magalnik — Почти курортный

Таким образом, в престижных домиках санатория «Лазурь» оказались за одним столом ученый российский Корнеев А.И. со своим помощником Моховым Алексеем и руководитель экологического института Бочарук Б.В., а также Струченко Опанас от обвинительной стороны. За столом еще был представитель объекта, допустивший сброс, капитан второго ранга Талычев Ю.В. Вот какой официоз получился, а я-то хотел забавную историю просто поведать. Попробую выкарабкаться, очень надеюсь, что получится.

После общих рукопожатий, взаимных комплиментов и пожеланий совещание завершилось тем, что Корнеев объявил: он улетает на Байкал, где должен срочно быть, а Мохов возглавит самостоятельно здесь разбор, он ему доверяет полностью. Сам же подтвердит выводы факсом по завершению. Корнеев тут же отправился в аэропорт. Неожиданно чуть с шумом подъехала солидная машина, из который мальчик лет шести вышел и две молодые дамы, а вы подумали без них обойдемся? Не получится…

Старшая дама, видимо мать мальчика, сразу накинулась на Бочарука, мужа, с упрёками, что на отдыхе посторонние люди ей ни к чему, она свободно хочет дышать, а не закутывать себя ежеминутно в халат для приличия. Да и мальчик не терпит суеты, шума и вмешательства. Мохов и Талычев, прослушав монолог, захватили вещи и в дальний домик отправились, за беседкой, подальше от женщин. Мохов тут же составил список необходимых тестов, химикатов, посуды для проведения экспресс-анализа и попросил еще машину, желательно УАЗик, для поездок по трассе и сооружениям, водитель не нужен. Начало работы, еще добавил, на завтра — восемь ноль-ноль, поэтому оперативности попросил. Капитан отрапортовал «есть» и удалился.

К Мохову постучалась очень молодая девушка, которая, показав красивые зубки в улыбке, сообщила, что в столовой он закреплен за столиком двенадцать, и завтракать можно с восьми-тридцати, а обед и ужин… (указала время). От завтраков Мохов сразу отказался, а дальше посмотрит.

Утром следующего дня в семь-сорок пять у третьего домика притормозили два УАЗика. Мохов матроса водителя сразу озадачил, дав ему денег на покупку порядка двадцати пяти полиэтиленовых бутылок и батона хлеба, желательно свежего. Затем он Талычеву дал ряд дополнительных поручений и наставлений, договорившись ежедневно в шестнадцать ноль-ноль встречаться. Матросик часа три Мохову помогал отборы делать из всех колодцев трассы. Еда всухомятку пошла сегодня. А в районе четырех капитан и Струченко Опанас дожидались его. Но позвонил Бочарук и к себе всех пригласил. А там за столиком с кофе познакомили незнакомцев с очаровательной Лизочкой, сестрой жены девятнадцати лет, которая, стараясь очаровать всех, задавала без конца несуразные вопросы по экологии и выразила громадные симпатии к арендаторам москалям. Особо Мохова обхаживала, который, извинившись, постучал по часам. Лизочка, надув губки, проворчав что-то по поводу мужчин, обиженно ушла.

Покраснев, Опанас сразу поднялся с жалобой к Бочаруку, что его, ученного эколога, гражданина Украины на территорию своей родины не пустили. Господин Мохов, видите ли, распорядился по этому поводу. Он приехал с бригадой спецов обследовать техпроцессы базы, дабы помочь моска… простите, друзьям, разобраться. Что? Не понял, поясните, пожалуйста.

Мохов: — Стоки базы выпускаются с одного сборного колодца, расположенного за пределами базы, так? Вот вы и контролируйте этот колодец общих стоков, а что внутри делаем — наше дело, наша технология. Еще, наши трубопроводы со стоками проходят мимо подозрительных объектов, которые к нам подпольно подключились. Есть отборы воды со всех колодцев. Так что ставить точку ещё рано, разберемся. Дней через пять завершим анализы и найдем источник загрязнений, но искать надобно повсеместно.

Бочарук: — Вы что, господин Мохов, сомневаетесь в компетентности наших спецов, что на территорию не пускаете их? Мы же совместная комиссия, уважаемый, одной цели служим дружно, правда, славяне?

