Вис Дивин — Она. Он. Любовь

1

   Сегодня было заметно холодней, чем в предыдущие дни, что и не удивительно ведь осень вступила в свою вотчину уже неделю как. Обхватив сжавшуюся в комок Катю, я направил наш дуэт в сторону парка, ведь так хотелось не позволить плохой погоде помешать нашему, редкому в последнее время, свиданию, как я называл наши встречи, воздавая дань эпохам давно минувшим, сейчас это бы назвали тусоваться — вульгарно, да и сути не передаёт. Новый уровень отношений был нами покорён всего месяц назад, но так как потребность в ласке, тепле, нежности и прочих «мелочах», которых мы вправе ожидать от любимой и любящей женщины, ощущал уже долгий, по меркам стремительного молодого ритма, временной промежуток. Без лишнего пафоса, словами художественной литературы, «знакомство», по подсознательным меркам, где сим— или анти-патии определяет степень, длилось уже не один десяток лет. Осень в противовес своей сестре Весне, — пора разлуки, учёба насильно отнимает время, предназначенное, во что искренне хочется верить, для идиллии двух влюблённых сердец. Может, так оно и надо, но хочется спросить кому надо? Зачем? Если высшая ценность — любовь, к чему вмешательства? А, вдруг вы ошиблись и это вовсе не любовь, а лишь очередное увлечение? Да и без этого, что кушать будите? Трагедия людей, которые, воспользовавшись своим даром чувствовать мир несколько иначе, чем «обыватели», заключается в том, что они не в состоянии переносить своё миропонимание ниже, где и течёт жизнь, которая сформировалась под большинство. Мне откровенно грустно оттого, что учёба не доставляет мне радости, что я думаю о своей девушке, как бы это собственечески не звучало, что люди вокруг не понимают, а зачастую и просто не в состоянии понять, как бы они того не хотели, моих чувств, мыслей, желаний. Я учусь, что делаю просто в угоду родителям, которые теперь считают, что только глупые дети не видят бесперспективность жизни без хорошего образования, говорю «теперь», потому что они безвозвратно покинули тот мир, где не надо быть умным и вовремя делать комплемент человеку, во власти которого уволить или повысить тебя, где ребячество носит положительный оттенок при оценке поведения, где всё по-другому и всё совсем не так, учусь, потому что мир, который создан для нас, на самом деле учитывает наши интересы в последнюю очередь, простой пример чего подросток, который ищет путей, куда бы он мог направить свою энергию и не находит по бональнейшей причине — отсутствию средств; и старик, у которого эти средства есть, но энергии, вырабатываемой его организмом, едва ли хватит на то, чтобы воплотить в жизнь свои намеренья; учусь, наконец, потому что так надо, не хочу повторяться, но кому надо? Есть вопросы, ответы на которые просто не предполагались, но есть и другие, от решения которых, зависит течение нашей жизни уже в эту минуту. Есть баланс, который необходим для оформленности нашей жизни, как-то, круговорот кислорода в природе, когда мы, вдыхая кислород, выдыхаем углекислый газ, который в свою очередь, потребляясь другими организмами, что зелёными растениями, кстати, не совсем научно обоснованно, перерабатывается в кислород, не вникая в тонкости этих сложных процессов, но зачем же нам следующий сбалансированный процесс: самоотверженно зарабатываем, жертвуя здоровьем деньги, после чего, не менее самоотверженно тратим деньги если не на восстановление, то хотя бы поддержание, ухудшающегося день за днём, здоровья. Много несправедливого в этом созданном в угоду «потребителям жизни» существовании, если умереть легко, значит жить должно быть тяжело, иначе утрачивается противоборство плюса и минуса, добра и зла. Ну, а любовь, где ей место — после денежного достатка или до, может, нет такого комплекса чувств, как любовь, просто придумал один умный человек слово, которым обозначал чуть выше хорошего настроение. Я люблю — это не оправдание, не причина, — это блажь, глупость, которую так часто совершают дети. Не стоит забивать себе голову, свобода — это незнание.

   Катя нехотя поддалась моей инициативе, и мы отправились в парк. Едва лишь мы вступили на огороженную железной оградой территорию, как моя девушка нетерпеливым порывам выразила желание присесть на ближайшую от входа скамейку, здесь холодная погода сыграла нам на

руку — вокруг все лавки были свободны, люди без лишней необходимости на улицу носа не казали.

— Послушай, — начала Катя, едва мы присели, — зачем ты меня сегодня-то вытащил, я не жалуюсь, просто можно было подождать погоды и получше?

— Осень началась, погода день ото дня будет становиться лишь холодней, — озвучил я давно заготовленный ответ.

— Ты прав, но всё же холодно очень, — в очередной раз поёжилась девушка.

— Как учёба? — спросил я, чтобы увести разговор от неприятной темы.

— Нормально, — шаблонным ответом, который можно услышать на любой вопрос, ответила Катя.

— И у меня всё слава Богу. Что делала вчера?

