Dariya — Место под солнцем

Никто не знал, что таилось в радуге этих цветов и о чём небо сопереживало, выражая мысли цветовыми гаммами. Но оно часто передавало настроение города, готовящегося отойти ко сну. И вот оно уже изливалось алым, а дальше душистым цветом сочного апельсина, а солнце садилось, а, может быть, даже падало. Кажется, небо — есть прямое отражение течения нашей жизни, по его лицу можно прочесть те же мысли, что посещают нас — живущих и ежедневно шагающих под этим бесконечным пространством, завлекающим своей неизвестностью. Наверное, у неба одно лицо, но достаточно вариаций для его выражения, и ещё несколько улыбок, но какое оно — истинное лицо неба, — истинное лицо человека?

Этот вопрос мы однажды вынесли на одно из семинарских занятий по психологии, когда на предыдущем одна из студенток опоздала порядком на полчаса, явившись к нам в ярости, которая выражалась в мимике и жестах, и с разбитым в очередной раз сердцем. Наш преподаватель, как выяснилось в процессе коллективной работы, оказалась достаточно современной нашему молодёжному обществу женщиной, способной вести беседы не только на темы, относящиеся строго к программе обучения, а также о том многом, что является предметом обсуждения нынешнего поколения.

Студентка второго курса факультета философии и психологии, Вера Сомова, столь не часто удивляющая нас своим присутствием, вдруг решила посетить одно из последних занятий по курсу психологии в этом семестре и тут же сходу — поведать нам о любовной стороне своей жизни. У нас как раз намечался перерыв и Вера, прибывшая как всегда вовремя, заполняла паузу душевными излияниями, гневными выпадами в сторону мужской половины населения и, конечно же, жалобами, свойственными всем нам. Вера — человек своеобразный. Многие не понимали её, не хотели слушать, но не потому, что она при каждом появлении могла болтать без умолку. Скорее это происходило по причине того , что современному обществу уже совершеннолетних людей, считавших себя к тому моменту достаточно взрослыми, самостоятельными и состоявшимися, были не интересны проблемы девчонки, жившей в своём собственном мире, хотя у каждого из нас он естественно такой же — собственный, отдельный, но у неё — особенный, если рассматривать его в рамках нашей маленькой группы. А я, в свою очередь, почему-то чувствовала её, эту нестабильную, в чём-то неуравновешенную, порою душевно шаткую Веру, жаждущую познать мир и его законы. Самой главной проблемой Веры, которую она часто озвучивала нам — коллегам по ВУЗу— была её невинность, физическая, как выражалась она сама. Вера давным-давно была готова с ней попрощаться, только сложность заключалась вот в чём: не находился её принц, не встретила она его ещё, только никто не даст гарантий, что он вообще живёт именно в наше столетие и когда-то их пути пересекутся.

В тот день студентка Сомова рассказывала нам об очередном кавалере, но уже бывшем на тот момент, так как она рассталась с ним, как и с десятком предыдущих, — по тем же причинам. Она задавала множество вопросов и нам и себе о том, почему представители сильного пола столь сложные существа, которые — при встрече с интересующей их девушкой — тут же «надевают маску» определенного поведения. И это метод применяется только для того, чтобы получить от девушки лишь физическое удовольствие и ничего больше, а после достижения цели она куда-то терялась, эта маска, вместе с молодым человеком, который только что чуть ли ни руку и сердце отдавал, как бывало в рыцарские времена.

«А как же чувства, любовь, девчонки?» — восторженно спрашивала она нас. « Где же романтика, подвиги, цветы, и слёзы, и улыбки, и самое главное — где безумное желание завоевать, покорить…ни на ночь, ни на неделю, на целую жизнь...?»

И кто-то молчал в ответ, задумавшись над её размышлениями, кто-то разговаривал по телефону, а кто — то и вовсе просто тут же находил ответ на все её вопросы, заключая его буквально в двух словах: «Вер, ну ты что, мы в двадцать первом веке живём, парней так много симпатичных, выбери любого и встречайся». И весь восторг в глазах Веры тут же менялся на ужас и отвращение. «Ведь физическая близость — часть отношений с противоположным полом, а любовь … Где любовь в этой жизни найти?» — продолжала настаивать Вера, будто желая сиюминутно получить ответ в том коллективе, где, казалось бы, на первый взгляд, ни один подобным вопросом из области философских не занят.

Вера чувствовала, что каждый создает себе оболочку — такую, в которой ему будет проще и комфортнее жить. А есть и те, кто даже и не создаёт её, те, кому и так просто, как кажется Сомовой, кто не думает о «высоком», кто этого просто не знает, не осознаёт. И как найти среди тысяч масок его — одного, единственного, твоего, настоящего?! Вот оно, кажется, главное, что отличает нас друг от друга — наличие души и её отсутствие, проявление душевности или не проявление. Оттого ли так, что проявить нечего живому существу или оттого, что чувства не возникло к конкретному человеку? Очевидно, ничто не отличает нас так друг от друга: ни пол, ни внешние данные и даже ни возраст, а наш потайной мир, в который мы впускаем чуть ли ни одного из десяти тысяч, осматривая на входе несколько десятков раз и просвечивая насквозь лазером сердца, начиная с вопроса: « А что же отрицательного он может внести в мою жизнь?».

