Хвостенко Кириллл — Море на заднем дворе

Жидкая пустошь на теле звенит

И мечется, топчет, массажем не жалуя

Чувства зажатость и сна дефицит.

Я — вечный моряк из числа привидений.

Акулий плавник заменяет мне меч,

И Шрёдингер входит в мои положенья,

Счищать помогая ракушек натечь.

Я — кит-альбинос, Мобидик обветшалый,

Торчит гарпунишко из глаза шальной.

Дыханье грозит музыкальным фонтанам

Названьем пожертвовать — стать, как гобой.

Я — чучело кракена, царь экспонатов,

Меня прародил осьминог и кальмар;

Стучатся в окошко музея фанаты:

И спрут, и конёк, и рапан, и омар.

Я — жерла вулканов подводных и недра,

Сухая вода крошит жидкий огонь.

Мой труд — платонический смысл тетраэдра,

Клокочущий символ Сизифа порой.

Я — группер, зверюга, бандит и агрессор,

Незнание фауны прячет опасность.

В желудке — конечности, в черепе — гетто

Морских тараканов (насилия гласность).

Я — плоского тела мурены болид.

Достану добычу из-под и по-над,

Мне каждая щель — Гранд-каньон-инвалид,

Рывок — смертоносный для всех променад.

Я — нежная в грации кубомедуза.

Колеблется рядом с Горгоной фантастика.

Туннеля конец оплели света узы,

В начале — лишь щупалец белых гимнастика.

Я — иглы большого морского ежа.

Поверх проплывают тунец и вобла;

Во мне квадратура кругов, дребезжа,

Сплывается с площадью бездны котла.

Я — мирная в гневе морская звезда,

Увидишь на небе — не вспомнишь желание.

Завтрак и ужин проходят всегда

В моллюсков и устриц на блюде молчании.

Я — жир, углевод и белок в море Петри,

Струя ДНК и течение атомов.

Посменно шаром я бываю и кеглей.

«Цветаева — пена», — считают анатомы.

Я — море в пробирке, простор ксерокопий,

Природы аналог, позор партитуры.

Я — пьеса сворованных с корнем мелодий,

Я — слог программируемой диктатуры.