vavikin — Пятая планета. Глава 3

Мать улыбалась ему. Эта выцветшая, некрасивая мать, которую ему никогда не хотелось нарисовать, потому что, каким бы хорошим не вышел рисунок, она все равно не поймет его, не оценит. Никто не поймет, даже младшая сестра. А ведь они — малани! Они должны быть более глубокими, более мудрыми, открытыми чувствам. Особенно здесь, в подводном городе. Среди плесени и деградации. Среди ржавых конструкций и распада. Пилс не знал, почему ему хочется рисовать именно это, но целые дни тратил на то, чтобы отыскать грязь своего родного города. Грязь, о которой знали все, но никто не хотел об этом говорить, никто не хотел смотреть на это, как бы талантливо он не изображал реальность своего города. И Пилс не мог этого понять. Не мог принять всех этих отрицавших действительность людей, включая младшую сестру, так сильно напоминавшую мать — женщину, которая выцвела и увяла, принеся себя в жертву своим детям. И дети приняли от нее эту жертву. Пилс не знал, понимает ли это Габу, но он понимал. Понимал, и думал, что когда-нибудь сестра вырастит, родит детей и повторит судьбу своей матери. А он… Ему останется лишь найти такую женщину, как мать и повторить судьбу своего отца — сбежать при первой трудности, растаять в толпе, предать. Стать тем, кого он ненавидит. Или притвориться, что стал… Для мальчика, лишь недавно научившегося писать, все это было очень сложно. И не оставалось ничего, кроме увлекавших его рисунков, которые никто не любил кроме него. И эти рисунки стали для него его детьми. Детьми, как были они с Габу для его матери. Детьми, ради которых можно умереть, отдав всего себя, ради их будущего и славы, потому что без славы рисунки мертвы. Они питаются признанием. Они нуждаются в понимании. Они также слабы и беспомощны, как новорожденные дети. И многие из них обречены на смерть. Самые слабые, самые неудачные — ошибки. Поэтому Пилс старался не совершать ошибок, старался не давать жизнь тем, кто умрет спустя пару дней, кого никогда не признают. Нет. Он не желал смотреть на их страдания и агонию. Габу так и не смогла понять, почему брат предал огню все свои ранние картины, которые нравились ей, потому что на них был дом, знакомый мир. Мир, который все признают, но не желают на него смотреть.

— Твоим картинам не хватает солнца, — сказала пожилая женщина, готовая купить несколько работ Пилса. Она же предложила покинуть с ней подводный город. Женщина, которая была старше его матери. — Ради картин, — сказала она, когда увидела сомнения в глазах Пилса.

— Ради картин, — сказал он, когда Габу начала упрекать его в бегстве.

— Ради картин? — сначала нахмурился, а затем рассмеялся Юругу много лет спустя.

Они сидели с Пилсом в одном из баров Андеры, и это был первый день их знакомства — недолгого, но плодотворного.

— И что, разве ты никогда не думал о себе, о своей собственной жизни без картин?

— Думал, но в этом еще меньше смысла, чем в картинах.

— И о чем же ты думал, если не секрет?

— О многом.

— Но ты уже забыл, о чем конкретно?

— Кажется, да.

— Ты был ребенком.

— Сестра думает, что я до сих пор еще ребенок.

— Твоя сестра все еще живет в подводном городе, и ты — ее единственный шанс убраться оттуда.

— Сомневаюсь, что она хочет убраться оттуда.

— Еще как хочет, только не говорит об этом, не признается. Помнишь, как было с твоими картинами в детстве? Все они были такими настоящими, что никто не хотел смотреть на них.

— Откуда ты знаешь?

— Я многое знаю.

— Вот как? — Пилс вспомнил женщину, которая помогла ему убраться из подводного города.

— Она здесь ни при чем, — сказал Юругу.

— Кто ни при чем? — растерялся Пилс, потому что вслух ничего не говорил.

— Женщина, о которой ты думал, — Юругу наградил его широкой улыбкой.

— Но…

— Да, я умею читать мысли. И да, я могу сделать для тебя намного больше, чем сделала та старуха, с которой ты жил здесь.

— Я с ней уже не живу.

— Но твои картины все еще мертвы.

— Они не мертвы.

— Но уже в агонии.

— Хватит!

— А то, что? — Юругу добродушно улыбнулся. Улыбнулся лицом, но не глазами. Глаза остались холодными и безучастными. Глаза, способные вместить в себя целый мир.