Получив опыт общения с некоторыми молодыми людьми, Вера так же старалась выбирать тех, о чей контур она не обожжётся или тех, ожог о которых будет проходить не столь болезненно. Но повсюду встречались не те или искала она, может быть, не там. А может быть, и вовсе не стоит искать?... И ни один не подходил, и ни один не мог пройти барьер разума и души юной барышни и поселиться прямо там, глубоко внутри, на том пустующем троне, который уже был уготовлен для Него.

Да, скорее будет верным заметить, что в нашей студенческой группе Веру не чувствовали. И иногда смеялись. Нет, это был ни сарказм, скорее — ирония над её мечтами. И только она знала, что это не мечты. Это — её будущая реальность. Подружки отражали мнение большинства, в котором не было для неё ни глубины мыслей, ни глубины чувств. Кажется, разум человека словно соткан из материи. Да, так оно, наверное, и есть, но та крупинка, отведённая духовному началу, в человеческой природе была также заполнена чем-то тяжёлым, неподвижным и одновременно пустым.

Вера. Она не принимала шутки близко к сердцу, потому что чувствовала, что сны превратятся в бытие и счастье нагрянет тогда, когда о нём, скорее всего, забудешь. Но параллельно она теряла время, как ей казалось, ведь она жаждет жизни, своей, такой, чтобы дышать полной грудью, чтобы жизнь испить до дна, до такого дна, которое будет бесконечным. Её эмоциональность и болтливость часто утомляли нас, но мы как будто проявляли снисходительность по отношению к ней, часто называя её ребёнком. Я не могла согласиться с этим полностью, но и не согласиться тоже не могла, поскольку считаю, что все мы — дети, неважно, сколько лет мы прожили и какими были эти прожитые годы. Но всё-таки вот он — возраст, присущий ему максимализм — ощущение собственной важности и безмерной взрослости не перестаёт покидать нас на этом — почти ещё начальном — этапе нашей жизни. Только, видимо, проявляется он (максимализм) у каждого по-своему: у одного в желании как можно ярче выразить собственную значимость, у другого — в желании получить весь мир сразу — на ладони и положить к себе в копилку с ценностями. И, кажется, что никуда не деться от него, пока не проживёшь то, что тебе прожить отведено, должно и положено, ведь истина гласит — всему своё время.

Так и наш маленький коллектив блистал по очереди, выражая свои мысли и мнения. Вера же была романтиком и, несмотря на всё тот же — общий для нас всех — юный возраст, была будто бы выше многого из того, что происходило в обществе. Я часто думала о том, что её имя — Вера — возможно, не случайно принадлежит именно ей, ведь оно, кажется, столь свойственно её натуре, которая не просто надеется, а именно свято верит в своё не только право, но и обретение счастья. Я наблюдала за ней и ясно видела её стремления и порывы понять природу человека, цель его существования. Вопросы сыпались один за другим, она просто тонула в них, пытаясь находить достоверные ответы. Она часто смеялась и улыбалась, рассказывая о своих развлечениях и увлечениях, но главного для неё — на том жизненном отрезке — получить так и не могла. Жизнь интересовала её практически «от и до», но приоритеты, видимо, были расставлены, и она находилась в вечном поиске.

Как-то вечером, находясь за городом на отдыхе, я любовалась пейзажами и просторами нашего края, речной водой, блестящей под уходящими лучами солнца, песком, таким светло-бежевым, приятным на ощупь, гладким, мягким, и уже остывающим под закат солнца. Она, наша Вера, отдала мне письмо, которое я наконец-таки решила прочитать именно в тот день. В нем она повествовала о своих размышлениях на тему жизни и её необъяснимых поворотов. Писала она не очень много, пару страниц, но главное чётко и ясно, где старалась раскладывать по полочкам свои переживания и думы, желая получить отклик своим догадкам и убеждениям. Мне нравилось читать её послания, так как это было далеко не первым, и, мне хотелось, чтобы не последним из тех, что она ещё напишет мне, доверив тем самым свои чувства. «Сложный человек — сложная судьба» — иногда так отвечала я ей на письма. Нам обеим нравилось писать от руки на бумаге, запечатывая конверты и отдавая друг другу в руки. Электронная версия — это удобно, но всё же, как нам обеим казалось, есть в ней доля искусственного, нечеловеческого, особенно буквы — все одинаковые, отшлифованные машиной. Нам написанные читать было приятней, они словно живые для нас…

Письмо было, как всегда, содержательным и интересным. На момент получения и прочтения мною этого письма мы проучились вместе уже три года. Я вроде бы знала её достаточно для людей, которых связывало, казалось бы, только общее дело — обучение, но это — только казалось. А может быть, мы сами создавали эту оболочку вокруг нас, опасаясь нарушить, внести отрицательные изменения в уровень душевности нашего общения, придавая ему приятельский характер. Но каждый раз размышления её создавали новую цепь и моих — весьма глубоких –размышлений, выводя логические цепочки в неожиданные для меня точки исхода. И письма её прочитывались мною буквально на одном дыхании, будто в этот момент искрой отсвечивали в моих глазах. Наверное, мне было столь интересно порою, что я даже ожидала, спешила узнать, к чему же приведёт её следующая мысль.

