
Ты выучил: чувства врут, всегда тебе врут.
Мне черёд цвести на кресте. Не скули, не дёргайся:
я — никогда не умру. А когда умру –
буду жить долго и счастливо, в мире с мёртвыми.
Так убеждают самых поганых детей,
самых пустых детей: до поры не дают застыть
свежей крови, заполняя сосуды яростной тенью –
боевой кинцуги, предисловие к волчьей юности.
Откуда тебе — узнать, что такое смерть,
что для смертных она сложнее, чем остановка
метронома, чем переход на другую ветвь
развития, досрочная сдача партии, расстановка
ушебти на пыльной доске... Не выйдет, смирись:
тебе не понять нас, смертных: ты не теряешь,
ничего не теряешь — ни материал, ни смысл –
с уходом любого из, с уходом тебя. Но дай лишь
шанс прорасти сомнению, и — смотри,
вечно смотри на огонь, ревностно слушай крики...
Вера искрит в глазах обещанием новой зари –
приблизишь её, мой маленький инквизитор?
Нет, ты не сдвинешься с места. Смотри, волчонок, –
я подыхаю. Это необходимо,
и — это всё, что тебе нужно знать, никчёмный,
неспособный исполнить приказ за такие длинные
три с половиной года, неприкаянной тенью
живущий с живыми, не становясь живее.
Смотри на меня, запомни моё цветение.
Вдыхай аромат, старательно сожалея.
***
Пришел, конечно пришел, безумный щенок...
Виляй хвостом, бей хвостом, волочись у ног –
ты не готов. Не для таких крестов.
Живи, пустой. Ищи себе свой восток.
— раскрытие темы;
— язык произведения;
— композиция;
— объем текста;
— общее впечатление.