Илюмен и Радомис подошли к нашему столику одновременно.
— Я смотрю, в тебе произошли значительные перемены, Вайс, — произнес Илюмен, и, посмотрев в сторону Радомиса, добавил, — Вас, молодой человек, к сожалению, не имею чести знать.
— Мое имя — Радомис. И, если уж на то пошло, я не столь молод, как кажется.
— Поверьте старику, — рот старого повара растянулся в улыбке, блеснув крепкими зубами, — для меня вы все — молодые люди. Мое имя Илюмен. К сожалению, сейчас я не имею достаточно времени, чтобы побеседовать с вами, работа, сами понимаете, вечером всегда много посетителей. Но вот завтра утром, за завтраком с удовольствием составлю вам компанию. Думаю, нам есть о чем поговорить. До встречи.
Когда Илюмен ушел, к Карамону вернулся дар речи.
— Что это значит? — он переводил взгляд с меня на Радомиса, и обратно. — Что значат его слова о том, что для него мы все — молодые люди. Как так? Неужели…
— Угу, — промычал в ответ я, — рядом с нами все это время жил самый настоящий даэв. А мы — ни сном, ни духом… да и не только мы.
— Думаю, — ставил Радомис, — что рядом с вами, друзья мои, все это время жил не один даэв. Думаю, у Илюмена обязательно имеются несколько старых друзей, — даэв выделил слово "старых". — Я даже не берусь судить о возрасте этого повара. Это явно не одна сотня лет, и даже не три или четыре, раз он даже меня назвал "молодым человеком".
К нам подошла Велени и поставила перед каждым тарелку с куском хорошо прожаренного мяса, а так же блюдо с хлебом и бутыль вина. Принесенный до этого кувшин она забрала и повернулась, что бы уйти. Но я схватил ее за руку.
— Велени, ты ничего не напутала? Мы еще не делали заказа. И зачем ты забрала наше вино?
— Мастер Илюмен мне велел так сделать, — официантка выглядела немного удивленной. — Он сказал, что таким гостям не пристало пить подобную бурду. А заказ.. он сказал, что вы хотите мяса… Или я что-то напутала? Ведь мастер Илюмен к вам подходил?
— Да, к нам, и ты ничего не напутала, с заказом все правильно. — Я посмотрел на своих спутников, и они утвердительно закивали головами, — просто мастер Илюмен не предупредил нас, насчет вина.
На губах Велени появилась обычная приветливая улыбка.
— Так я пойду?
— Ох, конечно, — я отпустил ее руку и улыбнулся ей в ответ.
Вино было великолепным, мясо так же приготовлено было прекрасно, поэтому некоторое время мы были заняты исключительно поглощением содержимого своих тарелок и бокалов. Утолив первый голод, я взглянул на Радомиса.
— Как тебе Ариаст?
— Я бы не сказал, что он значительно изменился за прошедшие триста лет, но все же изменение есть. Стало гораздо больше многоквартирных домов, да и квартал мастеровых разросся. В целом, я бы сказал, что город развивается, вот только есть ли у него будущее?
— Ты имеешь в виду вторжение балауров в Асмодею?
— Именно. Нам надо спешить. Вот только я еще плохо представляю, что нам предстоит сделать, — то ли Радомис на самом деле только что сам осознал отсутствие планов по спасению Асмодеи от драконидов, то ли выпитое вино позволило ему расслабиться и быть с нами более откровенным. Лично я склонялся ко второму варианту. — Вот если бы нам удалось понять, куда ты спешил в своих снах, Вайс. Если бы мы смогли узнать, что ты собирался сделать, может, тогда у нас появилась бы какая-нибудь зацепка, какая-нибудь ясная и конкретная цель. А пока…
Радомис замолчал и налил себе еще вина. Мы с Карамоном посмотрели друг на друга, но что-то добавить к сказанному нам было нечего.
— Карамон, как Рина поживает? Что у нее нового? — решил я отвлечься от темы спасения Асмодеи.
— А с чего ты взял, что я к ней ходил? Мы же поругались еще до нашего отъезда "в леса", — Карамон с отвлеченным видом наколол на вилку большой кусок жаркого и отправил в рот.
— Да у тебя глаза просто светятся от счастья, несмотря на невыспавшееся выражение лица! — я расхохотался. — Готов поспорить, что ты едва-едва успел заскочить в душ перед визитом к ней.
— Вовсе нет! Я даже вздремнул часок! Все равно она работала сегодня! — и, поняв, что все же проговорился, Карамон поспешил снова занять свой рот куском мяса. Но, заметив, что в моих глазах не было ни капли насмешки, он продолжил — хорошо все у Рины. Призналась, что соскучилась по мне.
— В-общем, вы снова вместе?
— Ну, да, — счастливая улыбка расползлась по лицу моего друга. — Тебе, кстати, Ниока привет передавала, — подмигнул он.
— Ниока — хорошая девушка, умная, красивая, добрая, но… Сердцу-то не прикажешь.
Карамон грустно вздохнул.
— А как было бы удобно, если бы ты встречался с подружкой Рины. Мы могли бы гулять вместе, да и на праздниках …
— Карамон, мы много раз об этом говорили уже. После того, как исчезла Мойра… ну, не могу я ее забыть, не могу! Даже эта эллийка из моего сна, Бискра… чем-то напомнила мне ее, — я залпом допил вино из бокала.