Мохов: — Простите, господа, но менять ничего не будем. Ваше право обжаловать…

Он деликатно прощается и уходит. А Талычева задерживают за столом, где хозяйка, Татьяна Даниловна, уже ужин подает. Опанас, сославшись на что-то, также покидает стол. Конечно, Бочарука интересует личность Мохова, с которым, увы, отношения не складываются.

Татьяна: — С первого взгляда определила, что это пакостный тип, поэтому вслух и высказалась, чтоб подальше убрался. Он это понял тогда, правда, Юра?

Лизочка: — Такой симпатяга, думала пофлиртовать чуть — ноль... Юрочка, кто он, откуда?

Талычев Юрий: — В Россию недавно, знаю, вернулся из Африки, на золотодобыче работал с цианистыми стоками в тесном контакте, работал с Корнеевым и Липатовым, если знаете его. Трудился в промышленности химической, патенты есть. Из личной жизни знаю, что разведен, в связях с женщинами не замечен, рисует немного, замкнутый, не общителен. Как к нему, спрашиваете, Борис Васильевич, отношусь? По субординации — он командует, я «слушаюсь!», дисциплина. Мог бы поделикатнее при женщинах, конечно.

Татьяна: — Во, во — нелюдим и взгляд мертвый, отталкивающий, расчетливый, противный одним словом, и видеть его более не желаю, слышишь, Боря?

Лизочка: — А мне все одно понравился, он — личность. И ты, Тань, напрасно так настроена.

Раннее утро, еще семи нет, а на столике дворика Мохова завтрак приготовлен привычный из отварного яйца и гренок с сыром, тут же в специальном электрическом приборе приготовленные. Вчера ему Юра холодильничек завез и электроплитку, остальное Алексей в хозяйственном докупил, как и продукты в магазине и на базарчике, благо машина при нем. Еще он сегодня подмел дворик, костер разжег, чтобы спалить мусор, и завтракать уселся. Прибежал пес бездомный, непородистый с живыми глазами и бубликом-хвостом. Угостил пса гренкой, познакомились. Песик вдруг залаял беззлобно на появление мальчика, сына Бочарука. Тоже познакомились, Павликом его зовут. Мальчик также горячих гренок отведал, закусив еще вдобавок шоколадкой. Затем совместно с Алексеем собаке имя придумали редкое — Тузик, ибо мужского пола пёс был. Тузик залаял на Татьяну Даниловну, которая со скандалом на Мохова накинулась, что он кормит мальчика бог знает чем… и контакт с облезлой собакой устроил! Её Павлик болезненный мальчик, только из больницы, а тут угробить его хотят. Короче, она запрещает сыну общаться с собакой и соседом неразумным и т.д. Павлик, опустив головку, домой пошагал, не позволяя матери к себе подойти. Инцидент был неприятным, мальчишку жалко стало Алеше.

Конечно, на территории базы не все благополучно обстояло с очисткой стоков, особо с концентрированными. Технолог по очистке был грамотным, но исполнители нарушали процессы очистки, дисциплина хромала. Мохов пригрозился, что доложит кому следует, если подобное повторится. Вернувшись домой, ему пришлось очень даже дипломатично от Лизочки избавиться, которая его без устали доставала. Наконец, он у моря на песочке присел, уставившись вдаль далёкую, безмолвную. Спать рано пошел, чтоб выспаться и, вообще, ему здесь надоело и закончить хочет эту дипломатию, хватит.

Во время завтрака следующего утра Тузик радостно залаял, увидев Пашу с мамой у калитки. Дама извинилась за вчерашнее, но, если бы не Павлик, то никогда бы... Да, сын сделал рисунок собаки и показать ему хочет. А гренки, действительно, хорошо пахнут, но все одно — сыну не позволено где-либо... Её не слушали, ибо Мохов с рисунком в сторонке стоял и что-то Паше говорил. Паша утвердительно головкой лишь махал.

Татьяна: — Я же с вами говорю, сосед, а вы ноль внимания! Спешите очень. Мне лично рисунок понравился, а вам как?

Мохов: — Что я тебя просил нарисовать, повтори, пожалуйста.

