С тех пор, как мы стали смотреть за рынком, у нас прибавилось забот, и пьянки, вроде бы, стали случаться гораздо реже. То тут надо что-то утрясти, то там распорядиться, в комитет съездить, в санинспекцию, да мало ли… Марс все чаще начинал жужжать, когда приходила его очередь выполнять текущие обязанности, связанные с многочисленными вопросами, требующими немедленного решения.
— Говорил же я, что с этой бодягой совсем зашиваться будем!
— Марс, у тебя сейчас как с деньгами? — наезжал Даня.
— Да пошел ты вместе с этими деньгами. Я их даже потратить не могу с подругой — как же, некогда!
— Да переживи ты спокойно этот момент, хули нам все нервы выматывать? — срывался на крик Валек.
И вообще, все какие-то нервные стали, с этим рынком. Хоть и подпрягали мы к этому делу молодежь, да на терки с какими-нибудь уродами их не пошлешь, все только испоганить вконец могут. А таких терок становится с каждым днем все больше. Иногда прямо здесь, на территории крытого павильона, и встречаем гостей. Мы в зале, а с многочисленных балконов, лесенок и антресолей хищно посматривают черными отверстиями разные огнестрельные приспособления. Это если с отморозками дело имеем. А их развелось очень много в последнее время. Да что далеко ходить — у нас у самих смена растет такая, что ахнешь! Я бы с ними не захотел встретиться в темном переулке. Откуда у них эта неоправданная жестокость? Как настоящие волчата, готовы в любой момент укусить, а то и разорвать на части. Общая отмороженность на фоне деградации и вырождения нации в целом не представляется более ни для кого чем-то из ряда вон… Интересно, чем это все закончится? И когда?
О проблемах потерянного поколения принято рассуждать лишь тогда, когда идет война. Не хочу опровергать данное суждение, так как не вижу смысла отрицать очевидное: война в Чечне, официально давно законченная, до сих пор уносит жизни юных еще пацанов. Действительно, молодые ребята, едва начавшие взрослую жизнь, а еще вчера и вовсе мальчишки в коротких штанишках, вынуждены брать в руки оружие и убивать. И ничему другому они пока не научились. Да, в психике, как правило, происходят некоторые необратимые изменения, которые накладывают отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Даже если парни найдут потом себя в жизни, то рано или поздно, подобно подтаивающей снежной шапке на металлических листах крыши, которая вот-вот упадет, отголоски этой травмы проявляются.
Но война — не единственная причина, следствием которой является неумение целого поколения приспособиться к жизни в обществе. Дворовая и уличная преступность принимает под свое крыло сотни молодых ребят. И если некоторым удается со временем вырваться из пугающего плена, то обычная жизнь не всегда ждет их с распростертыми объятиями. Такие люди дезориентированы, растеряны, озлоблены на судьбу и жизнь, и, не видя выхода из лабиринта психологических головоломок, возвращаются к старому, привычному ремеслу, предпочитая мир в душе постоянному беспокойству. Пусть и самой страшной ценой, ведь платить предстоит не им, а остальным.
…
В наших рядах тем временем медленно, но неотвратимо назревал раскол. Марсель пару раз плюнул, и просто не появился в день, когда должен был. Я ожидал подобных выходок, и поэтому всегда оказывался в нужном месте сам, а иногда и с Даней. Только он, хотя тоже всегда себе на уме, оставался все время рядом. Но так долго продолжаться не могло. В один прекрасный день у нас состоялся с Марсом серьезный разговор. Мы встретились на месте, олицетворяющем камень преткновения для нас — в рабочем кабинете директора рынка. Номинально им владел совершенно другой человек, женщина «предбальзаковского» возраста, в ведении которой находились все бытовые и административные проблемы. Она получала зарплату, и никогда даже мысли не имела соваться во что-то еще. Поэтому при малейшем намеке на то, что нам для беседы нужен ее кабинет, она самым скорым образом сматывалась, цокая каблучками и покачивая внушительным, еще не увядшим бюстом.
— Марс, давай только без ругани поговорим, — заранее предупредил Даня, — а то и так голова раскалывается, целый день здесь тремся…
— Вот именно, целый день! И сколько еще будет таких дней? Вы хотите — обижайтесь, хотите — нет, но я, когда буду зае…ваться, ни хера сюда не приду. Мне это все настое…ло!
Эх, Даня, либерал чертов! Чувствую, что сейчас меня понесет…
— А деньги ты ни за что не зае…лся получать? Мы, между прочим, вместе с Данькой тут оттарабанили за тебя несколько раз.
