Небо и розы.
Гармония и благополучие.
Я чувствовала что есть какой-то смысл, который старательно от меня укрывался. Я повторяла слова и перекатывала их на языке, каждый раз пытаясь вникнуть в их содержание. Я видела свет в конце туннеля, но мои усилия достичь его не оканчивались успехом. Коварное слово венчало всю идею бытия — тщета. Оно как паразит— кровосос, завладело всеми словесными конструкциями и необратимо тянуло под уклон все внезапно возникающие порывы и попытки оправдаться перед жизнью.
Слова были чужие, незнакомые, вряд ли я в действительности знала их значение. Но наитие наставляло меня действовать и безнадежно вникать в их смысл. Я верила в небо. В его непоколебимую святость, за счет своей неприкаянной непричастности. Сколько сил должно быть есть у неба, миллионами лет смотреть на мать— грешницу, заблудшую в своих пороках землю и всё прощать ей. Я допускала неисчерпаемый кладезь мудрости бережливо схороненный в его синем цвете и, порой, запрокинув голову искала там ответы. Розы были сами по себе хороши. По своей признанной красоте и раскошности. Не желая быть примитивной, всё таки приходиться отметить и их колючую неприступность, которая создает дополнительную их привлекательность. Колючесть мне снилась в самых лучших снах. Я тянулась к ней, желая стать частью грации и неприступности, но с завидной регулярностью, внушающей серьёзные опасения, с детской наивностью и непосредственностью всей грудью напарывалась на тщету своей доверчивости. Долгие годы упоротого мытарства всё не шли в прок. Надоевшая безвыходность ситуации алкала торжественного разрешения. Мне казалось что Гармония и Благополучие в полной мере были призваны поправить дело. Их томительные обещания, концентрируясь как уксус в застывающей патоке, несли предчувствие великих побед и свершений, но необоримая черта между быть и казаться предательски не желала покоряться приложенным усилиям. Коварно посуленное счастье всё не хотело обращаться в явь. Гармония сияла нимбом и обещаниями, будто звуча неуловимо прекрасной мелодией над головой, а благополучие чисто и открыто улыбалось, в молчании и тиши, предлагая насладиться собой. Только я не понимала, что мне не хватало. Вошедшее в противостояние гармония и тщета, всё больше склоняла меня в сторону последней. Всё таки бесспорно она всегда была более насущна, почти осязаема и реальна. И запутавшись в путах её тугих и безвозвратных, я всё алкала счастливого свершения, сулящего мне покой и счастье. Посредственность, венчающая все лики бытия, со скукой зевала мне прямо в лицо и глумливо усмехалась. Она могла позволить себе быть в полной мере собой. Но только я ей всё строптиво сопротивлялась, позволяя тем не менее, затягивать себя на дно, где в апогее бессмысленности существования, я каждый раз находила что искала: слова небо и роза, гармония и благополучие, которые обещали избавления от бессмысленности сущего, но так и не переходили из формы желаемого в форму реального… Под эгидой ожидания светлости, я жила…