11.
Четыре дня спустя я лежала на койке, накрывшись одеялом, и бессмысленно смотрела в окно. Моя единственная соседка по палате спала, поговорить было не с кем. Я вздохнула. Мне здесь было очень скучно. Операция прошла успешно, я пришла в себя безо всяких проблем. Правда, было так больно... Сейчас это уже прошло, и я начинаю скучать. Делать совсем нечего, вещей у меня нет. Мужу звонили, но он, конечно, даже не подумал меня навестить. Он подаст на развод, я уверена... И я снова окажусь на улице. Может, это судьба сама подталкивает меня к тому, на что я никак не могу решиться? Не знаю...
Стефану я была нужна только как женщина. За те два года с момента справки он перекопал кучу литературы по лечению бесплодия, от врачей я отнёкивалась под разными предлогами. Он хотел своего собственного ребёнка. Ну и ладно, найдёт себе новую жену... Я дотронулась до живота, но вместо упругой поверхности кожи ощутила бинты. Боже, я с ума сойду в этой больнице!
И ведь завтра Дмитрий должен был уехать... Странно, но мне жалко с ним расставаться. Он стал мне очень близок за это время. Хотя по идее, что за срок — семь дней, из которых четыре не в счёт? Но видимо, и этого бывает достаточно. И что теперь с ним? Где он? Помнит ли обо мне? Хотя нет, такое забыть невозможно... Нет, не подумайте, я сейчас не думала о нём, как о мужчине. У меня вообще подобных мыслей никогда не было. Только как о человеке. Но мне сейчас действительно нужно, чтобы кто-нибудь был рядом...
Послышался стук в дверь. В единственной русской больнице, где я лежала, так никогда не делали — все врывались, когда и как хотели, не закрывали двери... Здесь всё иначе. Интересно, а что будет, если все в палате будут в обмороке — теоретически ведь такое возможно. Хотя наверно постучатся несколько раз, и если не ответят, то уже зайдут.
— Войдите, — сказала я.
Я ожидала, что зайдёт кто-нибудь из медбратьев, поэтому молча отвернулась к стенке. Неподалёку от меня что-то стукнуло — больше всего это походило на звук поставленной сумки. Сумка? Стоп, откуда? Я оглянулась, в следующую секунду встала. Я сделала это слишком резко, живот на месте шва кольнуло болью, я ойкнула и упала обратно на койку.
— Что случилось? — обеспокоено спросил Дмитрий.
— Да ничего, просто резко двинулась, — сказала я. — А как же ваша группа?
— Сегодня последний день, мы уже никуда не идём. Дети собирают вещи. Кроме того, позвонил ваш муж...
— Как? — удивилась я.
— С вашего телефона. Странно, он даже знал моё имя...
«Наверно, ему рассказала Ютта», — поняла я.
— Сказал, чтобы я отнёс вещи и письмо, — он указал на сумку. — Ну и, кроме того, мне было стыдно, что я не навещал вас эти четыре дня.
— Нет, я понимаю, что вы не могли бросить группу, — сказала я.
Я взяла конверт, распечатала его. Крупным угловатым почерком Стефана там были выведены всего лишь несколько строк. «Я больше не собираюсь терпеть это. Я подаю на развод. Можешь уезжать со своим любовником куда хочешь».
— Он пишет, что подаёт на развод, — я показала ему письмо.
— А кого это он называет любовником? — брови Дмитрия поползли вверх.
— Вероятно вас, — усмехнулась я. — Я же говорила, что он ревнив до невозможности. Если мужчина — то сразу же любовник... А ведь когда вы меня нашли, вы обращались ко мне на «ты»...
— Я сильно испугался. Или вы предпочитаете на «ты»?
— В общем-то, да... Послушайте, а как вы оказались на улице, да и ещё в машине?
— После девяти часов я свободен. Обычно беру машину напрокат — у меня международные права — и исследую город. Я же приехал сюда не только работать. Но у меня был такой ужас, когда я увидел вас...тебя на скамейке. Что случилось-то?
— Стефан нашёл противозачаточные таблетки, — вздохнула я. — Он не знал, что я предохранялась. Разозлился, дал пощёчину, — я дотронулась до щеки, — я выбежала из дома, пошла, куда глаза глядят, потом устала настолько, что не могла больше идти и упала на эту скамейку.
— Садист у тебя, а не муж, — задумчиво сказал Дмитрий.
— Скорее просто слишком ревнивый. И обиженный на меня. Он же очень хотел ребёнка. А я его обманывала, — сказала я. — Теперь я оказываюсь на улице...
— Это хороший шанс начать жизнь с чистого листа, — заметил он. — Вдруг тебя впереди поджидает более лучшая жизнь? Хорошая работа, любимый мужчина и всё прочее...
— Мне всё равно боязно, — сказала я.