— После школы пошла к подружке — вместе уроки делали, — а потом с родителями в гости к тётке ездили. Дочка тёти Вали, ну это сестра отца, к которой мы и поехали, — Лена, примерно моего возраста, мы вообще к ним нечасто ездим, а тут юбилей какой-то семейный у них, вот и пришлось навестить. Мы с ней много общего нашли, такая умная девочка, и, знаешь, она хоть и не скажешь, что красавица, а тоже говорит, что отбоя от парней нет.

— Почему тоже?

— Да так, к слову пришлось. Ну, так вот, один ухажёр, когда узнал, что у него соперники есть, так сразу отправился разбираться кто такие, там такая драка была. Теперь вот ещё разборы полёта намечаются, ведь когда он соперника своего встретил, а тот не один был, кажется, с ним ещё двое, так он не стал разговаривать, как вообще-то собирался, а молча ударил его в затылок, ну и с остальными завязалось. Поколотили, в общем, его, вот теперь мстить людей собирает. Представляешь, какая свистопляска намечается, вот бы и за всех девушек так мужчины дрались.

— Глупость какая-то.

— Это почему?

— Зачем девушке своего парня обманывать?

— А кто сказал, что он её парень был, это он сам так решил.

— А прямо ему сказать было нельзя, что он не нравится, или, что уже другой есть?

— Она, может, и сказала, да вы разве слушаете.

2

— Серёга, ну я же не то хотела сказать, — кричала я вдогонку быстро удаляющемуся парню.

И что я такого сказала, чего он так разозлился? Можно подумать, одному ему дозволено говорить, что вздумается, а я всегда молчи, да поддакивай — вот ещё. Все они одинаковые, сами хоть сто девушек вокруг себя соберут, а нам и сказать ничего про другого нельзя. Сволочи эгоистичные. Да катись ты. Вот, вот, туда тебе и дорога.

   Я подождала пока бывший парень скроется за пределами видимости, хотя не вскочить и побежать заставила себя с трудом — так было холодно. Покинула скамейку, по привычке отряхнув с себя воздух, и отправилась самой короткой дорогой к своему дому, где так тепло и никогда меня не бросят замерзать одну. Дорога была неблизкая, а события такие свежие, что против воли вспоминались детали, и не стоило думать про этого эгоиста, и значения его выходке придавать совершенно не стоило, а нет, всю колыхалась какая-то волна недовольства, совесть что ли, мол, того могла не сказать, здесь чуть помягче выразиться. Да что я, в самом деле, как будто я виновата, нет, виноват-то он и точка. И помечтать нельзя, да кто он такой есть, много таких, ещё лучше есть. Не велика потеря. А потеря ли, может, всё ещё есть шанс наладить? Извиниться, объясниться, наконец. Он же умный, добрый, наверное, должен понять, да и причиной соры пустяк был. Вот ещё, да пойди, да извинись. Это он убежал, это он меня одну оставил. Я уже всё решила — вина полностью на нём, — и размышлять об этом больше не буду. Ещё сам приползёт и прощенья просить будет.

   Следующие несколько дней я провела ужасно, окружающие все указывали на мою невнимательность и рассеянность. Учительница по химии три раза назвала мою фамилию, прежде чем я откликнулась, вокруг я замечала только звонки возвещавшие о начале и окончании уроков, а из школьной жизни я напрочь выпала, да и дома жила лишь ожиданием звонка, чьего, думаю, говорить лишнее. Телефон упёрто молчал, а когда подавал всё-таки признаки жизни, на которые я стремглав реагировала, оказывалось, что звонят или бестолковые школьные подруги узнать домашнее задание, или вообще звонки адресовались родителям. Несколько раз мама спрашивала всё ли в порядке у меня, я говорила, что да, всё в полном порядке, а что было говорить, ведь не надеяться же на помощь взрослых, которые сами в помощи куда большей нуждаются, только признаются, когда уже мало что сделать возможно. О том, чтобы позвонить самой и речи быть не могло, я бы себя после этого уважать не смогла, тоже мне героиня, я да я, а как до дела, так в кусты. Должна признаться, что несколько раз я держала трубку в руках, даже цифры начинала набирать, была уверена, что сейчас всё сделаю правильно, но тут же отбрасывала эту абсурдную идею и отправляла трубку на место.

   Ну, пожалуйста, милый Сергей, позвони — всё прощу, если скажешь, что я виновата, ты прав — я не права. Ты умней меня, что с меня взять, я же всего лишь маленькая пятнадцатилетняя девочка, глупая и неискушённая в подобных делах соплячка. Ты только позвони, ну ради Бога набери мой номер — семь цифр всего лишь, как ведь просто.

   И ничего мне больше не надо, люблю Сергея, хочу говорить, быть только с ним.

   Я страдала, но страдала не как девочка, а как женщина, мои муки были взрослыми — так тяжелы, так несправедливы. Спала мало, много плакала, даже не плакала — ревела.

    И вот, наконец, наступил тот час, то мгновенье наступило, когда я подняла трубку, а в ней мой любимый, самый нежный на свете голос произнёс моё имя: «Катя».

— Да, это я, — ответила я, голосом, не выдававшим моих переживаний.

— Привет, Кать, у меня было время подумать, мне было очень тяжело всё это время, пока мы с тобой не общались, так вот, прости меня, я был кругом не прав, и повёл себя оскорбительным образом и ты имела полное право злиться на меня.