— Кто ты, черт возьми? — спросил Пилс, чувствуя, как трезвеет.

— Я тот, кто исполнит все твои мечты, художник! — улыбка Юругу стала шире. — И нет, малани! Не переоценивай себя! Я не хочу, чтобы за это ты жил со мной, как жил с той старой девой.

— Тогда какова плата?

— Твоя сестра.

— Что? На кой черт тебе моя сестра?

— Она — малани.

— Есть и другие древние.

— Мне подходит Габу.

— Найди себе другую куклу.

— Найду, если ты откажешься.

— Ты еще ничего не предложил кроме туманных обещаний.

— Как тебе предложение войти в историю?

— Снова туман.

— Или же страх, что тебя обманут, собьют с толку. Не бойся, я слишком стар, чтобы обманывать.

— Не очень-то старым ты выглядишь, — Пилс потянулся за рюмкой, решив, что лучше будет напиться и забыть утром обо всем, что случилось в эту ночь.

— Не все в этом мире является тем, чем кажется, — сказал Юругу. Или же не сказал, а подумал?

На мгновение Пилсу показалось, что он каким-то странным образом смог услышать его мысли. Он осторожно поднял глаза, посмотрел на своего нового знакомого. Юругу сидел напротив него, не двигался, почти не дышал.

— Если бы ты сейчас рисовал мой портрет, то что бы родилось на твоем холсте, художник? — спросил он Пилса. Спросил чужим голосом, проникшим в голову.

— Как такое возможно? — прошептал Пилс. — Это что, какой-то трюк?

— Можно и так сказать, — сказал голос в его голове. Голос, принадлежавший кому угодно, кроме Юругу. Красавец малани был лишь оболочкой, которой управлял кто-то более сильный, более древний.

— Все верно, художник, — услышал Пилс безмолвное согласие.

— Кто ты такой, черт возьми?

— Ты знаешь.

— Нет, — Пилс затряс головой, увидел, как вздрогнула рука Юругу. Вернее не рука — воздух вокруг нее, едва заметно преломив свет. Страх парализовал тело Пилса. Или же не страх? Он пытался пошевелиться, но не мог — сил хватало лишь смотреть, как к нему приближается нечто, покинув тело Юругу.

— Очень сложно найти сильное тело, — говорил голос в его голове. — Еще сложнее нейти слабый разум в сильном теле. Особенно, если это малани.

— Почему малани? — Пилс поборол немоту, отшатнулся назад, вжался в спинку стула.

— Малани не так молоды, как все остальные.

— Молоды? — Пилсу начало казаться, что пока он говорит, с ним ничего плохого не случится. — Как они могут быть молоды, если они самая древняя раса?

— Не самая.

— Это не возможно.

— Ты так думаешь? — спросило Пилса нечто, застывшее перед ним. Нечто, которое невозможно было видеть, лишь чувствовать, знать, слышать в своей голове.

«Не молчать! Не молчать! Не молчать!» — говорил себе Пилс, все еще веря, что слова могут спасти. Но спасти от чего? Кто перед ним? Призрак? Дух? Очередная новая технология, способная свести с ума? Обман или реальность? Вымысел или неизбежность жизни? История или фальсификация? Самая древняя фальсификация… древнее малани…

— Ты не можешь быть перворожденным, — сказал Пилс. — Это легенда, вымысел.

— Тогда что ты видишь сейчас?

— Не знаю. Безумие, подделку. Может быть, я пил слишком много и сошел с ума.

— Или же легенды просто вдруг оказались правдой.

— Нет! — Пилс сильно вспотел, но не заметил этого. — Ты просто смеешься надо мной!

— Как старший над ребенком?

— Ты не можешь быть Номмо. Не можешь быть перворожденным!

— Боишься утратить свою исключительность, малани?

— Даже если перворожденные и существовали, то они умерли давным-давно.

— Они просто перешли на новый уровень. Без времени и пространства. Они…

— Они? — зацепился за услышанное слово Пилс. — Ты сказал: они? Они — не мы! — ему захотелось рассмеяться. — Выходит, ты не один из них. Выходит…

— Они просто не взяли меня с собой.

— Не взяли? — Пилс обмяк, сдался. — Но…

— Так решили наши первопредки.

— Кто?

