Генрих Холлисток. Is death

                                                                           Генрих Холлисток. Is death

            Выйдя из кабинета врача, Жюльет медленно прошла через длинный коридор, не обращая внимания на лифт спустилась вниз по лестнице и, миновав холл, вышла из госпиталя. Люди, стены, двери, звуки — сейчас для неё ничего этого не существовало. Она была одна. Наедине со своими мыслями, переживаниями, воспоминаниями. Они нахлынули на неё потоком, захлестнули с головой, наскакивая одно на другое. Даже удивительно, как она смогла в этом состоянии найти свободное место на одной из скамеек, стоявших на аллее, и сесть, никого при этом не задев.

        Вся прошлая жизнь, все эти пятьдесят три года, проносились перед её глазами в самых мелких деталях. Казалось, что года превратились в минуты, события — в мгновения. Да и казалось ли? Жизнь — штука скоротечная, и лишь оглядываясь назад, человек понимает, как много времени он потратил впустую, в то время как каждый день бесценен. В то же время, пройдя через определённый жизненный путь, человек начинает идеализировать прошлое, которое предстаёт перед ним в сглаженном, причёсанном виде. Проза бытия, рядовые моменты, коих всегда большинство, практически исчезают, оставляя место в памяти лишь значимым событиям, подменяющим собой жизнь как таковую. То, что события проистекают именно из бытовой обстановки, окружающей человека, в расчёт не принимается. Запоминаются лишь ошибки, обиды и победы — именно они считаются главным в жизни, и хотя это ошибка, но так уж устроено человеческое сознание.

    Жюльет исключением в этом не была. Вот она вспомнила детство — вспомнила, как маленькой девочкой ездила на лето в коммуну Фенжо к бабушке и дедушке. Вновь ощутила чувство безграничного счастья, переполнявшее её при виде зелёных цветущих полей и бесконечных виноградников, окружавших всё вокруг. А вот их маленькая козочка Мата, тёплое душистое молоко которой она так любила пить, вот дедушкин мотоцикл, поездки на котором превращались в удивительные сказочные путешествия. Дедушкина широкая спина, его куртка, за которую так удобно было держаться сидя сзади, легкий запах бензина, клокотание мотора и свежий ветер, бьющий прямо лицо — из этого складывается счастье. Маленькое, но настолько большое.

    Потом вспомнилась школа, коллеж и первая любовь, настигшая её в последнем классе. Тот парень, от которого не осталось даже имени (кажется, Франсуа), он лишь мельком появился в её жизни, но буря новых эмоций и незнакомый трепет всего тела оставили в памяти глубокую зарубку, сделав ту гамму чувств незабываемой. После коллежа — лицей и экзамены на получение бакалавриата, сданные на «отлично». Её первая большая личная победа, и как следствие — звание лучшей ученицы. Великолепное ощущение собственной значимости и полёта души, на волне которых она поступила в высшую школу внезапно оборвалось смертью отца и матери в автокатастрофе. Первый серьёзный удар, который нанесла судьба. Жюльет вспомнила это событие, но тут же постаралась переключится на что-то другое. Пусть родители останутся живы в её памяти, покуда это еще возможно.

    Учёба в высшей школе — это длинный роман с Марком, который был не студентом, а преподавателем. Они не могли афишировать свои отношения несколько лет, но затем, когда она получила вожделенный диплом, они поженились, а вскоре на свет появился первенец — Шарль, названный в честь отца Жюльет. Через два года родилась дочь, Мари, но отношения с мужем к тому времени испортились, и тот трудный развод вспомнился особенно ярко, так что долго ещё Жюльет не могла сосредоточиться, чтобы изгнать этот неприятный момент.

    Жиль — её второй муж. Они познакомились почти сразу после расставания с Марком и он, очарованный красотой Жюльет, влюбился без памяти, в то время как она лишь позволяла ему это делать. Широкий, рыхлый, грубоватый — Жиль совсем не был идеалом, но громкая фамилия и капитал перевесили весь негатив. К тому же, двоих детей надо было кормить и учить, а молодой маме в одиночку это совсем непросто. Тех, кто ждёт принца, отвергая другие, вполне достойные кандидатуры, жизнь недолюбливает.

