Дух Никопола — Картина, нарисованная иглой на венах

Добро пожаловать в страну кайфа! В страну звенящих откровений, цветных взлётов и головокружительных падений. В страну Траурного Великолепия. Здесь, в героиновых коллайдерах, в опиумном беспамятстве, в хмельном дыму каннабиса испытаешь такое, что заставит тебя забыть обо всех земных наслаждениях. Земля обетованная щедро принимает всех желающих,… но назад не отпускает никого. За всё в этой жизни надо платить. Я расскажу, чем ты заплатишь за свое ВИП-ложе в этой запредельной стране.

2.

Внутренне весь собранный, постоянно в тревоге оглядываясь, пятнадцатилетний Денис спешил домой. Ночью на улицах города оживают страхи. Они призрачными тенями выползают из подвалов, из подъездов, из подворотен, из всех мыслимых щелей. Они шныряют в темноте по закоулкам в образе бомжей и кошек, таятся в ослепительном свете проезжающих авто, прячутся в силуэтах прохожих.

Было темно. Горящие фонари росли на собственных островках света. Длинные промежутки между ними Денис преодолевал так быстро, как только мог, временами срываясь на бег. Сердце то замирало в груди, то вдруг пускалось вскачь, набирая бешеные обороты.

Мимо медленно проехал внедорожник Мерседес-Бенц G-класса с затемнёнными стёклами. Настоящий мини — танк. Мозг Дэна просигналил, что бояться нечего. Дурные шалопаи разъезжают в уделанных шестёрках или девятках, шикарные же машины всегда спешат по делам, как днём, так и ночью.

Но Мерс, вдруг, затормозил. Дверь распахнулась, оттуда выскочил мужик в чёрной маске. Не произнеся ни слова, он бросился к Денису. Денис — сработал инстинкт — развернулся, и рванул от него со всех ног. Бежал так быстро, как только мог, а в голове настойчиво свербила мысль: это ошибка, и этому типу в маске Денис вовсе не нужен. И сейчас Денис обернётся и увидит, что мужик сел обратно в Мерс и уехал.

Денис обернулся,… и ноги у него чуть не подкосились. Уже не один, а трое здоровенных мужиков в масках бежали за ним. Бежали, молча, со всей скоростью, на которую только были способны. Но зачем? Зачем он им был нужен? Кто они? Для чего им маски?

Сердце отчаянно колотилось в горле. В кровь выбросилась лошадиная доза адреналина, изгоняя из головы все мысли кроме одной… БЕЖАТЬ!!! И Денис бежал, высоко задирая колени. На затылке у него выросли глаза, ими Денис видел, как преследователи приближаются. Одновременно, от нехватки воздуха заломило лёгкие, мышцы ног загудели. Но это всё было неважно, потому что Мерседес развернулся и тоже пустился в погоню. И теперь, если Денис не свернёт, автомобиль его догонит, и ночной забег будет проигран. Здания, как назло, возвышались единой стеной, — забегать в подъезд было равносильно самоубийству. Свет автомобильных фар приближался. Денис чувствовал, что проигрывает, сейчас всенепременно его нагонят. Но ведь это означает только смерть! Или ещё что, пострашнее смерти. Ни в коем случае не хотелось оборачиваться.

И тут, меж двумя блоками домов обозначился переулок. Денис, не задумываясь, свернул туда. Пронёсся в темноте по дворику, завернул за угол. Пробежал по маленькому парку, и снова нырнул в щель меж двух домов. Этот узкий переулок выходил обратно на дорогу. А там его дожидался тот самый Мерседес.

Стоп. Дэн остановился. Бежать дальше нельзя. Но что делать? Лихорадочно оценивая ситуацию, Дэн увидел в стороне мусорный контейнер. Обернулся — преследователей не было — они чуть поотстали в парке. Не раздумывая, Денис — к контейнеру, руками схватился за железный край — запрыгнул в него, больно ударившись коленом. После чего он затих в позе эмбриона на смердящей куче объедков и целлофановых пакетов. Вонь обожгла носоглотку похлеще мышьяка. Двумя руками зажимая нос и рот, еле сдерживая дыхание, широко открыв от ужаса глаза, Денис лежал и прислушивался. Послышался топот. Одна пара ног, вторая, и чуть позже третья. Затем всё стихло.

Денис лежал долго. Лежал и ждал. Он молил Бога, как умел, чтобы они НЕ вернулись. В мучительном ожидании проходили минуты. Преследователи не возвращались. Было тихо. Ничего не происходило. Скрюченное тело стало онемевать. Ушибленная коленка болела. Сердце чуть поуспокоилось. Подождав ещё немного, Денис решил вылезти.

Сначала осторожно выглянул из бака — переулок был пуст. Денис встал, стараясь делать как можно меньше шума, вылез из контейнера. Путь в оба направления был свободен. Что делать? Идти в дворик, забиться под куст и сидеть до утра? Или сигануть до дома — осталось ведь меньше квартала. Денис пошёл вдоль стены, стараясь с ней слиться. Непрестанно оглядывался. По мере того, как приближалась улица, колени начинали дрожать от страха. Денис из-за угла выглянул: дорога была пустынна. Нигде нет ни одной машины.

— Они уехали, — прошептал Денис, чувствуя облегчение. Он оторвался от стены и вышел из переулка. Сзади послышался шорох. Денис резко обернулся. Из темноты переулка на него шли три тени в масках. Он подпрыгнул и бросился бежать. Но сильные руки его схватили, тяжёлые тела повалили на асфальт, придавили, обездвижили Дениса. Придавленный, задыхающийся, с выкрученными руками он услышал, как подъезжает автомобиль, останавливается рядом, недовольный мужской голос вопрошает:

— Что так долго?!

— Этот суслик в мусорном баке прятался.

— Быстро, в машину его.

Дениса подняли на ноги. Он увидел открытую пасть чёрного Мерина. Чувствуя полную безысходность, Денис укусил руку, зажимавшую ему рот.

— Твою мать! — вскричал кто-то, убрала руку со рта Дениса, но лишь затем, чтобы размахнуться и двинуть парня по скуле, — Денис потерял сознание.

Ночной город видел, как трое в масках запихивают в машину щупленькое бездыханное тело, садятся сами, и стремительно уезжают куда-то в восточную часть города.

3.

Ворота автоматически открылись, чёрный Мерседес-Бенц, похожий на мини-танк въехал во двор, ворота закрылись. Мужчины вылезли и вытащили тело Дениса. К ним подошёл человек в чёрном элегантном костюме. Посмотрел на подростка.

— Вносите этого в дом, — сказал он, — а того, другого, выносите.

— Куда?

— Увезёте к Семёнычу.

