Колопук

Ту-тук. Кто-то робко тюкнул в дверь, как будто ещё сомневался в том, туда ли пришёл. Недовольно оторвавшись от письма, я неспеша пошла встречать нежданного гостя. Неспеша, а значит — надеясь, что он уберётся к чёрту, или куда-нибудь подальше, не дождавшись, пока дверь отворят. Ну не было у меня настроя на растопку баньки, стояние у плиты и полуночные беседы с этими дармоедами Ваньками. Хоть они дураки, хоть царевичи. Вечно голодранцам что-нибудь надо — то клубок, то Сивку-бурку, то скатерть-самобранку. Ищут приключений , да принцесс заморских, как будто в своих краях чего-то не хватает. Хоть бы раз с подарками явились, а то всё — дай, да дай. Тьфу.

Скорчив грозную гримасу, распахнула пошире дверь, приготовившись рявкнуть:"Это кто тут такой борзый в полночь припёрся?!" и обомлела.

Не было на крыльце никого. Только какой-то грязный круглый ком на пороге валялся. Ткнув его тапком, я заверещала на всю округу так, что летучие мыши с веток попадали, а в берлоге, которая на соседней поляне, застонал медведь. И было от чего верещать — этот кусок непонятно чего оказался живым, хныкающим и скулящим.

— Ты хто такое?

Чего мне бояться в своём лесу?! А если и испугалась, от неожиданности лишь. В первый раз вижу это самое...непонятно что.

— Ааа, врали мне, что ты гостей люуубишь, в помощи не откааазываешь. Колопук я. Помыться с дороги хочууу.

Ну, Колопук так Колопук. Теперь ясно. Пожалела болезного, отмыла, отчистила, бок покусанный заговором подлечила. На стол положила, да на лавку села — историю горемыки слушать.

— Ну, значит, я от дедушки ушёл, да от бабушки ушёл. Катился, катился, а навстречу мне — мартовский заяц. Набросился, поскуда, отхватил две лапы, хотел остальные отгрызть , а я его ими схватил за шею и придушил. Невкусный оказался ушастый, костлявый больно.

Ага. Покатился дальше, на серого волка наткнулся. Сидел тот на пне, песни пел, а я возьми и подпой. Набросился, повалил меня, бедного и несчастного, одну лапу оторвал, другую надкусил , да и я не пальцем деланый. Впился зубами в брюхо волку и выгрыз нутро.

Дальше покатился, медведя чёрного увидал. Ждать не стал, пока набросится — сразу под ноги кинулся, уронил, покусал, выпытал, что за избушка стоит тут. Еле уполз, мохнатый. Слышишь, как в берлоге стонет, подыхает? Что, страшно?

Усмехнулась я, спросив гостя ночного ласково:

— Колопук-Колопук, али брешешь, про лапы-то? Али не договариваешь.

— Чо эта брешу? Были-были лапы, штук восемь. Бабка у меня не простая, ткачиха. Пока лепила, шептала. Пока пекла, приговаривала. Как приготовила, остудила и пряжу в лапы дала — мотать не перемотать. Вот и смотался я.

— А больше никого по пути не встретил?

— Лису...

— Съел?

— Та не, она меня... проглотила. Пришлось искать выход...мда ... Эй, старая, а ты значит совсем меня не боишься? Я ведь и зайца, и волка, и медведя, и лису — того, победил.

Глянула я на ком, от важности щёки надувший, и расхохоталась. Колопук по-моему даже обиделся и весь пафос его сдулся. А потом сдобный ком разозлился и хотел подпрыгнуть, но не смог — видать, к столу прилип. Ой, как он вопил! Как грозился! Но тут опять раздался стук в дверь.

— Заходи, гость дорогой, на пороге не стой!

Вот и Лешенька мой явился, не запылился. Переживал небось, почему сэмээску ответную так долго пишу. Хи-хи.

Как раз к завтраку поспел, сокол ясный. Ох, недурён Колопук оказался. А какой певун! Пока резали да по тарелкам раскладывали, музыкально маты выводил, слух услаждал напевами.

А медведя я выходила, мёду на зиму дала соседушке, со сдобой. Пусть почивает сладко.