Александр Шипицын — Украсть знамя

— Ты отстоишь 15 минут и уйдешь со сцены. На этом твоя задача выполнена. Можешь с чистой совестью идти водку пьянствовать.

Всей знаменной группой мы своевременно спрятались за кулисами. В нужный момент, как чертик из табакерки, я выскочил на сцену и, щелкая каблуками новеньких ботинок, походкой Буратино второго года службы, подошел к знамени моего полка. Всего на сцене стояло три знамени, мое крайнее справа. У каждого свой знаменоносец и по два ассистента.

То ли командир дивизии негативно относился к трудящимся всех стран и народов, то ли торопился куда, но, не успел я развернуть носки на ширину ружейного приклада, а подбородок задрать до характерного щелчка в основании черепа, как прозвучала команда «Боевые знамена вынести!» Я так и знал! Но, как солдат роты почетного караула, что при Кремле служит, выполнил поворот направо и «гордо и смело» вынес знамя из зала.

Ритуал проведения торжественного собрания оставлял мне 20 секунд на определение плана дальнейших действий. Выйдя в фойе, я позволил себе оглянуться. Как я и ожидал, никаких следов ни начальника штаба эскадрильи, ни помощника начальника штаба полка, ни командира знаменного взвода. Как выяснилось, все эти достойные лица и примкнувший к ним начальник строевого отдела не ожидали, что собрание так быстро окончится. Они сидели в кафе и пили за здоровье международного рабочего класса. Пока я размышлял, что делать дальше, мимо меня пронесли два знамени. Одно шелковое, алое и одно бордовое, бархатное. Матрос-ассистент, видя мое замешательство, шепнул мне, что надо идти за этими знаменами.

Я живо нарисовал себе в мозгу приятную и торжественную сцену. Первое из пронесенных мимо меня знамен, несомненно, знамя дивизии. Второе, бархатное, боевое знамя соседнего полка. А третье, красиво лежащее на моем плече, боевое знамя нашего полка. Несколько позже я узнал, что боевые знамена бархатными не бывают. Обычно это какие-то переходящие знамена, которыми полк награждается за какие-то заслуги. А скорее безвинно наказывается.

Начальник штаба полка, награжденного таким знаменем, обычно горько рыдал, вытирая слезы бордовым бархатом. Так как вместе с тяжелой фактурой на его плечи грузно ложилась ответственность за целость и сохранность этого переходящего приза.. И если на боевое знамя с его непрактичным алым шелком преддембельный матрос не покушался, то бархатное знамя всегда было вожделенной целью. Знаменный бархат идеально подходил к обложке дембельского альбома. И были печальные случаи, когда при очередном вынесении знамени «на люди», обнаруживалось, что здоровенный лоскут, на одной из сторон отсутствует и уже украшает обложку дембельского альбома заслуженного «дедушки». И если бы не пристальный контроль со стороны начальника штаба, через два призыва от бархатного знамени оставалось бы только украшенное звездной пикой древко.

Итак, я распределил, в своем понимании ситуации, все наличествующие знамена и пришел к следующему выводу. Раз первое знамя дивизионное и за ним следует знамя соседнего 369-го полка, то сам Бог велел мне, знаменоносцу 370-го полка, следовать за ними. Очевидно, тут так принято. Сначала провожают дивизионное знамя до штаба дивизии. Там, возле штаба, желают ему спокойной ночи. Или как-то по-другому расстаются до следующего торжественного собрания. Затем доходят до перекрестка, где расходятся пути следования оставшихся знамен. Там и эти знамена мило прощаются и разносятся каждое в свой штаб. Я прошу благосклонного читателя помнить, что эти мысли роились в голове лейтенанта, малоискушенного во всех хитросплетениях Строевого устава и фактически сложившейся знаменной ситуации. Самое интересное, что реальные пути почти совпадали с возникшей в моей голове схемой.

Когда мы вышли из Дома офицеров, два первых знамени остановились. Справа подошел знаменный взвод и попытался вклиниться между мной и двумя другими знаменами. Но я так глянул на командира знаменного взвода, что он счел за благо со мной не спорить и пристроил свой взвод сразу за мной.

