Роман Шиян — ВОЗВРАЩЕНИЕ

Низкочастотное эхо то возникало, то исчезало…

— э-э-э-й!!! Он-а-а-а… …дна-а-а-а! Пти… него-а-а?!.

Непонятные обрывочные звуки, становясь всё отчётливей и резче, рассеяв его сон, ворвались в сознание.

— … Смотри-и-и-те!!!

Голова казалась тяжёлой. Во рту всё пересохло.

«Ну, что за!.. Какая сука!?.». Появилось яростное желание запустить в оратора чем-нибудь тяжёлым. Нестерпимо хотелось спать. Он попытался приподняться, но тело не подчинилось, будто стало чужим, оторванным от сознания. Открыть глаза, что-то произнести — в тот момент было за гранью возможного.

«Чем-то напичкали…».

Постепенно к нему стала возвращаться чувствительность. Всё тело затекло от неестественного положения, будто на пару часов его утрамбовали в железный чемодан. Пока он прислушивался к собственным ощущениям, незнакомый до отвращения женский восторженный голос вещал о полёте, свободе, красоте и гармонии, заглушая все остальные звуки вокруг… Девушка перемешивала наугад зазубренные со школьной скамьи строчки из стихов разных поэтов...

«Что-то знакомое… Но как-то не то, — размышлял он, тщетно пытаясь разлепить глаза. — Или буриме? С кем? С покойниками вроде не играют».

Судя по голосу, юная «поэтесса» носилась туда-сюда и временами падала на что-то мягкое — ойкала и замолкала на пару секунд. В это мгновение он смог расслышать внизу мягкий рокот волн и крики чаек…

«Пляж? Странный у меня шезлонг».

Спустя некоторое время ему всё же удалось разлепить веки, и он увидел безоблачное небо, парящих птиц в голубой лазури сквозь приоткрытую дверцу багажника на расстоянии вытянутой от себя руки.

«А я вчера бухал сильно?», будто прося прощение, спросил он себя. Никто не ответил.

«Как это я?.. Вчера… Вчера?.. Стоп!».

Он пошевелил руками:

«Е-ё-ё! Наручники!».

Попытавшись приподняться, ощутил холод двух металлических колец — кандалы.

«Абзац! Она — мой конвоир? Или палач?».

Радовало лишь то, что руки были сцеплены спереди.

Кое-как высунув голову из багажника и, взглянув вниз, ему стало совсем невесело — высокий крутой обрыв, мелеющая речушка. На другой стороне берега, в метрах 200-х — крутой склон. Купающихся и рыбаков не наблюдалось. О появлении пароходов, барж и катеров мечтать не приходилось.

«Мёртвый сезон и в лужах корабли не плавают».

— Девушка… Девушка! Вы кто? Мы!.. — он сорвался на крик. — Мы с вами знакомы?!

Оглушающий монолог незнакомки резко оборвался.

— А? Чего? — послышался сзади её стихший подозрительный голос.

Тишина. Еле слышно зашелестела трава — подкрадывающиеся шаги.

«Вот сейчас меня прирежут?», с грустью вспомнились ему завязки и развязки типичных «ужастиков».

Над его головой возникло ни чем не примечательное овальное девчачье лицо: карие глаза, прямой нос, тонкие губы. Длинные светло-русые волосы безвольно свисали с плеч. Девушка секунд десять пристально рассматривала в упор заточённого в багажник и, наконец, быстро и чётко произнесла:

— Сомневаюсь.

И тут же исчезла из поля зрения.

— Подождите! Ну как Вас хоть зовут?! Скажите, а!... Товари-с-ч...

Со стороны прозвучало торжественно:

— Моё имя — Жаннетта Николаевна Гребенцова!

«Под кайфом, что ли?».

— А меня — Андрюха. Можно просто — Федя.

Жаннетта Николаевна не оценила тонкого чувства юмора незнакомца, зато сама блеснула остроумием и оригинальностью:

— Ой. Шарик покатился! Ещё один! Шарики, катитесь ко мне!..

Удаляющиеся возгласы. Редкие глухие удары.