Дениса уволокли в дом, а оттуда вынесли неподвижное тело мужчины. Долго пытались его загрузить в автомобиль, наконец, им это удалось. Автомобиль уехал в сторону кладбища.

4.

Степан Семёнович, или просто Семёныч, отвлёкся от журнала Спид-инфо, когда перед воротами кладбища просигналил чёрный Мерседес. Только его слепящие огни да прожектор на сторожке разгоняли непролазную тьму ночи. Семёныч подошёл к воротам и по номерам узнал автомобиль. Мафия — как он их называл. Окно поехало вниз, выглянул довольно молодой парнишка и крикнул:

— Дед, открывай.

Семёныч и не думал с ним спорить. Открыл ворота кладбища. Чёрный Мерин проехал по узкой алее между оградок и надгробий, затерялся где-то в глубине кладбища.

Не думай, не думай, не надо думать. Закрыл ворота? Хорошо! Иди, попей чаю, займи себя чем-нибудь, отгадай кроссворд, только не думай о том, зачем они сюда приехали посреди ночи. Может, они кого знакомого заехали попроведовать? Совсем необязательно, что если среди ночи, значит, кого-то будут закапывать. Не думай об этом. Скоро они уедут.

И действительно, через двадцать минут автомобиль подъехал к выходу. Семёныч снова открыл ворота, а когда эбонитовый зверь проезжал мимо, окно поехало вниз, и тот же самый молодой водила протянул сторожу бумажку, на которой была написана цифра пять и три нуля. Это была плата за работу. А что за работа? Язык держать за зубами. Автомобиль уехал куда-то в восточную часть города, а Семёныч повесил на ворота замок и пошёл в сторожку дочитывать журнал, если конечно ему позволят это сделать его беспокойные мысли.

5.

Всего тридцать шесть часов назад Сергей Селиванов пересёк порог этой палаты. Палаты номер 516. Деньги на лечение выделили родители, от Сергея нужно было только согласие. И он согласился. Он думал, что легко сможет выдержать ломку. Что такое ломка он, оказывается, толком ещё не знал.

Сергей осмотрел палату. Обстановка довольно спартанская, хотя и не такая унылая, какой он себе её представлял. Массивная железная койка была прикручена к полу. У койки была интересная конфигурация: углов не было, они все были сглажены. Матрас, заправленный белой простынёй, подушка. Рядом тумбочка, так же со сглаженными углами и также вделанная намертво в пол. Белые панельные стены, фигурные решётки на окнах, белый потолок, лампы в защитных плафонах. В углу железный унитаз, рядом железная раковина.

Пока Сергей осматривал палату, палата осматривала его, очередного своего гостя. Ей было интересно, выживет ли он? Потому что предыдущий пациент не выжил. Довольно ещё молодой. Он извивался в страшных муках, врачи боролись за его жизнь, но безуспешно. Его тело буквально развалилось на части. Сначала отказали почки — поставили искусственную. Потом развалилась поджелудочная железа, рассыпалась печень. Мозг сохранял ясность до последнего момента, пока не случился инфаркт кишечника. Накрытые простынёй бренные останки увезли в морг.

Палата 516 встречала много гостей. Были и совсем юные, и люди преклонного возраста; мужчины, как шкафы широкие в плечах, и женщины, худые как карандаши, которыми они подводят свои ресницы. Все они одинаково мучились, ползали по полу, сея жалобы, стонали, проклинали, корчились над унитазом, страдали от жуткой боли. В этих стенах осуществлялся пост-наркотический развал. Организмы, слишком долго калечимые наркотиками, мстили своим хозяевам. Человек из венца творенья превращался в ничто.

Сергей подошёл к окну. Посмотрел вниз, на лужайку парка, освещённую августовским солнцем, где на скамейках сидели больные в пижамах и халатах. Мимо больных прошла медсестра с железной, герметично-закрытой ёмкостью. Ветер шевелил листву деревьев. Грозой в воздухе не пахло.

Тошнота нарастала. Неожиданно появилась слабость, беспокойство, словно чего-то нужно бояться, к чему-то готовиться. Колени задрожали. Перед глазами всё стало расплываться.

Нахлынув из ниоткуда, мощная волна боли порвала его тело, пронзила тысячами игл, закрутила в узел, вывернула наизнанку. Судорожными вспышками стали взрываться вены. Ноги подкосились, он рухнул на пол, схватившись руками за голову. Не сделай он этого — голова взорвалась бы как мыльный пузырь от внутричерепного давления. Глаза налились кровью.

— Отпустите меня, — стиснув зубы, прошептал Сергей, — я не хочу этого. Я не хочу этого! Мне нужна доза! Пожалуйста.

Шёпот потонул в тотальной тишине палаты. Сергей чувствовал, как его сознание расползается, воля тает, кровь в венах начинает шуметь так, что заглушает всё.… И тут, давя, сминая, уничтожая всё на своём пути, к Сергею явились они…

Чёрные, мохнатый, гадкие, на скрючиных лапах пауки навалились сплошным месивом, будто из самосвала высыпались прямо на него. Весь съёжившись, он с ужасом смотрел, как чёрная масса шевелится, а там ещё и гусеницы, мохнатые, жирные, изгибаются, черви, буби белые, сколопендры. Мерзкое шевеление. Тараканы, усы, мохнатые сверчки, двухвостки, саранча, клопы, клещи. Буби лезут под кожу, шевелятся там. Зуд под кожей, хочется содрать с себя кожу. Сколопендра бежит по руке, забирается в руку, в мясо…Не-е-е-ет!

6.

Мужчина в элегантном чёрном костюме стоял рядом с доктором в белом халате и смотрел на Дениса, который был привязан к электрогидравлическому операционному столу, на котором он полулежал, полусидел, всё ещё не придя в сознание.

— Доктор, что скажете? — спросил мужчина в чёрном костюме.

— Результаты анализа положительные, пациент уже принимал наркотик. Скорее всего, разновидность опия. Так что продолжительность эксперимента сокращается на пару дней.

— И это займёт?

— Думаю, … дней восемь.

— Пять, — уточнил человек в чёрном.

Доктор поправил очки на переносице:

— Хорошо, уложимся в пять.

Комната была большая, с панелями на стенах под мрамор, с натяжным потолком — видно, что это комната жилая и её временно переделали под лабораторию. Всё пространство комнаты было заставлено микроскопами, компьютерами, медицинскими шкафами и всевозможным медицинским оборудованием. Был здесь аппарат искусственной вентиляции лёгких, электрокардиограф с реанимационным монитором, дефибриллятор, биохимический анализатор, реограф, колориметр, термостат, центрифуга, инфузионный и шприцевой насос, рентген, томограф и ультразвуковой сканнер.

