Изабелла — ' Танец '

Однако я не совсем искренна, я ждала, ждала, что меня может быть заметят, и мне очень не хватало этого пристального взгляда, этого магнетизма, этого ножа, разрезающего нежное, маленькое облачко. Я не была бы столь погружена в себя, если бы не знала, что это мне зачтется. Отсюда и мой танец. Но я не только танцую. Я еще смотрю. А он смотрит на меня, также пристально. Но когда я смотрю, я не стесняюсь себя, а когда я танцую мне все-таки неловко. Я люблю свои глаза, они правильно смотрят, они сильные. Я могу ими управлять. А он опускает взгляд. А я смотрю, не отрываясь, и начинаю улыбаться. Я победила. Он стал рабом. А был хозяином. Может с этого дня вообще перестать танцевать и только смотреть? Но нет, мне нравиться мой танец, и потом, иногда приятно чувствовать рядом хозяина.

Сегодня у меня праздник. Я заставила его улыбнуться. Он не хотел, не в его привычках улыбаться. А я, маленькое белое облачко, смогла у него выудить эту гримасу-улыбку. Я просто посмотрела на него правдиво. Я сказала ему глазами, что я думаю, и ему стало стыдно от моей правды. Я решила с этого дня так и жить. Не скрывая ничего. Он не смог сдержаться, потому что остальные не осмелились ему сказать правду, он был в недоумении, правда, всего минутку, потом он сразу взял себя в руки, но мне и этой минутки было достаточно, я увидела в этой минутке всех его друзей, которые врали, увидела, как спутались его мысли.

Утром плавала в море, он стоял и смотрел с вершины скалы, солнце светило ему прямо в спину, поэтому его практически не было видно. Только силуэт. Но я знала, что это он. Он мне стал ближе, я стала его чувствовать, я даже уже не нервничаю, когда он стоит и смотрит, как я танцую.

Вечером грелась у камина, суставы трещали наперебой с поленьями, и от этого треска я чувствовала себя живее, чем когда-либо. Я скрутилась на неудобном, обитым зеленым шелком громадном кованом стуле, ноги уходили из-под меня и, каждый раз, почти в момент падения, я приходила в себя и возвращалась в эту комнату с камином и вновь устраивалась на стуле. Он укрыл меня пледом, подоткнув под ноги, чтобы я не скользила. Я была ему очень благодарна, но не настолько, чтобы забыть кто он. Он сел на мраморный пол у моих ног и положил голову мне на колени. «Пусть», — подумала я, — «ему тоже надо помочь успокоиться, он ведь все-таки человек!»