ВячеславК — Кошкин закон

Михаил вышел пораньше, времени у него было с запасом. Но он всё равно спешил, как будто от этого зависело его поступление.

Вниз по лестнице медленно шла соседка — Евгения Ефимовна. Это была престарелая пенсионерка, выходящая на улицу только затем лишь, чтобы посидеть на лавке и поболтать с соседками.

Перекачиваясь с ноги на ногу, она шла медленно, останавливалась между пролётами; подпирая рукой бок, переводила дух, и, спустя минуту, вздыхая, шла дальше.

В одном из пролётов Михаил обогнал её.

— Здрасте баб Жень. — Бросил он, едва её не задев.

— А, Мишунь… Здравствуй.— Евгения Ефимовна развернулась, останавливаясь и пропуская Михаила.

Михаил, проскочив пол пролёта, резко остановился, хватаясь одной рукой за деревянные перила, качающиеся и готовые в любой момент оторваться.

— Куда так летишь? Расшибёшся ещё.

— В университет иду: документы подавать… — Задыхаясь, с трудом выдохнул Михаил.

Евгения Ефимовна любила Михаила, и часто, сталкиваясь с ним на лестничной площадке, болтала с ним о разном. Он никогда ей в этом не отказывал.

Она постояла с секунду и, переведя дух, начала потихоньку спускаться.

— Давайте я Вам помогу. — Михаил взял её за локоть.

— Да, что ты. Ты ведь спешишь, наверно… В институтах там строго поди, опаздывать нельзя.

— Да я не опаздываю. Времени ещё много.

Евгения Ефимовна шла медленно, топчась на каждой ступеньке, приноравливаясь какой ногой ступить дальше.

— Учиться значит будешь…Это хорошо… учиться надо… Это мы тёмные, не учёные. Куда нам. В наше время было не до школ и учёб. Да, и вам — молодым — щас не легко — без учёбы никуда…

Они остановились на секунду — перевести дух.

— На кого учиться-то будешь?

— Да, я и не решил ещё. Щас приду, посмотрю: кто — куда. Мне всё нравится: и исторический, и юридический — прямо разрываюсь. — Михаил задумался, и добавил. — Наверно, на юридический пойду. Сейчас все идут: или на юридический или на экономический.

— Экономить, значит, будешь… Дело хорошее. Без экономии щас никуда… А юрдический, это чё? На адвоката что ли?

— Ну, в общем да… На юриста.

— Я тут, в фильме смотрела, адвоката одного: загляденье просто! Говорит — заслушаешься. И одет с иголочки — сразу видно человек образованный.

— А, вообще, там видно будет, может, и не буду адвокатом. Вот отучусь, возьму и в думу пойду: законы писать. — Хихикнул Михаил.

— Законы писать сложное дело. Не каждый и сможет-то.

— Да, не легко, наверно. Но, научиться всему можно.

Они шли медленно, внимательно смотря под ноги и разговаривая.

На стенах красовались надписи и рисунки. С выбеленного извёсткой потолка кое-где свисали загнутые, горелые спички, образовавшие вокруг себя чёрные закопчённые пятна. Сквозь выбитые квадратные отверстия в окнах из стеклянных толстостенных блоков на лестницу пробивались яркие лучи солнца. С улицы доносился шум будничного дня: шумела листва огромного эвкалипта, стоящего прямо возле дома и вымахавшего до самой крыши; кричали дети, играя неподалёку; изредка — пронзительно и тревожно — раздавались протяжные гудки паровозов со стороны железной дороги, проходящей не далеко.

Они прошли один этаж.

— Хух, дай передохнуть малёк. — Евгения Ефимовна остановилась, опираясь на руку Михаила.

Внизу, на лестничной клетке, появилась кошка: серая с белыми, еле заметными, полосками на боках и морде. Прижимаясь к стене, она с опаской, вытягивая шею вперёд и принюхиваясь, медленно пошла им навстречу. Она так вытягивала шею, что казалась ещё худее, чем была на самом деле.

— Вилка, ты чтоль?... Ну иди, иди…

Заметив кошку уже у своих ног, Евгения Ефимовна, медленно с трудом нагнулась и взяла кошку на руки.

— А, худющая какая!

Она погладила кошку, но та, извернувшись, выскочила из рук и побежала обратно вниз.

— Ну, ладно, беги…

Кошка подбежала обратно к двери и уселась на тряпку. Подняв голову, выжидающе уставилась на дверную ручку.

— Бедная животина. Не кормят совсем… Завели, так уж смотрите за ней. А то взяли моду — кормить — не кормят, домой не пускают: как иду, она всё сидит. Ну, к чему это? Разве ж так делается… Не пойму я этого…

Сверху раздался шум хлопнувшей двери. Кошка, испугавшись, кинулась вниз по ступенькам.

— А, пацан ихний? Чего только не вытворяет с ней. Недавнось иду, значит, смотрю, а он её за хвост тащит. Ну, что это — дело? Смотреть больно.