— Да?

— В общем, я прошу извинения за самого себя. Если возможно я хотел бы наладить наши отношения, вернуть всё на прежние места.

— На прежние места?

— Да, но послушай, я был не прав, а то, что я оставил тебя тогда одну, — этому нет прощенья, если бы я мог, я вернул всё назад и поступил бы совсем по-другому.

— Но ты не можешь.

— Ты простишь меня?

— Я подумаю.

— Хорошо, я ещё позвоню, пока.

— Пока, пока.

   Я победила, а он тоже страдал, или так к слову пришлось. Почему так долго ждал? Чем-то другим был занят? Я бы не смогла, будь я на его месте, столько терпеть, мучиться; значит и не раскаивается он вовсе, не от сердца это сказал. Ну и пусть так, зато теперь я могу диктовать условия, — ведь позвонил же, отсюда заинтересованность в общении со мной, какие-то привязывающие чувства он испытывает ко мне. Пусть просит, умоляет раз приполз, наверное, если бы я позвонила, он стал бы требовать от меня всяких мерзостей, унизил бы меня прежде чем простить. Он бы самоутвердился за мой счёт, — вот подонок.

   На следующий день опять позвонил.

— Алло, Катя, ты приняла решение?

— Нет ещё, слишком много ты заставил меня выстрадать, чтобы я так тебя простила.

— Хорошо, что мне сделать, чтобы смягчить свою вину, может, даже искупить её?

— Не надо ничего делать. Мне нужно ещё время, чтобы прийти в себя, чтобы обдумать всё хорошенько. Завтра позвони.

— Ладно.

— Ну, пока.

— До завтра.

1

   И почему не простит, зачем тянет время. По большому счёту это именно она виновата в соре, что явилось бы верхом идиотизма, — или же рассудительности? чего по своей природе я допустить никак не мог, — не признать, уж с моей стороны то очевидно. Могу ей сказать, что был не прав, уже сказал, поверить не смогу никогда. Мне, право, было чрезвычайно некомфортно из-за глупости лишить себя покоя, что произошло, несомненно, — спал плохо, сбивался при любых умственных процессах, когда думал иначе, тревога какая-то везде преследовала меня, не отходя ни на шаг, как будто премию ей обещали за усердие. О ней подумать? Страдает? Да как она страдать может, наверное, радуется, что развязалась наконец, к чему ещё она вела: холодно ей, давай далеко не пойдём, никто не дерётся из-за неё, — ну, зачем? Подругу счастливую вспомнила. Обойдусь. Завтра позвоню, «нет» так «нет», распрощаемся навсегда. И чего мучался, к чему себя изводил, пустое всё. Любовь, нежность, уси-пуси всякие, кончено!

   На следующий день, стыдно признаться, с самого утра находился в приподнятом настроении, как будто в ожидании чего-то, чего-то хорошего, что доставит мне радость, да попросту идиотский восторг мной овладел, и это несмотря на предвзятость в определение курса дальнейших отношений. Оттягивал сколько мог, — и есть садился, и читать пробовал, — всё мимо, не туда. Наконец, набрал номер.

— Катя?

— Да, я.

— Привет, это я…Сергей.

— Привет.

— Как дела? — сгорая от нетерпения, оттянул я.

— Положительно, а ты как, — слишком будничным тоном, не подходящим духу происходящего ответила.

— У меня… у меня всё хорошо, — в волнении сбился я.

— Я долго думала. Короче говоря, я согласна дать тебе шанс.

— Спасибо, — попытался изобразить радость я, но после её слов, что-то как будто переключилось во мне, что-то угасло, что-то растаяло. Улыбка забыта, губы скривились. Вот уж чего в себе не подозревал, но чуть было не заплакал, прямо в трубку чуть не разревелся.

— Давай завтра после школы встреть меня, там и поговорим, пообстоятельней.

— Хорошо.

Мне нередко приходилось получать по лицу от ребят старше и сильнее меня, я часто был вынужден смиряться с не последовательным поведением преподавателей, несправедливо бывал я наказан — много чего я мог бы вспомнить, что оставило неприятный осадок в душе моей, но такого, что случилось сейчас, моё сердце, прилагая все усилия, принять не могло. Вот говорят «в душу плюнули» — пустяки, есть куда дальше двигаться. За мной!

   Ночь сгладила, до приличного вида, все неровности внутри меня, внешне я укрылся безразличием, и в таком облачении отправился на «свидание» к «любимой». Она уже ждала меня. С беззаботным видом, как стрекоза из басни, стояла, закинув взгляд в небо, и ничего вокруг себя не замечая. Я подошёл, сухо поздоровался, взял её рюкзак и мы, не спеша, но на расстоянии не ближе официального, произвольно выбрав направление, отправились неизвестно куда, «поговорить пообстоятельней».

— Ты должен ещё раз извиниться Сергей, но я тебя прощаю, — чтобы не перегнуть палку быстро добавила она последнее.

— Прости, я был не прав, — угрюмо, но лучше не смог, произнёс, а скорее выдавил, я.

— Ты прощён, милый, — улыбнувшись тому, что всё так хорошо закончилось, кинулась, нарушив официальные границы расстояния, целоваться.

