Роман Шиян — обделённый

— Ты всё читаешь? — сочувствующе спросил меня Женя.

— Ага, — гордо заявляю я. — Говорят, ты в городе был?

— Да. В гости ездил. Помнишь Пашку?

— Найденного, что ли?

Женя кивнул:

— Он покончил с собой. Повесился. В записке написал, чтобы в его смерти никого не винили.

— Гм… Не ожидал… Кто-кто, но он?! — задумчиво проговорил я, вспоминая каким Паша был в школе. — А с чего вдруг?

— Точно не знаю. Вроде кому-то дико задолжал: то ли в карты, то ли ещё как. Сумма немалая: квартиру затребовали. А квартиру ему родаки подарили. В общем, хрень какая-то.

*

Будучи малым в 4-ом классе отбывавшим, встретил я этого индивида. Паша тогда возник из неоткуда в 3-ем классе и при первой же встрече предложил сыграть на перегонки.

— Давай вон до того класса, — резво обозначил он правила.

— Давай, — согласился я.

— Раз-два-три… — Пашка шустро пробежал 2 метра. Я даже не успел тронуться, как услышал его ликование: — Я выиграл! Я выиграл! Давай ещё?

— Не хочу, — устало и обиженно пробурчал я.

— Эх, ты.

Так прошло знакомство.

Неожиданно возникнув, он исчез на несколько лет. Родители нашлись и забрали. Папка его, оказывается, в этой же школе учился. В общем, мексиканская история.

По неизвестной мне причине Пашка снова возник, телепортировавшись из общеобразовательной школы в нашу специализированную, поступив учиться в 9 класс, когда я пребывал в 10-ом. Инвалидность Паши заключалась в том, что на его руках и ногах было всего по одному пальцу. Это генетическое заболевание. Я с ним практически не общался: меня отталкивала его карикатурная заносчивость, идиотские плоские шутки, хроническая легкомысленность. Создавалось впечатление, что воспитывался он мультипликационными персонажами Бивисом и Бадхеном. Да и в кампанию нашу Паша тоже не вписался… Так, забегал на пару минут перекурить. Кругом общения Паши были его одноклассники и пару девчонок из 11 класса: Анжела и Оксана, подруги не разлей вода, весельем развлекавшиеся.

Правда, стоит заметить, что учился Паша весьма неплохо, отличался сообразительностью и смекалкой. Казалось, что он нарочно строит из себя придурка и гордится таким поведением. Но почему? Не прощаемая обида на родителей, бросивших своего сына при рождении, и появившихся в жизни Паши, когда он уже учился во втором классе? Или подражание своим «кумирам» в общеобразовательной школе навсегда поменяло его характер в худшую сторону? Но самый важный вопрос состоит в другом: почему Паша не захотел изменить себя к лучшему?

Прошёл год. Жизнь школы шла своим чередом, как вдруг нежданно-негаданно одним осенним вечером случился пожар. Загорелся 6 класс. Я в то время сидел один в классе, дописывал сочинение. Неожиданно вошла моя любимая воспитательница, потерянная навсегда аллюзорная Ева.

— Так, выходи, — безапелляционно заявила она, указав головой направление в сторону коридора.

Несколько секунд я с ручкой в зубах пребывал в замешательстве, сопоставляя два взаимоисключающих действия: «преждевременно покинуть класс» и «дописать сочинение». Но заметив нетерпение на лице воспитательницы, не рискнул возражать и воздержался. Она поспешно вывела меня за руку во двор. Минутная прогулка в дыму с Ней — незабываемое событие. Были ещё какие-то воспитатели, спешно выводящих на улицу каких-то детей. А так хотелось подольше подержаться за Её руку и понаблюдать, как горят классы.

Что-то сбился я с курса повествования. Заносит иногда. Так вот…

Не знаю, какие были веские основания, но первым и последним подозреваемым в умышленном поджоге оказался Паша. Однако доказать его 100%-ую причастность так и не смогли. Утверждали только, что Паша, как пионер, прибежал помогать тушить пожар, как будто всё заранее знал. На этом дело под название «Сгоревший 6 класс» было закрыто.

Наступила зима, и странным образом похолодало: минус пять, снег выпал. А мне нормально — мышцы греют, дышать легко, воздух свежее. Однако тот, кто поджёг мой любимый 11 класс, наверно, всё время мёрз. Иначе, какой смысл поджигать? Чтобы согреться.

К счастью никого в классе на тот момент не оказалось: самоподготовка давным-давно закончилась. Мои одноклассники ушли по домам, а я завершал вечернюю трапезу. В школе раздались крики:

— Пожар! Пожар! Класс горит!

Услышав новость, я хотел было по привычке кивнуть: дескать, жгите, други, не жалко, — но во время остановился, только подумал: «Гм… Забавно». Когда выяснилось, что горел мой родной 11-ый, ирония моя тут же померкла.