— Эй, Жанна! Какие шарики?! Помоги вылезти человеку! Вы-лез-ти!!!

— Отстань! Идите ко мне, миленькие. Куда же вы?!.

— Аллё, Жа-ан-не-ет-та-а!

«А в ответ — тишина. Да что за хрень здесь вообще происходит!? Здесь что и впрямь никого нет, кроме этой дурочки?!».

— Эй, люди! — начал он орать. — На помощь! Лю-ю-ди-и!!!

«А, вспомнил. Не цепляет. Пожар? Нет, не тот интерьер. О!».

— Насилуют! Меня насилуют! Маньяки! На-си-лу-ют!!! А-а-а!!! Помогите!!!

Спустя пару минут подобного ораторства, сорвав горло, он смачно выругался.

— Что ты кричишь, как больной? — снова возникло искажённое плаксивой гримасой лицо непонятного создания. — Всех мне шариков распугал. Падла, ты!

«Оп-па! Шариков так хочется?..».

— Успокойтесь, Жаннетта Николаевна, — сказал он, как можно миролюбиво. — Сейчас я поймаю для вас шарики. Много шариков! Только помогите мне вылезти отсюда.

— Как? — хлюпая, вздохнула девушка.

— Подайте руку.

— У меня же нет рук!

Фраза Жанны на миг спутала все его мысли.

— А что же у вас тогда есть?

— У меня есть крылья. Только они связаны! — с отчаянием произнесла Жанна.

— Так я развяжу! — спокойно заверил он.

— Обещаешь? — переставая хныкать и внимательно посмотрев ему в лицо, проронила Жанна.

— Конечно!

«Куда ж деваться».

— Честно!

— Да.

— А то я так хочу улететь! Мне в облака!.. Там солнце, ветер и птицы!.. Только поскорее…

Она развернулась спиной и подставила связанные руки.

Ему сразу стали понятны все странности Жанны: на ней была надета смирительная рубашка, но сострадать времени не было. Как только он ухватился за связанные руки Жанны — она тут же сделала резкий рывок вдоль обрыва.

— Куда ты прёшь!? — заорал он. — Убьёшь нахер!

Девушка приостановилась:

— А куда же мне ещё?

Его верхняя половина туловища над землёй, чуть левее обрыва, а нижняя оставалась в багажнике. Металл впился в бок.

— Влево! Влево посмотри! Зеркало!.. Видишь?!

— Какое?

— Слева! Слева! К машине приделано!

— Ой! Какая прелесть! — Жанна рванула с ускорением не меньше 10g. — Да, отцепись ты! Отвали, ублюдок!

Но он не отпустил Жанну, пока не почувствовал под ногами землю.

Расцепив руки, он плашмя рухнул лицом в колючую сухую траву. Острый удушливый запах полыни и пыли пыхнул в нос.

Немного отдышавшись, приподнялся на колени. Жанна вертелась перед зеркальцем: худая очень высокая — на голову выше него. О связанных «крыльях» она сразу же позабыла, увидев в зеркальном отражении свою неземную красоту. Девушка пела какую-то попсовую песенку, энергично и заурядно пританцовывая.

Чувствуя в теле сильную слабость, с трудом привстав на ноги, он принялся размышлять:

«Итак, перед нами не первой свежести «жигули» над обрывом, мелкая речка, степь монгольская да “топ-модель” с приветом — хороша картина! Потрясает богатством воображения! Художник — незнаком. А жаль».

Никаких построек, высоковольтных линий, асфальтовых, грунтовых дорог и скрытых тропинок — ничего. Повсюду простиралась бесконечная степь, казалось, застывшая во времени, представляющая собой всего-навсего громадного масштаба бутафорию. Искрящийся шорох насекомых гипнотизировал, крики птиц заражали разум безумством, а порывы ветра, обжигая, растаскивали по крупице силу воли, будто вылепленную когда-то статую из песка.

Солнце только приближалось к зениту.

Приоткрыв дверцу, он залез в раскаленный салон авто — ключи зажигания были на месте. Попытался завести.

«Ага, пошутили».

— Ну, что у тебя там, водила?! — возмутилась Жанна, будто опаздывала на устроенный в её честь бомонд. — Поехали скорей!