Три человека крутились вокруг Дениса, прикрепляя к нему всевозможные датчики.

— Экземпляр хороший. Надеюсь, он не сдохнет, как предыдущий.

— Мы постараемся, чтобы он не умер.

— Мне без разницы, умрёт он или нет, главное чтоб наркотик был не отличить от настоящего. Российский героиновый рынок будет мой. Мне нужно только, чтобы люди не дохли, а покупали, вкалывали, кайфовали, снова покупали. Мне нельзя терять клиентов.

Человек в белом сказал:

— Опыты слишком затянулись. Четыре пациента уже умерло. Если и этот умрёт, эксперименты придётся прекратить.

Человек в чёрном посмотрел на доктора.

— Мы отбрасываем на город слишком большую тень. Службы уже заинтересовались нами. У нас есть только пять дней.

Он вышел из комнаты, а доктор с ассистентами принялся за работу.

Денис очнулся, когда в вену ему вкалывали иглу. Он толком ничего не успел увидеть, потому, что сразу же сознание его почувствовало, что воспаряет на облаке. Тёплом, ватном, уютном облаке.

7.

Три дня длился кошмар, а казалось, что целую вечность. Измождённое тело Сергея мучительно пробиралось сквозь кошмар абстинентного синдрома (героиновая ломка). Его ломало в буквальном смысле слова. Ему было очень хреново. Все органы бунтовали: печень, поджелудочная железа, желудок, заставляли исторгать частые, обильные потоки рвоты с кровью. Кишки мотало в животе как в стиральной машине, их содержимое выбрасывалось каждые полчаса в виде чего-то слизисто-кровавого. Суставы все выламывало из своих гнёзд. Рука, в пятом классе им ломаемая, болела с такой силой, что её хотелось отрубить. Ноги пританцовывали по палате, бежали вперёд сами по себе, швыряли непослушное, раздираемое болью тело на стены. Ногти впивались в стены с такой силой, что выламывались из своих лож. Болело всё: глаза, голова, все члены, все органы, кости, внутренности, даже кожа и волосы. Появлялись новые и новые оттенки боли. Казалось, что внутри орудует целая банда садистов.

— Я больше не могу так.… Не могу-у-у.… За что мне всё это?!???

Сергей не хотел умирать. Он хотел жить. Он буйствовал, метался по палате с дикими глазами, его беспощадно колотило. Его трясло так, будто в палате был холод минус двадцать. Из носа и из глаз текло, он непрестанно чихал, кашлял, хрипел, умоляя дать ему люминал, веронал, белладонну, бром, валериану или опийную настойку. Хоть что-нибудь, чтоб уменьшит эту боль, этот ад, муку, ужас, дрожь, безысходность, панику, пустоту.

Иногда он терял сознание, не будучи в силах всё это выдержать. Тонкая ниточка, связывающая его с жизнью, могла оборваться в любой момент. Но беспамятство было коротким. Сергей снова приходил в себя, и его снова начинало безжалостно ломать.

Когда организм уставал, и Сергей затихал, сворачиваясь калачиком на полу или кутаясь в простыню, полный тоски и апатии, бледный, в холодном поту, он становился похож на маленького заболевшего ребёнка (хотя на самом деле Сергею было 25). В такие минуты Тане — дежурной медсестре, приходившей делать гемосорбцию, было очень жаль его, такого страдающего и беспомощного. Она вставляла ему в вену катетер. Он смотрел на неё отсутствующим взором, находясь в прострации. Из глаз его текли слёзы. Медсестра заботливо вытирала их полотенцем.

Зажатый в тиски боли, балансируя между жизнью и смертью, Сергей Селиванов один за другим преодолевал круги опиумного ада.

8.

Женщина с большой сумкой подошла к столбу для объявлений. Хотя женщине было чуть больше 40 лет, лицо у неё было настолько потерянным, настолько скорбным, что выглядела она на все 60. Что же её так состарило?

Женщина открыла сумку. В сумке оказалась целая кипа листовок. Женщина достала одну, намазала тыльную сторону листовки клеем, аккуратно приклеила на столб. «Разыскивается подросток, на вид 15 лет, рост метр семьдесят, волосы светлые, стрижка короткая. Русский. Три дня назад ушёл из дома и не вернулся. Все, кто видел его, или что-либо знает о его местонахождении, пожалуйста, позвоните мне по телефону». Далее шёл номер телефона и фотография Дениса. На фотографии он улыбался.

Мама Дениса убрала клей в сумку, и пошла дальше. Она не спала уже трое суток. Она еле держалась на ногах от переживаний. Полиция помогала искать Дениса, но пока безрезультатно. Женщина подошла к очередному столбу. Достала листовку и, посмотрев на улыбающееся лицо сына, — заплакала. «Лишь бы ты вернулся. Лишь бы ты был жив. Если с тобой что случилось, если тебя избили — я выхожу тебя. Я буду дежурить возле твоей постели днём и ночью». Мама смотрела на фото улыбающегося сына, и ей сразу вспомнилось, как он хорошо умел подражать голубиному воркованию. Сделает серьёзное лицо, сосредоточится, и давай курлыкать точь-в-точь как голубь — все смеются, а сам Денис смеётся громче всех.

9.

Сергею стало лучше. Днём в палату к нему в очередной раз пришла Татьяна, медсестра. Подвижная и весёлая, как все толстушки, она притягивала взоры, покоряя своей жизненностью. Она врывалась в комнату, как весна в распахнутое окно и заполняла собою всё пространство. Она толкала перед собой на штативе две колонки с сорбентом для проведения гемосорбции, а сама улыбалась, и две ямочки обозначались на её красивых щеках.

— Здравствуйте, больной. Как сегодня вы себя чувствуете? Уже не такой бледный, каким был буквально три дня назад. Дела идут на поправку? Я очень рада! — она не дала Сергею вставить ни единого слова, рассказала все больничные новости, больничные сплетни, заливаясь приятным грудным смехом. Установила колонки, подключив трубчатые магистрали.

— Давайте поработаем кулачком, — сказала она, и Сергей, привычным движением разгибая и сгибая пальцы, стал накачивать кровь в вены. И хотя вены его были все сожжены и истыканы, Татьяна очень ловко умудрилась вставить катетер. Через катетер происходил забор крови. Кровь шла по трубкам в камеру для плазмофареза. В центрифуге в течение получаса плазма отделялась от крови. Плазма — это жидкая составляющая крови, в которой растворены токсины, яды, соли и прочие патологические элементы. Убирая плазму, тем самым обновляют кровь. Обесплазменная кровь пропускается через магнитный клапан для защиты организма от эмболии воздухом, смешивается со стерильным раствором и вливается обратно в организм Сергея.

