Уже около месяца я безуспешно добивался ее благосклонности. Но никак не удавалось покорить сердце неприступной барышни. И откуда только такие берутся? Черные, как смоль, волосы шелковистыми длинными прядями плавно ниспадают, лишь чуть волнистые, словно легкая рябь показалась на глади озера. А глаза… Подобно двум океанским лагунам, синие-синие, обрамленные рифами пушистых ресничек. Чуть вздернутый нос и зовущие губы, изящный стан, плавные линии бедер. У меня желание возникало от одного только взгляда на нее. Первый раз, помнится, я столкнулся с ней на улице. Она шла куда-то по своим делам, слегка рассеянная, задумчивая, и потому, одарив меня улыбкой, собиралась проследовать дальше. Я, насколько смог быстро, справился с замешательством и предпринял попытку догнать, познакомиться. Пригласить куда-нибудь, наконец. Но прекрасная амазонка отговорилась занятостью и, невзирая на мои протесты, поспешила удалиться, хотя и черкнула на листочке, вырванном из блокнотика, номер телефона. С тех пор прошло уже около месяца, и я уже раз десять назначал ей свидания, на которые она являлась, как правило, с опозданием минимум на полчаса. В другой ситуации обязательно бы «наехал», но с ней… Как верный Трезор, дожидался, и потом еще в глаза заглядывал, все ли в порядке. Если она хмурилась, то места себе найти не мог, все пытался причину узнать. Дела все забросил, только за деньгами и ходил. Сначала начали выражать недовольство пацаны. Хотя нет, первая заметила неладное Кристинка. Она каким-то женским чутьем догадалась, что у меня кто-то есть. И устроила скандал, с битьем посуды и нечеловечьими криками и визгом. За что и была выдворена мной за порог. Больше я ее не видел.
— Илья, ты уже запарил нас всех. Че, как Марс в былые времена, из-за бабы голову потерял и все похерить решил?
— Дань, ты мне друг?
— Да иди ты, я же серьезно. И вообще, на сходняк тоже надо являться, хоть раз в неделю. Старшие нам скоро «репу» расколотят из-за тебя. Как ни сборы, так «Где Илья?» да «Где Илья?!»…
— Ладно, приду сегодня. Там моя доля как? Сегодня уже собирали?
— А ты что, опять со своей встречаешься?
— Дань, деньги мои гони! Я и так уже опаздываю…
— Да на, держи. Только если так и дальше будешь мозги е…ть, то я твою долю себе забирать стану…
— Поговори еще у меня, — шучу в ответ.
— Нет, а что ты, не согласен? Я, между прочим, тут вместо тебя впираюсь… и сегодня — твой день, так что оставайся-ка сам, а я пошел, — собрался улизнуть он.
Но я гораздо быстрее сорвался с места и вышел в коридор.
— Дань, не обижайся, я тебя выручу потом…
Потом состоялось очередное рандеву. Моя Афродита мило щебетала, улыбалась, в общем, пребывала в хорошем расположении духа. Мы сидели за столиком красного дерева, в уютном ресторане. В зале царил приятный полумрак, несколько пар кружились в медленном танце, а я держал возлюбленную за руку, слушал ее голосок и глупо ухмылялся. Видели бы меня сейчас друзья. Всю жизнь бы потом прикалывались. А я был действительно счастлив. Какая она красивая! Все оглядываются, когда мы вместе куда-либо идем. И я, ослепленный обожанием, ничего не замечал вокруг.
Как-то раз мне пришла в голову совершенно дикая идея — заявиться к ней в гости, причем без приглашения. Как последний лопух, с огромным букетом, я около получаса ожидал даму сердца у подъезда. Рядом стояла иномарка с затемненными стеклами. В салоне кто-то находился: это ясно по еле слышной музыке. Я курил одну за другой, хмуро посматривал на прохожих и проклинал себя последними словами. Потому, что не знаю, когда она придет, и потому, что точно знаю — ждать буду до последнего. Моя ненаглядная появилась совершенно неожиданно. Дверь иномарки плавно распахнулась, и она выскользнула из нее, с кем-то попрощалась, и пошла в подъезд. Я в считанные секунды пережил такую бурю разных эмоций, от радости до подозрений и гнева, что на лице, наверное все отразилось страшной маской.
— Пошли ко мне, — еле улыбнулась она, бросив мне эти слова как бы вскользь.
— А это кто?
— Ну пошли, — теперь в голосе появились умоляющие нотки, — там поговорим.