   Шутка? Ха. Издевается. Конечно, издевается. Жалость, то есть, зачем так-то?

   Сказала: «МИЛЫЙ». Я точно слышал. Сказала. Милая, милая. Я идиот, а ты вон какая умница. И правда, я осёл слепой.

   И мы целовались, и всё вокруг — суета, народ, прочее — всё стало далёким, не правдой всё оборотилось. Был я, была она, а остальное было так — фантазия, игра воображения, мираж. Кровь бешено пульсировала в венах, как будто тесно было ей и тоже хотелось увидеть, что правда помирились, что есть ЛЮБОВЬ, есть смысл жизни. Полёт, кружение, небо над головой, да нет, уже ближе, теперь небо под ногами.

— Мы никогда не будем больше сориться. Я не допущу, — сказал я на прощание Кате, когда этот бесконечный, с одной стороны, и мимолётный, с другой, день подходил к концу, и не было больше возможностей отсрочить расставание.

— Правда, — робко, нежно, как угодно, но так, чего мне не хватало, отозвалась она.

Последний поцелуй, последний на сегодня, и я понёсся домой, бежал, нет летел, выше, быстрее, чем человеку подвластно. Я покидал любимую, но я обрёл, обрёл что-то, чему нельзя дать определение, чтобы не опошлить это языком букв, я обрёл ЭТО!

   Я проснулся чуть позже обычного, что потребовало от меня более энергичных действий при приведении себя в полностью функциональное состояние, после чего отправился в школу.

«Не сон, не сон», — уверял я себя с самого момента, когда открыл глаза и всё время пока шёл до здания, где делятся знаниями.

2

   Неужели всё устроилось, и это исключительно моя заслуга? Я всегда знала, что лучшие свои поступки мы совершаем по наитию, так в голову ударило, прислушалась и вот, результат — лучше, чем ожидала. Я правда люблю, теперь окончательно уверилась в этом. Мы снова будем гулять, непринуждённо держась за руки, целоваться сможем, не прячась от прохожих и несколько тем не смущаясь. И при чём здесь Весна, здесь инициатива нужна, первый шаг. И всегда-то я считала соры лишь преувеличениями, которые разгораются из-за простого недопонимания между близкими людьми. И как же глупо было всё то, что чуть было не явилось причиной разрыва, и как недалеко мы смотрели. Теперь всё, таких ошибок я больше не допущу, пусть хоть одна, но я возьму ситуацию в свои руки.

   День я провела прекрасно, что, несомненно, было заслугой вчерашнего вечера, это его магическое присутствие незримой тенью преследовало меня, наполняя каждый пустячок чем-то значительным. Это было лучшее время в моей жизни, а что там, впереди? Я не оставляла места другим мнениям — там счастье, там восторг, вся ЖИЗНЬ там.

   Вечером мы должны были встретиться с Сергеем. И как я раньше не замечала, что мне доставляет такое удовольствие одно ожидание, предвкушение встречи, раньше-раньше, нет больше этого раньше, сейчас есть я и он, есть мы, а всё, что было, уже было и не стоит того, чтобы вспоминать.

   Что сказать Сергею при встрече, чтобы как минимум это соответствовало атмосфере вчерашнего дня? Чем удивить, порадовать его? А что он мне скажет, что приготовит? Я не смогу и не захочу молчать, наша любовь, она должна нас толкать, разжимать нам рты, окрылять нас. Мы есть, нам хорошо, но должно быть что-то впереди, чего мы раньше не видели или не замечали. Там мы будем, там, где мало кто может побывать, там, куда входным билетом служит всеобъемлющее, всепроникающее чувство, высшая и единственная цель и причина, единственное оправдание и единственный мотив — ЛЮБОВЬ. «Любовь, любовь…любовь, любовь, любовь», — как много и как незаметно, как хорошо и как несчастно, как трагична и как прекрасна. Что это? Зачем знать. Нет, не нужно знать, что есть любовь, надо, надо отдаться этому чувству, пусть вершит оно судьбу, открыться на встречу необходимо, пусть ОНО укроет и понесёт.

   Я на много раньше назначенного времени пришла на место, где мы назначили встречу. Мне было приятно ждать его, ощущая какое-то приятное движение внутри моего тела, что-то мягкое и вместе с тем настырное, что тщилось обратить на себя внимание, оставаясь незаметным. Я пробовала сидеть, пробовала ходить, пробовала стоять — всего было мало, всё казалось таким незначительным, ничтожным. Вот и он, я заметила его по походке ещё издалека, раньше я и не подозревала в себе такого острого зрения, «это не отсюда, с мест гораздо выше», — решила для себя я.

— Привет, — как-то слишком запросто поздоровался он, после чего поцеловал.

Я, не отрываясь, всматривалась в его глаза, что-то он там думает, о чём его мысли? Он казался мне слишком рассеянным, как будто не осознал ещё всей полноты случившегося, а что собственно случилось? Уж не этот ли вопрос он обдумывает? Ну, как же, как же «что случилось», произошло примирение, жизнь вернула себе смысл, мы снова вместе, разве одного этого не достаточно? Достаточно для чего, как будто спрашивали его глаза? Что за непроходимая глупость такая, для осознания высочайшей ценности наших отношений, чтобы не допускать даже намёка на повторение соры, мы вновь обрели друг друга, наконец.