       Виллы в Ницце и дом в Малибу, путешествия, дорогие отели, украшения — это то, что составляло жизнь Жюльет следующие десять лет. Дети были сданы в пансион, так что ничто не мешало наслаждаться свободой и богатством. Любви только не было, но легкие мимолётные романы позволяли скрашивать сосуществование с нелюбимым мужем, тем более он частенько бывал в отъезде, занимаясь делами своих фирм.

    Впрочем, когда в её жизни появился Клод, всё изменилось. Красавец с аристократическими манерами заставил Жюльет потерять голову. Она буквально сходила по нему с ума и уже вынашивала планы развода, но судьба сделала ей настоящий подарок — Жиль неожиданно утонул, оставив ей всё своё состояние. Нечего и говорить, что Клод тут же занял его место, а через полтора года у них появился сын Александр. Шарль и Мари теперь также жили вместе с ними.

    Когда Жюлет исполнилось сорок, она неожиданно для самой себя почувствовала вкус к бизнесу. Управляющие, до этого руководившие фирмами, оставшимися после второго мужа, были отстранены от принятия основных решений, а Жюльет, взяв бразды управления в свои руки, начала с упоением заниматься делами. Клод, человек мягкий и довольно нерешительный, предпочитал оставаться в стороне от бизнеса, занимаясь детьми и бытовыми вопросами. В целом, в семье у них царили согласие, и хотя Жюльет уже несколько остыла в своих чувствах, но им было комфортно вместе, а это дорогого стоит.

    Вспоминая о последних десяти годах своей жизни, посвящённых бизнесу, Жюльет неожиданно обнаружила, что не может вспомнить ничего, что согрело бы её душу. Да, дела шли хорошо, да — ей было интересно, но настоящая жизнь, как оказалось, осталась где-то в стороне. Дети уже взрослые, Шарль и Мари живут отдельно, у Шарля есть сын, её внук, в семье порядок, но чего-то яркого, запоминающегося, не осталось. Бизнес занял всё её время, он увлекал в себя с головой, оставляя совсем немного времени даже на занятие собственным здоровьем. Именно этот момент, конечно, и привёл Жюльет к тому положению, в котором она сейчас очутилась.

    Сколько времени Жюльет провела на скамейке, она не знала. Жизнь разделилась на две половины — до и после посещения кабинета врача. Прошлое, обрушившееся на неё воспоминаниями, на некоторое время скрыло настоящее, но затем, когда эти самые воспоминания, словно по рельсам, подвели её к последним событиям, оно начало таять и уступать место действительности, суровой и беспощадной.

       Тяжело вздохнув, Жюльет с силой провела руками по лицу и огляделась: начинало вечереть, людей на аллее было немного, да и на скамейке она была совсем одна. Смысла сидеть дальше не было — становилось прохладно, а возле выхода с территории госпиталя её давно ждал водитель. Она уже собиралась встать, как вдруг какой-то мужчина, до этого прогулочным шагом проследовавший мимо неё, резко остановился, пригляделся к Жюльет и, вернувшись назад, сел рядом с ней.

   —    Добрый вечер! — сказал он, сопровождая приветствие лёгким кивком. — Простите мою назойливость, но днём я проходил по этой аллее и видел вас сидящей на этом самом месте. У вас что-то случилось? Вы выглядите очень расстроенной.

   —    Расстроенной? — Жюльет, уже окончательно пришедшая в себя, усмехнулась. — А как бы выглядели вы, если бы недавно узнали, что у вас неизлечимая форма рака?

   —    Ох, простите! — незнакомец сделал быстрое движение рукой, напоминающее крещение. — Какой ужас... и вы так спокойно об этом говорите?

   —    А как мне об этом нужно говорить? — спросила Жюльет. — Закричать на всю улицу, зарыдать, броситься на землю, молотя по ней кулаками? Да, мне очень хочется всё это сделать, но станет ли от этого лучше? Сомневаюсь!

       Незнакомец кивнул:

   —    Понимаю. А что за рак у вас? Поджелудочная железа, третья стадия?