Не имею представления, какие методы дознания применялись у нас в школе, но Паша сознался в двух совершённых поджогах. Вероятно, спалился передовой товарищ своей сверхъестественной оперативностью, когда произошло повторное возгорание. Мерой наказания стало двухмесячное пребывание в психушке. Иногда Пашу навещали его одноклассники. Рассказывали, что выглядит он убитым: не от осознания причинённого материального ущерба государству российскому, а от систематического поедания веществ, придающих индивидууму тупость немереную. Врач посоветовал Паше не брезговать «колёсами», иначе сидеть ему в дурке пожизненно. По словам друзей, навещавших Пашу, в белых палатах не так уж скучно, как кажется. Есть вполне здравые адекватные люди: наркоманы, видавшие жизнь, и косящие от армии, жизнь познать жаждущие.

Минул срок, и Паша возвратился в школу. На мой взгляд, мятежный дух его не был сломлен. Всё такой же неугомонный, задиристый на словах, безосновательно самовлюблённый. Никаких позитивных изменений в психике бывшего пациента мой анализ не выявил. Может, я плохо его знал?

Туда-сюда — весна пришла без сомнений: ОРЗ в марте, в апреле — стойкий повышенный уровень гормонов в крови. Паша стал встречаться с Оксаной, девчонкой скромной, с соблазнительными формами. То, что она на коляске, его ничуть не смущало. Парочка часто уединялась в укромных местах: нежные лобзания, слова для двоих, шелест девственной листвы — все признаки влюблённости. Паша всячески помогал Оксане. Так прошёл ещё месяц. Ничто в поведении Паши не выдавало в нём шухерного пиромана, пусть и бывшего. Некоторые, например, выжигали свои чувства бензином на асфальте: «Я тебя люблю!». А он только подкуривал зажигалкой сигарету. Скромный, в этом смысле, пацан, пусть и придурок с виду. Но псих?..

Учебный год подходил к концу. Чуть больше недели оставалось до выпускного, когда Паша выкинул свой очередной фортель. Если бы он второй раз поджёг мой класс, я второй раз подумал бы: «Гм… Забавно». Но случилось то, что забавным никак не назовёшь…

Время самоподготовки. В корпусе — тишина и дежурный воспитатель, седовласый строгий старик по прозвищу Горын, мирно посапывал на стуле, запрокинув голову. Нянечка в эти часы попивала чай со своей подружкой в соседнем женском корпусе.

Вдруг в одной из палат раздался крик. Горын проснулся, ещё не понимая, кто или что его разбудило. Но крик повторился. Горын, отходя ото сна, неспешно направился к двери, откуда донёсся вопль. Взору воспитателя открылась недвусмысленная картина: Паша, стоя сзади, закрывал четверокласснику Антону рот ладонями. Оба — со спущенными штанами. Рядом на столе была разбросана колода карт.

Паша в оправдание сказал следующее:

— Мы тут в карты играем… под раздевание.

— Одевайтесь! — рявкнул Горын.

Об этом происшествии знала вся школа, хотя линейку по поводу случившегося не стали проводить. Что сказали матери Антона, мне не известно. Вполне вероятно, что ничего… Во всяком случае Антон окончил эту специализированную школу.

На следующий день после попытки изнасилования Паша, как ни в чём не бывало, сидел в беседке напротив Анжелы и играл в карты. Чуть в стороне Оксана отрешённо смотрела за происходящим.

— Паш, вот скажи мне, тебе что — делать нечего?! — спросила с раздражением Анжела. — Тебе девчонок мало?!

— Да так… Решил попробовать… Для разнообразия, — попытался сострить Паша с нескрываемой улыбкой на лице, но никто не засмеялся.

— Урод ты, Паша, по-другому не скажешь, — сказала Анжела, точно сообщила смертельный диагноз.

Оксана, отвернувшись, смотрела куда-то вдаль. Спешно провела рукой по щеке.

Паша, получив неполное средние образование, внедрять в свою голову какие-либо профессиональные знания не возжелал. Взяв кредит, решил заняться предпринимательством. Я случайно встретил его в центре города спустя года два после переселения в стардом. Паша торговал солнечными очками, как обычно излучая позитивную беззаботность своим самоуверенным выражением лица и чванной позой. Белая рубашка, чёрные брюки, модные туфли, уверенность в завтрашнем дне — типичный портрет амбициозного молодого гражданина. Общаться с гражданином мне не хотелось, но ради приличия я поздоровался.

— Привет. Чё делаешь? — спросил Паша и сплюнул в сторону.

— Да вот, скупиться решил.

— Хочешь очки? Выбирай, — предложил Паша. — Продам со скидкой.

— Нет. Как дела?

— Ничего. А ты где щас?

— В доме престарелых.

— Ну и как там?

— Пойдёт. Жить можно, — на этом приличие моё закончилось, и я свернул разговор. — Ну, ладно, бывай.

Но быть Паши оставалось всего ничего — три года.

2015 г.