нервы, я готова была выброситься в окно, мне стало невыносимо жить с человеком, который совершенно не понимает меня.

— О чем ты говоришь? Что я должен научиться понимать? О, лучше бы ты тогда вышла замуж за своего Шамиля. Он бы тебя носил на руках!

— Замолчи! Не смей говорить такие вещи!

— Что я могу сказать тебе, милая Маргарет, — вздохнул Альфред и выдохнул большое облако дыма от гавайской сигары. — Помнишь, я упрашивал тебя отправиться со мною в Париж, буквально умолял тебя — ты отказалась. И вместо интереснейшего путешествия в теплом кругу друзей предпочла одна уехать в Стамбул! Что более всего непростительно для тебя, дорогая, так это то, что ты даже не предупредила меня о своем решении: ты не позвонила, не оставила письма или сообщения, ты не передала на словах через наших общих знакомых ничего. И, извини меня, я склонен быть уверенным, что ты сделала это преднамеренно, а не по причине недостатка времени или навалившихся в связи с поездкой хлопот. Если бы ты хоть как-то сообщила мне, я обязательно остановил бы тебя, я сделал бы все возможное, чтобы ты не совершала столь безрассудный поступок. Уехать неизвестно куда, на родину людей, которых в полной мере можно назвать варварами и головорезами, где нарушает закон каждый и поэтому это — страна беззакония. Мало того, что у тебя не могло быть родственников на этой дикой земле, ты уехала совершенно одна, в дорогих вещах и украшениях. Прости меня, дорогая Маргарет, но то, что случилось с тобой, мог бы предсказать тебе каждый, с кем ты решила бы посоветоваться. Но ты не сделала этого. И сейчас ты звонишь мне, решительно настаиваешь на встрече. Я приезжаю. И что же? Я вижу тебя совершенно измученную, изможденную, в каких-то потертых одеждах, без макияжа. В первую минуту я не узнал тебя! Я хватаю тебя за плечи, кричу: «Что произошло, Маргарет? Тебя ограбили? Обманули, побили? Может быть, изнасиловали проходимцы? Отвечай же мне, Маргарет! Я немедленно подам в суд, засажу за решетку любого, кто мог так бездушно поступить с тобой!» А что ты мне отвечаешь? Вместо слов благодарности, извинений, пусть даже небольших слез отчаяния ты перебиваешь меня на полуслове при всех присутствующих и отказываешься от моего содействия. Мы садимся за столик, и только после второй горячей чашки кофе с бренди ты рассказываешь мне эту ужасную историю и просишь сто тысяч долларов на восстановление паспорта и мелкие бытовые расходы. Извини меня, но таких денег нет сейчас в наличии даже у самого короля Сирии, с которым мы ведем торговлю уже не один год! А ты эти деньги требуешь от меня и еще добавляешь, что они необходимы тебе сию секунду! Я нисколько не сомневаюсь в правдивости всей твоей катастрофы, но со своей стороны, учитывая то, что я теперь не перечисляю никаких средств на твой счет в центральном банке, я могу сейчас одолжить тебе только… около двадцати тысяч долларов.

— Двадцать тысяч? Альфред, ты, верно, издеваешься надо мной?! Из-за тебя меня ограбили турецкие бандиты, забрали паспорт, вещи, драгоценности, провизию на неделю! Я еле-еле выбралась из этой проклятой страны и вернулась на родину! А ты можешь «одолжить мне около двадцати тысяч»? Негодяй! — Маргарет вскочила со стула и стала кидать в него перчатки, и ударила сумочкой. — Мошенник! Прохвост! Ты специально нанял людей, чтобы они свезли меня в Турцию, к туркам! Ты думал, что я никогда не смогу уехать оттуда! Что я стану там рабыней, танцовщицей или, еще хуже, пойду на панель за неимением средств на существование! — она заплакала. — Ты хотел как можно скорее избавиться от меня и тратить деньги на любовниц, на украшения и платья для них! Ты попросил меня оставить большую часть вещей не для того, чтобы они напоминали тебе лучшие дни нашей совместной жизни, а для того, чтобы раздать эти вещи своим любовницам! Негодяй! Подлец! Я ненавижу тебя! Ты забрал у меня самые прекрасные годы моей молодости! А теперь решил избавиться от меня! Негодяй! Мошенник! Я ненавижу тебя!

