Букля — художник должен быть голодным

Заплыл совсем уж им.

И кожа в свете ламп блестит,

Свисает с двух боков.

И всё же что-то мастерит,

Держа в руке он кисть.

В другой зажат, надёжно так,

Промасленный рулет.

В нём масла больше, чем еды.

Но разве интересно?

Ему на это всё равно,

Хоть ты взорвись на месте.

И ладно, пусть,

Недолог час — поймёт свою ошибку.

Но только холст уже покрыт,

Как взрослый детской оспой,

Пятнами жира.

И масла, какие только можно,

На нём оставили следы.

И сам рисунок не ахти:

Простейшие фигуры.

Плетётся кисть, как мученик,

Ведомая рукой.

Разрознена тематика — ей ведом лишь покой.

Ведь кисть совсем уж новая,

И куплена... когда?...

Возможно, что и в том году,

А, может быть, вчера.

Она не знает импульсов,

Скандалов, слёз, интриг.

Её бока лощённые:

Не ведали акрил.

Она не знает юности,

Когда был молодой,

Когда ведомый кистью был,

Не сдержанный собой.

Когда в каморке рисовал

Свои картины он.

Худой, как тощий скелетон,

Но радостный, живой.

Когда калымил и не ел,

Предпочитая краски,

Переносил на холст мечты

И ожидал огласки.

Когда в каморку приходил,

Буквально с ног валясь,

И до рассвета рисовал,

Передавая страсть.

Неведом новой кисти

Прежний он.

Возможно, сытость здесь и не причём —

Заслуженная плата за труды.

Да только как же мысли и мечты?

Достаток есть, и счастье от того,

И сытость, и любое баловство...

Да только нету больше той искры,

Когда марались в чувствах белые холсты.

Когда на них ведомою рукой

Края абстракции царапали природу:

Цвели из дерева мосты и

распускались на асфальте розы;

Мальчишка угловатый шёл домой,

Минуя поле синей кукурузы...

Забыто всё, как детства каждый день.

Не вспомнить больше тем или идей:

Простейшие фигуры на холсте

Передают всю серость на душе.

Не от того ли, насмотревшись, говорят фривольно:

"Каждый художник должен быть голодным"?...