Homoscribens — Профи

— Добрый. Постараюсь сделать все, что в моих силах… Говоря откровенно, я уже третий год не могу понять, что здесь происходит. Это единственный подобный случай в моей практике.

— Вот поэтому мы и обращаемся только к Вам. Только Вам удается вывести его из этого… м-м… странного состояния.

— Вы, конечно, понимаете, что я не могу ничего обещать? Это уже далеко не первый случай, и что самое удивительное — рецидивы приходятся на один и тот же день в году. Я прав?

— Да, абсолютно. Как Вы уже подметили это в свой второй приезд к нам. Опять 14 апреля. С интервалом в год.

— Симптомы те же?

— Один в один! Мы, конечно, убрали из его поля зрения все, что может так или иначе… Ну, Вы понимаете… Но мы же не можем запереть его где-то. Есть опасения, что он помнит все, что с ним происходило. Мы ведь не можем его об этом прямо спросить. В первый раз пришлось сменить треть персонала — всех тех, кто не особо с ним церемонился, когда шеф был «не в адеквате».

— Надеюсь, в этот раз вы удалили всех чужих?

— Да. Здесь только свои, посвященные в тонкости этого, так сказать, нетипичного случая.

— Хорошо. Где он?

— Сейчас у себя в кабинете. Пытается найти хоть какое-нибудь оружие. Он уже вихрем пронесся по дому, но мы подготовились. Ему ничего не удалось найти. А сейчас Даниил наблюдает за ним — везде установлены камеры.

— Давайте поднимемся. Для начала я тоже понаблюдаю. Быть может, что-то укажет на причины происходящего. Какой-нибудь жест, фраза. Вы сегодня фиксировали все?

— Да, с самого утра.

— Заметили что-то необычное?

— Нет. Все по стандартной схеме.

— Ясно. Ясно, что ничего не ясно… Хорошо, я пока понаблюдаю.

Хозяин кабинета, сорокачетырехлетний профессор, владелец сети магазинов компьютерной техники Андрей Владимирович Старцев, метался по кабинету в поисках чего-то очень для него в тот момент важного. Столь важного, что без этого чего-то он не представлял своего дальнейшего существования.

— Анна Робертовна, куда пропал нож для бумаги? — как бы, между прочим, спросил он, нервно дергая верхний ящик письменного стола. — Вот только вчера я его положил сюда. Почему все время что-то пропадает в этом доме?

— Андрей Владимирович, мне кажется, вчера сюда забегал Павлик. Возможно, он взял его поиграть.

— Что? Павлик взял нож? Четырехлетний ребенок? И Вы так просто его с этим ножом отпустили? Вы совсем с ума сошли! Он же может порезаться! Он даже ножницы в руках еле держит!

— Но ведь нож деревянный, из березы. Он декоративный…

— Декоративный! Ну и что, что декоративный? Мне бы он сейчас очень даже… И не важно, что он декоративный. А, кстати, о ножницах… Где хоть одни ножницы? Их, что, тоже забрал Павлик?

— Ножницы я отдала Николаю точить. В последнее время они стали портить бумагу.

Андрей Владимирович продолжал нетерпеливо копаться в столе, но явно не находил того, что искал, а оттого начинал распаляться все больше и больше. Гнев его при этом был какого-то странного оттенка: он, вроде бы, и злился, но без тех нервных вспышек, которых так боятся окружающие. Если бы не эти перебежки с одного места на другое, напоминавшие перемещения алкаша, ищущего припрятанную «где-то здесь» бутылку, он вполне сошел бы за обычного человека, потерявшего что-то важное и для порядка ворчащего на домашних. Неопасность ситуации для окружающих подтверждалась еще и тем, что его личный секретарь, Анна Робертовна, весьма спокойно наблюдала за этими странными выпадами начальника. Она вела себя так, как мать с ребенком, который гневно топает ножкой, выражая неудовольствие.