— Те, кто был до нас. Те, кто дал жизнь нам, как мы дали жизнь вам — малани, — дух вернулся в тело красавца Юругу. — Ты знаешь, что такое вселенский хаос, художник? — спросил он Пилса голосом Юругу. — Знаешь, что в этом хаосе скрыто порядка во много раз больше, чем ты можешь себе представить? — он потянулся за стопкой, выпил. — Вся наша вселенная — это одна большая дорога. А у каждой дороги есть начало и конец, художник. У каждого мира есть свой расцвет и свое падение. Свое добро и свое зло. Свой свет и своя тьма. Своя половина… — он закрыл глаза, замолчал.

— Половина? — растерянно спросил Пилс. — Женщина? Так все дело в женщине? Даже у Номмо? Тебя не взяли, потому что ты не смог найти себе пару?

— У меня была пара. Была до тех пор, пока совет не решил, что молодому народу малани нужен посланник, нужен свет, за которым они смогут идти, — Юругу посмотрел на Пилса. — Вы тогда убивали друг друга, ненавидели, находились на грани краха, гибели, поэтому…

— Поэтому нашим спасителем стала твоя девушка, твоя половина? — Пилс потянулся за своей стопкой, но решил не пить.

Древние легенды оживали в памяти. Легенды, в которые уже почти никто не верил. Они стирались, становились пылью. Легенды о спасителе, пророке…

— Для меня это всего лишь моя половина, — тихо сказал Юругу. Пилс бросил на него короткий взгляд, боясь смотреть слишком долго. — Она спасла вас. Вы убили ее.

— Мне жаль.

— Не извиняйся. Она знала, что все будет именно так… — Юругу снова выпил, замолчал, предаваясь воспоминаниям.

— Поэтому ты остался? — спросил Пилс, выждав пару минут.

— Поэтому они оставили меня здесь, когда настало время покидать вас. Оставили, потому что вселенский хаос стремится к порядку, стремится к парности…

— Вот как… — Пилс снова подумал, что было бы неплохо выпить. — И ты все это время… был здесь? Среди нас? Один? — Юругу не ответил, но Пилс знал ответ. — Так много лет.

— Время ничего не значит для меня. Куда страшнее видеть, как умирает память. Вы забываете своего спасителя, и вместе с вами, кажется, я начинаю забывать свою половину.

— Представляю, как ты ненавидишь тех, кто заставил тебя тогда расстаться с ней.

— Тогда в этом был смысл. Сейчас — только пепел.

— Из-за нас?

— Вы — малани. Вы еще слишком молоды, чтобы понимать это. Но вот первопредки…

— Так ты зол на них? Зол за то, что они не сказали тебе, как все будет спустя тысячи лет?

— Сомневаюсь, что их заботило это. Лишь порядок вселенского хаоса. Словно краски, вылитые наудачу на холст в надежде, что случайность создаст идеальную картину, художник.

— Такого не бывает.

— А если для попыток у тебя есть целая вечность?

— Это глупо.

— Это наше начало. Хотя я думаю, что было и что-то прежде. И будет. Ведь для тех, у кого нет времени, будущее может начаться в прошлом, а прошлое в будущем. Кто знает, на какой уровень они перейдут дальше? И кто даст гарантию, что в итоге все это не вернется к своим истокам, продолжив древний путь в молодой расе, которой еще только предстоит родиться, — Юругу прервался.

Вокруг кипела жизнь, но Пилсу начало казаться, что все это происходит где-то извне, не в его мире, не в его жизни. Белый холст вставлен в мольберт, кисть в одной руке, в другой палитра, но рисунок никогда не родится, не родится желание рисунка, потребность в рисунке, если только рисунком не станет черный цвет, которым можно закрасить холст. Черный непроглядный цвет. Все остальное обман, фальшивка. По крайней мере для него — для Пилса. Как цели матери и сестры. В них есть смысл, но они не применимы к нему. Он может лишь рисовать, делать наброски, разбрызгивать краску, надеясь, что рано или поздно родится шедевр. Но у него нет вечности для этого.

— Можно выбрать другой путь, художник, — сказал Юругу голосом внутри головы. — Я могу показать тебе другой путь. Твой собственный путь… — Юругу закрыл глаза, запрокинул голову и начал насвистывать мелодию песни, которую пела Пилсу мать, когда он был еще ребенком. Пела ему и его сестре. В прошлом. В далеком прошлом, которое когда-нибудь станет будущем. Много лет спустя. В комнате для допросов. За столом. Из уст безумца и убийцы. Из уст брата сестре…

— Не смей, слышишь! — зашипела на него Габу. — Ты не имеешь права вспоминать мать. Не сейчас!

