Завоеватель пустынь
Там, где течет синий Нил, там, где ночью звезды на небе сверкают, как алмазы на черном бархате, там, где и сейчас царит тайна египетских пирамид, так далеко от души своей скитался Дашир, сын суровых стихий.
Когда-то он отрекся от власти и оставил свое государство, где не было места ни подвигу, ни состраданию. Все, что считалось недостойным человека, отвергало его мятежное сердце: топтал он ногами мужскую трусость и несправедливость людей. Ломал он прекрасные цветы для каждой новой жены своей. Но не сберег ни одной из них, потому что каждая новая невеста его не могла жить и трех дней рядом с ним, утрачивая напрасный счастливый смех и яркий блеск глаз, потому что не любил Дашир ни одну из своих невест. И красота их, палимая его злым взглядом, блекла так быстро, как цветок под солнцем пустынь!
И сказывали легенды от Ирана до Заира, что скитается в египетских землях непобедимый всадник на черном скакуне. Брови всадника — как крылья летящего ястреба, глаза его горят, как глаза ядовитой змеи, увидевшей свою жертву, воля его — как смерч, не щадящий никого! И все боялись больше смерти дороги, что вела через пустыни Африки.
Донеслась эта легенда и до Сирийского царства. Много было там смелых и сильных воинов, но ни один из них не отважился бы отправиться через те пустыни и за все сокровища мира! А у сирийской принцессы было смелое сердце. Хотела она встретить жестокого завоевателя, хотела заглянуть в его злые глаза. И, может быть, только поэтому отправилась она в Марокко опасной дорогой. Только поэтому.
Полюбила принцесса бесстрашного воина, но никто так и не узнал истинную причину этого путешествия:
— Строптивая девчонка, — тайно поговаривала молва. — Она хочет доказать своему отцу, что она достойна трона!
И вдоль бескрайней пустыни, из Сирии в Марокко, тянулся царский караван двадцать дней и двадцать ночей. Прохладная ночь сменяла знойный день, а знойный день — прохладную ночь. Половина дороги была уже позади, но до сих пор никого не встречали путники. Провожатые принцессы Амилии очень радовались тому, что все так удачно складывается, и, может быть, воин на черном коне — всего лишь миф. А принцесса с каждым днем становилась все печальней и печальней и улыбалась только из уважения к своим подчиненным.
Но бесстрашный всадник все же существовал, мятежный дух его странствовал по этим пустыням в поисках врагов и сокровищ, войны и победы.
… Встретил он царский караван на заходе солнца: на песчаном холме игриво переступал его конь, черный плащ всадника развевался по ветру.
Дашир знаком приказал каравану остановиться и подозвал к себе главного проводника. Принцесса очень возмутилась на это, и караван уже тронулся было дальше по ее воле, но…
— Ты ли не женщина — раба мужчины?! — грозно крикнул Дашир издали. — Ты ли не должна подчиняться своему господину? — еще громче крикнул он и рассмеялся.
— Вольный человек, чего ты хочешь? Если ты не успел спросить у моего слуги, то знай: я — сирийская принцесса! Никто не вправе приказывать мне! Уйди прочь с моей дороги, иначе ты заплатишь за свою дерзость смертью!
Задели ядовитые слова, сказанные женщиной, гордость Дашира. Тщеславен был Дашир! Слеп был Дашир! Никто прежде не смел так унизить арабского воина, лучшего наездника здешних земель, и остаться при этом не наказанным острым мечом его!
— Глупая женщина! Власть в твоем государстве затмила твой слабый рассудок! Оглянись: сейчас ты на моей земле, которую я отвоевал у тысячи тысяч бедуинов вот этим мечом! И все, что здесь есть, принадлежит мне! И ты — моя раба отныне!
Разгневалась принцесса, возненавидела злого всадника и крикнула в ответ:
— Вот еще! Убирайся прочь!!! — и приказала страже убить Дашира.
Но в этой борьбе победителем был Дашир: пали под ударами его оружия всеслуги принцессы Сирии.