Татьяна присутствовала дважды, когда запускала гемофеникс, и потом, когда отключала его, доставая катетер из вены и выкатывая колонки на штативе.

Когда дверь закрылась, Сергей почувствовал, что в нём со всей силой заговорило желание обладать — первый признак того, что организм приходит в норму!

10.

Оказывается, проблема намного сложнее, чем он ожидал. И новые данные экспериментов показывают, что полностью синтетический наркотик, над которым он столько бьётся — ещё не готов. Влияние наркотика на организм, похоже, происходит на уровне ДНК. Хотя влияние любого наркотика происходит на уровне ДНК, но здесь доктор чувствовал нечто другое, нечто более угрожающее. Жаль, что предыдущего испытуемого, — как его звали? Анатолий — увезли на кладбище. Уже на нём были заметны эти необъяснимые изменения. Его нужно было исследовать, а не закапывать. И сейчас с этим пареньком, несмотря на то, что он выглядит таким счастливым, и все приборы показывают полное соответствие всем нормам — происходит нечто необъяснимое. Внезапные вспышки психической энергии. Аритмия внутренних органов. Такое чувство, что вот-вот должно с ним произойти нечто из ряда вон выходящее. Хотя послезавтра последний день — эксперимент нельзя считать завершённым. Профессиональное чутьё подсказывало, что упущен из виду какой-то очень важный процесс в организме испытуемого, который впоследствии может вылиться в кошмарный побочный эффект. Был ещё один фактор: подопытному вкалывали маленькие дозы, а если единовременно вколоть сильную дозу, что тогда произойдёт? Чутьё подсказывало, что тогда моментальная шизофрения — это как минимум, как максимум — трудно себе представить! И если на данном этапе наркотик запустить в продажу… доктор боялся даже подумать о масштабности последствий.

В это время один из его ассистентов успешно проскользнул мимо охраны. Он долго обдумывал, как это можно сделать, и наконец-то сумел вынести полкило синтетического героина. В условленном месте, под железнодорожным мостом он дождался Виктора — самого продвинутого наркоторговца в городе. Там и произошёл товарно-денежный обмен. Когда Виктор садился в свой BMW, у него зазвонил телефон. Это был старый приятель, наркоман со стажем Пепс, один из постоянных клиентов. А чуть позже позвонил ещё один постоянный клиент — сынок богатых родителей. Виктор улыбнулся, да — он неплохо срубит с нового героина!

11.

Ломка прошла, и для Сергея Селиванова наступили скучные дни. В наркологическом отделении было 2-3 пациента, да и те ни с кем не разговаривали, вели себя замкнуто, озлобленно. В правом крыле находилось отделение кардиологии, там лежали сердечники. Они медленно прогуливались по стерильным, длинным коридорам клиники, сидели возле телевизора и были очень хмурые и не желали ни с кем разговаривать.

Единственным молодым человеком в том крыле был Пётр Мартынов, плотный, подкаченный паренёк, у которого была гипертония и с помощью, которой он надеялся откосить от армии. Он оказался очень любопытным. Он первый пошёл на контакт с Сергеем, они разговорились, познакомились и стали часто тусить либо в палате, либо на улице, либо в сёстринской, когда там дежурила Татьяна (ей явно нравился Сергей, и Сергей это видел и решил для себя, что до выписки обязательно успеет с ней, поэтому он на полную флиртовал, а она, раскрасневшись, заливалась своим заразительным смехом).

Сергей и Пётр вдвоём сидели перед больницей в парке, на скамейке, Сергей рассказывал о кайфе.

— Когда прокалываешь себе вену, тут же, на кончике иглы рождается ощущение тёплой волны. Теплота поднимается вверх и зажигает мозг. Это называется «приход». Тепло разливается по венам и начинается благодать. Перед глазами яркие картины, как будто мир сам раскрашиваешь своими красками. Иногда слышишь приятную музыку. Душа как будто вырывается из тела и обхватывает весь мир. И каждый миг открываешь столько чудесного! Это не объяснить, это надо хотя бы раз попробовать.

— Нет уж, спасибо, я видел, как ты метался по палате, кричал от боли и бросался на стены.

Сергей прикурил сигарету. Пуская дым, он сидел на скамейке и бессознательно расчёсывал вены. Оглянулся — никого — тогда он вполголоса сказал.

— На самом деле я не хочу бросать наркотики.

— А нафига ты тогда прошёл лечение?

— Понимаешь, Пётр, есть такая вещь: толерантность. Это когда организм привыкает к наркотику, и кайфа уже не испытываешь. Увеличиваешь дозу, а эффект слабее с каждым разом. Кайф уже стал не тот, я даже не знал, что делать, а тут родители предложили мне лечение. Ну, я и согласился.

— И ты что? Обманешь родителей? Снова будешь колоться?

— Жалко, конечно их. Хорошие они. Но я чувствую, что я — не смогу прекратить. Это не просто зависимость, это стиль жизни. Это своего рода романтика.

Сергей бросил окурок на землю, наступил на него.

— Если честно, мне даже нравиться процесс прокалывания стенки сосуда иглой. Для меня это что-то необходимое.

Сергей ещё раз оглянулся и прошептал:

— У меня с собой кое-что есть. Я сегодня ходил в город, зашёл к Виктору — дилеру — и купил у него немного героина. Если хочешь, я с тобой поделюсь. Шприцы достанем.

Пётр вдруг осознал, что — да, он хочет попробовать, но — только чуть-чуть, один разочек. С одного раза — он просто был в этом уверен — ничего не будет. Он не сможет к нему моментально привыкнуть.

12.

Пепс чувствовал себя ужасно. Его ломало, знобило, всё ныло, словно по телу проехались катком. Вены шевелились под кожей. Уже сутки он не получал лекарств, ни крэка, ни арфина, ни химки, ни ангидровки. Мир перед глазами проплывал в нереальном сером тумане. Страшный кнут абстиненции набирал обороты. Кости, суставы разламывались, растекались. Нарастало беспокойство и слабость.

Стараясь делать как можно меньше резких движений, он шёл по улицам вечернего города к доктору. Доктором он называл Виктора, основного поставщика опиатов. Ходили слухи, что у него недавно появился героин очень высокого качества. Впрочем, любой наркотик, поставляемый Виктором отменного качества.

