Июлька — Про Ивана-молодца и Марьяну (слегонца)

(И хватало урожая для себя, для кур, свиньи).

Но на злаках в этом годе было много спорыньи...

Осени едва дождавшись, первый урожай собрал.

Ваня урожай не веял — прямо с отрубью смолол,

В печь опару положил, да и спать пошел себе.

Утром же блины затеял, замечтался о вдове,

Что жила через лесочек, через реку, через дол.

Замечтался, взволновался — блин, конечно подгорел...

Не смотря на это, Ваня ЛСД прилично съел.

В школе он учился плохо — Стасю Гроффа не читал.

Потому, очами хлопнув, глюк "кислотный" не признал.

Мир вокруг преобразился — всеми красками расцвёл,

Хата в замок превратилась, поросла густым плющом.

Ваня ахнул — конь у стойла громко хрюкает, на нём

Сбруя ладная, с уздечкой и золОченым седлом.

До вдовы пешком переться — целый час, а может два.

На коня вскочил Ванюша, не свалившися едва.

Жди, Марьяна, да сметаны приготовь стакана два, —

Пекарь наш с блинами скачет, так что радуйся, вдова!

А луна на небе словно подгорелый жёлтый блин.

Через кладбище Ванюша на свинье, как на коне,

Лихо едет, воет песни, сам как рыцарь из былин.

Глядь — навстречу монстр жуткий, пострашнее, чем во сне.

Морда серая с клыками, вертикальные зрачки,

Руки в струпьях, от лохмотьев вонь идёт, миазм сплошной.

Ваня сразу вурдалака раскусил, и соскочил

С боевого сивки-бурки. На врага пошёл герой!

Хоть Ванюша — не царевич, но красавец хоть куда.

Сила есть, ума палата, в общем чем не супермэн?

Он за шкирку вурдалака подхватил, и без труда

Об оградку трижды треснул, а потом связал в момент.

(У хозяйственного парня при себе верёвки мот,

И всегда, на всякий случай, рыболовные крючки,

Спиннинг сложенный, затравка, хлеба мякиш, и компот,

Два гандона, сигареты, и консервами бычки)

Кто ещё там?! Вот так встреча! Что за черт принес ее –

Гнойный прыщ на подбородке и на шнобеле ещё,

Хромоногая, кривая, косоглазая Яга ?

Где же меч запропастился? Нет оружья ни фига.

И бормочет ведьма что-то. На Ивана сглаз кладёт?

Вся трясётся (от испуга?), слёзы водопадом льёт,

Гной из всех прыщей стекает по дублёному лицу.

О своих переживаньях сообщает молодцу.

У героя челюсть наземь — он никак не ожидал.

Ну на кой ему старушка, (сам ведь статен, и удал)

И горяч ещё! На зомби ну ни капли не похож.

Для молодушек ретивых он пока что очень гож.

В сумке Ваня начал рыться — кол осиновый искать,

Чтоб проткнуть скорее ведьму, и с себя проклятье снять.

А старушка — прыг на парня! Впилась в шею, как упырь.

Он подумал: "Жив останусь — сдамся в женский монастырь"

Из железной хватки ведьмы вырывался и хрипел,

Матом бешено ругался, ведьму слал ко всем чертям!

А потом вдруг отпустила — на три метра отлетел,

И в свой адрес наш Ванюша услыхал:"Маньяк и хам!"

Голос до того знакомый, не Марьяны ли родной ?

Помутнение с Ивана враз сошло, как страшный сон.

С воплем радостным вдогонку за вдовой помчался он,

С предложением к красотке стать Ивановой женой.

"У Петровны вышел славный и убойный самогон"

С замечательным настроем шёл домой хмельной Семён,

Через кладбище, знакомой и протоптанной тропой.

Глядь — Иван на хряке скачет, сразу видно — никакой.

"Ох, нажрался, — что ж такое"! –закрестился дед Семен!

Аль Петровна мухоморы добавляет в самогон?

Вон, и когти у Ивана, и огромные рога…

на дойду я до заставы — забодает старика.

Морда страшная, больная, окосевший хмурый взор, —

Не получится, как видно, задушевный разговор.

Старый друг скривился жутко, и Семёна не признал,

Со свиньи на землю прыгнул, крикнул что-то и напал.

Через кладбище Марьяна шла тихонько, помолясь.

Год, как мужа схоронила, и теперь, уже смирясь,

О любви земных утехах, возмечтала, расцвела.