На этот раз она затронула тему человека и его взаимодействия в обществе. На примерах из собственного опыта она пыталась доказать, что человек, находясь в процессе общения тет-а-тет или в группе, каждый раз примеряет на себя какую-то роль, при чём роль не всегда одна и та же. Хотя, с другой стороны, можно попробовать и опровергнуть это утверждение тем, что, раз человек ведёт себя по-разному, значит, он естественен, и поведение его искренне и регулируется сегодняшним настроением. Но Вера писала несколько о другом, хотя со мной тоже соглашалась. Она писала о том, что в начале контакта «человек — человек» личность предстаёт перед нами в самой своей успешной и благополучной оболочке, которую она (личность) изначально выработала для себя и проверила на практике неоднократно. И только после того, как личность завоюет, достигнет, образно выражаясь, расположения другого индивида, или, наоборот, выяснит для себя, что вовсе не желает близко контактировать по каким-то причинам, снимает эту маску, что бывает сюрпризом для другого человека. Кажется, вчера человек вёл себя иначе, так, как, кажется ему свойственно, каким ты знал его всё то время, что вы общались «до». Сегодня же ты не узнаёшь его, потому что он вдруг «стал собой», таким, каким он тебе почти неизвестен. Далее она привела те же примеры — взаимодействие полов, которое часто не заканчиваются удачно, ту же дружбу между нами, девушками, а также описала отчасти эту простую истину в общении коллег или людей, которых объединяет нечто профессиональное общее.

Я сидела на песке, укрывшись полотенцем, и дочитывала строки столь душевного послания, понимая, что человек ищет в жизни справедливости, истины, счастья. Но чтобы отыскать желаемое, нужно понять, что общей справедливости не существует, и, кажется, истина у каждого индивида своя, а за счастье необходимо бороться, это является условием жизни. В последующем письменном ответе ей именно эти мысли я старалась выразить.

Многое Вера мне не рассказывала из той её жизни, которая оставалась «за кадром». Она называла её распутной, беспредельной, сумасшедшей, в то же время, кажется, наслаждаясь этими ощущениями экстрима и адреналина. Она искала себя и своё счастье во всём, не исключая ни одной из сторон жизни. Да, глубокие размышления преследовали её непрерывно. И даже ночью, засыпая от усталости, писала она мне как-то, «мысли не давали покоя», но она знала, что ей нужно от этой жизни, только найти не могла. На своей другой орбите она вела другую жизнь, активную, веселую, разнообразную.

Компании она любила, но не всегда посещала подобные мероприятия, ведь — в большинстве своём — участники вечеринок не давали ей ответов на вопросы. Они помогали забыться, отвлечься, расслабиться, но вопросы Веры так и оставались без ответов. Сомова была будто героем, только не нашего времени, а того, что было до нас, времени золотого века, человек из прошлого в настоящем. Волновали её для нынешней жизни, кажется, уж очень высоко духовные темы, обсуждением которых теперь мало кто по-настоящему интересовался. Современное общество производило впечатление безразличных к саморазвитию людей. И это угнетало Веру. Ведь окружение именно поэтому было столь узким, и составляли его, можно без преувеличения сказать, люди духовные, интеллектуальные, с жаждой познания в глазах.

Мы с Верой радуемся тому, что целеустремленные люди присутствуют в этом мире. Веру нередко беспокоили примерно те же вопросы, что и меня. Но между нами всё же существует разница — Сомова пыталась переделывать тех, к кому тянулась, кто был интересен, и часто обжигалась, понимая с только опытом, что занятие это — бесполезно. Кажется, людям — в массе своей — нужен такой значительный стимул или же поворот судьбы, к которому они были бы не готовы, и вот тогда изменения становились бы глобальными в сравнении с их предыдущими этапами жизни.

«Знаешь, …» — написала Вера в одном из следующих летних писем — «мне кажется, я иду не по тропинке, а по шоссе, и дорога прямая и широкая, а ведь по шоссе я шла не всегда. Я вышла на него по той тропе, что вела меня к нему стремительно и упорно, с преодолением различных препятствий и наличием резких поворотов, неожиданных и непростых для меня. А теперь это шоссе — длинное и бесконечное. И я иду как будто по прямой дороге, пока что лишь иногда поднимаясь на небольшие пригорки и медленно спускаясь с них, но уже часто ощущая даже крошечную степень возвышения. Мне кажется, я уже нахожусь на очень сложном, интересном, но правильном пути. Жизнь видится мне многогранной и богатой. Я чувствую, что у каждого человека своя судьба, и эти судьбы довольно-таки разные. Но несмотря на это нас всех объединяет одно — нечто самое важное — потребность, желание найти своё место в этой жизненной системе — своё место под солнцем. И я уже сейчас нахожусь на верном пути".