Паша: — Нарисовать Тузика в хорошем настроении.

Мохов: — Ну, а твой пёс сейчас уснет, глазки прикрыл. Тузик, ко мне, лови, еще. Во, понял, говоришь. После трех дома буду, покажешь. Угостить мне тебя, Паша, нельзя и нечем, всё собака слопала и жива осталась. До свидания, соседи, опаздываю.

Татьяна: — Не нравлюсь дружку твоему, и это взаимно. Нет, Павлик, нехороший он.

*

После обеда пришло официальное письмо, что переговоры по газу завершились успешно, разногласия все утрясены, поэтому разборы по некачественному сыру из Украины, как и пшеницы из России, приостановить, так же как и по другим и т.д. То есть выводы по сточным водам уже не нужны никому. Вот это работа, братья славяне.

Мохов же в оставшиеся дни решил довести начатое до конца, как все, что он делал. В районе четырех мальчик радостным пришел с рисунком, мать у калитки стояла. Мохов ничего не сказал после осмотра, головку лишь ему погладил и «близко» добавил. Шумно и радостно появилась Лизочка, которая обхаживать хозяина стала, напомнив, что Мохов пообещал её на рынок свезти. Мама с мальчиком тоже пожелали поехать.

В пути Мохов кряхтел изредка, ощущая неудобства от постоянных столкновений своих рук с обнаженными ножками Лизочки, которые явно желали этого. На обратном пути девушку обидели, посадив Пашу на переднее сидение по просьбе последнего (так пояснили). Мужчины в пути о чем-то беседовали, сестры молча сидели, лишь Таня чуть улыбалась.

Бочарук Борис Васильевич очень был доволен указом о прекращении разбора по сточным водам, ибо доказать виновность базы при этом Мохове не удалось бы, даже Опанас кряхтел от общения с москалем. Но этот упрямец продолжает копать в поисках истины, а она, истина, Бочаруку ни к чему.

Бочарук: — Тань, слышишь меня? Как смотришь, если Мохова на обед пригласим по случаю мирного окончания разборок? Ты как? Знаю, правда, что тебе он тоже неприятен. Молчишь? Тогда на рыбалку приглашу, коньяк захвачу, приготовь, миленькая, нам что-нибудь из еды. Может Павлика взять с собой, они дружат с этим? Конечно, прослежу за сыном, какой разговор.

Рыба не очень клевала, но вид с мыса с замысловатым названием «Айя» был необыкновенно красив, и ветер морской постоянно присутствовал. Берег изменчив — от спуска спокойного до крутых обрывов в море, и камни повсюду. Вот с такого довольно крутого обрыва Павлик и сорвался в море с криком «папа». На зов в море с высоты бросился Мохов, затем еще парень спортивного вида. Мальчик не очень пострадал, на глубину падал, а вот Мохов сильно, в крови был, шкуру ободрал о камни. Спортсмен ругал Мохова за неправильный прыжок и похвалил за оперативность, ибо море в этом месте опасное, затягивает. Иди потом ищи мальчишку. Бочарук поблагодарил Мохова, и по домам поехали. Дома же при разборе полета Таня стояла окаменевшая, прижимая ладонями лицо и не сводя взгляда с сына. Затем судорожно сына полностью раздела и стала ощупывать его. Не увидев ничего подозрительного, нервно причитать стала:

Татьяна: — Слава богу, все в порядке, но где, Павлик, папа был? Скажи пожалуйста маме. Сволочь, ты, муженек. Вон выйди, да — вон отсюда, а то за себя не ручаюсь! Куда хочешь иди с моих глаз. Как этот малахольный тут же оказался и прыгнул... Что, весь в крови, говоришь, сына, лицо, грудь… Что же сюда не привезли или в медчасть? Да, сволочь твой папаша, прости. Сейчас аптечку и к нему. Пока дома посиди. Ну, хорошо, проведай своего друга. Пошли.

