"Мама, ты когда-нибудь была на море? Когда-нибудь до того, как всё это началось? Я сегодня прочитал о нём. В развалинах Нижнего города порой можно отыскать удивительные вещи. И книги. В Верхнем они никому не нужны. Там живут страшные люди, Генри мне рассказывал."
В неверном свете, льющемся из грязного подвального окошка мальчишка, лежавший на жёстком тюфяке размял пальцы и с тревогой осмотрел ручку — чернила грозили закончиться уже скоро.
Парнишке шестнадцать и сегодня он впервые сбрил ещё по-детски мягкую и светлую щетину, на щеках свидетелями этого события выступали тройка грязноватых пластырей. Цвета волос под слоем грязи и пыли не разглядеть, но если бы кто-то сподобился мальчшку отмыть и прилично одеть, то стало бы видно, что Кристиан, а именно так его звали, является альбиносом. Снежно-белые волосы, бледная кожа и огромные прозрачно-голубые глаза, на ярком свету граничащие с цветом лиловым, столь причудливо сочетались голубого цвета радужка и просвечивающие сквозь неё кровеносные сосуды.
А "это" началось задолго до появления на свет Кристиана. В человеческом сознании испокон веков бродили идеи избранности той или иной группы людей, разделения, превосходства по праву... Избранными оказались ровно три тысячи, превратив остальной мир в полигон для своих развлечений.
Понятие Мира сузилось до одного единственного Города на краю пропасти, в которую вертикально вниз уносились поезда Наблюдателей, Города, агонизирующего в своём безумии.
Старый Генри, подобравший когда-то корзину с младенцем на границе Нижнего города был чертовски прав. В Верхнем городе жили страшные люди, чей жизненный успех зависел от их успехов в Игре. этим туманным словом называлось ежедневное посещение Центра Спасения. Спасения от злобных миллионов отщепенцев, живущих в резервациях за пределами Города и время от времени выгоняемыми на Полигон, где достойные жители Города имели возможность "спасти" своё избранное положение реальными смертями других людей.
Время скрыло имя и цель создателей Системы поражения на полигоне, но потомки нашли им активное и ежедневное применение. Любопытный мальчишка не раз видел, что бывает с отщепенцами, пытавшимися ближе подойти к Границе — под градом разрывных пуль их тела превращались в безвольные красные тряпки, фонтанирующие кровью, ошмётками мяса и осколками костей. Но самым страшным было не это. Страшнее было то, что за пультом управления сидел какой-нибудь булочник или столяр. Сидел и не осознавал, что только что убил человека. Совершенно такого же, как и он сам.
В Нижнем городе жили те, кто не мог или не хотел участвовать в Игре, тем самым рискуя оказаться в одной из резерваций, если чем-то не угодят жителям Верхнего города. В Нижнем городе жил старый Генри и Кристиан.
Взглянув в постепенно темнеющее окошко, парнишка продолжил писать свой дневник-письмо матери.
"Я сегодня первый раз побрился, мам," — с гордостью вывел он на бумаге, — "Если я найду ещё плёнки, обязательно для тебя сфотографируюсь. Расскажи, как ты там? Ты хорошо питаешься? Тебя не обижают? Я волнуюсь..."
Мальчик писал почти до темноты, а затем взялся за карандаш, чтобы на странице дневника показать матери море, о котором он прочитал.
А старый Генри в соседней комнатушке попыхивал трубкой, прекрасно зная, чем сейчас занимается его воспитанник. Знал он и то, что как только Кристиан закроет дневник, для постороннего глаза его страницы приобретут девственную чистоту, поскольку мальчишка от рождения был Мастером скрытых картин. Нужно смахнуть рукой невидимую пыль с бумаги, чтобы увидеть истину. И хорошо, что мальчишка не знает, где сейчас его мать.
А где-то в Верхнем городе женщина по имени Мадьяра, шестнадцать лет назад оставившая корзину с младенцем на границе нижнего города, со счастливым воплем разрядила виртуальную обойму в своего сотого отщепенца. На экране загорелись разноцветные огоньки и Система безразлично-доброжелательным мелодичным голосом поздравила пользователя с сотой победой.