— Сейчас батарейки заряжу, — уровень бензина был на нуле.

— Как же ты мне надоел! — фыркнула Жанна, подбежала к нему и принялась тормошить. — Развяжи мне крылья! Быстрей! Я хочу улететь отсюда!

Тем временем, не обращая на неё внимания, он копался в бардачке, озвучивая свои действия:

— «Наша марка», зажигалка, ключи, газета…, — бросил быстрый взгляд на первую страницу. — Новая — в этом году купили, мать их!.. Прозак!? А вода? Водка где? Нарзан хотя бы?

На мгновение остановившись, он начал судорожно перебирать связку ключей, только что найденных в бардачке автомобиля, шёпотом тараторя:

— Так. Ключи-ключи… Как же я сразу… Похоже… Нет… Этот…

Наручники открылись.

— Оп-па! Вот они — ручки мои! — откинувшись на спинку сидения, с облегчением вздохнул он. — А ножки?.. Тоже нужны.

Наклонившись, снова принялся подбирать поочерёдно ключи к кандалам.

Неожиданно Жанна гаркнула ему чуть ли не в ухо:

— Развяжи, сука, «крылья»! Ты же обещал! Обещал же!!! — Жанна беспомощно толкала его плечом.

— Да-да. Сейчас-сейчас. Подожди…минутку, — отрешённо говорил он, а про себя подумал:

«Развяжи тебя и вспорхнёшь с обрыва прямо в рай».

Было неудобно, и ему пришла идея вылезти из автомобиля, чтобы освободить ноги. В тот самый момент он почувствовал нарастающие толчки в салоне, будто машину кто-то раскачивал.

Почувствовав резкий толчок, он поднял голову и увидел сквозь лобовое стекло неистово налегающую туловищем на капот Жанну. Понял — сейчас машина свалится в пропасть.

Он успел вывалиться из кабины и уцепиться за траву, прежде чем «жигуль» рухнул с обрыва в воду.

— Вот тебе! Нравится?! «Ручки»! «Ножки»! Водочки ему захотелось! — перекривляя его, неистовствовала Жанна. — А я летать хочу!!! Понимаешь, кретин! Летать!!! Слышишь ты, дурак!

Она свалилась на землю и заревела.

Пытаясь обрести душевный покой, он стал иронизировать над произошедшим:

«Очень!.. Очень неожиданный поворот событий! Кульминация? Последняя, а?».

Поднявшись на скованные в кандалы ноги, медленно подошёл к сидящей на коленях Жанне. Хмыкая носом, она озлобленно смотрела на него снизу вверх.

— Значит, ты летать хочешь? — сдерживая нарастающий гнев, произнёс он.

— Да! Хочу! — с вызовом сказала Жанна.

— И кататься на машине?

— И кататься тоже!

Резким движением руки он схватил Жанну за волосы и потащил к обрыву, членораздельно перекрикивая её визг:

— Сейчас ты сначала полетаешь! Только недолго, хорошо? А потом покатаешься! Хочешь?

Дотащив до обрыва, принудительно свесил её голову над пропастью:

— Ну что, Жанна, полетели? — и, для большей убедительности, на сантиметр подтянул девушку ближе к обрыву.

— Не-е-ет! — над речкой эхом пронёсся хриплый вопль.

— А почему?! — трухнул он Жанну за волосы.

— Мне стра-а-шно-о! Стра-а-а-шно-о!

С трудом подняв за локоть почти несопротивляющуюся девушку, он насильно потащил её, почти безвольную, к дереву.

— Ле-ле…тать. Летать... Хочу… в не-не-бо, — всхлипывая, повторяла Жанна.

Привязав рукавами усмирительной рубашки к полузасохшему стволу свою случайную незнакомку, он побрёл вдоль отвесного берега в поисках пологого склона.

— Летать!!! — подобно лавине, разразился её истерический крик вдогонку.

