В Невский — Закулисная игра

— Привет! — раздалось совсем рядом, над ухом, русское приветствие, что заставило Захара вернуться в реальность. Обернулся. Перед ним стоял Селиванов, чиновник управления олимпийским комитетом страны. Ничего удивительного в том, что он катался по городам и весям по всем турнирам. Год был олимпийским. Удивляло лишь то, и огорчало к тому же, что чинуша отыскал Репина. А значит, разговор намечался серьезный и малоприятный.

— Здравствуйте, — Захар с трудом с трудом сдержался, чтобы не сгримасничать. Он всегда после игры, в независимости от ее результата, предпочитал полное одиночество. Даже тренер не тревожил его. И вот эта встреча, заранее не оговоренная, в обход тренера. И не сулила она ничего хорошего.

— Можно? — он напрашивался за столик.

— Конечно. — Репин нашел в себе силы улыбнуться. Разве можно высокому начальству ответить иначе?

— Поздравляю с победой.

— Спасибо, — и поймал себя на мысли, что забыл имя-отчество чиновника. При желании он бы смог вспомнить, но такого желания даже не возникало.

— Что дальше?

— Четвертьфинал, — просто ответил Захар, не понимая, куда все-таки клонит разговор Селиванов.

— Да, конечно. И соперник у тебя удобный. Если я не ошибаюсь: в личных встречах, а их было уже девять, ты только дважды проиграл?

— Да, семь побед, — удивленно подтвердил Захар, понимая, раз Селиванов так хорошо знает это, то встреча эта — явно далеко не случайная. Тщательно подготовился, полистал статистику.

— А там и полуфинал.

— Раз на раз не приходится.

— Конечно, конечно. В спорте случается все. Даже заявленные фавориты проигрывают заведомо слабому сопернику.

Репин предпочел промолчать. Трудно вести вразумительный разговор «в слепую», пока же он никак не мог понять подноготную этой беседы. Первыми нервы не выдержали все-таки у чиновника. Он резко отодвинул от себя чашку с капуччино, отчего пена съехала на пластиковую поверхность стола.

— Ладно, чего ходить вокруг да около. Я тоже не люблю длинный предисловий. Они утомляют намного больше, чем сам разговор.

— Меня ждет неприятное известие? — съязвил Захар, но Селиванов не заметил, или не хотел замечать, а просо заявил в лоб:

— Завтра ты должен проиграть.

Репин даже не отреагировал сразу потому, как удивление его было столь велико. В голове уже прокручивались разные варианты и сюжеты, но такое…! Такое не приходила на ум, и даже подумалось, что он ослышался:

— Что?!

— Ты должен проиграть этому французу.

Не ослышался — это раз! Селиванов был абсолютно трезвым — это два! Не сплю — это три!

— Я должен слить игру?!

— Да.

— Почему? — тон был самым, что ни есть, искренним. Он и в самом деле не понимал, что кроется за этим предложением.

А чиновник сильно нервничал, и это бросалось в глаза. В подтверждении этому, Селиванов достал блокнот и карандаш и начал хаотично рисовать зигзаги, крестики, геометрические фигурки. Ему явно необходимо было чем-то занять свои руки, и не смотреть собеседнику в глаза. Захар хотя и был крайне возмущен, но не торопил с ответом высокое начальство. Вопрос уже прозвучал, он требовал ответа. Откровенного и честного, к которому, судя по всему, чиновник был плохо подготовленным.

— Ты в рейтинге шестой?

— Да. Вот обыграю француза — стану пятым.

— Да, конечно, — Селиванов потеребил правый ус, — пятый. Это здорово. Это престижно. — Буднично, без восклицательных знаков, огласил он. Нет, не то он говорил, не те подобрал слова.

— Это, пожалуй, все, чего я могу добиться в профессиональном карьере. — Пояснил Захар. — Выше меня — уже асы тенниса, магистры, кудесники.

— Понимаю.

— А я вас, извините, не понимаю. — Резкость наполнило предложение.

— Ты же знаешь олимпийскую систему отбора, — наконец-то, чинуша удостоился взглянуть в глаза своему визави.

Доселе смутная картинка начала медленно проясняться.

— И что?

— Выиграй завтра француз, ты остаешься на шестой строчке. — Он нарисовал в блокноте большую шестерку. — А француз поднимается сразу на пять позиций, и ….

— И? — Репин начал терять терпение, и поторапливал Селиванова.

— Харламов может не попасть на Олимпийские игры, его обойдет в рейтинге Ярыгин.

Вот теперь-то все встало на свои места. Харламов из-за травмы вот уже полгода пропускает все турниры, при этом неизбежно теряя рейтинговые очки. Да так много, что даже совсем молоденький Ярыгин после римского турнира, способен обойти его. А значит, и на Олимпиаду поедет он, а Харламов останется за бортом. Ярыгин — парень, конечно, талантливый, способный, с большим потенциалом. Харламов — напротив, уже состоявшейся спортсмен, с крепкой нервной системой, умеющий собраться в нужный момент. Способен настроиться на весь турнир и пройти его без срывов. Чего уж там говорить: Харламов на Олимпиаде завоюет медаль. А вот Ярыгин — это большой и жирный вопрос. Парнишка еще до Игр может перегореть и сломаться. И проиграть в первом же, еще квалификационном круге. Тем более, турнирная сетка не столь щадящая к не титулованным игрокам.

