Свирепый молот любви

Я и старикашка Дуг Коннери, мы вышли из этой игры в прятки с маленькой золотоносной жилой победителями, заработав по изрядной куче золота на брата.

— Джек, — говорит мне Дуг, — я устал от суеты. Мы с тобой здорово поработали эти три года. Давай отдохнем малость и спустим лишние деньжонки.

— Предложение мне по вкусу, — отвечаю ему. — Давай станем на время толстосумами и попробуем, каково это на вкус. Но что мы будем делать: проедемся к Ниагарскому водопаду или будем резаться в покер?

— Много лет, — говорит Дуг, — я мечтал, что, если у меня будут лишние деньги, я сниму где-нибудь домик из двух комнат, найму молоденькую служанку филиппинку и буду себе сидеть в кресле-качалке и читать «Биржевые ведомости».

— Ну что ж, приятно, полезно и без вульгарной помпы. Пожалуй, лучшего вложения денег не придумаешь. Выдели мне комнату, наймем еще одну служанку, купим «Самоучитель игры на банджо», и я тебе компаньон.

Через неделю мы с Дугом попадаем в городок Пинья, что в милях в тридцати от Денвера, и находим элегантный домишко из четырех комнат, как раз то, что нам нужно. Мы вложили в городской банк вагон денег и перезнакомились с доброй половиной из трехсот сорока жителей города. Служанок и «Самоучитель» мы привезли с собой из Денвера, и в нашей хибарке сразу стало уютно, как дома.

Знойный день уверенно стремился к концу, когда я отложил банджо и самоучитель в сторону и покинул веранду в направлении бара, где вчера у нас сложилась очень неплохая компания для игры в покер. Выйдя за калитку, я привычно кинул взор на соседский забор — в своем роде произведение искусства — кованый, со множеством завитушек. Но сегодня мое внимание привлекли не кованые изыски. За забором стояла девушка, неизвестная мне девушка.

Я никогда не был робок с женщинами и никогда не мог понять, почему некоторые мужчины, способные в два счета укротить мустанга и побриться в темноте, становятся вдруг паралитиками, потеют и заикаются, при виде кусочка кисеи, обернутого вокруг того, вокруг чего ему полагается быть обернутым.

Из ступора меня вывел сосед кузнец Смит, за спиной которого ухмылялись его сыновья.

-Привет, Джим! — сказал он, — Познакомься, это моя племянница Мэйми Картрайт. Не желаешь ли пропустить с нами стопочку?

Мы пошли в дом и засиделись допоздна. Попутно выяснилось, что Мэйми тоже не чужды музыкальные пристрастия, и она на досуге терзает банджо. Обсуждая тонкости перебирания струн, мы переместились на скамейку в сад.

Сидя с ней рядом, сделал несколько замечаний относительно одухотворенной внешности природы, расположенной в виде ландшафта и примыкающей к нему перспективы. Вечер, как говорят, настраивал. Луна занималась своим делом в отведенном ей участка небосвода, деревья расстилали по земле свои тени, согласуясь с наукой и природой, а в кустах шла громкая перекличка между козодоями, иволгами, кроликами и другими пернатыми насекомыми. Горный ветер распевал свои песни, как губная гармошка в куче жестянок из-под томата, сложенной у железнодорожного полотна.

Я чувствовал в левом боку какое-то странное ощущение, будто тесто подымалось в квашне. Это мисс Картрайт придвинулась ко мне поближе.

Я не люблю производить раскопки в недрах личных симпатий. Я придерживаюсь теории, что противоречия и несуразности заболевания, известного как любовь, дело такое же личное и персональное, как зубная щетка. Поэтому вы мне простите, если я не представлю вам полного прейскуранта тех чувств, которые я питал к Мэйми.

Спустя две недели.

В отдалении шли к концу свадебные торжества. Играла музыка, звенели бокалы, ветер доносил обрывки речей. Пожилая пара шла домой, обсуждая свадьбу.

— Какой симпатичный молодой человек! И как он на нее запал? На эту крокодилицу!

-Так коронавирус, масочный режим! Под маской, видать, толком не рассмотрел. А фигурка там ничего, неплохая.

-Так брачная ночь, утром разглядит. Как думаешь, сбежит?

— Куда он денется! Перед свадьбой старый Смит с детьми его к себе в кузню отвели, положили ногу на наковальню и как хряснут молотом. Рядом с ногой, конечно. Захочет сбежать расплющат ему ногу, не побегаешь.