   —    Да-а... откуда вы знаете?! — ошеломлённая таким поворотом, Жюльет, только теперь осмотрела своего собеседника. Это был высокий, крепкий мужчина, с очень правильными чертами лица, с холёными руками, одетый в очень дорогой костюм и лаковые крокодиловые ботинки. На Жюльет он смотрел мягко, немного грустно, но во взгляде его чувствовалась сила, живой ум и какая-то всепоглощающая уверенность, свойственная людям, твёрдо знающим себе цену. Это её привлекало, а потому она решила продолжить разговор, мысленно пожав плечами и сказав самой себе : «Почему бы и нет?»

   —    Опыт большой, — ответил незнакомец, одновременно указывая на госпиталь. — Я здесь почти как на работе. Вы морщитесь? У вас что-то болит?

   —    Ничего, сейчас не сильно, — Жюльет, подавив в себе неожиданно подкравшуюся тошноту, глубоко вдохнула свежий вечерний воздух. — У меня такое бывает в последнее время, я уже привыкла даже.

       Мужчина прищурился:

   —    А в боку покалывает?

   —    Да, постоянно. Вы врач?

   —    Почти.

   —    Как это так? — удивилась Жюльет.

   —    Я не веду постоянную медицинскую практику, хотя иногда приходиться помогать людям.

   —    Удачно?

   —    Что удачно? — он вроде не понял её вопроса.

   —    Удачно удаётся помогать?

   —    А! — мужчина вдруг рассмеялся. — Удачно, мадам! Не было ещё случая, чтобы моя помощь не помогла. При условии, конечно, что её принимают.

   —    Ого! И от чего вы лечите? — спросила Жюльет.

   —    От всего, — теперь мужчина выглядел совершенно серьёзным. — Нет никакой болезни, чтобы я не мог с ней справится. Человеческое тело — это биомашина, которая состоит из клеток. Клетки постоянно обновляются, так почему бы вместо плохих не вырасти хорошим? Надо просто верить в то, что ты делаешь.

   Жюльет скептически поморщилась:

   —    Легко сказать. Врач — это не бог. В случае некоторых болезней всё бесполезно.

   —    Вы имеете ввиду свой рак?

   —    Например.

    Мужчина пожал плечами:

   —    Когда как. Кстати, знаете, что вас ждёт? Простите, что я так откровенен и циничен, но раз уж мы начали этот разговор, то стесняться нечего.

   —    Ерунда! — в ответ Жюльет только махнула рукой. — Стесняться действительно нечего. Меня ждёт страшная смерть, а перед этим боль... простите, как вас....

   —    Генрих, — незнакомец кивнул, одновременно будто приподнимая невидимую шляпу. — А вас?

   —    Жюльет. Так вот, Генрих, я всё знаю и потому говорю об этом спокойно. У меня уже было несколько приступов... это ужасно. Я запустила болезнь, занимаясь работой, и в этом только моя вина.

   —    Сколько времени отпустил вам врач?

   —    Максимум год, — Жюльет вдруг всхлипнула. — Из этого времени месяца четыре будет борьба с болезнью, в которой победитель известен.

   —    Не плачьте, — Генрих сел поближе и мягко провел рукой по её волосам. — Послушайте сейчас себя. Вы ведь хорошо себя чувствуете? Дискомфорт ушёл?

   —    Что? — Жюльет сначала не поняла вопрос, но затем неожиданно пришло осознание того, что она сразу почувствовала себя лучше. Намного лучше.

   —    Хорошо? — вновь спросил Генрих. — Признайтесь?!

   —    Да! — Жюльет резко отстранилась от него, встала и расправила плечи. — Я..., я чувствую себя великолепно — это правда!

   —    Вот видите!

   —    Что вы сделали? — спросила Жюльет, ощупывая живот. — Этого не может быть!

    Генрих усмехнулся:

   —    Вся человеческая натура сейчас проявилась в ваших словах! Сначала вы сказали слово «правда», а потом, по отношению к тому же предмету — «не может быть». Правда есть всегда, но в отличии от лжи, люди не всегда хотят её видеть.

   —    Но что всё-таки произошло? — Жюльет вновь повторила свой вопрос.