   Видимо его мой настырный взгляд утомил и он произнёс.

— Почему ты так на меня смотришь, — улыбнулся смущённой улыбкой он.

— Хочу запомнить момент.

— Куда бы ты хотела пойти? — изменил направление беседы Сергей.

— Мы можем вообще никуда не ходить, мне везде уютно, где рядом со мной ты.

— Я разделяю твоё настроение, но позволю себе высказать предложение?!

— Да, конечно.

— Пойдём ко мне, сегодня позвонили родственники по отцовской линии и пригласили нас к себе на дачу. Я, держа в уме нашу встречу, сумел отговориться, так что если ты ничего не имеешь против? — неоправданно робким и заискивающим тоном проговорил Сергей.

Слушая его предложение, я не сразу поняла его суть. Но, вполне пропустив вопрос через разум, меня, лежащую на песчаном пляже, на берегу моря, сверху накрыло волной какого-то ощущения, я даже не берусь назвать его ужасом, или вообще предать ему негативный оттенок, просто это было так неожиданно и так вырвало меня из реальности, где дожидался меня любимый, что я не сразу нашла в себе силы произнести хоть слово, я ответила словами, в истоке которых не признаюсь никогда.

— Пойдём, конечно.

   Он едва заметно выразил свою радость — взмахом рук, вовремя остановив голосовое подтверждение получению желаемого результата, и, подхватив меня, всё ещё не разряженную после эмоционального потрясения, под руку, торопливо направил наш ход к себе «в гости».

   Я и раньше бывала у Сергея дома, но это был первый раз, когда мы оказались здесь единственными хозяевами. Он быстро накрыл на стол, весь его заставив не подходящими на первый взгляд для момента продуктами. После чего, так и не дав мне притронуться к еде, даже чай был внесён в список запретных плодов, непринуждённо, мол, ты сама согласилась, повёл меня танцевать. Во всём, что он делал, сквозил дилетантский подход, явности чего он, кстати, допустить не мог, не учитывая того, что девушку, особенно девушку влюблённую, чувствующую малейшее колебание настроения своего избранника, обмануть не возможно. Он долго подбирал музыку, при этом жалуясь на огромное количество дисков и отсутствия подходящего с медленной мелодией. Наконец, найдя подходящую пластинку и порывистым движением загнав её в проигрыватель, он обхватил меня за талию, и мы принялись кружить, тщетно пытаясь заполнить собой всё пространство комнаты. Мне всегда казалось глупым, как два взрослых человека не произнося ни слова, могут под жалобную музыку, лишь периодически переставляя ноги, двигаясь при этом по не чётко заданному кругу, не замечать, как глупо они в этот момент выглядят со стороны. Нет, я вполне понимала, что часто пытались донести до сознания подростков с экранов телевизоров, людей, которые в этот момент отключаются от действительности, им попросту не было дела до вещей их окружающих, но этот глупый танец, его и танцем-то назвать язык не поворачивается, так примитивен, что совсем мне было не понятна причина его популярности, правда, у меня было одна версия, которая состояла в том, что современная молодёжь ленива, а этот незамысловатое перебирание ногами не сильно напрягает, этому в подтверждение особая популярность орального секса, но так не хотелось верить в обречённость моего поколения. Сейчас же я отдалась в руки Сергея, мне было легко, но так хотелось быть слабой маленькой девочкой, чтобы обо мне заботились, поддерживали везде и во всём. Партнёр ясно улавливал мои настроения и не давал шансов мыслям в моей голове оформиться, как уже приводил их в исполнение. Так, мы незаметно оказались на кровати, незаметно он стянул с меня кофту и расстегнул на мне лифчик. Когда наши уста сплетались, окружая пространство вокруг огненными вихрями, и на протяжении всего поцелуя, я выпадала на время из жизни, как будто вся обращалась в губы и ощущала себя не человеком, а лишь маленькой его частью, местом сосредоточения всех рецепторов наслаждения, чувственности. Я, поддаваясь неписаным правилам игры, не испытывая ни малейшего стеснения или страха, расстегивала рубашку на Сергее, чуть поспешно, отчего лопнули последние не расстегнутые ещё пуговицы, стягивала её с его жаркого тела. Чуть погодя, в очередной раз придя в себя, я обнаружила, что мы оба уже голые, в какой-то первородной нежности ищем способы показать друг другу свою любовь, удивить друг друга, мы как будто одно, где нет места ни Сергею, ни Кате. А потом была боль, в первый момент это было как ведро холодной воды, беззлобно вылитой вам на голову, просто шутки ради, второй толчок был менее болезнен, но и он ставил под сомнение правильность происходящего. Потом было три, четыре, пять, шесть…но я уже вернулась в мир, где у меня был защитник, который не допустил бы до меня боли, которых преданно охранял и оберегал меня. Мы, взявшись за руки, шли в гору, но, несмотря на то, что подъём был довольно крутой, идти было легко и весело. Мы видели вершину, мы не знали точно, что нас там ждёт, а посему каждый представлял что-то своё, но мы оба были уверены в прекрасном финале, чего мы достигнем, пройдя ещё шаг, затем ещё один шажочек. Это было, как сильное землетрясение, что поставило себе целью сбросить всех с планеты. Невидимые и неведомые токи пронзили всё моё тело, отключая сознание, вытесняя его чем-то, что поднималось, набирая неистовую силу, откуда-то снизу. Меня трясло как в лютый мороз, мне было горячо как на сковородке дьявола. А затем был взрыв, просто всё скопилось в одном тесном месте, и, не найдя выхода, разорвалось, кинувшись сразу во все стороны.

