sumcin — 'Анализ синтеза или синтез анализа'

Уже заснувший мужчина что-то возмущенно пробубнил себе под нос, за что получил оплеуху.

— Серега повежливей ты с ним, — возмутился сидящий за столом

взъерошенный мужчина с пьяненькими глазками, — пускай, он спит. Ему хватит.

— А, чего он? — Серега оттащил заснувшего на кровать и бросил его там, — А, хрен с ним.

Молодой человек вернулся за стол, на котором стояла только открытая бутылка водки, лежали обсыпанные пеплом куски нарезанного хлеба, и наполовину пустая банка шпрот.

— Ну, Петрович, наливай, а то уйду, — ухмыльнувшись, предложил парень.

— Конечно, Серега, сейчас все оформим, — Петрович сдвинул стаканы и наметанным глазом налил в каждый одинаковые порции.

— Глаз — алмаз! — восхитился парень.

— Дык, опыт не пропьешь, — Петрович выложил себе на кусок хлеба жирную шпротину.

— Давай за тех, кого с нами нет, — Серега поднял стакан и посмотрел на тихо сопящего, свернувшегося калачиком на кровати. Чокнувшись, залил водку в рот и проглотил ее всю разом.

— Быстро он отгнил, — сочувственно сказал Петрович, прожевав закуску.

— Да, уж — интеллигенция. Только лапшу на уши вешать может. Не мужик — трепло. Обчитался умных книжек, так значит, жизни может учить, так он этой самой жизни и не видел. «Говно нации» одним словом.

— Ладно, каждому — свое! Кто-то книжки читает, а кто-то пашет как негр. Вот если бы все были как негры, разве жили бы мы, так как живем сейчас? Нет! И были бы как папуасы ничего не смыслящие. Так что определенно у интеллигенции есть положительная роль в структуре общественной формации. Проблема в другом, на благо кого и чего направлен духовный и интеллектуальный потенциал этой самой интеллигенции. Если она не способна понять и осмыслить потребности простого народа, то грош ей цена. И этот самый народ сам должен рождать свою собственную интеллигенцию, способную реализовывать все его чаяния и надежды.

— Определенно, ты прав, Петрович, и прости меня за столь категоричные высказывания, свойственные моему возрасту и не устоявшемуся мировоззрению.

— Да ладно. Что-то товарищ мы с вами отвлеклись от главного, — Петрович сдвинул стаканы, и ловко наполнил их, — Давай за красоту!

Звякнув стаканами, друзья проглотили водку и закусили.

Петрович пошарил по своим карманам, и с озадаченным видом произнес:

— Ёть, забыл сигареты.

— Так ты возьми вот его-то, — пацан протянул пачку «Альянса».

— Да не могу я эту бумагу курить, мне бы «Беломорчика» или «Примки», — сожалеюще пробубнил Петрович, — А, ладно, на халяву и эти пойдут.

Достал сигарету из пачки, подкурил, сделал несколько затяжек и, сделав недовольное лицо, произнес:

— Как воздух, таких пачку за раз надо спалить, чтоб накуриться. Чего, Серый, замолчал, о чем задумался?

— Да, так о бабах подумал.

— А чего о них думать, их трахать надо.

— Это понятно, но все же, иногда хочется чего-то другого, светлого простого.

— Да куда уж проще, сунул-вынул и пошел.

— Ну, уж ты совсем все упрощаешь, а как же любовь?

В комнату вошла молодая женщина в довольно откровенном наряде, немного прикрывающем ее красоты. На ее появление никто из присутствующих никак не отреагировал. Она подошла к столу, достала двумя пальцами из консервной банки шпротину, подняла ее над головой и медленно опустила себе в рот. Затем легким движением вскочив на стул, поднялась на стол и улеглась там, потянулась, выгнув спину и мурлыкнула.

— А, ты еще молодой, ничего не понимаешь в жизни. С ними надо проще быть, не стелиться перед ними как некоторые. Они же, такие стервы. Да и чего ты вдруг так заговорил? Молодой еще, радуйся жизни, гуляй.

— Да, я-то, гуляю. Но думаю, что пора найти такую, чтоб никуда даже думать не хотелось не то, что смотреть. Чтоб она жизнью моей стала. Неужели у тебя, Петрович, не было никогда такого?

— Ну, было, а что?

— Расскажи-ка, поделись опытом с подрастающим поколением.

— Работал я с одной особой в молодости, красивая она была курва, все мужики перед ней стелились. А она на них ноль внимания, но я то парень не промах был тогда, да и сейчас кому хочешь, фору дам. Так вот, запал я на нее, начал охмурять, там конфетки, цветочки, дребедень всякая, речи сладко— словные, ох как они на все это падки. В конце концов, стала она моей, Катерина, да и я без нее думал дня не проживу. Но, вся эта жизнь в вечном обломе. Появился какой-то хрен и отбил у меня Катёнка, пробовал я с ним по-мужски разговаривать, бесполезно, забыла про меня зазноба моя. Ох, как я страдал ох, сколько я горькой выпил, думал, забуду ее, да только горше становилось на душе. А потом устал я от этого всего, и понял, что нет никакой там любви на свете, в книжках она только. И пошел я им всем мстить. Как они страдали. У-у-у!… — потрясая кулаками, закончил Петрович свой рассказ.