— А коллекцию огнестрельного оружия куда Вы дели? — продолжал вопрошать профессор, открывая сейф с бронированными стеклами-дверцами. — Тоже отдали Николаю поточить?

— Вы сами отдали коллекцию на оценку Якову Александровичу. Неделю тому назад.

— Ах, да. Забыл. Кстати, это Вы уговорили меня это сделать! Так, так… А вот ленточка… красная такая ленточка… вот тут была! Широкенькая такая, прочненькая! Мне ее еще заммэра подарил, когда мы с ним подъезд к мегакомплексу «Кибердом» открывали. Ленточку тогда еще ножничками перерезали… Ах, твою ж дивизию, опять ножницы… Что ты будешь делать? …Да вот тут она у меня была приложена…

— Про ленточку, Андрей Владимирович, ничего не могу сказать. Я ленточками не очень интересуюсь.

— Еще бы! Вам еще только ленточками осталось интересоваться… А… вот где-то пакет тут был — такой формата А3, подарочный, от календаря остался…

— С ручками?

— Да, да. Именно! Так, где он?

— Я в него сложила папки для Дементьева и отправила ему с шофером. Извините, Андрей Владимирович, я не знала, что он Вам может когда-нибудь понадобиться.

— Господи, Боже ж ты мой! Ну ничего в этом доме нет, чтобы… А столовая, Вы говорите, сегодня на дератизации? А откуда, интересно, в моем доме вдруг взялись крысы?

— Ну что Вы, Андрей Владимирович, какие крысы? Это просто плановая проверка во всех частных владениях. У нашего соседа, Льва Михайловича, тоже проверяют. И у Дементьевых. Зачем нам лишние проблемы потом? Пусть проверят, и мы будем спокойны. Все-таки, частный сектор…

— Понял я, понял. Опять пластиковыми ложками есть будем.

…

— Ну что, Дмитрий Александрович? Как он Вам сегодня показался? — с тревогой в голосе поинтересовался заместитель Старцева Леонид Юрьевич Полтавченко.

— В нем появилась какая-то деловитость. Вы не заметили? И еще обреченность, что ли… В первые разы он просто носился по дому, сметая всех и все на своем пути. Перерывал все, где могло быть хоть что-то, подходящее для самоубийства. С перил лестничных пытался броситься. А в это раз он… как бы сказать поточней…

— Он просто методично ищет, но без особого интереса? — выдохнул Полтавченко.

— Да. Он — вялый. И это добавляет новых красок в историю болезни. Это надо обдумать. Либо он уже смирился, либо хитрит. Ослабляет ваше внимание. Вспомните первый случай: одному Богу известно, как вам удалось его вовремя остановить! Ладно, я думаю, мне пора с ним пообщаться.

— Привет, Андрей! — Дмитрий протянул профессору руку.

Во взгляде Андрея Владимировича на мгновение появились проблески сознания.

— А-а, Дима! — по чуть опустившимся уголкам губ Старцева можно было понять, что встрече он этой не очень-то рад. — 14-е число?

— Точно.

— Ты понял, в чем дело? — стараясь не смотреть на Дмитрия, осторожно спросил Старцев.

— К сожалению, нет.

— Тогда зачем пришел?

— Есть одна идея.

Вдруг в глазах Старцева снова загорелись бесовские огоньки, и он с прежней энергией бросился на поиски орудий самоубийства. Но Дмитрий не дал ему вновь погрузиться в это занятие:

— Андрей, пойдем. Поговорим. Я ведь сюда к тебе пришел. Отложи пока свои дела и угости меня кофейком. — Дмитрий мягко взял Старцева под локоток и повел в гостиную.

…

— Вы удивительный человек, Дмитрий Александрович! Как Вам только удается это?