1

   Всю ночь мы провели вместе, правда, для этого ей пришлось минут 15 убеждать родителей позволить ей остаться у подруги на ночь. Утром, поцеловав меня каким-то странным, новым, поцелуем, она ушла. После её ухода мне стало неловко за всё произошедшее, я задавался вопросом, стоило ли это делать и какие последствия нас ожидают? Не уверен, что это было, подозреваю, что совесть, но мне стало ужасно стыдно за свой поступок, конечно, можно успокаивать себя тем, что она сама этого хотела, но импульсом послужило моё поведение, значит и вина на мне, а вина ли? Где здесь вина, зачем искать виноватых, разве миллионы людей, которые занимаются любовью, не сексом, чувствуют себя виноватыми, может, кто-нибудь скажет, что он жалеет, что так поступил? Нет, конечно, и я должен успокоиться, ничего сверхъестественного не случилось. Даже не уверен, что мне понравилось, то есть понравилось, конечно, но было блаженством быть рядом с любимой, а сам процесс, что так много и детально описывают, отводя ему главенствующую роль, не говорю уж о сексе, но в жизни, не оправдал моих ожиданий, возможно, потому, что в первый раз?

   Вечером мне было тяжело заставить себя набрать столь знакомый номер и поговорить с Катей. Я много раз брал трубку, начинал набирать затёртые от частых прикосновений кнопки, но всегда останавливался и отбрасывал в отчаяние. Ну, что я ей скажу? Как хорошо мне было, нам было? Давай повторим как-нибудь? Давай встретимся? Зачем нам встречаться, поговорить? О чём? А как я ей в глаза смотреть буду, а что прочту в её взгляде? Может и она не хочет со мной разговаривать, может и она страдает сейчас раскаянием за совершённое, винит себя, а может меня? Нет, зачем себя мучить, сегодня звонить не стану, сделаю это завтра.

   Держа в уме все вчерашние переживания, сегодня я не позволил им вновь возникнуть в моей голове. Я, не раздумывая, схватил трубку и набрал Катин номер.

— Алло. Здравствуйте, Катю можно?

— Здравствуйте, одну минутку, — ответил женский голос, скорей всего, мама Кати.

   Тяжёлые секунды мне пришлось ждать голоса на другом конце, я чуть трубку не положил.

— Алло? — наконец, определил мою судьбу голос девушки.

— Привет, милая, — дрогнувшим голосом сумел выдавить я.

— Привет, Серёженька, — обрадованным голосом поприветствовала Катя.

— Как дела? — решил взять паузу.

— Нормально, а ты как?

— И у меня всё хорошо. Чем занимаешься?

— Да так, ничем. Телевизор смотрю, муру всякую, а ты?

— Я тоже ни чем.

— Ты что-то особенное хотел сказать или так просто поговорить?

— Ну, не ищи причины. И просто поговорить тоже.

— Понятно. Давай говори, — подбросила собеседница.

— Да, я так, ничего важного, просто хотел, чтобы знала, что у меня всё хорошо. А ещё хотел убедиться, что и ты в порядке, — неуверенно отбил я.

— Да я в полном порядке, а почему должно было быть по-другому?

— Что ты, так и должно было быть, просто хотел от тебя это услышать. Давай встретимся, сегодня?

— Давай, конечно. Где, во сколько?

— Я зайду через час?

— Да, давай. Жду.

— До встречи.

— Счастливо.

   Едва положив трубку, я кинулся вытирать взмокший от напряжения лоб. Никогда бы не подумал, что простой разговор по телефону может так дорого стоить. Я напрочь забыл, что я только что в трубку бормотал, помнил только, что через час меня ждёт Катя. Интересно не слишком глупым я выглядел в разговоре?

   Всё время пока шёл за своей девушкой я пытался придумать о чём говорить с ней, но здравых мыслей так и не пришло в мою воспалённую переживаниями голову, благо меня ждали, и отступать было некуда, а то бы я, пожалуй, и развернулся бы.

   Катя, как, впрочем, и всегда, заставила себя немного подождать, что с одной стороны дало мне время, с другой — дало мне время. Наконец, выйдя и закрыв за собой входную дверь, она, не замечая моей неуверенности, кинулась мне на грудь с поцелуями. Я, конечно, обнял её, ответил на поцелуи, но и это не сняло с меня груза сомнений. Взявшись за руки, мы, пренебрегая лифтом, Катя жила на 8 этаже, пешком устремились вниз. Слова сыпались на меня как из тучи ливень, я кое-что даже понимал, пытался отшучиваться, но общий вид нашей беседы скорей походил на монолог. Долго так продолжаться не могло, и я, пытаясь преодолеть себя, направил русло разговора на тему, что вкралась в мою голову и отравляла там всё, что мучила меня и не позволяла вернуться ко мне прежнему.