    В ответ Генрих, приняв самый благодушный вид, широко развёл руками:

   —    Я облегчил ваши страдания, только и всего. Если желаете, мы можем продолжить.

   —    Что вы имеете ввиду? — ошеломлённая, Жюльет вновь села на скамью. — Вы хотите сказать...

   —    Я излечу вас, — голос её собеседника звучал спокойно. Так, словно речь шла о каких-то обыденных вещах. — Нужно лишь ваше согласие.

   —    Излечите от рака?! — Жюльет не могла поверить своим ушам. — Как? Где?!

   —    Прямо здесь и прямо сейчас — вот на этой скамейке. Согласны?

    Жюльет горько усмехнулась:

   —    Знаете, если бы вы не продемонстрировали свои возможности, я послала бы вас куда подальше, но... Конечно, я согласна! И хотя я не верю в то, что подобное может произойти, но что мне терять? В моем положении уже всё равно. Только... вы случайно не членом меня хотите полечить? Нет? Смотрите, здесь везде люди ходят!

   —    А мы зайдём вон за ту акацию! — Генрих весело расхохотался. — Впрочем, я вынужден вас разочаровать — всё произойдёт гораздо прозаичнее, Жюльет. Я вас вылечу, а вы заплатите за эту услугу.

   —    А я уж подумала, что вы экстрасенс-маньяк. Они могут на время отключать у человека боль, я знаю, — улыбнулась она. — Деньги? И сколько же?

   —    А сколько может стоить ваша жизнь?

   —    Разве жизнь имеет цену для её обладателя?

   —    Обязательно! — Генрих кивнул. — Всё имеет свою цену. Вашу я оцениваю в двадцать миллионов.

   —    Миллионов чего? — переспросила Жюльет, сначала не поверившая своим ушам.

   —    Евро, конечно, — спокойно ответил Генрих. — Или во Франции есть и другие деньги? Мне нужно двадцать миллионов евро наличными.

   —    Но... это огромная сумма. У меня нет таких денег.

   —    Если бы не было, я к вам бы не подошёл, — Генрих лукаво посмотрел на свою собеседницу. — Открою вам секрет — я могу узнать о человеке гораздо больше, чем это вообще может представляться возможным. Как я это делаю — это второй секрет, и таковым он и останется. Вы можете заплатить деньги, которые мне нужны, а я окажу вам услугу и вылечу от болезни. Всё честно. Заплатите вы мне потом — скажем, через неделю, когда пройдёте все осмотры и убедитесь, что здоровы. К тому же, недели вам хватит, чтобы собрать всю сумму.

   —    Через неделю? — Жюльет задумалась. — Что же, я считаю, что так будет честно. Ведь я ничего не теряю, так?

   —    Конечно.

   —    Скажите, Генрих, — Жюльет посмотрела прямо в глаза своему визави, — вы ведь не просто так очутились здесь сегодня? Вы пришли специально?

   —    Специально, — хитро улыбнувшись, ответил тот. — Эта аллея вообще моё излюбленное место. Нет ничего проще, чем договориться с человеком, доведённым до отчаяния. Ты даешь ему надежду, и он уже согласен на всё. Когда мне что-то нужно, я прихожу сюда, выбираю подходящую кандидатуру, благо, именно здесь в них нет недостатка, и мы договариваемся.

   —    Отказов не было?

   —    Никогда. Знаете, Жюльет, при разговоре тет-а-тет, взрослого человека сложно убедить в чём-то, на счёт чего у него есть уже своё мнение. Это может произойти лишь при возникновении чрезвычайных обстоятельств, и никак иначе. Массу убедить легко, она глупа и доверчива, впитывает любую, самую дикую, пропаганду, но один человек — это скала. Глуп он или нет, неважно, но недоверчив до крайности и слушает мнение лишь тех, кто является для него авторитетом. А на этой аллее всё просто: есть больной, а есть врач. У нас есть взаимный интерес, а из него проистекают взаимные обязательства.

    Закончив говорить, Генрих откинулся на спинку скамьи и, заложив руки за голову, принялся ждать, когда Жюльет осмыслит услышанное и даст свой ответ.