— Обычный гипноз. И все же это не решение проблемы. Где-то глубоко у Старцева сидит эта мысль о самоубийстве, и просыпается она каждый раз 14 апреля… Я досконально изучил всю его биографию. Все, что вы только смогли мне предоставить. И все же я не понимаю, откуда взялась эта дата. И еще… насколько я помню действие этого неизвестного нам фактора прекращается ровно в 6 вечера?

-Да. Так было в прошлые разы.

— Хорошо. Сейчас половина третьего. Пока что он спит, но кто знает… Вы уверены, что дом полностью зачищен?

— Полностью. Знали бы Вы, сколько мы всего повыгребали из разных укромных мест! Это же уму непостижимо! Во всех дырах — где шило, где ножи, где веревки! Всякие порошки, таблетки, о составе которых мы не имеем ни малейшего понятия — сдали все в лабораторию. Мы перекрыли ему все пути с учетом предыдущего опыта.

— Это не есть гарантия, но вы — молодцы. У меня есть одна зацепка, и я хочу попробовать обсудить с ним это. Я приеду завтра, когда он будет «в себе».

— Хорошо. Спасибо, Дмитрий Александрович… А если эта Ваша зацепка… сработает, можно надеяться, что…

— Я Вам уже говорил, что не даю гарантий. Человеческий мозг еще не исследован до конца. И вообще, я уже общался со своими коллегами, и ни один не может припомнить схожего случая. Быть может, потому, что некого было изучать. Не у кого спросить. И, может, наш экземпляр — просто везунчик, раз ему уже столько раз удавалось избежать печального конца? В общем, до завтра, Леонид Юрьевич. И будьте крайне бдительны. Мне не очень понятна эта его вялость в сравнении с предыдущими разами. Если потребуется, ограничьте его свободу до минимума. Он нужен мне завтра живой.

— Сделаем все, что только сможем.

— И даже больше, Леонид Юрьевич!

…

Утром следующего дня Дмитрий Александрович Трешков сидел у себя в кабинете и вел запись по одному из клиентов. В окна отчаянно били лучи весеннего солнца, но плотные шторы, создававшие мягкий, обволакивающий полумрак, не давали им ни малейшего шанса. Настольная лампа освещала только небольшой кусочек стола, на котором были разложены бумаги.

По внутренней связи секретарь сообщила о приходе г-на Старцева. Трешков удивился, но попросил секретаря проводить Андрея Владимировича к нему в кабинет.

— Приветствую, Дима. — Старцев вошел в кабинет, пожал протянутую руку и шумно плюхнулся в мягкое кресло.

— Удивил. Я собирался к тебе сам. Ну?

— Что «ну»? К чему этот вопрос? Я пока еще живой, значит все просто распрелестно! — ернически заключил Старцев, сложив руки на груди. — Держи диск с мультиками. Не насмотрелся еще вчера?

— Андрюша, я ведь не из садистских побуждений просматриваю твои концерты.

— Слава Богу. Хотя вы, психологи, все слегка, так сказать… извращенцы.

— Само собой. Если тебе легче так думать. А теперь давай анализировать все, что имеем. Эта штуковина впервые приключилась с тобой три года назад. Каждый раз инциденты происходят 14 апреля. Так?

— Выходит, что так.

— Тогда ты мне что-то не договариваешь.

— Даже под гипнозом?

— Даже под гипнозом.

— И? Что дальше?

— Должно быть что-то — какой-то механизм, который приводит в действие ту бомбу, которая заложена в твоем подсознании.

Старцев тяжело вздохнул. Во взгляде его сквозила невыносимая грусть, обреченность. Он знал, что является носителем механизма самоликвидации, но ничего не мог с этим поделать.

— Я не знаю, что это. Я тебе уже говорил.

— Ты можешь сам даже не догадываться, но тебе надо сделать усилие над собой и припомнить все, что только может иметь к этому отношение. Ты должен вспомнить. Это «что-то» определенно есть, и мы его найдем.

— Или просто будем связывать меня 14 апреля каждого года.

