А-ха-ха

Громко пел.

То взивался, то рушился к полу дымкой.

Расползался по дырам,

Как был тут, так тут и не был.

Растворялся, протиснувшись в щели шатрОвого цирка.

На арену за ним выбегал разноцветный мальчик.

Черти с чем, затыкающий щели программ собою.

Вот он встал.

Зритель замер, вздыхая и цокая.

Пронеслись сквозь шатёр на ветру вместе с пылью сомнения:

«Почему он стоит,

Где, возьми его черт, выступление?»

А мальчишка стоял,

словно ввинченный в красный бархат.

И оркестр играл, и играл, и играл

Красноносый дышал, нет,

Он воздух глотал, словно голоден был до вдоха.

Что хотел — не сказал.

И копна

рыжей меди в колпак

выбивала сердечный такт.

Он ДРОЖАЛ, хохоча и охая.

Так готов был взорваться, взреветь.

Взбелениться и выпасть с постылой…

Нос сорвать, растоптать,

Где же силы?

Ш    е

к            п

о        о

    т

Шепоток…шепоток — словно шар.

Прокат-ил-ся по цирку и снизу:

«Посмотри ты, дурак, посмотри!»

«Эй, Смотри! Этот клоун готовит репризу!»

Замер он, зритель — ждёт!

Ведь всему вопреки,

Клоун должен смешить,

Петь, плясать мастерки.

Вдалеке обнажались довольные рты:

«Ээээээй, давай упади!»

«Упади! Упади!»

Клоун рухнул и встал,

как и требовал зал.

Истощенный, усталый

Целый день в перерыв

Выходил он на бис…

Исполнял под лавины оваций

Лучший номер, что был,

но всего-то лишь номер паяца.