Несмотря на то, что было лето, Пепс весь сьёжился от жесточайшего озноба. Непрестанно зевая и вытирая обильные слёзы и сопли, он прошёл через несколько сквозных подъездов. Остановился. Постоял. Подождал. Нет, слежки за ним не было. А это уже хорошо. Потому что ему надо спешить, он находился на краю провала в сознании, который может наступить совсем внезапно и продлиться около суток. Во время подобных провалов некоторые кореша погибли от переохлаждения, валяясь на снегу в полусне — полубреду, или попали под колёса автомобилей, потому что ничего в такие моменты не соображали и полностью себя не контролировали.

До Виктора он всё-таки добрался. Постучал в железную дверь. Долго её не открывали. Пепс стал нервничать: а вдруг его нет дома? Что тогда? Паника начала захлёстывать Пепса. А потом из-за двери спросили:

— Вам кого?

Пепс просипел:

— Лену.

— Кого?

Пепс прочистил горло:

— Лену.

Дверь открылась, Пепс вошёл внутрь. Обшарпанная, никогда не ремонтируемая явочная квартира торговцев счастьем. Несмотря на то, что Виктор давно знал Пепса, за руку он с ним здороваться не стал. Он знал, что такое рукопожатие наркомана. Слабое, безвольное, рука холодная, слизкая, противная, словно дохлую жабу сжимаешь.

— Выглядишь неважно, — сказал Виктор, — Деньги есть?

— Да, есть, — Пепс вынул из кармана пачку купюр, перетянутую резинкой.

— Что?

— Героин — на выдохе произнёс Пепс.

Виктор некоторое время смотрел на него, раздумывая, потом произнёс:

— Хорошо, но это дороже опия.

Пепс ещё раз утвердительно кивнул, протягивая пачку купюр:

— Здесь хватит.

Виктор исчез с деньгами, вернулся с товаром. Пепс сглотнул обильную слюну.

— А можно у тебя?

— Конечно, нет! Здесь нельзя колоться!

— Я быстро. У меня и «баян» с собой.

Виктор внимательно смотрел на него жёстким взглядом. Он хотел посмотреть на действие нового наркотика. К тому же Пепс выглядел действительно хреново.

— Ты давно меня знаешь! Ты ведь не дашь мне кони двинуть. Я не дойду до дома.

— Ладно. Иди на кухню, ширнись. Но только быстро.

Кухня очень отличалась от прихожей, потому что она была шикарной. Шкафы из красного дерева, табуретки с кожаными сиденьями, двухметровый красного цвета холодильник, такого же цвета электрическая плита, посудомоечная машина.

На плите стояла посудина для кипячения шприцов и маленькая железная чашечка. Пепс понюхал — явно приготовляли себе допинг. И после этого Виктор ещё говорит, что здесь нельзя колоться. Вон и кусочек ваты на столе валяется.

Пепс набрал в железную чашечку воды, поставил на огонь. Отсыпал на стол щепоточку героина. Подумал немного, добавил ещё. Он не знал, сколько нужно героина в сравнении с морфином. Если морфина Пепс обычно потребляет пятьдесят ампул, а одна ампула 1%-ного раствора составляет 0,01г сухого морфина, следовательно — что-то математика ему плохо даётся, — его нормальная доза 0,5 грамма. Нет. Маловато получается. Как-то раз он вколол себе дозу химически чистого опиума в 8 раз превышающую смертельную, а смертельная доза для человека 0,3 грамма. Значит, он вколол себе 2 грамма опия! Ничего себе! Да, точно, полный двухграммовый баян себе вкачал. Если, значит, героина брать 1 к 10, то это получается: 0,1 грамм героина. Отмерив примерно 0,1 грамм, а глаз у Пепса за годы стал достаточно точным, он высыпал порошок в воду. Подумав, добавил ещё чуть-чуть. И ещё. Крепко завязав пакет, сунул его во внутренний, потайной карман джинсовой куртки. Доведя раствор до кипения, он снял чашечку с огня. Достал шприц, накрутил на иглу ваты, вместо фильтра. Медленно вытягивая поршень, всосал весь раствор в резервуар шприца. Снял с кончика иглы вату, выдавил весь воздух из шприца. Раствора оказалось 0,18 грамма.

«Многовато, наверно» — подумал Пепс, положил ногу на ногу, между ними просунул левую руку, сильно сдавил чуть выше запястья. Совсем рядом с ладонью запульсировала вена. Пепс ввёл туда кончик иглы, нажал поршень. Героин («стекло») поступило в организм. Результат сказался мгновенно. Прямиком из руки лекарство попало в голову — случился «приход», в голове прояснилось, боль, и все неприятные ощущения мигом прошли. Всё неприятное ушло из жизни. Осталось только тепло. Тепло это струилось по венам. Даже для Пепса, наркомана с 7-летним стажем ощущения были неожиданными…

… И расцвёл цветок, красоты неописуемой, огромный, словно радуга на полнеба, а цвет у него был мандариново-искристый с бронзовым переливом в молочно-клубничном креме, а если точнее, он словно фуксия румяно-розовая в персиковом предзакатном блеске, на бархатных лепестках блестят капельки росы, перламутровые, переливаясь, играют совершенством своих плавных изгибов, венчики лепестков окрашены нежным фиолетом, цветок шевелится огромными волнами и вдруг превращается в океан бабочек, которые порхают крыльями, разноцветясь миллионами оттенков, а роса падает вниз, словно дождь, капельками приятными, нежными, волшебными, несут восторг, даруя счастье. И это есть хорошо. Но дождь, вдруг, становится колючим, едким, приставучим, колючки впиваются в кожу. Колючки очень острые, их очень много. Целые потоки небесных игл летят сверху, впиваясь в кожу, в вены, в мясо.… Но это не страшно.… Это нужно… акупунктура полезная вещь… она излечивает…

Виктор разговаривал по телефону, когда услышал со стороны кухни грохот, истошный крик и звуки словно двигали что-то тяжёлое.

— Я перезвоню, — сказал Виктор и бросился на кухню.

На полу валялся Пепс. Его колотило. Он метался в судорогах. Зрачки закатились, на губах была пена.

— Ты что? Не вздумай здесь у меня умереть!

Пепс хрипел, брызгая пеной с кровью, изгибался, словно ужаленный, потом вдруг задышал часто, часто и стал тужиться, как будто рожающая девка. Вены на шее вздулись и вдруг стали выпучиваться, словно кольца змеи, они словно превращались в лианы. Одежда на груди треснула, там появился горб. Горб быстро рос, увеличивался, кожа треснула, и горб оказался огромной раковиной. Пепс захрипел десятком хрипов, зашипел, зажужжал, застрекотал, завыл, начал подниматься на ноги. Ноги его стали утолщаться, превращаясь в носорожьи, или в слоновьи, из головы появились выросты, похожие на рога. Остатки куртки упали на пол. Позвоночник стал изгибаться, тянуться вверх. Вместо кожи во многих местах появилась чешуя. А вместо живота теперь была уродливая пасть, не то собачья, не то крокодилья.