   —    А вы не дьявол? — наконец спросила она.

   —    Нет, — он ответил коротко и спокойно.

   —    Тогда кто? То, что вы мне предлагаете, человеку недоступно, я в этом уверена.

   —    Вы так полагаете? Человек я, человек. Просто вы не знали до этого момента, что такие люди бывают. Итак, вы согласны? Смотрите — солнце почти село, прохладно. Я не люблю дискомфорт.

   —    Я ведь уже сказала, что согласна, — ответила Жюльет. — Что нужно сейчас сделать? Пойдём за акацию?

   —    Вам — ничего, — Генрих говорил совершенно серьёзно, даже не обращая внимая на её последние слова. — Завтра вы вновь пойдёте к врачу и сделаете обследование. Не идите к этому, выберите другую клинику. Затем ещё одну и ещё. Три независимых анализа. После того, как вы убедитесь, что здоровы, можете вновь посетить этот госпиталь и произвести впечатление своим выздоровлением. Пусть ваш онколог также произведёт все необходимые действия. Посмотрите, как он будет потрясён — это занятно зрелище в таких случаях.

   —    Понятно. А как быть с деньгами? Вы мне позвоните? Как мне вас найти?

   —    Ничего такого не надо — мы с вами больше не увидимся. Деньги, собственно, нужны не мне, а некоему молодому человеку. У него есть товар, на который нашёлся покупатель, а я лишь посредник. Вы доставите ему эти деньги лично, а адрес я вам дам потом. Пришлю по электронной почте. Вот на этой бумажке мой email — напишите мне, когда убедитесь, что я выполнил своё обещание. Но помните, что срок, о котором мы условились — неделя. Максимум — десять дней. Почему вы так задумались?

   —    Вы распространяете наркотики?

   —    А вам какая разница? — Генрих хитро подмигнул. — Много будете знать — скоро состаритесь. Итак, вы готовы?

   —    К чему? — спросила она.

   —    Лечиться!

   —    Не знаю... наверное, да. Это не больно? — Жюльет огляделась. — А ничего, что вон ещё какие-то люди идут?

   —    Ничего, они нам не помешают.

   —    Что нужно сделать?

   —    Просто на пару секунд отвернитесь...

    Очнулась Жюльет, когда было совсем темно. Обнаружив себя лежащей на скамейке, она быстро села и уже хотела встать, но закружившаяся голова заставила её не делать резких движений. Вдали виднелись освещённые окна госпиталя, да и неподалёку на аллее горел фонарь, но скамейка находилась в тени. Вероятно, выйдя из госпиталя, измученная и отчаявшаяся, она попросту заснула здесь, а всё остальное ей только приснилось. Бывает же такое... ну конечно, она начала вспоминать свою жизнь, прикрыла глаза и незаметно уснула. Комары ещё эти! Жюльет отмахнулась от навязчивого насекомого, пищавшего над ухом и провела рукой по нестерпимо чесавшейся шее. Конечно, уже покусали!

    Поднявшись со скамейки, Жюльет проверила свою сумочку, стоявшую рядом, и убедившись, что всё порядке, пошла по аллее к выходу с территории госпиталя. Первое время она ещё не осознавала перемен в своём состоянии — Жюльет подошла к своей машине, разбудила заждавшегося водителя, села на заднее сиденье, и только тогда поняла, что не испытывает, ставшего уже привычным, дискомфорта. По дороге она внимательно прислушивалась к своему организму, но нет — неприятные симптомы исчезли. Жюльет даже включила телефон и посмотрела список пропущенных звонков и сообщений, а ведь в последнее время из-за плохого самочувствия она всё меньше интересовалась работой, да и жизнью вообще. Теперь всё вернулось. Страшный диагноз, который подтвердил наихудшие опасения, неожиданно придал сил, ведь самое ужасное — это неизвестность. Получив приговор, человек успокаивается и живёт с тем, что есть. Будущее определено — а там «уж как-нибудь».