— Я тебя просил об этом?
— Да ты что, совсем ни хера не понимаешь? Если тут никого не будет, и что-то случится, то с нас со всех шкуру спустят!
— Да ни с кого ничего не спустят… И почему что-то должно случиться? — устало отмахивался он.
— Марс, короче, давай так! Вот сейчас, здесь, решаем, будем вообще вместе работать или нет! Ты меня уже зае…л, честное слово! Если не хочешь — да вали, втроем будем делом заниматься. А ты иди, паси свою корову.
Даня укоризненно кашлянул, и замолк. Ах ты, хитрый пес! Что-то я за тобой не замечал этой деликатности, когда мы вместо Марса впирались… А как наезжать, так мне одному больше всех надо! Марс тем временем достал из пачки сигарету, закурил, выпустил облако дыма и, наконец, процедил:
— Нет, ты реально этого хочешь? Чтобы вы втроем всем занимались? Ладно, я пошел…
— Куда ты? Не договорили еще…
— «Корову пасти», а насчет рынка — все, я — пас!
Он вышел, хлопнув дверью. С Марселем так часто бывало: вспылит, а потом отходит. Но сейчас я понял по глазам, по интонации, что он действительно ушел совсем.
Даня смотрел на меня так, как смотрят древние вещие старцы со старинных икон — печально и с укором.
— Дань, только ты давай не грузи меня.
Стоит, молчит, зараза. Да пошли вы все нах… Я подошел к стоящему в углу бару, выудил оттуда бутылку водки, нарезанный на блюдечке лимон, и поставил все это на стол.
— Будешь? — спрашиваю Даню.
— Не-а. У меня тут свои делишки есть. Если хочешь, я вечерком к тебе забегу. А сейчас — мне пора.
И Даня тоже удалился. А я — напился так, как не напивался уже давно — в ураган!
…
— Слышь, ты, чурбан долбанный, че ты смотришь на меня? Иди сюда, скотина черная, куда побежал?
Тощий азербайджанец попытался раствориться в толпе соотечественников, но молодые поймали его, и подвели ко мне.
— Че ты, гнида черножопая… Почему сам не подошел? Не знаешь, кто тебя зовет? Вы тут все — мои рабы…, — я расхохотался. — Захочу, друг друга в жопу е…ть будете…
Торгаш покраснел, насколько это представляется возможным с такой смуглой кожей, и рыпнулся в мою сторону. Но Натс и Малек его тут же остановили, одновременно ударив в лицо. Азербайджанец упал на грязный асфальт, и я с остервенением, выкрикивая угрозы в адрес всех его родственников, принялся пинать лежащее тело. Молодые тоже не стояли без дела. Быстренько дав по роже самым любопытным соотечественникам жертвы, они подключились к избиению.
— Айда, пацаны, гаси "чурбанов" е…ных! — браво орал я, прыгая раз за разом точно на голову бедолаге.
Присутствовавшие на рынке два его родных брата, примчались на помощь. Малек свалил одного ударом железной арматурины по голове, а Натс, юный кандидат в мастера спорта по боксу, нокаутировал второго. Я же значительно подустал и сел на тело поверженного «врага». Достав из кармана пачку сигарет, закурил.
— Так, пацаны, бросайте херней маяться, пошли бухать!
Молодые, скромно потупив глаза (это если предположить, что, например, злющие как черт рыбки-пираньи сумели бы это сделать), в один голос протянули:
— У нас запрет…
— Нет сегодня у вас никакого запрета! Я разрешаю! Пошли бухать! Если откажетесь, завтра сам лично сходняк соберу и поломаю всех, нах..!
Их, впрочем, долго уговаривать не пришлось. Волчата всегда рады выпить водки в компании старшего. Да еще после такой классной «массовки»!
…
— Илья, да ты совсем ох..ел! Мало того, что сам "нажрался", так еще пиз..ков споил! Что за побоище учинил? Че, волю почуял? Хочешь, чтобы завтра все «чурки» ушли, а послезавтра ты и остальных передушишь?
Халиф, сверкая глазами, нервно прохаживался передо мной. Мне же совершенно по барабану, что он сейчас наплетет, и что будет через пять минут. Лишь бы побыстрей закончил, а то голова пухнет… Ей, похоже, суждено сегодня опухнуть в буквальном смысле.
— Ты, в натуре, такой «косяк» упорол! — вставил Гендель, по совместительству наш тренер, — Как теперь расхлебывать собираешься? «Чурки», я слышал, поголовно тикать собрались…
— Да «азеров» мы удержим, а этим, пострадавшим, разрешим разок не заплатить, — встрял Даня, пытаясь, похоже, немного отвести грозу.