Виктор метнулся к шкафу, вытащил пистолет Макарова, взвёл курок и нацелился в эту жуть, бывшую некогда Пепсом. Двухголовый монстр надвигался на Виктора. Виктор выстрелил. Потом ещё раз. Ещё, ещё, ещё. Продырявил мозг Пепса, сердце Пепса, жизнь Пепса. Стрелял до тех пор, пока не расстрелял всю обойму. Невообразимые останки ещё долго дёргались в агонии на полу кухни.

13.

Степан Семёнович никак не мог успокоиться. Хотя после ночного визита «Мафии» на чёрном Мерседесе, когда молодчики неизвестно что делали ночью на кладбище, прошло уже три дня, Семёныч продолжал беспокоиться. Солнце наполовину скрылось за линией горизонта, когда он вышел из сторожки и пошёл по направлению к тому месту, где, по его расчётам останавливался тогда Мерседес. Здесь было только одно свежее захоронение. Рядом с ним Семёныч остановился. Если они делали то, о чём он думает, а именно: закапывали неугодный труп — они делали это именно здесь. Раскопали свежую могилу, засунули труп и закопали. Может даже не сами, а каких-нибудь алкашей с собой привозили, чтобы они сделали эту работу за них.

В это самое время, на том самом месте, возле которого стоял Семёныч, ниже на полтора метра, Анатолий очнулся. Было темно и очень душно. Воздуха не хватало. Сверху на нём лежало что-то тяжёлое и противно воняло. Или это он сам вонял? Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Но он был жив! Он явно ощущал себя живым. Он помнил только шикарную комнату, заваленную оборудованием, человека в чёрном костюме и другого в белом халате, и как в вену его вливается сущность мира. Потом провал, и вот он здесь. Они закопали меня живьём — внезапно осознал Анатолий. И сверху придавили покойником. Я не хочу! Надо выбираться! Я хочу выбраться отсюда! Я выберусь! И он начал шевелиться всем телом, пытаясь выбраться из-под трупа, а потом попытаться разрыть землю. И тут он почувствовал, как голову его пронзает током. Все знания его, память, фантазия, опыт завертелись в весёлой сумбурной карусели. Родился разноцветный хаос. В руке что-то зашевелилось, и он почувствовал, что рука превращается в некое орудие, в могучую лапу, которой он может скинуть покойника и разгрести землю.

Кто-то безжалостный схватил Анатолия за череп, за верхнюю челюсть и стал выворачивать голову, словно она из теста. Больно очень. Сердце из груди куда-то рвануло, кишки превратились в змей. Они вспороли мышцы брюшного пресса и разодрали тело покойника, лежащего сверху. Они устремились вверх, всё тело Анатолия, продолжая видоизменяться, стремилось вверх.

Степан Семёнович с ужасом заметил, что земля на могиле стала шевелиться, вспучилась, словно вулкан, образовалась воронка, оттуда полезли щупальца. Не оглядываясь, не обращая внимания на свои мокрые штаны, Семёныч в доли секунды добежал до сторожки и заперся на ключ. Забился в угол, подождал немного, отдышался, а потом осторожно выглянул в окно.

Его он увидел сразу. Оно ползло, ль нет, перекатывалось по алее кладбища, и было каракатицей. Гигантским осьминогом. У него было на одной стороне много крабьих конечностей, плавники, десяток мигающих глаз. Рос рог, а вокруг словно лианы. Оно постоянно меняло цвет. Оно стрекотало, словно цикады и подвывало, словно волк. Оно прошло мимо сторожки, с лёгкостью сорвав с петель железные ворота, вышло с кладбища.

Анатолий чувствовал себя великолепно. Он чувствовал, что его организм постоянно меняется. Он словно Протей. Он словно древнее божество. Его ДНК полностью изменилось. В соответствии с этим менялись сами клетки: одни превращались в клетки лягушки, другие — в раковину моллюска, третий становились веткой, листиком, лепестком, вплетённым в ткань сосудов и мышц. И весь этот симбиоз чудесным образом сосуществовал, жил в единой органической системе. Что воистину великолепно!

Один глаз увеличивался в размерах, раздвигая рамки черепа, пока не превратился в глаз акулы. Одно лёгкое превратилось в жабры, но из-за отсутствия воды туже атрофировалось. Но больно не было, так как мозговые клетки тоже видоизменились.

Все эти метаморфозы проходили стремительно, с громким хрустом. Некоторые части тела отваливались, шлёпаясь об асфальт, разбрызгивая кровь и слизь.

Анатолий вышел на трассу и пошёл по направлению к городу.

В сгущающихся сумерках водитель КАМАЗа увидел перед собой на дороге бродячий ужас. Пришелец, инопланетянин, взбунтовавшаяся плоть.

— Твою мать! Что за хрень! — вскричал водитель. Ему стало так страшно, что ему захотелось уничтожить ЭТО, и он вдавил акселератор в пол, сбивая эту мерзкую тварь.

Анатолия раскатало по шоссе на 800 метров.

14.

Сергей Селиванов приготовил раствор, два шприца наполнил он этим раствором. Один отдал Петру, а со вторым заперся в туалете. Проколол вену, и почувствовал, как божественная энергия вливается в организм. Мир вспыхнул невиданными красками. Ковёр неизведанных иллюзий стал бесконечно развёртываться перед его духовным взором. Сергей, развалившись, сидел на подоконнике, улыбка великого познания блуждала по его лицу.

… Пожар! Всё объято пламенем! Горят дома, машины, деревья, звери, люди. Огонь везде! Огонь повсюду! Вселенский танец распада. Красное зарево окрашивает всё вокруг в тревожные цвета. Верхушки пламени достают до небес. Искры взлетают в небо и распускаются безудержными салютами. Огромное количество мелких и крупных животных одной необъятной волной проносятся и гибнут в огне. Вспыхивают, сгорают. На смену им приходят другие. Они бегут, летят, заполняют всё пространство от горизонта до горизонта. Целые легионы....

Что не так. Что –то происходит. Мне чудиться, будто я вижу сквозь стены. Мне кажется, я расту! Я флюоресцирую! У меня появляются новые конечности. О, как интересно! Хобот. Клешня. А это что такое? Хвост!!! Я в восторге! Почему грудная клетка у меня открылась, и рёбра полезли наружу? Блин, сколько крови вокруг…. Почему я теряю столько крови? Я не хочу терять столько крови! Что со мной? Я чувствую запах кедра, запах жимолости. Я не знаю, как пахнет жимолость, но мне кажется, то, что я чувствую — это именно запах жимолости. О, я чувствую запах женщины, она меня хочет. Определённо, это запах той медсестрёнки, той сексуальной толстушки. Пойду-ка я к ней…

15.