    Человек очень быстро забывает свои сны — Жюльет, конечно, не была исключением. Разговор с незнакомцем, назвавшемся Генрихом, стёрся из её памяти ещё до того, как она переступила порог своего дома, но стоило Клоду принять её плащ и повесить его в гардероб, как из кармана вылетел маленький синий листок, своим появлением заставивший Жюльет буквально окаменеть.

   —    Нет, постой! — крикнула она, когда муж наклонился, чтобы поднять упавшую бумажку. — Не трогай!

   —    Что случилось, дорогая? — Клод удивлённо посмотрел на супругу.

   —    Я сама подниму.

    Она уже знала, что там будет написано, но перечитывала короткий электронный адрес вновь и вновь. Всё правда, это был не сон — сомнений нет! Чудо? Конечно, но ещё надо всё проверить, а потом... потом заплатить. За что — это понятно, но кому? Такая огромная сумма... наличными. Это более двух третей её состояния. Придётся продать основной бизнес, недвижимость, да еще и объяснить как-то такой щаг не только семье, но и партнёрам, завязанным в делах многочисленными нитями, сходящимися на ней одной. Десять дней... конечно, можно взять кредит, но выплачивать-то его надо с процентами. Стоит ли этого её рак? Да, но... Платить придётся какой-то мафии — это ясно. Наркотики, оружие, торговля органами... где ещё могут вертеться такие суммы наличными. Спасти себя, но погубить десятки, если не сотни других людей...

   —    Дорогая! — голос Клода, уже несколько раз обращавшегося к жене, неподвижно стоявшей в коридоре с какой-то бумажкой в руках, только сейчас вернул Жюльет к действительности. — Дорогая, что с тобой? Что там написано? Можно мне посмотреть?

   —    Посмотри, — Жюльет протянула ему листок.

   —    И что это значит? — Клод повертел бумагу в руках, осматривая со всех сторон. — Ты что-то забыла записать?

   —    В каком смысле? — не поняла она. — Там по-моему, всё ясно видно.

   Клод усмехнулся:

   —    Что можно увидеть на чистом листе бумаги? Только его девственность.

   —    Как — чистый? — Жюльет выхватила бумажку у него из рук. Нет — вот адрес электронной почты, написанный четкими крупными буквами... т-а-а-к, приехали!

   —    Чистый ведь? — спросил Клод, внимательно глядя на жену. — Как твоё здоровье? Что сказал доктор? Я тебе не звонил весь день, потому что ты ведь сказала, что пошла на обследование...

   —    У меня все равно был выключен телефон, — проговорила Жюльет. — А здоровье... ничего страшного, обычный панкреатит. Я забыла записать название лекарства... Клод, какой кошмар!

   —    Какой кошмар?! — тот рассмеялся. — Позвонишь доктору завтра утром и он тебе всё скажет.

   —    Утром...., — машинально повторила она. — Да, мне утром обязательно надо к врачу.

       Клод согласно кивнул:

   —    Да, лечиться надо. Здоровье — это наше всё. Что ты там всё время чешешь, милая?

   —    Да что-то мешает, — ответила Жюльет, в очередной раз проводя рукой по задней стороне шеи. — Посмотри...

       Подойдя ближе, Клод отвёл в сторону пучок волос, повернул Жюльет к свету....

   —    Ничего такого, — сказал он, проводя пальцем по её тонкой коже. — Тут только две розовые точки, ты их и чешешь. Похоже на комариные укусы.

   —    Да, около госпиталя, когда я возвращалась, было полно комаров, — ответила она. — Ничего, пройдёт — и не такое проходит. Клод..., — Жюльет подошла к зеркалу и провела руками по щекам, на которых не осталось и следа от недавнего желтоватого оттенка, — Клод, что ты думаешь о большом морском путешествии? Только ты и я! Потом покинем Лион и переедем в наш дом в Малибу, а? Что думаешь?

   —    Ну-у... неплохо придумано. А как же работа, дела?

   —    Ничего! — Жюльет повернулась и заговорщически подмигнула мужу. — Разберёмся!

       Через две недели, сидя за столом в своей парижской квартире, Генрих готовился начать завтракать. Его помощник уже принёс всё необходимое, но ещё продолжал возиться на кухне, готовя омлет. Когда он вошёл в столовую, держа перед собой горячую сковороду, Генрих подвинул на середину стола антипригарную подставку и с довольным видом потёр руки:

   —    Пахнет замечательно!