Он нетвёрдо шёл по карликовым джунглям жёстких колючих трав. Жажда становилась невыносимой, его слегка покачивало. И солнце, встав в зенит, казалось, остановилось на небосводе. Причины, в результате которых он попал в данную ситуацию, с каждой минутой всё меньше и меньше волновали его. «Сначала пить, потом думать». Но светило продолжало палить, нескончаемая линия обрыва медленно вилась вдоль песчаного побережья обмелевшей реки. Он плёлся вперёд, то и дело спотыкаясь на ходу, чуть ли не теряя сознание. Кандалы давно протёрли ему кожу — каждое движение отдавалось режущей болью в ногах, но он продолжал идти в надежде, что найдёт пологий склон речки, встретит какого-нибудь пастуха, наткнется на полноводный колодец или попадёт под неожиданно хлынувший ливень… Шёл, веря в любое чудо, которое спасёт его жизнь. И её жизнь тоже. По-другому — невозможно, иначе — глупая смерть. Иначе — тупость. Серо-жёлтый, со свинцовым отливом, бурьян, похожий на мотки спутанной проволоки, сиротливые полуживые надглоданные деревья, река, с высоты казавшаяся нарисованной, игрушечной, обесцвеченное солнцем небо — всё вокруг мелькало смазанными яркими пятнами, колебалось перед глазами. Он посмотрел на часы — без четверти три. Время безнадёжно обогнало солнце, остановившееся в точке зенита. В затуманивающемся сознании возникла догадка, что у него галлюцинация. Может, всё вокруг — галлюцинация? Или кошмарный сон?.. Он просто спит. Выгода? Чья? В чём? Кто?..

Он споткнулся и упал — тут же оборвалась бесконечная спутанная нить бесполезных вопросов. Боль, слившись с бессилием, словно парализовали его. Он почувствовал, как солнце яростно набросилось прямыми раскалёнными лучами на каждую клетку тела, впивалось, высасывая последнюю влагу. Ему удалось встать на четвереньки. Бесчисленная и безрезультатная череда попыток подняться на ноги сделала его похожим на смертельно раненное животное, инстинктивно стремящееся спастись от охотника. Боковым зрением он видел черту обрыва и, отчаявшись, решил сброситься в реку, притягивающую его своей синевой с самого начала, как только он высунулся головой из багажника автомобиля. До края оставалось не больше полуметра, но силы окончательно покинули его и он провалился в пустоту.

— Эй… — кто-то стал его трясти. — Вставай.

Капли, ледяные крупные тяжёлые, падали на лицо, разбивались, растекаясь кляксами. Он открыл глаза и увидел Жанну, голую, покрасневшую, сгоревшую под солнцем. Она, не прекращая тормошить, пыталась поднять его почти онемевшее тело. Всё что-то говорила, говорила, сначала шёпотом, умоляюще, потом перешла на крик, изредка заглушаемый сильными порывами ветра:

— Ну, ты, давай!.. Не валяйся! Смотри, что у меня есть! — Жанна сунула ему в лицо охапку вырывающихся перекати-полей, связанных друг с другом длинными жёлтыми нитями. — Надо... Мы улетим вместе! Слышишь!!! Понимаешь!!! С ними можно!.. Они летают… Больше нельзя оставаться!.. Вставай! Поднимайся же, чёртова кукла!!!

Всё вертелось перед глазами: искривлённое в отчаянии лицо Жанны, чёрные тучи, жёлтые вьющиеся нити волос, «шарики», колючий бурьян, речка…. Речка и странное растворяющее чувство невесомости…

«Сон! Как хорошо!.. Давно не снилось такое».

В тот миг его оживляло произошедшее во сне приключение, переполняло чувство волнующей лёгкости.

Он открыл глаза.

Белый в трещинах потолок. Цветущее дерево за окном сквозь узорчатую решётку. Аппарат искусственного дыхания. Капельница.

Волшебство, сотворённое сновидением, в миг исчезло, уступив место жгучему разрастающемуся отчаянию, которое быстро стало перерождаться во всепоглощающую ненависть. Совладав с собой, он успокоился, погрузившись в глубокое ледяное равнодушие. Пульс — 70, дыхание в номе.

Посторонняя реальность и ожидание…

«”Овощам” — только сны».

7.12.2009 г.