Старик, который поступил в отделение совсем недавно с сердечным приступом, старик, который только вчера оклемался и двигался еле-еле, залетел вдруг в палату, которую делил с Петром Мартыновым словно ураган. На миг показалось, что ветер от его быстрых движений вскружил все предметы в комнате. Пока старик, резко захлопнув за собой дверь, шарил рукой по стене в поисках выключателя, он понял, что в палате не один. В темноте кто-то громко дышал. Быть может, это то самое нечто из мышц, звериных частей, торчащих костей и непонятных органов, которое стремительно передвигалось по коридору? Именно от него старик сиганул в палату как молодой. А вдруг, эта самая тварь сейчас в комнате? Сидит и смотрит на него и шевелит усами и играет мышцами? Жуть! Дыхание, и без того сбившееся, вдруг перехватило. Старик почувствовал, как внезапно холодеют его конечности. Состояние точь в точь, как перед его последним инфарктом. Ещё секунда — и сердце тяжело провалиться в груди.

Рука нашла выключатель и с силой врубила его. Электрический свет наполнил комнату. Одной рукой держась за сердце, старик обернулся. Там, возле большого окна, на заправленной койке, оперевшись о её железную спинку, сидел и безмятежно глядел на него молодой сосед по палате Пётр. Больше в комнате никого не было.

Трясущийся рукой старик полез в карман, вынул таблетку нитросорбита, сунул в рот. Сердце в груди на грани останова стучало нехотя. Но всё ж разогналось. Застучало в ритм. Мутная пелена перед глазами рассеилась.

— Ох, и напугал же ты меня, парень, — с трудом переводя дыхание, сказал старик. На этот раз инфаркта удалось избежать. Он осторожно, неспешной походкой подошёл к своей койке, уселся на краешек. Замер.

— Ты чё здесь сидишь в темноте? — закрыв глаза, сосредоточившись на своём сердцебиении, спросил старик. — Иди, глянь, там, в коридоре какая-то хрень непонятная. Животное какое-то мутант. Фу. Аж поджилки трясутся. Страсть божья.

Пётр не шевелился. Он смотрел на старика в упор, но казалось, не видит его. Взгляд у парня был изумлённый, отрешённый, потусторонний. Такой взгляд наверняка был у Ньютона в момент состыковки его головы с яблоком. Сейчас, вот-вот, и он откроет ещё один закон Всемирного тяготения. Губы парня, почему-то чересчур синие, что-то беззвучно шептали. Весь вид его был по меньшей мере странным. Болезненным. В стороне валялись жгут и использованный шприц.

И внезапно, внутри у него что-то взорвалось. Он повалился, хрипя, на постель. Глаза закатились. Изо рта стала обильно выплёскиваться кровь, вылетали хлопья какой-то грязно-жёлтой жидкости. Сухожилия натянулись так, что, казалось, сейчас лопнут. Тело извивалось, живот раздулся до громадных размеров. Послышался треск рвущейся ткани.

—Сейчас, сейчас, парень, я сестру позову. — Старик вышел в коридор, стал звать на помощь. Звал громко. Кричал на всю больницу — никто не отзывался. Он решил вернуться в палату, чтобы хоть чем-нибудь помочь парню.

Войдя, старик увидел, что там, где только что был паренёк, теперь возвышается нечто и смотрит в упор на него тремя огромными глазами. Один глаз высоко и в сторону отклонялся на длинной ножке. Другие два были пусты, кровожадны и по-звериному страшные. Всё тело твари состояло из каких-то не то сухожилий, не то водорослей. Одна лапа была медвежьей, другая — человечьей рукой. Там где раньше были плечи, теперь пульсировали две перепончатые сумки, словно коконы, они лопнули, разбрызгивая кровь и мутную жидкость, и на их месте расправились два огромных крыла, словно у гигантского ястреба.

Старик повалился на кровать, с кровати соскользнул на пол, сдергивая за собой одеяло. Падая на пол, зацепил тумбочку, содержимое тумбочки разлетелось по полу, и на кучу одежды, фруктов, таблеток старик грохнулся. Глаза продолжали смотреть на невиданную тварь. Сердце остановилось.

Пётр тем временем закончил свои метаморфозы. Брюшко его было изогнуто назад и заканчивалось жалом. Сбоку росли четыре коротких, толстых пальмы. Они переплетались между собой и заканчивались 14-палою руко-лапой с когтистыми пальцами различной длины и конфигурации. Крыльев на теле было несколько пар: перьевые, перепончатые, красивые как у бабочки, прозрачные, как у стрекозы, и рудиментарные, как у вымерших динозавров.

Восторг! Ощущение небывалое! Будто ты стал птицей, или стрекозой. Глаз на длинном теле позволял осмотреть своё новое тело. Оглядел спину: обнаружил лёгкие, которые ритмично раздувались и опадали. Лёгкие торчали поверх чешуйчатой кожи, в месте, совсем для них непредназначенном. Крылья зажужжали, взмахнули, расправились, завибрировали. Тело чуть приподнялось над полом.

Неужели я умею летать? — пронёсся мысленный разряд в мозгу Петра, точнее, в том, что осталось от его мозга. Мощное тело неуклюже взгромоздилось на подоконник. Ночная природа звала насладиться полётом. Расправить крылья, взмыть вверх, повинуясь воле ветра… жало двигалось из стороны в сторону от сладкого предвкушения.

Существо, бывшее Петром, выломало фрамугу, которая вместе с остатками разбитого стекла полетела вниз. Брюшко напряглось, все сегменты его задвигались, надкрылья отошли в стороны, крылья освободились. Все птицы в округе почуяли, что хищник выходит на охоту, и мигом прекратили свои песни, спрятались, вжались, испуганно. Летучие мыши, жившие в заброшенном здании по соседству, были разбужены неведомым мощным ультразвуковым писком. Они поняли, что их великий брат проснулся и пора на охоту. Радостно запищав, они вылетели стаей с чердака.

Закричав по орлиному, существо, бывшее Петром, взлетело как мощный авиалайнер, как настоящий вертолёт… и полетело…

Полёт длился ровно одиннадцать секунд. После чего началось стремительное падение вниз. Крылья, хотя и было их много, и довольно внушительных размеров, двигались невпопад. Законы аэродинамики соблюдены не были. Как огромный подстреленный коршун, отчаянно махая крыльями, Петр пролетел пять этажей, отделявших его от земли, и рухнул с треском в кусты. Крылья поломались и порвались, несколько костей было сломано, кровь из разорванных сосудов растекалась по земле. Одно лёгкое лопнуло. Пётр лежал и шевелил лапами, словно гигантский жук, который упал на спину и не может перевернуться.