— Тебя не спросили.., — оборвал Халиф. — Речь не о том, уйдут эти бараны или нет, а о том, что Илюха ваш совсем оборзел, никаких берегов не видит!
Халиф, по-моему, счастлив как никогда, так как сегодня он имел прекрасную возможность сплясать джигу на моем трупе. И Михалыч с Калейкиным даже не совались в разговор, ибо я в данной ситуации — на все сто не прав.
— Да, «назихерил», пацаны, исправлюсь…
— Иди в круг! Сейчас и искупишь вину, — ощерился Халиф и хрустнул костяшками сначала на одной, а потом и на другой руке.
…
Неделю провалявшись дома, я вышел, наконец, на улицу. Зашел к Дане — того нет,— на рынке. Заглянул к Вальке; мама сообщила, что он как утром ушел, так и не появлялся. Тут я вспомнил, что до сих пор не помирился с Марсом, и решил проведать его.
На стук в дверь никто не отозвался. Только после третьего звонка послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась. Марс, в одних трусах, весь всклокоченный, стоял и неудержимо зевал.
— Открой сомкнуты негой взоры.., — продекламировал я и, без приглашения, переступил порог.
Марс, не проронив ни слова, прикрыл дверь.
— Привет. Чем занимаешься? Дрыхнешь? Что, вот так целый день и валяешься?
— Не-а, молодых спаиваю и барыг базарных гоняю…
Ах ты, шутник, мать твою!
— И что, вот ради этого спанья круглые сутки ты и отказался от дела?
— Да хотя бы! Ради этого спанья, ради свободного времени, которое с любимой могу провести.
— Ты жениться на ней собрался?
— Тебе какая разница?
— Да так, просто интересно…
— Как соберусь — сразу скажу. Тебе чего? Че зашел-то? Ааа, у тебя «фейс» прошел…
Что-то не выходит разговор по душам. Ладно, попробуем по-другому.
— Слышь, Марс, хорош дуться. Мы вообще зашиваемся, давай подтягивайся… Твое место вакантно, тебя дожидается.
— Я уже все решил по этому поводу. Не вернусь.
— А на что ты живешь? Чем занимаешься-то? На сходняки не приходишь, на улице тебя не видать…
— Да так, мелочи всякие, — он вздохнул, — но мне хватает. Меня, если хочешь знать, вообще такая жизнь зае…ла.
— Ничего не понимаю! Какая «такая», Марс? И чем она тебя могла зае…ать?
— Да всем… Веришь, нет — отходить хочу, — выпалил, наконец, он и замер.
Я глаза вытаращил. Это что-то новое! Мучительно соображаю, что возразить, и не нахожу слов.
— Так… эээ… у тебя здесь телефон есть? Работает?
Утвердительный кивок. Набираю номер Дани.
— Дань, дуй давай к Марсу, побыстрей. Да, дело есть. А, подожди. Валька рядом? Да, вместе приходите.
Я повесил трубку и, сняв ботинки, прошел в комнату. Марсель, словно привидение, парил сзади.
— Где твоя? Гуляет?
— Она же вместе с Кристинкой на день рождения ушла, к какой-то школьной подруге.
— А, да… Она мне что-то такое говорила.
Марс, еще не проснувшись окончательно, сел в кресло, задрав ноги на журнальный столик.
— Поставь хоть музыку пока какую… А то такая тоска…
— Ладно, но только негромко. Мне Натуська должна отзвониться.
Марс щелкнул пультом, и заиграла какая-то незатейливая популярная мелодия. Я присел на диван, взял со столика газету, бегло просмотрел передовицу… Криминальная хроника пестрела сообщениями о многочисленных геройских поступках ментов, благодаря которым раскрыты тягчайшие преступления.
Телефонная трель прервала излияния певички со сладким голоском, Марс убавил звук почти на «нет», и пошел брать трубку. Когда он вернулся, я спросил:
— Кто звонил, твоя? Домой едет?
— Нет, это так, херня одна… За телефон надо заплатить.
Я собрался продолжить чтение, но раздался звонок в дверь. Вот и Данька. Я прошел вместе с Марсом в прихожую. Еще один звонок, настойчивей прежнего. У Дани, видимо, уже почки отказывают. Надо поменьше пива пить. Но сегодняшний день заготовил очередной сюрприз. За дверью оказались Наташка и моя Кристинка, обе в слезах.
— Илюша, миленький, — давясь слезами, она бросилась мне на шею, — на нас напали.