— Подожди, ты с кем это? И че бежишь-то? — тут я, размахнувшись, залепил букетом в заднее стекло отъезжающей машины, только бутоны брызнули в разные стороны.
Автомобиль остановился, и, из-за приоткрывшейся передней дверцы показалась недоумевающая красная физиономия.
— Э, пацан, ты че, ох…ел?
— Кто это, что за урод? — не глядя в его сторону, спросил я еще раз.
Афродита переминалась с ноги на ногу, являя собой саму невинность. А красная морда, на что-то, видимо, решившись, стала выбираться из кожаного салона. Причем сначала появилось пузо, затем уже порядком примелькавшаяся лично мне цвета медного пятака рожа, и ноги, в модных итальянских ботинках на тонкой подошве.
— Так, я не понял, ты че, пацан, борзый такой, что ли? Вика, детка, ты иди, не волнуйся, счас я этого «хулюгана» научу, как себя вести, — и даже улыбнулся этот отъевшийся обормот, обманываясь внутренне по поводу собственной значимости.
— Это что, папик твой? — продолжал я допытываться.
— Какой я тебе папик, щенок! Ты че, короче, от девушки хочешь, а? — попытался грозно нахмуриться он, но с такой до смешного круглой харей ему ровным счетом ничего не удалось.
Не долго думая, именно чуть пониже правой брови я и ударил. Вика еле удержалась от вскрика. Мужик же не сумел, и, заваливаясь на толстый зад, заголосил:
— Ааа, мудак, да ты знаешь, че ты учудил? Теперь тебя рвать будут ежедневно…
— Может будут, а может и нет. А вот я тебя сейчас в натуре разорву.
И я ботинком, значительно более дешевым, чем его, придал мощное ускорение тыквообразной голове. Брызнула кровь. Мужик захлебнулся воплем и закашлялся, выплевывая сгустки крови и осколки зубов. На этот раз Вика не выдержала.
— Что ты делаешь? С ума сошел? Да это знаешь кто такой???
— А мне похер, — я сплюнул, — Когда я тебя спрашивал, ты не отвечала. Теперь мне уже по барабану.
— Да из-за него не только тебя, но и меня прибьют! — взвизгнула Вика.
— А вот это вопрос спорный…
Я пнул поднимавшегося на четвереньки мужика еще разок и решил, что пока с него достаточно. По крайней мере, за «мудака» и прочие нежности он уже расплатился.
— Ну и как, гнида толстопузая? Готов к нормальному разговору? — я присел на корточки возле барахтающегося тела.
— Пацан, ты кто такой? Откуда? — натужно забубнил «папик», — Я тебя найду… кровью захлебнешься…
— Пока что ты захлебнулся. Ладно, можешь не отвечать, — тут я встал и обернулся к ней, — А ты, радость моя, катись к чертовой матери вместе со своими спонсорами!
Развернулся, пошел по тротуару, а на душе — кошки скребут. Что делать теперь? Вот ведь тварь какая, а, гуляет на стороне! Хотя она мне вроде бы ничего и не обещала. Но все равно мерзко это все.
— Илья, подожди, милый!
Это что-то новое! Оборачиваюсь — Вика торопливо догоняет.
— Давай зайдем ко мне. Там поговорим обо всем.
— Не о чем мне с тобой разговаривать, — презрительно сплевываю.
— Ну, пожалуйста, мне многое надо тебе рассказать. И спросишь все, что захочешь. Обещаю — все честно расскажу.
Жалко стало ее. Стоит, глаза испуганные, губы трясутся. Ни дать, ни взять — расплачется сейчас.
— Хорошо, пошли. Только недолго.
Возле подъезда о недавней потасовке напоминают только брызги красного цвета на примятом снегу. Мужик уже успел забраться на своего «мерина» и укатить восвояси, в неизвестном направлении. Открываю перед Викой дверь в подъезд, пропускаю ее вперед. Поднимаемся на третий этаж по усыпанной окурками и газетными обрывками лестнице. Вика недолго роется в сумочке, достает ключи и уже через мгновение мы в квартире. Со вкусом отделанная жилплощадь. Этакое уютное гнездышко. Интересно, она всех сюда приводит? От таких мыслей начинаю медленно «закипать».
— Говори давай, че хотела?
— Илья, ну почему ты такой грубый, — укоризненно надув губки, спрашивает Афродита.
Хотя какая она теперь, к свиньям, Афродита? Та, наверное, так хвостом не вертела…
— Может, ты снимешь куртку и пройдешь?