— Почему нет? — спросил Пилс, не открывая глаз, но воспоминания уже померкли, отступили. — Чем плоха ее песня?

— Не из твоих уст!

— Почему?

— Потому что… — Габу бросила взгляд на пожилого следователя, все еще притворявшегося безучастным свидетелем. — Потому что ты — убийца! — сказала она брату, окончательно отбросив сомнения.

— Убийца? — тонкие губы Пилса растянулись в улыбке. — О нет, Габу. Я не убийца. Я элемент сложной мозаики, замысла… Впрочем, как и ты.

— Какого еще к черту замысла? И… И при чем тут я? — Габу невольно вспомнила проведенную с Юругу на пляже ночь, снова бросила косой взгляд на старого следователя.

— Система уже запущена, сестра, и ты не сможешь ничего остановить, — и снова улыбка тронула тонкие губы. — Скажи, в ту ночь, что ты провела с красавцем малани… вы ведь не просто гуляли, верно?

— При чем тут это?

— Ответь ему, — попросил Габу следователь. — Это может быть интересно.

— Интересно для кого? Для вас? — она наградила следователя гневным взглядом. — Если хотите что-то понять, то найдите этого малани. Он был с моим братом достаточно долго, чтобы знать о его… о его…

— Картинах? — помог ей Пилс.

Габу вспомнила фотографии рисунков, оставленных на стенах в квартирах убитых женщин, невольно вздрогнула, повернулась к следователю.

— Этот малани и есть тот самый агент брата, о котором я вам говорила.

— Юругу, кажется? — спросил следователь. Габу кивнула. — И у вас с ним была интимная связь? Я правильно понял?

— Да, но…

— И он помог вам уехать из подводного города?

— Да…

— Так, выходит, вы были с ним знакомы и прежде?

— Нет.

— Тогда зачем он оплатил переезд?

— Я не знаю! — Габу устремила к брату молящий взгляд. — Пожалуйста, расскажи им о том, как все было на самом деле!

Пилс лишь улыбнулся в ответ, снова закрыл глаза и начал насвистывать песню, которую пела им с сестрой мать когда-то очень давно. Песню, которую Габу теперь начинала ненавидеть. Песню, вгрызавшуюся в сознание, принося боль. Даже когда увели брата, и мелодия уползла из комнаты для допросов следом за ним, даже когда пришел штатный толстяк-художник, чтобы Габу помогла нарисовать ему портрет Юругу.

— Закатайте, пожалуйста, рукав, — попросил он тонким, почти женским голосом.

Габу подчинилась. Толстяк сделал ей укол, попросил сосредоточиться на человеке, которого нужно нарисовать, прикрепил к вискам пару датчиков, установил на столе экран и запустил программу, прогонявшую перед глазами Габу тысячи лиц. Разрезанных на части лиц. Носы, губы, подбородки, щеки, лбы, прически, глаза, надбровные дуги. Габу почувствовала, как с этим дьявольским хороводом начинает вращаться и весь окружавший ее мир. Тошнота подступила к горлу. Она попыталась игнорировать это, не замечать, но уже через пару секунд, сорвав с головы датчики, бежала к мусорному ведру у другой стороны стола.

— Ничего страшного, — сказал толстяк-художник, хотя Габу и не собиралась извиняться. — Такое иногда случается. Особенно с малани. Говорят у вас особенное восприятие. Более тонкое.

— К черту! — отмахнулась Габу. — Удалось получить рисунок?

— Почти, — улыбнулся он, повернул к себе экран и начал быстро рисовать лицо, собирая его из выбранных Габу элементов. Не прошло и пары минут, как толстяк показал Габу фотографию Юругу. — Похож? — спросил он, широко улыбаясь и заранее зная ответ.

— Как две капли воды, — подыграла Габу, выразив восхищение.

Улыбка толстяка стала еще шире. Он засуетился, собирая свои вещи, начал что-то насвистывать, напомнив Габу песню матери. Песню из прошлого, которую сегодня своим исполнением опошлил брат.

— Ну, может быть, еще увидимся, — сказал на прощание толстяк.