— Нужно преодолеть свой страх. Да и вообще...ты же знаешь три языка. Вы даже не представляете, на сколько рабочих мест можно устроиться с такими знаниями!
— Ну, на тот момент, когда я приехала, у меня был только русский и базовый немецкий с английским...
— Но ведь теперь ты их улучшила, так? (я кивнула) Значит стоит хотя бы попытаться.
— Мне здесь слишком многое напоминает про, что было.
— Тогда будет проще переехать. Сменить жизнь полностью. В первое время обычно бывает трудно, но потом всё налаживается. У вас же есть деньги?
— Да, кое-какие мои сбережения имеются... На них можно жить три месяца.
— Ну вот и прекрасно. Можно переехать в другой город — Германия большая страна — снять комнату, первое время жить на сбережения, найти работу...
— Я же говорила, это очень трудно...
— Хорошие переводчики были нужны всегда. Таких людей отрывают с руками. Просто нужно искать лучше. Вот что вы писали в резюме в графе знания языков?
— Только русский...
— Ну что же так! Писать нужно всё! И про институт неплохо упомянуть — неоконченное, но всё же есть. В резюме себя нужно выставлять в самом выгодном свете. И тогда возьмут.
— Вы прямо так уверенно об этом говорите... — я улыбнулась.
— Я часто менял работу, поэтому знаю не понаслышке. Вообще её советуют менять раз в 3-4 года. Для разнообразия.
— Время посетителей окончено, — скороговоркой сказала медсестра, заглянув в палату.
— Ну, мне пора, — Дмитрий посмотрел мне в глаза. — До свидания. Я не прощаюсь.
— До свидания.
Дмитрии вышел. Всё, я больше никогда его не увижу... Я села и открыла сумку. Сверху лежал альбомный сложенный листок. Странно, откуда... Я взяла его, развернула. На нём было написано несколько строк по-русски очень красивым, хотя и немного неряшливым почерком.
«Юлиана
Мне не хочется терять связь с вами. Вы очень помогли мне, да и мы не так уж мало пережили... Вы не будете против моих координат? (дальше следовал адрес и телефон) Я буду очень рад, если вы позвоните или напишете.
Дмитрий»
Я улыбнулась и положила листок обратно. Ровно неделю назад я заговорила с ним в самолёте, думая, что он почти сразу же забудет меня, а оказалось, он совсем не хочет терять связь... Да и мне не хочется. Позвоню через денёк-другой. И ещё... Пожалуй, я сделаю то, к чему всё идёт.
А ещё у Anoriko выискал ссылку, вдруг на пользу — http://avtor.net.ru/page-id-32444.html
«Три часа скуки, тяжёлых мыслей…» лично я не симпатизирую пессимистам, их общество меня угнетает, а иногда хочется нашлёпать им по чайнику, чтобы очнулись от погружения в чувство важности своей персоны, мол весь мир только и занят, что им вредит, хотя это к делу (критике) не относится…
«лет восемнадцати-двадцати» по-моему не очень, слишком мал диапазон, например, смешновато «лет двадцати девяти-тридцати», лучше просто лет восемнадцати или лет двадцати, а если далее выяснится что впечатление обмануло, здесь можно подстраховаться, z.B. «на вид лет…»
«ОН так внимательно читал инструкцию, что я уже подумала: неужели ОН впервые летает», «всё объясним... После пяти минут объяснений» — нужно по возможности проверить предложения, абзацы и более крупные части текста на однотипные конструкции, повторяющиеся слова и заменять близкими по смыслу.
«УважаемыЕ пассажиры», «довольно таки» без дефиса, совершиЛИ».
«Я вынуждена подчиняться. Не хочу оказаться на улице» хоть и не исключает вовсе предыдущего «муж однажды вернулся немного подвыпивший — я закатила ему такую истерику, что он теперь боится даже каплю в рот взять…» но пробуждает некоторые сомнения в правдивости рассказчика — кто же перед кем вздрагивает, чаще одна сторона довлеет над другой, а здесь попеременно, я бы со своей тупой логикой в этом месте спросил Юлиану, почему она не закатит ещё несколько истерик (нанесёт танковых ударов по обороне противника) чтобы отстоять некоторые важные для своей личности позиции, и пусть муж боится дальше. подумал, что я могу скатиться выступать адвокатом мужа просто из мужской солидарности, поэтому, Ani, не слишком слушай меня («Верьте себе», как завещал Толстой),
«Наконец-то эта пытка закончилась! Через какой-нибудь час я буду дома» из одной пытки в другую (это уже не придирка, а сочувствие… хотя она сделала выбор сама, но с другой стороны, наверняка выбирала меньшее в её понимание зло среди прочих…
В целом интересно, иначе бы не читал, знала бы, насколько я уверен, что однажды буду просить у тебя автограф. Но… суховато, что ли… а может, авторский стиль… существительные, глаголы, а прилагательные (краски словесной картины) лишь когда без них вовсе не обойтись.