ДеньНочь — Чёрная речка

Хрустящий снег. Рассвет морозный,

Лихая тройка сани мчит.

На небе мглистом гаснут звёзды

И, тая, катятся в зенит.

Колюч и свеж холодный воздух,

Посеребрённый снег искрит —

Он подожжён зарёю новой,

И тень становится лиловой.

Вдали, чернея, перелески

Встают обугленной стеной,

Вот ель в заиндевевшей феске

Своей качает головой,

И каждый звук, как выстрел резкий,

Разнится остро с тишиной

Зимы покоя и забвенья.

Не слышно ветра дуновенья.

Закутав шубу поплотнее,

О чём ты думал в этот миг,

Душою пылкою своею

К чему в молчанье ты приник?

Крылатой мыслью, может, реял

Ты там, где слышен орлий клик?

С высот небесных даль объемля,

Своим покинул чувством землю?

Как прежде ты негодованьем

За оскорбление пылал,

Иль, может быть, порою ранней

Ты просто тихо задремал?

И выдел дивный берег дальний,

Лазурь морскую, выси скал?

Иль ожиданием томился

И время торопил, и злился?

Чего желал, жалел иль, может,

Уже провидел ты исход,

Как тьма немая сердце гложет,

Бросая тело в хладный пот?

Иль чувств своих расслабив вожжи,

Ты в упоенье мчал вперёд?

И наслаждался, как в дурмане,

Ты рьяной тройки, мчавшей сани?

И созерцал с румяной зорькой

Зимы блистающий простор,

Отдавшись бегу лёгкой тройки,

И сладко чувствуя в упор

Морозный воздух остро-горький,

Что обжигающе отёр

Твоё чело волною хладной

И освежающе-отрадной?

Иль червь сомненья сердце точит,

И тяготит немой вопрос?...

И, видя ласковые очи

Своей Натальи с мглою слез,

Ты думал нет на свете прочей

С цветочным запахом волос,

Чьи ласки огненны и нежны,

И исступлённо-безмятежны.

О клевете бесстыдной думал,

Что на неё возведена,

Томился ль мыслею угрюмой —

«Верна ли мне моя жена?»

Иль что шушуканью и шуму,

И мненью свет — грош цена,

Что жадному до сплетен люду?

Пошепчутся да и забудут?

А, может, вспомнил вехи бурной

Судьбы своей, дней коловерть,

Надежд, мечтаний, дел амурных, —

Что было жизнь и что есть смерть?

Не без того, — бывало дурно,

Но в общем — не за что краснеть.

Всё было: музы неги, страсти,

Земные бедствие и счастье...

Перед тобою твой попутчик,

Товарищ твой с лицейских лет,

Теперь лейб-гвардии поручик,

Тебе подаст он пистолет, —

Твой секундант, тебе он вручит

За честь единственный ответ.

Ему ты, может быть, на руки

Падёшь со стоном смертной муки.

Данзас. А был юнец задорный,

В лицее — первый балагур,

Теперь сидит в мундире чёрном

Сосредоточен он и хмур.

Задумчивостью взор задёрнут,

Какой то, даже, чересчур.

И почему то беспокоен,

Что странно — ведь бывалый воин...

Опушка вот — здесь место встречи.

Противник ждёт — предупредил,

Стоит, накинувши на плечи

Чужой диковинный мундир.

Обряд весь прост и быстротечен,

Но здесь не рыцарский турнир,

И честь по чести на сразиться, —

Сойдутся жертва и убийца.

Противник твой стреляет первым,

Тобою брошен вызов, он

(Шалили у подонка нервы!),

Споткнувшись, отдаёт поклон...

Певец неужто будет прерван?!

Но всё поставлено на кон...

Удар он молча примет грудью,

А там посмотрим, будь что будет!...

Дела, заботы иль карьера?

О чём же думал ты тогда,

Как секундат сказал: «К барьеру»,

Затем: «Сходитесь, господа».

Он театрален был не в меру,

Но это не его беда, —

Впервые, может, в этом деле —

Он оказался на дуэли...

...И всё, тут больше нет различий —

С реальностью исчезла связь...

Хлопок. Стегнул бичом возничий,

Как-будто… Пистолет, дымясь,

Застыл в руке. С гортанным кличем

Воронья стая сорвалась...

Кольнуло чем-то раскалённым,

Того,

кто в жизнь был столь влюблённым…

Обдало жаром, как из печки…

Что совершил, подлец! Подлец!..

Был случай скуп, не дал осечки,

Вонзился в грудь твою свинец,

Увы, тогда на Чёрной речке,

О, жизни сладостной певец!..

….И не сыскала здесь ответа

За оскорбленье честь поэта.