На этом разговор затих сам собой. Радомис не вмешивался в нашу беседу, размышляя о чем-то своем. Мы уже собирались расходиться до утра, как в таверну вошел молодой мужчина невысокого роста. В руках у него была сумка необычной формы. Он прошел на середину обеденного зала и, неожиданно для всех, водрузил на стол стоящий неподалеку стул, после чего влез на стол сам, оказавшись, таким образом, выше всех присутствующих, да еще и в самом центре. Затем он достал из своей странной сумки не менее странный инструмент. Это была деревянная рамка, изогнутая особым образом, на которой крепились струны, как на лютне. Но лютню предмет напоминал меньше всего. Естественно, своим странным поведением он сразу же привлек к себе всеобщее внимание, и не преминул этим воспользоваться.
Пальцы музыканта вначале слегка коснулись струн, и тут же, без вступления, он запел. Музыка была динамичной, а слова певец будто бросал в зал, резко и почти агрессивно:
А признанье в любви
Само рвется с губ,
Едва перед собой
Я глаза твои вижу,
И тогда становлюсь
Вмиг я сам не свой,
У меня начинает
… внезапно ритм изменился и стал плавным и мелодичным…
От любви "ехать крыша".
Но после небольшого благозвучного и мягкого проигрыша, темп песни снова резко увеличился.
Много девушек видел
Я в жизни своей,
Но в душе оставались
Прах, и пепел, и пыль.
И лишь от отблеска милой
Улыбки твоей
Сердце замирает,
Словно парусник в штиль.
С музыкантом что-то происходило. Своим магическим зрением я ощущал, что во время исполнения, он начал очень сильно искажать потоки магического эфира. Почти так же, как их искажал даэв!
Только блеск твоих глаз
Сможет вновь оживить,
Что в груди у меня
Уж погибло, казалось.
Только нежность твоя
Сможет мне подарить
Радость жизни, а это...
Великая Радость.
Ни единый звук не мешал музыканту петь. Все посетители безмолвно смотрели на певца, и никто не мог отвести от него взгляда. А в глазах слушателей, и на их лицах лежала печать той тоски, которую музыка нагоняла, несмотря на свой быстрый темп. Мне самому, чтобы осмотреться, пришлось приложить немало усилий и отвлечься от музыки. Радомис тоже смотрел на поющего мужчину, не отрываясь, и в его глазах была такая же грусть, как у всех. А музыкант тем временем продолжал
Но в тебе не могу,
Как ни силюсь, найти
Даже капли ко мне
Ответного чувства.
Поскорей разойтись должны
Наши пути.
И пускай в моем сердце
Снова станет пусто.
В зале наступила тишина. Абсолютная тишина, словно помещение не было заполнено народом, словно все уснули. Это продолжалось несколько минут, и все это время музыкант неподвижно сидел на своем стуле, с низко опущенной головой. Никакого возмущения в потоке эфира он больше не вызывал. Наконец, люди словно начали просыпаться, зашевелились, заговорили и послышались, сначала одинокие и неуверенные, а затем подхваченные всем залом оглушительные аплодисменты. Музыкант тоже будто очнулся от сна, поднял голову. На его лице также неуверенно, как и первые аплодисменты, появилась улыбка. Он слез со стола, и пошел по залу со своей странной сумкой для не менее странного инструмента, а люди, искренне восхищаясь его искусством, щедро сыпали в эту сумку монеты.
Когда он дошел до нас, Радомис бросил ему в сумку золотой самородок, и, увидев, как округлились глаза парня, схватил его за руку.
— Когда закончишь обходить зал, будь любезен, подойди к нашему столику. Хочу с тобой поговорить.
Музыкант кивнул головой в знак согласия и продолжил свое шествие по таверне.
— О чем ты хочешь поговорить с ним, Радомис? — Карамон тоже был под впечатлением от только что услышанной песни.
— Друзья мои, — в глазах у Радомиса играли отсветы горящих в зале ламп, в голосе чувствовалась легкая ирония, — вы решили, что все ТАК заслушались потому, что это такая замечательная песня?
— А почему же еще? — я тоже не совсем понимал, что хочет от музыканта даэв. Или ему тоже показалось что-то в потоке эфира во время исполнения песни?
— Обычный человек, этого не видит, но, Вайс, ты-то должен был заметить магические возмущения, вызываемые этим… бардом.
— Кем?
— Это потенциальный даэв. Только его потенциал скрытый. Весьма редкий класс — бард. В отличие от нас с тобой, он сам редко сражается, но вот вдохновить на бой, подарить небывалую ловкость и отвагу, или же, наоборот, деморализовать, усыпить бдительность, или вообще погрузить в транс — вот это барды могут легко. Мальчик, скорее всего, сам не понимает, почему его песни так нравятся окружающим. А, скорее всего, это и не всегда происходит. Вряд ли он может осознанно управлять своими способностями, не переродившись в даэва. Но его потенциал, хотя и скрыт, но очень велик, раз он, будучи человеком, может ТАК зачаровать такое количество людей.
На свободный стул за наш столик присел музыкант, или бард, как его назвал Радомис. Выглядел он весьма довольным своим сегодняшним выступлением, видимо, его сумка заметно потяжелела от собранного гонорара.
— О чем вы хотели поговорить со мной?