Посмотрела принцесса на своего завоевателя холодными глазами, полными гнева и осуждения, спустилась с царских носилок наземь, небрежно махнула тонкой белой рукой, одернув малиновый тюль занавесок.
— Никогда я не буду ничьей рабыней! Никогда! Пусть заклюет меня черный стервятник в этих пустынях! Пусть никогда теперь мне одной не добраться до Марокканской земли! Я не покорюсь тебе, злой варвар! — сказала это Амилия, гордо подняла голову, опустив большие грустные глаза, и сложила руки на груди, ожидая неминуемой расплаты за резкие слова, смело брошенные мужчине, у которого в руках был окровавленный меч.
Помрачнел восточный шейх, глаза его засверкали недобрым блеском.
Амилия очень испугалась молчания своего завоевателя, как испугалась бы любая на ее месте, но осталась неподвижна, не сделав ни шага в сторону.
Тогда глаза всадника стали печальными и уже не ярость сверкала в них стальным блеском, а слезы, умоляющие о милости. Схватил он мешок, который был привязан к седлу его коня, и рассыпал у ног пленницы все добытые им за шесть лет мучительных странствий алмазы. За каждый камешек было заплачено по капле крови и слез Дашира.
Но и теперь принцесса не проронила ни слова, не подняла своих больших ясных глаз.
Отчаялся шейх, покоритель пустынь, обида больно хлестнула его по сердцу. Сжал губы Дашир, побледнел еще больше, помедлил секунду в оцепенении, съедаемый солоной слез, которыми плакало его сердце, но взметнул полами черного кафтана по ветру, вскочил на бешенного коня своего, выхватил крепкой рукой меч из ножен, занес его над своей головой, трижды покружил вокруг своей принцессы, расхохотался злым смехом и умчался прочь за горизонт, рассекая горячий воздух острым мечом.
Скрылся Дашир, как смертельная стихия, пощадившая на этот раз свою жертву, и лишь клубы пыли и песка вдоль его пути указывали на недавнее присутствие наездника.
Упала на колени несчастная принцесса, горько-горько заплакала на драгоценном ковре. И слезы ее становились сапфирами, а кровь, сочившаяся из пораненных о драгоценности ладоней, — рубинами.
Наступила ночь. Прохладный ветер осушил слезы и усыпил ее. Она позабыла о своем горе, о том, что любит Дашира больше жизни, о том, что ненавидит его пуще смерти, неукротимой, необузданной силой забирающей все на своем пути. Но и во сне горели раны, съедаемые солоной слез, которыми плакало ее сердце.
Горько кончилась жизнь Дашира. В жестокой борьбе с бедуинами предательский кинжал разбойника Альмеба, главаря шайки дикарей, пронзил больное сердце непобедимого воина.
Красиво упал с коня Дашир, широко распахнул глаза в небо и умер. Верный черный конь его, черный, как ночь, склонился над хозяином и сказал человеческим голосом:
— Никогда не забуду тебя, хозяин, буду вечно предан тебе.
И выполнил верный конь Дашира свое обещание: хотел предатель Альмеб оседлать ярного скакуна, но на дыбы поднялся черный конь и насмерть затоптал того, кто убил его хозяина.
Амилия сразу узнала, что погибает ее возлюбленный: откуда-то прилетел нежданный чужеземный ветер и будто бы арабской вязью писал ей письмена на раскаленном песке, письма-стихи, письма-слова, не сказанные им, завоевателем пустынь, письма-пепел, уничтожаемые все тем же ветром, письма-проклятья, несбыточные обещания, убивающие своей искренностью и обманом.
Превратилась тогда Амилия в лазурный ручеек и побежала искать Дашира, чтобы приласкать, зацеловать его потрескавшееся от зноя и ветра лицо, что не позволила ей царская гордость при встрече. Огненно-медные и перламутровые рыбки плескались в том ручейке, и теперь смелый путник на вороном коне, искавший счастье в бескрайних пустынях и бросивший вызов непокорным стихиям, мог спастись от жажды, когда уже не оставалось надежд на спасение.
***