— Послушай, как…что ты думаешь о том, что произошло между нами у меня дома? — произнёс я слова, которые мне дорогого стоили.

— А что такое? — весёлое, беззаботное настроение сменилось настороженностью.

Она вся вздрогнула, как будто, в моих руках и замерла в ожидании, с робостью заглядывая мне в глаза, подобно ребёнку, чья судьба должна решиться в этот момент, и решение зависит от меня.

— Нет, ничего, просто я хотел узнать, как мы дальше будем, то есть ничего ведь не измениться, то есть, ну, всё вроде как ничего и не было, то есть я не то хотел сказать, я хотел… не знаю, прости.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже об этом думала и считаю, что это естественное продолжение наших с тобой взаимоотношений, ничего особенного, то есть особенное, конечно, случилось, но это нормально, так и нужно. Всё хорошо, ведь так?

— Да, конечно. И ты права, несомненно, я тоже…согласен. Ну, ты всё правильно, то есть сказала.

   Дальше мы какое-то время шли молча, каждый, думая о своём и об одном и том же. Странно, но мне не было стыдно, как я ожидал, за свою неуверенную, мягко говоря, речь. Я скорее был горд тем, что моя девушка, такая хрупкая на вид, оказалась такой сильной, такой уверенной в себе и всё сумела поставить куда надо и меня в том числе. Мы шли и постепенно, я это явственно ощущал и был бесконечно рад этому, меня покидала былая скованность, неуверенность. Да, она лишь подтвердила, что я и без того знал, всё когда-нибудь случается, а секс это такой пустяк, никто ведь не делает трагедию из этого, всё в порядке вещей.

    Весь вечер мы говорили о всяких мелочах. Я, изо всех сил напрягая память, выдавал один за другим все знакомые мне анекдоты и просто смешные истории — это мне казалось правильным способом постепенного вхождения в колею прежних отношений. Когда мы прощались, меня уже совсем покинула беспомощность первых минут, а радость, я как будто обрёл способность по первому же желанию взмывать в небо и кружить там не уставая хоть неделю, хоть месяц, не оставила в моём сердце ни миллиметра для других чувств.

   Ни дома, ни в школе я не словом не обмолвился о том, что было, хотя невольно становясь слушателем чужих «похождений», которых, по словам их рассказчиков, у них было «вагон и маленькая тележка», меня так и подмывало поделиться и своими переживаниями, но, учитывая как цинично они всё описывали, я легко удерживал себя от глупого шага. Мне даже казалось, что присутствие у меня тайны, возвышало как-то меня над остальными. И мне было искренне интересно сохранит ли и Катя всё в секрете или по всегдашней женской болтливости растреплет о случившемся своим подругам?

    Мне всё хотелось оказаться на месте Кати, почувствовать ситуацию так, как её чувствует она, узнать похожи ли её ощущения на мои, а если нет, то чем они отличаются? Любит ли она меня так, как я? А интересно, что-нибудь изменилось во мне самом, может, это так кидается в глаза, что все уже и без того знают обо всём, а если так ,и она никому ни слова, то может меня обвинить и обозвать треплом, а ведь я ничего никому? Нет, ну она сказала, мол, как прежде, а как было прежде? Насколько я теперь должен себя чувствовать зависимым от неё, то есть я ведь теперь не могу её оставить, ведь она поделилась со мной, отдала мне часть себя? Мне теперь, что на ней жениться? Но мы ещё такие маленькие, мне всего 16 лет. Нет, это абсурд, да и родители мои не допустят, и её тоже. А если ребёнок? Да нет, с чего вдруг, то есть маловероятно. Ну, а если? Нет же, так нельзя, — если, да кабы, — не будет такого. А вообще мне учиться надо, в жизни устраиваться, а она мне обузой будет, ведь она такая собственница, да и капризная ужасно, а чего она тогда выкинула, когда мы поссорились, нет, надо это всё прекращать, всё ей объяснить толком и к концу.

1

— Милая, кто там звонил? — крикнула из соседней комнаты мама, когда я положила трубку и пошла в свою комнату.

— Это мне, мамуля, — отозвалась я.

   Звонил Сергей и сказал, что ему необходимо со мной поговорить. Конечно, меня нисколько не удивил звонок, но его голос, какой-то решительный, даже жёсткий, как мне показалось, ничего хорошего сулить не мог. А с чего бы это, ведь всё так хорошо устроилось, в чём моя безусловная заслуга, как я ловко взяла ситуацию в свои руки, когда он немного потерялся? Да, что об этом, при встрече узнаю.

   Встретились этим же вечером. В подтверждение моего первого впечатления, когда мы разговаривали по телефону, Сергей был явно чем-то сильно взволнован. Не находя у себя причин такого поведения, я напрямую спросила его.

— Да в чём дело?

— Всё нормально, — преодолев себя, произнёс Сергей.