Пассия Марса предпочла просто рыдать и завывать, не проронив ни слова.
— Кто на вас напал?! Объясни-ка давай нормально, и перестаньте выть, а то я ни хрена не разберу.
— На дне рождения, там были какие-то незнакомые пацаны, они напились, сначала устроили драку с кем-то на улице, потом, когда вернулись, хотели меня изнасиловать, — тут она, едва успев справиться со слезами, зарыдала с новой силой.
— Как изнасиловать!? — почти заорал я, — Кто!? Где вы были, адрес какой!?
Дальше все происходило словно в тумане. Мы с Марсом выбежали на улицу, строго-настрого запретив девчонкам куда-либо выходить.
— Ну где этот баран Даня, какого х…я он до сих пор не подъехал?! — срываясь, закричал Марс.
Наша «девятка» показалась в самом конце улицы. Я нетерпеливо замахал руками.
— Давай ты быстрее!
Даня подъехал, и мы, почти на ходу, запрыгнули в машину.
— Данька, в машине что-нибудь есть? — спросил я, не понижая голос.
— Что есть? Ничего такого нет…, — он глупо хлопал глазами, явно не понимая, о чем речь.
— Ну, арматура, или, может, ты «плетку» стал возить??? Давай соображай быстрей!
— Да че вы разорались??? — возмутился Даня, — Объясните, в чем дело?
Я, как мог, самым скорым образом поведал, куда мы сейчас едем, и почему нам нужны какие-нибудь «атрибуты». Непонимание в его глазах быстро сменилось звериной яростью, даже глаза кровью налились. Данька всегда любой выпад в нашу сторону, равно как и в адрес наших близких воспринимает как личное оскорбление.
— Так бы сразу и сказали, — процедил он, — есть у меня две биты, под сиденьями, и арматура в багажнике, типа для дачи.
Какие-то мрази мало того, что решили напасть на девчонок, — это сам по себе позорный поступок, — так они еще напали на НАШИХ подруг!!! И хоть они этого не знали — сей факт дела не меняет.
Доехали молниеносно. Быстро похватали первое, что под руку попалось, и забежали в подъезд двухэтажного дома. Дом-то какой-то барачный! И вокруг — сплошная деревня, куры разгуливают, прочая живность.
На втором этаже, прислонившись спиной к стене, курил и лениво плевал на пол какой-то кривой говнюк. Увидев нас, он уже собрался что-то вскричать, но метко пущенный металлический прут попал ему точно по голове. Он осел на пол, не проронив ни звука. А прут упал на потрескавшуюся напольную плитку с громким лязгом. На площадке показался какой-то шустрый паренек, и, быстро поняв причину шума, захлопнул дверь и заблажил что-то. Даня с разбегу высадил плечом хлипкую фанеру, и, раздавая налево и направо удары, стал в буквальном смысле проламываться через толпу галдящих пацанов. Так как Кристинка объяснила, что напали лишь трое, но остальные ничего в их защиту не сделали, то "ломать" будем всех подряд.
Некоторое время в помещении гулко раздавался один лишь треск и слабые вскрики. Две биты, одна из которых оказалась на редкость тяжелой, уверенно, как барабанные палочки, ходили по головам юных отмороженных придурков, а железный прут в руке Валька вообще не издавал ни звука при ударе, только еле слышное «чавк» иногда звучало. Наиболее трезвые пробовали защищаться, но ведь «против лома», как известно, «нет приема».
…
— Сегодня в одном из домов на окраине города произошло дерзкое, жуткое по существу нападение на группу подростков… съемочную группу, к сожалению, не пустили к месту происшествия, и сотрудники милиции от каких-либо комментариев отказались… сейчас известно, что пятеро из находившихся в квартире получили серьезные травмы, и находятся в реанимации… состояние крайне тяжелое…
— Да выключи ты эту херню! Че, не хватило тебе? — вызверился на Даню Марсель, — Что нам, интересно, теперь делать? Опять на дачу?
— Нет, на дачу не поедем. И вообще, живем, как будто ничего и не произошло, — начал я. — Район там тихий, поэтому и нас вряд ли кто видел. А если исчезнем, то мусора махом зацепятся.
Помолчали.
— Я не знаю, как вы, а мне лично охота стресс снять. И вообще, мы уже давным-давно вместе не сидели нигде, не расслаблялись. Айда, махнем куда-нибудь в центр, в кабак. Кто "за"?
Бывают же у Валька хорошие идеи!
— Я полностью согласен.
Все посмотрели на Марса, и тот только ухмыльнулся. Все и так ясно, без слов.