   —    Всё как вы любите, — помощник ловко разделил омлет на четыре части, поровну положив их на тарелки, — с шампиньонами и петрушкой!

   —    Отлично! — Генрих не спеша заправил белоснежную салфетку за ворот рубашки и с аппетитом откусил кусочек хрустящего тоста. — Тебе, Масси, давно пора дать мишленовскую звезду!

   —    Да? — тот заправил в рот огромный кусок омлета, но вдруг задумался. — Так вроде, босс, эти звёзды только ресторанам дают?

    Генрих улыбнулся:

   —    А тебе всё равно надо дать! Чем у нас тут не ресторан? А ты лучший и единственный шеф.

   —    Я согласен! — Масси кивнул. — У вас сегодня хорошее настроение?

   —    Отличное! — подтвердил Генрих, тоже приступая к горячему. — Мадам наша нашлась.

   —    Ого! Где же?

   —    Пока ещё плывёт на круизном лайнере по Тихому океану.

   —    Я же говорил, босс, что она решила устроить для себя отдых. Все так делают. Откуда стало известно?

   —    Ночью пришло сообщение от нашего друга из полиции. Она оформила билеты, не позаботившись о том, чтобы сменить имя.

   —    И что, теперь рак вернётся к своей хозяйке? — с усмешкой спросил Масси.

   —    Он уже вернулся, и притом, в ещё более запущенной форме.

   —    Вот и поделом! — Масси налил стакан мангового сока откинулся на спинку стула. — А ведь она едва не ускользнула от справедливого возмездия. Надо же было ей заболеть болезнью, списывающей половину прегрешений! Но всё равно, какая тварь, а? Воспользовалась первым мужем, чтобы без напряжения получить диплом, потом бросила его, как собаку, отобрав всё имущество под прикрытием детей. Второму мужу не бросила спасательный круг, когда он, пьяный, стал тонуть. Кстати, «бросила — не бросила»... неплохой каламбурчик получился, да?! А сколько людей она погубила, занимаясь бизнесом! Шла напролом, иногда по трупам, никогда ни в чём не раскаиваясь и не признаваясь в этом даже себе. А Клод этот...

   —    Зачем ты мне всё это рассказываешь? Я знаю обо всём лучше тебя, — перебил его Генрих. — Сейчас главное то, что дело сделано чисто и быстро. Я выполнил своё обещание, а она нет. Договор нарушен. Убедившись, что болезнь действительно оставила её, мадам предпочла не заплатить, а просто смотаться из страны и начать новую весёлую жизнь. У неё был шанс, но она его не использовала и осталась верна своей вероломной натуре. Рак — это всегда возмездие, но не хватало малого, чтобы оно стало абсолютно справедливым. Последняя капля переполнила стакан, так что Он, — Генрих глазами указал наверх, — Он может быть доволен.

   —    И Он тоже, — Масси топнул по полу ногой. — А говорил я о ней, потому что не перестаю удивляться человеческой подлости и двуличности. Живут, словно отмерили себе Мафусаилов век, не задумываясь о последствиях. Она и вас не испугалась, даже убедившись в ваших возможностях. Деньги людей губили всегда и будут продолжать губить — нет для них ничего важнее денег. Сколько богатых людей, лишившись состояния, предпочитали смерть жизни в бедноте... ну я же прав, босс?

   —    Да, ты прав. Кстати, а мальчик-то наш остался без денег, — Генрих покачал головой. — Нехорошо! Нельзя заставлять ждать человека в подобных случаях. Сегодня же вечером съездишь к нему и передашь деньги.

   —    Двадцать миллионов?

   —    Именно. Это всего сорок пять килограммов в крупных купюрах — не надорвёшься.

   —    Сделаю! — Масси кивнул. — Может быть, немного коньяка по такому случаю, босс?

   —    Коньяк? — Генрих на секунду задумался. — Наливай!

                                                                                    К О    Н    Е    Ц

                                                                                                                                                Россия, Сочи, декабрь 2015 г.