Делать нечего, прохожу. Усаживаюсь в уютном кресле, даже не усаживаюсь, а утопаю. Оно меня как будто поглотить стремится. Вика выходит в соседнюю комнату и возвращается через минуту в халатике нежного персикового цвета, едва прикрывающем аппетитную попку. Вырез на нем неглубокий, но Вика не потрудилась затянуть легкий поясок…
— Что-нибудь выпьешь?
— Давай, наливай. Водка есть?
— Ну зачем же обязательно водку пить? У меня есть мартини. Если хочешь — могу сделать тебе виски со льдом.
— Ладно, согласен на виски.
Вика, покачивая бедрами, прошла к бару, что-то там поколдовала и подошла ко мне с низким пузатым, в форме тюльпана, стаканчиком с напитком светлого коричневого цвета и двумя кубиками льда в нем.
— Илья, пожалуйста, выслушай меня, — воркующим голосом начинает она, вручая мне виски и устраиваясь на мягком подлокотнике кресла.
От Вики исходит чарующий аромат дорогого парфюма, и еще какой-то, щекочущий ноздри запах, от которого заметно усиливается желание. Ну что же, пока послушаю.
— Илья, у тебя есть родители? Да? А у меня нет, никого нет. Вот уже несколько лет я совсем одна. Мама и папа погибли в авиакатастрофе…
Тут она делает драматическую паузу. И что я должен сделать теперь, спрашивается? Разрыдаться? Рухнуть на колени? Или воскликнуть нечто патетическое? Не дождешься!
— А тот мужчина, которого ты избил… Он помог мне. Совершенно бескорыстно. Он знал моего отца, и, со временем, как сумел, заменил мне его. Так что твоя выходка совершенно необоснованна.
— О, как ты заговорила! — чувствую, что меня пытаются нагло обвести вокруг пальца, — А что же ты так с его глаз скрыться спешила? И когда я тебя спрашивал, кто это такой, почему не отвечала?
Не моргнув глазом, эта бестия продолжает в том же духе:
— Понимаешь, он очень ревнивый, — тут она прикрыла пальчиком мои губы, предупреждая торжествующие восклицания, — И это вполне естественно. Он очень обо мне заботится. И ревнует меня как отец — дочь. Между нами ничего нет, поверь.
Ах, как смотрит! В глазах искорки, которые удачно дополняют грустный взгляд. Губы призывно приоткрыты, нижняя несколько более пухлая, чем верхняя. А одной рукой Вика уже очень нежно и игриво ерошит мне волосы.
— Милый, пойми: у меня… ПРАВДА… ничего… с ним нет…
Ах, как хочется верить! Тем более сейчас, когда волны вожделения накатывают, одна за другой, заглушая крики разума. Вика быстро подмечает мое состояние и ненавязчиво, но в то же время, не принимая никаких возражений, помогает мне освободиться от свитера, затем пересаживается с подлокотника кресла мне на колени. Далеко не тонкая ткань джинсов уже не в силах скрыть мою боевую готовность. Вика лишь прикрывает глаза, блеснув жемчужинами в ослепительной улыбке, и скидывает тонкий халатик…
Первый раз произошел прямо там, на кресле. После я на руках, прижимая ее крепко к себе, отнес в спальню, положил на широченную кровать, выпутался окончательно из так мешавших джинсовых штанин, и ликование плоти продолжилось, раз за разом превращаясь в еще более бурные оргии. И не было ничего вокруг. Мир оживал вместе с нами, наполняясь звуками нашего счастья, и умирал с последним вздохом, с последним трепетом ищущих тел, чтобы через мгновения все повторилось снова…
…
То была наша последняя встреча. После незабываемой, первой для нас и от того очень яркой близости Вика просто исчезла. В квартире поселилась какая-то пожилая чета, и никто из соседей не знал, куда же переехала молодая красивая девушка. Мужик из квартиры напротив нагло врал, что вообще никогда не видел здесь такой. Сначала в сердцах хотел съездить ему по морде, да потом плюнул. В конце концов, он-то ни в чем не виноват.
Еще около месяца я ежедневно объезжал рестораны, в которых обычно бывал вместе с ней. Но ни одна зараза из обслуги ни разу не видела ее. Толстый «папик» тоже канул в Лету, пустив на ветер многочисленные гневные обещания и угрозы. Я уж думал хоть с ним повидаться: уж он-то точно знает, где Вика. Но нет, не судьба. Короче говоря, на такой вот загадочной ноте закончилось мое знакомство. Не сказать, чтобы я очень мучительно переживал или страдал. Но все равно, как будто кусочек души, частичка, похожая на замысловатый паззл, выпала навсегда.