Татьяна: — Добрый день, сосед. Что вы с собой сделали? Кроме зеленки ничего нет у вас, говорите? И эти рваные раны на лице и руке зеленными оставим? Павлик, укладывай своего друга, рубашку с него сними. Молодец. Я доктор, Леша, меня слушаться надо. Руку вытяните, так. У вас разряд по прыжкам есть? Что, впервые в жизни, а я-то думала... Болит? Потерпите. Что с лицом делать будем, сына, целого места нет… Забинтовать, говоришь. Что, он еще работать собирается в таком виде? Попытаюсь, Леша, вам облик сохранить, чтоб выйти на люди. А сейчас осмотрим раны на животе. Неудобно, говорите? Простыней прикроем низ и вот так. Минуту, обработаем, хорошо-то хорошо, но...

Последующие два дня Мохов послушно дома трудился и отдыхал, а далее ему частично бинты сменили на лейкопластырь. Кормили его, как на убой, на рынок и в магазины сама Татьяна на УАЗике ездила. Мохов же завершил свою миссию, отладив работу очистки на базе. И немаловажное подключение ликвидировал подпольного кожевенного предприятия, которое при загоне овец функционировало. Павлик только ночевал дома, остальное время у дяди Леши занят был рисованием и замысловатыми приборами.

Сегодня, в канун отъезда, Алексей еле упросил Таню повязки и наклейки снять, чтобы люди не шарахались. Конечно, ворчала докторша, что не все еще зажило, а по живому сдирать бинты не намерена. Вот на животе уже можно… и Таня показывать стала, коснувшись ручками заживших мест, но тут же и отпрянула при виде растущего шатра на простыни прямо на глазах. Он, бедняга, голову отвернул в сторону, смутившись самопроизвольной такой реакции у себя. В создавшейся неловкой ситуации Таня перехватила инициативу на себя и, сильно волнуясь, заговорила:

Татьяна: — Все правильно, Лёша, мне рассчитаться надобно за сына, я обязана. Вчера еще решила. Не мучай меня, подвинься чуток и глаза прикрой. Молчи, прошу, а то поругаемся опять. Я помогу, не волнуйся так, во, во, мо-ло-дец. Что-о-о? Я с первого взгляда тебе понравилась? Не ври, милый. Целый альбом с рисунками моего личика покажешь? Молчал чего? Не знаешь… Это весь ты. Как же мне с тобой хорошо... сказать не могу. Ты молчи, сама говорить буду. Борис меня силой брал, с первого раза. А тут сама отдалась, молчи, я сказала, и чувства другие, знаешь…

От Мохова Таня шла не спеша домой, ощущая большое душевное облегчение от того, что впервые за восемь лет замужества рассказала новому другу о страшной жизни с Бочаруком, об его издевательствах над ней, садизме. Таня показала одно лишь письмо, что сегодня получила из Германии, где муж на фотографии запечатлён с женщиной в постели. Он её постоянно пичкает такими письмами отовсюду, чтобы отомстить Тане за высказывание об отсутствии любви к нему, как к мужчине. Единственным лучом света в ее жизни сын, которого он чуть не угробил. Из-за сына и терпит его, боялась безотцовщины. Предложение Мохова с ним сойтись приняла не всерьез, знакомы-то всего десять дней, и уже семью бросать, не в ее характере. Перед уходом она долго Алексею в глаза смотрела, ручкой коснулась его лица, альбом своих мордашек взяла и бумажку с его данными. Дома Павлик рисовал еще, Лизочка телевизор смотрела. Павлик посмотрел на заплаканную мать, вздохнул и задумался, глядя в окно темное.

Раннее-раннее утро. Алексей сбрасывает в сумку свои вещи, утварь походную, чайник поставил. Стучат. Лизочка поздоровалась и сообщила, что попутчиков ему привела, с вещами. На лавочке у машины сидят, озябли уже. Алексей порывисто выскакивает на улицу и прижимает к себе обоих попутчиков. Лизочка загоняет в квартиру героев, чтоб поговорили, сама с Павлушей на улице остается.

Татьяна: — Вот, влезла в постель к мужику, а теперь и в душу к нему стремлюсь и не одна... Что? Молчать велишь. Леша, прости, но той жизнью уже не смогу... Как ты смел рану открыть для заразы, пластырь где? Сядь. Молодец, говоришь, что решилась… Павлик поддержал. И не смей более трогать... Меня можно.