Молодой ещё и страстной наша вдовушка была.

Так и шла, то горевала, что есть силы, аж до слёз,

То, поклонника припомнив, будто издавала визги.

Вдруг, увидела картину — между двух кривых берёз

Ванька старого Семёна об оградку лихо 3,14здит.

Загляделася вдовица. Ну и ну! Вот это да!...

Ах, какой Иван красавец! (Да и я ведь молода)!

Каждый перст размером в скалку. Какова тогда елда?!

Что ж хозяйственному парню без пригляду пропадать?

Взгляд вдовицы по Ивану заскользил всё ниже, ниже…

Страсть накрыла с головою и, желанием влекома,

Подобралась незаметно к парню Марьюшка поближе –

Очень сильно захотелось проводить его до дома.

И затеяла Марьяна с Ваней светский разговор:

"Ты по что связал Семёна? Развяжи и отпусти.

Чем вязать гандоном деда, лучше бы со мной пойти.

Нам резинки пригодятся, если их ещё не стёр".

Но Иван, шипя ужасно, что — никак не разобрать,

Машет остреньким, опасным. Это ж кол! Япона мать!

Парень бросился на Марью, и давай её долбать

(Всё ручищами, да мимо), в землю-матушку выжимать.

Еле вырвалась вдовица, и Иван, шатаясь, встал.

Словно штифт, понятный признак сквозь штанину выпирал.

Он опомнился, — вдогонку за молодкой побежал.

Возле дома милой Марьи он хозяюшку догнал...

— Эх, зачем за мною гнался, раз тебе я не мила́?

Не кобыла полковая, чтобы всякому дала!

Я не склонна к предрассудкам, но всему же есть предел –

Что в подпитье наркоманском ты, Ванюша, углядел?

Если я тебе желанна — очень лестно! Ну так что ж?..

Но со мною, слышишь, Ваня — и не куришь, и не пьёшь.

Приключений дух заманчив, но так хочется опять

В платье свадебном красивом хоть разок пощеголять.

Что вдовица прочитала по Иванову лицу,

Мы об этом не узнаем никогда от них, похоже.

Только кружевом тюльерским застелила Марья ложе,

И остаться до рассвета разрешила молодцу.

В жарком зольнике камина догорают угольки,

Дрыхнет Ванька, улыбаясь, крепким богатырским сном.

А Марьянушку тревожат мысли только об одном:

«А дождусь ли предложенья я Ивановой руки»?

Гложет мука Марью — встанет полюбовник с утреца,

И уйдёт своей дорогой, получив, чего хотел. —

Ночью то, и так и эдак на себе ее вертел.

А проспится… и простится? Не удержишь, подлеца!

Очнувшись утром дед Семён, трясясь с похмелья и со страху,

Стянувши с лысины гондон, поплелся к дьяку Аристарху.

Чтоб от нечисти избавил тот вдовы несчастной дом.

Ведь всю ночь в дому Марьяны были стоны, рыки, гром.

Ваня поутру проснулся — тело мятое болит.

А ошуйю, улыбаясь, мечта — вдовушка сопит.

Ну, Иван, конечно к дьяку, — чтоб замаливать грехи,

И чтоб упыря отвадил (черт, сожри его кишки).

Не дошли они до дьяка. У церковных у дверей

(Может, чая видеть драку), ЛИХО их столкнул — злодей!

Дед Семён с фингалом синим, Ваня тоже в пиздюлях, —

Враз друг друга увидали. Заорали «Да ну, нах»!

И к своим домам помчались. Каждый думал про себя:

«Видно, я с ума свихнулся! Вот же сцуко, вот же, бля»!

Но по счастью, жил в деревне Добрый доктор Айболит.

Дал читать он Гроффа Ване, а Семёну-то про спирт…

После — долго хохотали (аж до колик) вчетвером —

Доктор, и вдова, и Ваня, и, конечно же, Семен…

Просветительской работой рьяно доктор занялся.

Помогал ему Ванюша, кулачищами тряся.

И с Петровной «задружившись», сыпет Марья в самогон

Потихонечку пургена, чтобы был он «ой, ядрен»!

Кто с фингалом, кто с поносом — протрезвело все село.

Вот как слово медицины деревенских проняло!

Ваня не был гадом вовсе — на вдове женился он.

А «упырь» Семен отныне ненавидит самогон.

Все могло бы быть и хуже. Повезло им всем еще

Так что, детки не бухайте, и учитесь хорошо.