— А я так думаю что дело не в том, что они стервы, а дело в том, что мы козлы, — резюмировал Серега.

— Ты, это чего, против своих идешь?

— Да нет, Петрович просто мы им сами столько бед доставляем своим так называемым «мужским достоинством». Я имею в виду не только то, что у нас между ног болтается, а и то, что в голове. Все проблемы между нами происходят только из-за того, что мы думаем, что каждый из нас важнее другого. А на деле получается что, то ради чего соединяются мужчина и женщина — продолжение рода, не может происходить в отсутствии одной из сторон. Для этого единения нужна гармония. Основой этой гармонии служит взаимопроникновение душ партнеров друг в друга. Их сплетение в единое целое, с едиными радостями, горестями, с надеждой на помощь и поддержку, на то, что в темные и холодные времена найдется тот, кто обогреет и осветит твою жизнь.

— Ах ты, сукин сын! — всхлипнув, Петрович, утер со щеки скатившуюся слезу, — хорошо говоришь. Давай, за любовь.

Лежащая на столе женщина разлила водку в три стакана, чокнулась с двумя товарищами и, перевернувшись на спину, высоко подняла стакан и тонкой струйкой залила водку себе в рот. Отправив вслед за ней рыбину, она, легко спрыгнула со стола и вышла из комнаты.

Друзья опять закурили по сигарете, выпустив в потолок струи сизого дыма.

— М-де, какая все же эта штука — жизнь. Был молод, думал, что все в жизни успею, все попробую. А н-нет! Вот уже старость маячит впереди, а в жизненном багаже не так уж много вещей. Так что, Серега, старайся получить от этой жизни если не все, то хотя бы как можно больше.

— Да, я и так получаю все что хочу, мне много не надо. Главное чтоб бабки были на кармане.

— Так ты только говорил, что главное, чтоб душа была, — Петрович хитро прищурил левый глаз.

— Ладно тебе, подумаешь минутная слабость. В этой жизни надо быть жестоким и твердым, ни какой жалости, ни к себе, ни другим. А то, стоит только пустить сопли, как насядут на тебя, потом хрен их скинешь.

— О, ты как заговорил, а что ж ты вот так тут со мной сидишь. С такими разговорами, ты вообще должен на крыше мира сидеть и плевать с верху на таких как я.

— Ну что ты, Петрович, мне и с тобой не плохо сидится. Все у меня еще впереди, — Серега похлопал приятеля по плечу, — Давай лучше еще по одной.

Парень взял бутылку и начал наливать в свой стакан. Тонкой струей водка заполняла сосуд, за окном несколько раз свет сменил тьму, Петрович начал беспокоиться, когда стакан наполнился на две трети.

— Куда ты столько льешь? Вечно вы молодые, куда то торопитесь, — он взял наполненный стакан и перелил половину в свой. При этом за окном повторилась та же круговерть, только в обратном порядке, — Ладно давай за дружбу.

Быстро проглотив водку, закусили ее хлебом со шпротами и молча, жуя закуску, друзья посмотрели за окно.

— Светлеет, пора расходиться, — после некоторого молчания сказал Петрович.

— Этого будить будем?

— Не, пусть отдыхает, у него сегодня какое то важное мероприятие.

Немного потолкавшись в коридоре, сообразив как открывается дверь, собутыльники покинули квартиру.

Ближе к полудню спящий зашевелился, попытался приоткрыть глаза, но это вызвало приступ сильной головной боли. Проснувшийся простонав, приподнялся с кровати и осмотрел комнату. Кругом был бардак, на столе стояли три стакана и пустая бутылка из-под водки. Между ними лежали надкусанные куски хлеба, пустая консервная банка с остатками масла, по полу были разбросаны окурки.

— Так! Вчера я пришел поздно, меня никто не провожал. Откуда же эти стаканы? Водку мне вручили на банкете, потом такси, дом и сон. Да уж, — озадаченно размышлял про себя проснувшийся, убирая со стола стаканы.

Резкий телефонный звонок едва не заставил выронить посуду из рук и отозвался в голове сильной болью. Подойдя к громыхающему телефону, заболевший поднял трубку, и в полустоне спросил:

— Да. Кто это? Я Вас слушаю.

— Здравствуйте, Сергей Петрович, с прошедшим вас днем рождения. Это вас с кафедры философии беспокоят, Катерина Васильевна.

— Да, да. Спасибо Вам. Что-нибудь случилось?

— Нет, Сергей Петрович, просто в связи со вчерашним событием мы подумали, что Вам несколько проблематично будет читать лекции по экзистенциализму сегодня. Да и тем более пятница, конец недели, мы решили дать Вам отгул.

— Как кстати, а то я тут немного приболел, спасибо Вам, Катенька, — Сергей Петрович положил трубку подошел к столу. Взял пачку сигарет достал оттуда последнюю и закурил. Сделав несколько затяжек, он присел на стул и посмотрел в окно.

В пустовато голубом небе сквозь облака пробивались лучи полуденного солнца.