Я нес свое знамя с таким благоговением и печатал шаг с таким старанием, что впереди идущие знаменоносцы даже оборачивались на меня. Это, конечно, отрицательно сказывалось на торжественности процессии, и я сильно негодовал по этому поводу. Еще мне бросилась в глаза какая-то суета за углом Дома офицеров. Там с автоматами стоял еще один знаменный взвод. Я долго ломал себе голову: что это за взвод и что делает? Никакой другой мысли, кроме той, что это запасной взвод, сидящий в засаде и ждущий врага (?), мне в голову не пришло. Не подослали же, в мирное время враги своих гнусных наймитов, чтобы отнять именно у меня святыню нашего полка. Все-таки я, на всякий случай, сократил дистанцию до других знамен.

Я с максимальной гордостью нес по гарнизону шелковое знамя 370-го полка. Изредка косил я по сторонам; не попадется ли мне кто в форме? Пусть только попробует не отдать честь моему символу доблести! Я не знал, что я ему сделаю, и не представлял как, но думаю, ему бы не поздоровилось. К сожалению, кроме патруля нам в форме никто не попался, все сидели на праздничном концерте. А патруль благовоспитанно честь нам отдал.

Мы уже подходили к штабу дивизии, и я старался угадать варианты ритуала трогательного прощания полковых знамен с их дивизионным сюзереном. Но, к моему удивлению и разочарованию все три штандарта, не снижая скорости, продефилировали мимо штаба дивизии. Я даже подумал, может, дивизионный знаменоносец задумался и забыл, куда ему надо. Да, но два ассистента рядом с ним должны были вывести его из забывчивости.

Когда мы подошли к перекрестку, где уж точно мы должны были остановиться для прощания знамен, знаменоносец соседнего полка решительно повернул налево, за ним бархатное знамя. Я замешкался и знаменный взвод, деликатно обогнув меня, устремился к штабу соседнего полка.

Совершенно сбитый с толку, я со своими ассистентами, стоял на перекрестке, и торжественности это зрелище не имело никакой.

— И куда дальше? — уныло спросил я ассистентов, так как разрушение созданных моим воображением ритуалов сильно подорвало мою веру в необходимость воинских церемоний.

— В секретную часть, товарищ лейтенант.

Я знал, что в штабе полка не оборудовано место для поста, где знамя должно находиться под стеклянной призмой и круглосуточной охраной часового. Поэтому я думал, что знамя хранится в кабинете командира полка. Такую прозу, что зачехленное знамя торчит за сейфами с секретной литературой в компании с пыльными рулонами схем нанесения ударов и решений, я воспринять не мог. Это был предпоследний удар по моему идеалистическому романтизму.

Я сдал знамя под роспись очкастому секретчику. А когда вышел из штаба и направился к Дому офицеров, услышал ритмичный топот множества ног и звякающий звук множества автоматов. Из-за угла, прямо на меня выскочила большая группа людей, во главе которой бежал начальник штаба полка. Он был бледен, как голубь мира. Не говоря худого слова, он, с видом отца Федора, допрашивающего Ипполита Матвеевича, куда тот девал сокровища убиенной им тещи, схватил меня за грудки и, пытаясь потрясти, потерял последние силы. С двух сторон меня атаковали начальник строевого отдела и помощник начальника штаба. Начальник штаба эскадрильи и командир знаменного взвода стояли в трех шагах, и в их взорах одобрения не просматривалось. А уже за ними топтался знаменный взвод, явно сожалеющий, что им не выдали патронов к автоматам.

Первое, что сказал начальник штаба полка, когда смог говорить, это:

•Ты, куда знамя дел, сволочь?

•Как куда? В секретную часть.

•Правда? Фф-ф-у! Да ты ж моя умница! — сменил он гнев на милость, — А ты говорил, украл, украл! — повернулся он к своему помощнику.

От всех офицеров хорошо пахло коньяком. А от матросов несло обычным казарменным запахом, подогретого бегом с автоматами. Начальник штаба больше не сердился, а был просто счастлив, что все окончилось благополучно. Правда, несколько позже он устроил выволочку начальнику штаба эскадрильи, за то, что тот плохо меня проинструктировал.

Я до сих пор не пойму, чего они так разволновались? Неужто и вправду решили, что я способен украсть полковое знамя? Значит, и у них воображение, как и у меня — живое и далекое от реальности.