— Нет, я же вижу. Что-нибудь случилось? — не отставала я.

— Видишь в чём дело…нам, наверно, лучше расстаться…на время, — выдавил из себя, наконец, он.

— Да? А в чём дело? — поражённая неожиданным поворотом, только и нашла, что спросить я.

— Ты здесь не при чём, просто, это у меня проблемы, а ты не при чём.

— Это как? — искренне не понимала.

— Ну, это всё так неожиданно на меня навалилось, что…мне нужно время, хорошо?

— А чего здесь хорошего, — наконец поняла суть происходящего я.

— То есть всё совсем не хорошо — всё плохо, — мне нужна пауза, я должен подумать.

— О чём тут думать? Бросить меня захотел, «поматросил и бросил», так что ли? Да, чего ты мямлишь, ты мужчина или нет, говори как есть, как думаешь, — взорвалась я.

— Зачем ты так? Всё не так, всё совсем по-другому.

— «По-другому»? Это как, объясни, сделай одолжение?

— Ну, мы, то есть ты и я совершили нечто, перешли черту, когда отношения уже так далеко, что…надо нам обоим хорошенько подумать, и тебе это тоже необходимо…в общем надо пожить немного в разлуке, но это лишь на время, а затем мы снова вместе, — видя, что гнев переполняет меня, поспешил добавить он последнее.

— Это «по-другому»? А я дура его простила, сжалилась, думала — любит, а он…ты мне в душу плюнул подонок, сволочь, ненавижу, — бросилась я на врага.

   Он не стал сопротивляться, хотя легко мог отпихнуть меня и уйти, но, чувствуя правоту моих слов, он не посмел сделать этого, что ещё больше заводило меня. Я кусала, рвала и царапала, что было сил, кричала, вспоминая все известные мне ругательства. Эта тварь стояла себе спокойно, как будто и, не замечая моих усилий. Наконец, мне удалось достигнуть желаемого, — видимо, я где-то сумела сделать ему очень больно, потому что он вскрикнул, вытянувшись весь как струна, с силой отпихнул меня и ушёл. Ни мои угрозы и проклятья, ни плевки и оскорбления не способны были вернуть его назад. Я же, пытаясь подавить хлынувшие как из-под крана слёзы, уселась прямо на грязный асфальт и принялась молотить по камню. Мимо проходили люди, у некоторых мне даже удавалось вызвать жалость, потому что они подходили и участливым голосом спрашивали в чём дело, на что я огрызалась, чтобы шли своей дорогой и оставили меня одну.

   В себя я пришла только, когда острая боль сбитых в кровь рук докатилась таки до мозга. Я встала и, опустив голову, что ни на кого и ни на что ненароком не посмотреть — так всё ненавидела в ту минуту, — шаркающим шагом побрела домой. Что было дальше? Ничего значительного не запомнилось, мне было так больно, больно было в месте, где я всегда подозревала сердце, что чтобы не творилось вокруг всё так мало имело значения. Дома на вопросы взволнованных родителей ответила, что упала, не смогла придумать ничего поизощренней, и немедленно отправилась спать, сон, не желая становиться ещё одним врагом, пришёл сразу.

0

   Судьбы, глупость, несчастье, неудачно выбранное время, а, может, место — всё это слишком примитивно, чтобы объяснить взаимоотношения двух полов. «Он и Она должны быть вместе», — вроде, такое простое утверждение, а на деле не так. Что это так и надо, так и должно быть? Нет, конечно, не правда. «Любовь» такое простое состояние, что тот, кого оно настигнет, без объяснений поймёт всё сам, он не только поймёт, он всё сделает как надо. «Сомнение» тоже такое простое и понятное состояние. Вот только, где есть одно, никогда не должно быть другого, всё так просто, как и вся наша жизнь. Мало кто из верующих в Бога откажет Ему в мудрости, а если так, то неужели вы можете поверить, что Господь создал Землю, место нашего обитания, с расчётом на гениев? Нет, нет и нет, всё условия созданы для среднего человека. Вы учились или учитесь в средней общеобразовательной школе рассчитанной на учеников со средним уровнем интеллекта, где каждый может стать отличником или двоечником по своему усмотрению, да, кому-то чуть проще, но лишь чуть, уверяю вас, так и в жизни. Человек есть существо активное, а посему там, где он не встречает препятствий, где бы он мог проявиться, он сам придумывает их себе. Всё так просто. Можете поверить, что есть люди, которым нравиться быть бедными, обиженными, незаслуженно наказанными? А посмотрите на себя — это вы! Вы богаты, уверенны в себе, ничего и никогда не жалеете, а что желаете — получаете? Полно вам, вы лишены тишины, прислушайтесь, как она звучна, остановок, почувствуйте, как всё проносится мимо, а вы замерли, на паузе, способности становиться меньше всех, смотрите, как они стремительно проносятся над вами, вы даже в себе не уверены, какой вы есть? а этого никто кроме вас знать не должен. Но, жизнь проста. Всё-таки проста. Она была простой в момент сотворения, она будет простой в момент гибели, лишь только промежуток между двумя этими состояниями отдан вам на откуп и что же вы? Просто, всё до ужаса просто, даже бесцельно до смерти!