Кругом носились и радостно пищали летучие мыши. Они, а также далёкие звёзды настойчиво звали Петра обратно в небо. Пётр зачарованно смотрел вверх.

«Подождите немного, сейчас я поднимусь. Я сейчас снова полечу»

Хотя длинный стебелёк, на котором возвышался его третий глаз, при падении оборвался, два других глаза видели в темноте очень хорошо.

Существо, когда то бывшее Петром, смогло прожить ещё две минуты.

Молодая парочка, проходившая мимо, заметила, в кустах какое-то шевеление, и поспешила поскорее уйти, опасаясь маньяков и всяких там извращенцев.

16.

Татьяна встрепенулась. Непонятный шум разбудил её, прогнал дремоту. Татьяна встала из-за стола, повертела головой, разминая затёкшую шею. В обязанности дежурной медсестры входила необходимость следить за тем, чтоб никто не гулял по коридору по ночам. «Кому это там не спиться?» — произнесла она и выглянула из сестринской. Длинный коридор больницы был пуст. Таня не стала выходить, закрыла дверь, подошла к зеркалу, поправила причёску. И тут она услышала тихий стук в дверь.

Она сразу догадалась, что это Сергей. Он сказал сегодня днём, что придёт к ней в гости. Да, определённо, это он. Сердце радостно застучало в груди. Хотя, они слишком мало знакомы, — её влечёт к нему так же сильно, как его влечёт к ней. Испытывая сильное волнение, Таня подошла к двери. В дверь ещё раз осторожно постучали. Да, точно, это он! Таня открыла дверь.

На пороге возвышалось нечто, ростом в два с половиной метра, состоящее из множества шевелящихся щупалец, корней, отростков, полипов, длинных шипов, игл. На левой стороне рос великолепный цветок, похожий на розу. На голове было три фасеточных глаза, два хобота и один костяной гребень. От существа исходил запах. Запах одуряющий, запах пленительный, запах гипнотизирующий, запах возбуждающий. Запах парализовал девушку. Именно из-за него Таня не испытывала страха, а испытывала дикое желание. Она просто ничего не соображала. Она покорно смотрела на то, как это яркое жёлто-красно-серо-зелёное в полосочку проявление жизни приближается к ней и обнимает её одной рукой и восьмью щупальцами, нежно.

17.

Из тёмного угла, где на операционном столе лежал Денис, донёсся хриплый мучительный стон.

Доктор поднялся, не включая центральное освещение в комнате (ему хватило света настольной лампы), подошёл к холодильнику, в котором хранился приготовленный раствор героина. Там же лежал шприц. Пока доктор наполнял мутной жидкостью резервуар шприца, из угла раздался короткий, истошный вскрик, потом падение, потом быстрое приглушённое бормотание и хруст, похожий на хрумканье челюстей, размалывающих куриные косточки.

— Сейчас, потерпи немного, иду, — сказал доктор, выдавливая из шприца воздух.

Из угла раздался страшный судорожный просто нечеловечий вопль, скрежет крошащихся костей, отвратительное бульканье и шлепки, как будто на пол падали сырые куски мяса.

Доктор попытался всмотреться в темноту угла. Там в темноте видны были судорожные конвульсии человеческой плоти, которая дёргалась, вопила и разбрызгивала струями жидкость, похожую на кровь.

— Да что такое здесь происходит? — испуганно прошептал доктор, сжимая в руке шприц как оружие.

По хрумканью и звуку раздираемой плоти доктор догадался, что его пациента в данный момент разрывают на части и пожирают живьём. Но кто это делает — невозможно было разглядеть. Водянистое хлюпанье и скрежет костей прекратился. Надсадные крики перешли в хрипы и пыхтение. Потом все звуки стихли. В темноте угла шевелилось нечто огромное и непонятное.

И тут доктор понял, что над его собственной жизнью нависла угроза. Ему стало страшно. Надо бы включить свет, но он боялся это сделать, боялся увидеть то, что стояло в нескольких метрах от него.

В коридоре раздались гулкие шаги. Два охранника влетели в кабинет, держа в руках пистолеты.

— Что здесь происходит? Доктор, вы в порядке?

Доктор не мог от страха произнести ни слова.

Кто-то включил свет.

Прямо перед ними, за медицинской аппаратурой, там, где когда-то лежал Денис, теперь стояло трёхметровое нечто. Динозавр, монстр. Полуживотное-полурастение. Оно смотрело на людей огромными, злыми, хищными глазами. Из головы торчали усы гигантского жука. Все тело монстра было словно наспех слеплено из различных отростков, частей животных, растений, насекомых и человека и было ассиметричным, местами странно изгибалось, местами пульсировало.

Денис чувствовал себя великолепно. По телу, ставшему вдруг таким огромным и могучим, разлилась огненная волна экстаза. В каждой клеточке он ощущал биение жизни. В груди радостно колотились три сердца. Теперь он никого не боялся. Он был реально сильнее всех этих букашек. Он мог при желании раздавить их движением своего щупальца, и неважно, откуда у него взялось это самое щупальце.

Раскидывая на пути тяжёлую аппарату, словно пустые коробки, Денис двинулся к холодильнику и сгрёб ёмкость с тем самым раствором, который несколько дней вкачивали в его вены. Прижал эту ёмкость к пупырчато-древесной груди, уронив при этом холодильник. Охранники не сводили с него дула своих пистолетов, но стрелять не решались. Стрекоча, клёкая и рыча, Денис стремительно проломил стену, словно она была из бумаги, и вышел на улицу.

Впервые он шёл по улицам ночного города, никого не боясь. Некоторые видели, как трёхметровое непонятное нечто, очень страшное, очень стремительно передвигается по улице, и поспешили не поверить собственным глазам.

Мать Дениса, услышав звонок, кинулась к двери. Распахнула и замерла в шоке. В подъезде стояли в три погибели, занимая всё пространство подъезда страшное существо, смотрело на женщину хищными огромными глазами и шевелило длинными усами. Женщина не могла от страха пошевелиться. То, что она видела перед собой — было нереальной плотью, самым безумным творением природы. Существо дышало, пульсировало, жило, мигало глазами, сучило лапками. Оно явно хотело установить контакт. Оно хотело что-то сказать, но не имело для этого соответствующего органа.

И тут существо громко и отчётливо заворковало. Точь в точь так, как воркуют голуби.

Женщина встрепенулась, выходя из ступора, посмотрела на гостя совсем без страха и произнесла: — Денис?