— Не смешно. Давай опять начнем с начала. Кому и где ты мог перейти дорожку?

— У тебя с прошлого года лежит список из сорока четырех кандидатур, можешь туда добавить еще три.

— О, неплохо. Всего три. Я смотрю, ты стал мягче и осторожней.

— Будешь тут мягче…

— В первый год в списке было порядка тридцати твоих — назовем их — «врагов». Ты продолжаешь с ними конфликтовать?

— Да с большей частью я нахожусь теперь во вполне нормальных деловых отношениях. Один из них — теперь мой партнер, совладелец сети магазинов.

— Да? А вот это уже интересно.

— Нет, ты зря все это. Костя — просто клад! С ним мы вышли на совершенно другой уровень. И вообще, мы с ним из одной песочницы — он учился в универе на год младше меня. Я его даже помню.

— То есть, ты хочешь сказать, что ты в нем уверен?

— Абсолютно.

— Еще идеи? Кто может желать тебе смерти?

— Да никто. Кому я сдался?

— Уводил чьих-то жен, девушек?

— Нет… Или да… Не помню. Ничего серьезного.

— Ничего серьезного для тебя.

— Дима, я скоро с ума сойду от всего этого. Я не могу так больше жить, понимаешь? Я устал. Я не могу спокойно думать. Я забросил программирование, отказываюсь от множества перспективных проектов. Я начал тупо проживать заработанное раньше, я не создаю ничего нового. Только и думаю: кто мне друг, кто враг? Сделай что-нибудь!! Устрой мне амнезию или что там еще? Снеси полголовы, но избавь меня от этого всего!

— Вместе с половиной головы я могу снести и всю твою гениальность.

— К черту эту гениальность. Ее не было и нет. А есть только точащий меня изнутри страх… Я всего боюсь. Боюсь сказать не то, не так. Сделать не так. Я никогда не был такой истеричкой, а за эти три года я просто… в хлам. Слушай, а если я просто напьюсь? 14-го?

— Я тебе уже объяснял, что это не выход. Ты вообще себя перестанешь контролировать.

— Можно подумать, я себя сейчас контролирую!

— Андрей, послушай меня: мы разберемся. Главное, что с тобой сейчас все в порядке и целый год ты можешь спокойно работать, писать программы, открывать новые сайты и вообще заниматься всем, что тебе любо. Дай мне время. Мне кажется, мы очень близки к разгадке… А теперь давай попробуем провести еще один сеанс гипноза. Быть может, ты дашь мне какой-нибудь новый ключ…

…

— Да, Сергей Георгиевич, эксперимент закончен… Можно признать успешным… Внутренний календарь отработал без сбоев. Да… К концу третьего года действие ослабло… Появилась методичность, одержимость пропала… Да, я полностью снял… Нет, больше рецидивов быть не должно. Где-то через полгода я встречусь с ним под предлогом апробации новой методики, а потом, конечно, 14 апреля как всегда заеду к нему, с проверкой… Да, он будет думать, что сработала новая методика…Нет, ни у кого нет ни малейшего представления о том, что происходит... В принципе, по статистике у нас только 2% нештатных ситуаций, но там не была обеспечена чистота эксперимента. Так что можем внедрять… И еще я направил Вам полную биографию, со всеми деталями, слабыми местами и так далее… Следующим мы выбрали финансового аналитика N. Это просьба Самого… Видимо, есть мотив… Хорошо, Сергей Георгиевич… Да, возвращаясь к Старцеву… Хочу отметить — он больше никогда не будет прежним. Он практически потерян как профессионал в своем деле… Я могу попробовать стереть это кусок из его памяти — у меня есть некоторые наработки в этом вопросе… Особая заинтересованность в Старцеве? Вам кажется? Да нет, я знаю его всего три года, и никакой привязанности у меня к нему… Нет, абсолютно… Просто он исключительный программер и мог бы… Хорошо, я Вас понял. Не будем осложнять.