— Вы не переживайте так. Я вот отучусь, пойду законы писать, и напишу закон чтобы никто не смел кошек за хвосты таскать, да чё там кошек вообще никого. Вот так! — Михаил засмеялся, довольный своей шуткой.

— Да законов-то писано, небось, не мало, только ни один закон кошку любить не заставит. — Евгения Ефимовна вздохнула.

— Да… — Михаил задумался, не зная что сказать.

Они прошли ещё этаж, и вышли из подъезда. На улице ярко светило солнце и пахло свежим воздухом. Евгения Ефимовна подошла медленно к лавке и села. На лавке никого не было.

— Спасибо тебе Миш, а то я, старая, совсем уж ходить разучилась. Скоро и выходить-то не буду.

— Да, ладно, не за что. Я всегда рад помочь.

— Ну спасибо.

Михаил быстро пошёл от дома. Евгения Ефимовна сидела на лавке, улыбаясь солнцу и прохожим.

Возле университета, не смотря на то, что до начала приёма документов оставалось ещё много времени и приёмная комиссия ещё не работала — скопилась значительная толпа молодых людей — будущих студентов. Здание университета с приёмной комиссией было большим и старинным. Этот факт увеличивал волнение абитуриентов, вызывая чувство прикосновения к истории. Высокие колонны величественно возвышались, как бы являясь воротами в храм знаний, предвещали и намекали, что войдут сюда не все. Михаил походил среди абитуриентов, в надежде увидеть знакомое лицо, но, к сожалению, никого не нашёл. Он остановился возле стенда с перечнем факультетов и, хотя он всё это уже читал ранее, чтобы как-то убить время, начал просматривать факультеты и специальности. Текст плыл перед глазами, но Михаил читал быстро. Гул, стоявший вокруг, и внутренне волнение отвлекали его, смысл прочитанного терялся — приходилось перескакивать назад и перечитывать заново уже прочитанные фразы.

Наконец приёмная комиссия начала работать: все оживились, зашумели ещё громче и начали жаться ближе к входу. Кто-то посчитал, что чем раньше он подаст документы, тем больше у него шансов поступить. Люди заходили, скрываясь за большими тяжёлыми дверями. Внутри происходило что-то магическое. Машинально заполнялись какие-то анкеты, и за короткий промежуток времени менялись судьбы тысяч разных людей. Лица выходящих светились, взгляды были направлены далеко вперёд в грядущую и манящую неопределённость. Пьянящий свежий воздух веселил сознание. Многие знакомились, обменивались телефонами, и кучками расходились по близлежащим кафешкам, чтобы отметить подачу документов.

Шум и гам постепенно стихли, вход в приёмную комиссию опустел. Колонны, не изменив своего величавого вида, продолжали стоять на страже знаний.

Михаил шёл домой радостный и спокойный: спокойный потому что, наконец, он сделал этот шаг и вернуть его уже нельзя. Дальше идёт сложный, трудный путь, но путь прямой.

Дома Михаила с нетерпением ждали. Придя домой, он направился на кухню: в горле пересохло, хотелось пить.

— Как всё прошло? — сходу спросил отец.

— Всё нормально. — Михаил набрал стакан воды и выпил залпом.

— Ну, что ты делаешь, — запротестовала мать. Вот же чай стоит, я только что свежий заварила, вот бестолковый.

— Наконец, у нас будет в семье хоть один юрист! — Радостно с гордостью воскликнул отец.

— Вообще-то, я подал на исторический. — Михаил сел за стол и начал наливать себе чай.

— Та-ак…— Отец вопросительно посмотрел на сына, сел за стол напротив, положив руки на стол и сложив пальцы замком. Играя пальцами, он несколько секунд смотрел на сына в упор. Михаил спокойно смотрел на отца, похлёбывая чай.

— Молодец! — Воскликнул отец. — В нашей стране стало ещё на одного нищего учителя истории больше! И он сидит прямо передо мной! Полюбуйтесь на него!

— Ещё не стало, — спокойно сказала мать, — всегда готовая принять любой выбор сына. — Ещё поступить надо. А потом, что ты так волнуешься? Всегда можно будет перевестись.

— Никуда я переводиться не буду, — спокойно сказал Михаил, — я вам говорил, что хочу на исторический. Я решил, и жить дальше мне.

— А нам значит с тобой — нищим преподавателем — не жить.

— Да, почему нищим и почему преподавателем? Закончив исторический, что, только преподавателями становятся? Да, и учителям платят уже нормально. Есть частные школы. А пока я закончу, ещё лучше будет — вот увидишь. — Михаил сидел невозмутимый и пытался успокоить отца.

— Ну, да, ладно. — Отец немного успокоился.— Дело сделано. За то, историю хорошо будешь знать, и нас будешь просвещать — тоже польза. — Все засмеялись и продолжили чаепитие уже всей семьёй.

День подходил к концу. Вечером все ещё раз собрались за столом, вспоминая и обсуждая прошедший день. На улице уже темнело. Застрекотали сверчки. Красное зарево опалило верхушки деревьев. Закончился ещё один день, ставший поворотным в судьбе нескольких человек.