— А Харламов к Играм восстановиться?

— Конечно! — Селиванов обрадовался тому, что Репин ухватил всю суть, и нет необходимости раскладывать перед ним весь пасьянс. — Мы уже разговаривали и с ним, и с его тренером. К августу он будет в форме.

— В какой форме?

— Не понял.

— Форма бывает разная.

— А! Нет, все оговорено и клятвенно им заверено. Харламов будет в отличной форме.

Репин ничего не ответил, и молчание опять затянулось. Чиновник вновь занервничал, спортсмен так и не дал пока своего согласия, решил аргументировать:

— Сам понимаешь: престиж страны. Каждая планируемая медаль на счету.

— А с Ярыгиным вы говорили? — Репин неожиданно зашел с другой стороны возникшей проблемы.

— А что с ним говорить? Мальчик амбициозный, самоуверенный, не в меру горячий.

— То есть, как я понял, вы не хотите его вводить в курс дела? — Захар широко улыбнулся, вызывая чиновника на откровенность. И Селиванов попался на столь незамысловатую «удочку»:

— А зачем нам лишняя головная боль? Он не сдержанный, обмолвиться ненароком какому-нибудь репортеру. Шумиха в газетах, колыхание общественности. — Он поморщился. — Зачем все это? — от продолжения разговора его «оторвал» звонок мобильного телефона. — Да. Скоро буду, — рявкнул он в трубку и прикусил губу. — Важная встреча. Никак нельзя опаздывать. Ну, пока. Надеюсь, мы поняли друг друга, и договорились. — Он протянул руку.

— Разве? — Захар откинулся на спинку стула. Он впервые видел, как человек способен за короткое время несколько раз изменить цвет лица. Даже где-то забавное зрелище.

— А ты хорошенько подумай. — В голосе Селиванова появись-таки металлические нотки, как и приписывается по штатному расписанию.

— Угрожаете?

— Что ты?! — с сарказмом ответил чиновник, театрально развел руками. — Ведь это ты теперь — первая ракетка страны, — и добавил после паузы уже иным, злым, тоном. — Пока первая. Пока Харламов травмирован. Пятое место — твой потолок, а он когда-то и вторым был. Так что, подумай. Хорошенько подумай.

Вновь запищал мобильник, и Селиванов, не прощаясь, покинул кафе, оставив Репина в вихре противоречивых чувств.

Первую партию Репин на удивление проиграл легко, совершая уж детские, наивные ошибки. Даже тренер, который знал его, чуть ли не с пеленок, удивленно качал головой.

— Да что с тобой? Соберись! Такое ощущение, что ты первый раз в жизни взял ракетку в руки.

Захар кивнул головой.

— А что мяча боишься, как черт ладана?

Опять лишь кивок.

— Не разочаровывай публику, Захар. Она этого не заслужила. — Как-то уж совсем обреченно добавил наставник.

Захар накинул полотенце на голову и закрыл глаза. И вмиг перед ним возникло холеное лицо Селиванова. Довольно так улыбается. Репин тряхнул головой, отгоняя наваждение.

— Давай, сынок, — подтолкнул его тренер.

Захар шел на свою сторону корта, постукивая ракеткой по голени. И тут невидимая сила, по указке чьей-то воли, заставила его бросить взгляд на трибуну. Хотя он и был суеверен, как, впрочем, и все спортсмены. И прежде он никогда во время матча не смотрел на трибуны. Никогда. А вот сейчас…. Посмотрел и увидел Ярыгина. А дальше как в компьютерной графике. Зрение сначала выхватывает из толпы его лицо, увеличивает на весь монитор, потом — только его глаза. А них — гремучий коктейль чувств. Удивление и насмешка, боль и отчаянье, ненависть и надежда. Последнее — доминировала. Надежда просто выплескивалась наружу. Что-то дрогнуло в душе, перемкнуло. Опрокинулось и разлилось, наполняя каждую клеточку. Захар неожиданно почувствовал прилив спортивной злости. Да такой силы и интенсивности, сто самому становилось страшновато.

Да, не повезло в тот теплый и ласковый вечер французу. Он был бит, по всем статьям и параметрам. Шесть — ноль, шесть — ноль. Ни одного шанса, ни одного полунамека на положительный исход партии. Публика просто неистово ревела от полученного удовольствия. Репин каждый мяч разыгрывал неповторимыми комбинациями, которые граничили порой с безрассудством и пижонским риском.

Захар после игры поспешил скрыться в подтрибунном помещении. Не хотелось встречаться взглядом с Ярыгиным. Не хотелось видеть его восторга и благодарности.

Селиванов не появлялся, и даже не звонил. И внешне все было спокойно. Его никто не тревожил, не задавал вопросов, не намекал. Лишь однажды он столкнулся как-то случайно с Харламовым, но оба с успехом продемонстрировали вид, что не заметили друг друга.

А Ярыгин так и не поехал на Олимпиаду. История та тоже была какой-то темной и неприятной. То ли сам молодой спортсмен отказался от участия из-за микротравмы, то ли Олимпийский комитет страны нашел-таки лазейку в уставе. Поговаривали даже про большие деньги, угрозы и авансированные выгоды. Правда, все эти слухи ходили только среди спортсменов. В прессу не просочилось ничего.

Но это, как говорится, совсем уже другая история.