В последние дни августа...

С соседями мы также жили дружно. Никто не подливал никому воды в суп и не разбрасывал только что выстиранное белье в клозете, как это делали во втором, соседствующим с нами, бараке, о чем «по-секрету» с ужасом рассказывала моей маме наша правая соседка тетя Шура. Тетя Шура и дядя Вася были простыми людьми, т. Шура работала на заводе монтажницей, а д.Вася был строителем. Мама говорила, что у него были «золотые руки». Наше знакомство началось, когда я просила его показать мне руки, чтобы самой увидеть, где они золотые… Слева от нас жил худой и нескладный дяденька. Отец иногда называл его «гражданин вне времени», и сосед был совсем не против прозвища. Николай Иванович очень уважал отца «за его профессионализм и чуткое сердце», как он часто повторял, будучи в изрядном подпитии. Николай Иванович числился при заводе электриком, и был по трезвости электриком замечательным, безотказным и талантливым. Весь поселок в любое время обслуживал, посему вероятно, в то суровое время и не был выгнан из заводского общежития.

Николай Иванович был одинокий, не семейный. Жена у него сначала присутствовала, иначе как бы он получил комнату в семейном бараке? Но, «променяв бедолагу на главного инженера, прельстившегося ее большой кормой и прочей фактурой, она улетела с ним по распределению» так образно выразился д. Вася. Услышав это, я представила себе проплывающую по небу женщину с целым набором разных досок, машущей нам сверху листочком с синей печатью. На тот момент д. Вася работал плотником. А Николай Иванович после сего печального инцидента, напившись, уснул на крыше подстанции. Никто бы его не спохватился, но ночью пошел дождь, и в поселке потух свет. Не достучавшись в запертую дверь, встревоженный отец с д. Васей пошел его искать. Как они умудрились его найти, в грозу, в темноте только Господу было известно. Но картина, открывшаяся их взору, пересказанная впоследствии лишь единожды, навсегда отпечаталась в моей памяти. При свете молнии, они увидели его лежащим, свернувшимся калачиком, в луже воды на крыше, рядом с оборвавшимся проводом. По его телу от провода перекатывались синие электрические сполохи. Нельзя было допустить, чтобы об этом узнало начальство завода. Время было тогда суровое, обманчиво кажущееся мирным. Было трудно принять решение звонить руководству. Но труп есть труп. И д. Вася ушел искать телефон для вызова милиции. А отец остался. И в это время, случилось необъяснимое — Николай Иванович проснулся, открыл глаза и, увидев папу, сел в луже. Он сидел в воде с разрядом в хрен знает сколько тысяч вольт и был живёхонький. Потом, опершись о стену, он встал и вышел из воды к отцу. Приехавшая по вызову милиция, увидела двух мокрых людей, занятых устранением аварии. Такова была официальная версия случившегося. Всем участникам выдали денежную премию в 20 рублей. За самоотверженное поведение в экстремальных условиях. Тогда впервые я узнала слово Провидение.

Спустя несколько лет, стали строить новые дома для заводчан, живущих в старых бараках. Что там происходило наверху, мне было неведомо, но вот вдруг стало неприличным начальнику КБ ютиться в бараке. В новых квартирах давно уже жили все руководители отделов и кабинетов, а мы до сих пор жили в коммуналке, потому что отец отдавал свои ордера молодым сотрудникам. Один был весьма талантлив, другой с больными родителями, чертежница на сносях и тому подобное. Когда столичный журналист приехал писать про его КБ хвалебный очерк, оказалось, что это нонсенс при его должности жить в бараке. И дали ему указание переселяться срочно в новостройки. Строили пятиэтажки местные строители, заводские. И каменщики, и плотники, и маляры, и штукатуры, и электрики — все были заводские. Был там и Николай Иванович, он сохранял ясность ума, и молодежь с ним советовалась. Он по-прежнему дружил с зеленым змием, но встречи эти не носили уже массовый характер. Когда дома стали заселяться, отцу предложили выбрать себе квартиру. Тут пришел к нему Николай Иванович и предложил выбрать квартиру на четвертом этаже в третьем от перекрестка доме. Я запомнила этот разговор, потому что сосед принес ватман и что-то чертил на нем, доказывая отцу и маме полезность именно этой квартиры. И снова звучали слова «хорошая энергия». Как бы там ни было, маме квартира понравилась, и мы переехали. Из нее же я пошла в первый класс. Там родился мой брат… .

   Квартира оказалась действительно хорошей, в ней всегда было уютно, тепло зимой и прохладно летом, люди любили бывать у нас, ее ни разу не затопили соседи. И даже случившееся землетрясение не отразилось на ее стенах. Менялись власти, эпохи, люди. Старики умирали, дома ветшали. Наш дом понемногу становился легендой, ведь в нем время не отражалось на обитателях. Старики и дети здесь почти не болели, в нем не грабили квартиры, не было пьяных драк и семейных ссор, никогда не угоняли машины, припаркованные у подъездов. Пока мы не переехали. Или пока был жив отец… . Или время пришло. Иное.

Мои родители умерли не в стенах этой квартиры. Для нее они еще живы, просто уехали ненадолго. И в соседнем подъезде на втором этаже, где проживал Николай Иванович — чудак— человек, «гражданин вне времени», а для других, не умеющих видеть — неудачник, алкоголик — для той квартиры он тоже жив и вернется…

Когда-то я впервые узнала слово Провидение. Настоящий его смысл я познаю до сих пор. Давно уже нет в живых моей семьи, нет дяди Васи и Николая Ивановича. Но вот, сейчас, в эти последние дни августа, когда я набираю эти строки, они к нам вернулись. Полчаса назад мой компьютер мигнул пару раз, но музыка из комнаты сына не смолкла, и я, успокоившись, подумала про скачок напряжения в сети. Только почему это соседка, стрельнувшая сигарету, очень удивилась, заглянув в комнату…

Сейчас я выйду покурить на балкон и увижу, что нет света во всем нашем доме, кроме двух квартир.