Присутствующие в тот вечер в ресторане были, конечно, несколько ошеломлены увиденным, а в большей степени услышанным, и сплетни распространились по всему городу всего лишь за одну ночь. Одни говорили, что Альфред хотел сморить жену голодом, другие — продать одному из турецких сутенеров, третьи — что он заказал убийцу из Турции, чтобы тот соблазнил, а потом расправился с Маргарет.

— Согласись, дорогая, что я изо всех сил, всеми доступными мне средствами пытался предупредить каждый твой несуразный поступок и…

— Ты здесь ни при чем! — перебила его Маргарет и, махнув рукой, отвернулась. — Ты ни на что не способен, если рядом ты не находишь поддержки!

— От кого угодно, но не от тебя, Маргарет! Я не ожидал от тебя подобного убеждения, Маргарет.

— Ах, извините, извините, дорогой Альфред! Я не посоветовалась с тобой, прежде чем подумать.

— Это все влияние Турции и местных порядков… Не будем опускаться до скандалов, дорогая.

— Мошенник! — Маргарет поправила сумочку на плече и стукнула по столу кулаком.

Но Альфред был непреклонен и настойчив в этот вечер.

— Ты должна подписать этот договор без всяких сомнений.

— Никогда я не стану больше подписывать никаких договоров с твоих рук!

— Хорошо, я пришлю нотариуса.

— Нотариуса или юриста — все равно! А подписывать я ничего не буду.

— Хорошо, твои условия?

— Мои условия?

— Да, твои условия.

— Так вот… Я давно заметила, что у тебя, дорогой, мания величия. Ведь если я захочу чего-либо, то непременно получу это, не прикладывая особых усилий. Причем, без твоей помощи. Мне не нужно советоваться с тобой по поводу своих решений, не нужно спрашивать твоего разрешения для реализации своих планов. Ты здесь бессилен.

— Не забывай, дорогая, что если я лишу тебя поддержки в обществе, вся твоя власть разлетится прахом, превратится в ничто. И ты, драгоценная моя Маргарет, не сможешь сделать и шага для осуществления задуманного! Не забывай о своем первоначальном положении, кем ты была и что сейчас имеешь. Ты никогда не достигла бы таких возможностей, которые я предоставил тебе, оставшись при попечительстве своего заведения девиц легкого поведения. Ты осталась бы в гнусном обществе развратников и проституток, не согласившись стать моей женой.

— Ты, Альфред, не так благороден, как пытаешься казаться, если упоминаешь об этом сейчас, глядя мне прямо в глаза.

— Прости, конечно. Но ты согласишься, что я прав.

— Мне нужно идти. До свидания, Альфред.

— Постой же! Я сделал бы для тебя все, что угодно потому, что очень сильно люблю тебя, милая Маргарет.

— Какое счастье! Твои признанья как нельзя кстати. Ты предъявляешь документы о разводе и, в то же самое время, делаешь извинительное заявление. Что это, очередное финальное шоу?

После недолгой паузы Альфред продолжил разговор:

— Называть это шоу было бы слишком просто: оркестр пьян. Представляешь, что может получиться? Провал!

— Давай прекратим этот разговор. Мне нехорошо: крутит в животе и хочется плакать.

— Как скажешь. Хотя, все это неудивительно. Тебе столько пришлось пережить за два последних месяца. Если бы ты позвонила мне, все могло бы обернуться иначе, — он помолчал немного. — Прости меня, Маргарет. Это я во всем виноват.

Альфред опустился на колено и нежно поцеловал руку Маргарет.

— Глупости, ты ни в чем не виноват. Просто я не все предусмотрела, у меня не хватило времени. Альфред! Ну, что ты! Конечно же ты ни в чем не виноват. Немедленно займи свое место. Что это такое? Это совершенно на тебя не похоже. Что случилось?

— Наверное, годы. Старею, дорогая, и от этого никуда не денешься.

Маргарет посмотрела ему в глаза, улыбнулась и обняла тонкими руками его плечи.

Молодая пара с друзьями за соседним столиком, наблюдая за происходящим, снисходительно посмеивалась:

— Неужели, мы будем такими же через 30-40 лет?

— Ну, об этом еще рано думать. Лучше жить сегодняшним днем.

Поздним вечером уже зажигались фонари вдоль шоссе, по которому стремительно проезжали автомобили. А высокие окна ресторана, занавешенные зелеными шторами, светились на фоне красивого здания, очень похожего на театр, и белого февральского снега.

***