Габу не ответила. Единственная дверь закрылась. Щелкнули замки. Габу выждала четверть часа, поднялась на ноги, прошлась по комнате, снова села, выждала еще пару минут и снова поднялась. Вернулась мелодия песни из детства. Габу не сразу поняла, что начала напевать ее, выругалась, вернулась за стол, налила себе стакан воды, выпила, попыталась отвлечься, думать о своей новой работе, которую она сегодня пропустила, о своем номере в отеле, снова начала напевать ставший ненавистным мотив.

— Это та же песня, что насвистывал ваш брат? — спросил старый следователь, едва перешагнув через порог.

— Что простите? — растерялась Габу, поняла, о чем говорит следователь, поджала губы, не зная, что сказать.

— Странное совпадение. Вы так не думаете?

— Нет, — Габу наградила следователя гневным взглядом. — Долго вы меня еще собираетесь здесь держать? У меня, как ни как, работа…

— Боюсь, с работой у вас ничего не выйдет. По крайней мере сегодня.

— Тогда отведите меня в туалет, — попросила Габу, стараясь не выдать охватившее ее беспокойство.

Следователь нахмурился, поджал губы, словно что-то решая, затем кивнул, позвал дежурного, велел отвести Габу в камеру.

— В камеру? — она почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

Охранник взял ее под локоть, потянул вперед. Седеющий следователь смотрел, как она уходит. Его взгляд не нравился Габу. Не нравился еще сильнее, чем взгляд брата, увиденный сегодня. Взгляд безумца, убийцы. Взгляд хищника. Да. Именно хищника. Именно так на нее смотрел старый следователь. Так, по крайней мере, ей казалось. Казалось от страха. Весь мир начинал казаться хищником. А она… она стала жертвой. Невинной жертвой, которую ведут в подвал, в одиночную камеру больше похожую на клетку. Охранник закрыл замок, вернулся в лифт. Несколько секунд гудели электромоторы, поднимая кабину с пассажирами, затем наступила тишина, в которой Габу боялась даже дышать. Белый свет ламп под потолком придавал всему бледные, болезненные оттенки.

— За что ты здесь? — услышала Габу вопрос, но не сразу поняла, что говорят с ней. — Я здесь, эй! — защелкала пальцами, привлекая внимание, девушка в соседней камере. Габу обернулась.

Девушка, звавшая ее, не была человеком. Не была она и малани. Что-то среднее — причудливый виток эволюции чужого мира.

— Кто ты? — спросила Габу, не особенно желая разговаривать, но еще больше не желая находиться наедине со своими мыслями.

— Я вообще-то спросила, за что ты здесь, — грубо напомнила девушка, напрягая сложенные на груди мускулистые руки. — Или же ты оглохла?

— Я — сестра Пилса, — сказала Габу, стараясь не показывать страх перед своей новой знакомой, но в тайне надеясь, что репутация брата сможет ей сейчас хоть как-то помочь.

— Сестра убийцы? — спросила девушка, не скрывая презрения.

— Да.

— Плохо. Не люблю психопатов. От них одни проблемы. — Девушка прищурилась. — А ты здесь, потому что помогала ему?

— Нет!

— Тогда за что? — взгляд ее стал сальным, оценивающим. — Работала на улице?

— Нет! — оскорбилась Габу.

— Тогда за что, черт возьми?! — заорала девушка в соседней камере, потеряв терпение.

Габу попыталась выдержать ее взгляд, но смутилась через пару секунд, отвернулась, села на жесткую кровать, которую и кроватью-то назвать было нельзя, попыталась ни о чем не думать.

— Не смей поворачиваться ко мне спиной! — зашипела на нее девушка в соседней камере. Габу не ответила. — Я доберусь до тебя, и тогда ты пожалеешь!

— Нет, не доберешься, — сказала Габу, но встречаться взглядом со своей новой знакомой так и не решилась. — Между нами решетка, а значит, сейчас ты ничего не сможешь сделать мне. Так что отстань и дай подумать.

— Вот значит как… — девушка в соседней камере проверила на прочность решетки — безуспешно, попыталась дотянуться до Габу — снова неудачно, грязно выругалась, запыхтела, словно вот-вот лопнет. — Ладно. Дождемся ночи. У меня здесь знакомый охранник, посмотрим, как ты запоешь, когда между нами не будет решеток.

— Не надейся, что я останусь здесь так долго, — сказала Габу, однако липкий страх поселился внизу живота ожиданием приближения чего-то недоброго.

«А что если соседка по камере не врет? Что если наступит ночь, а я все еще буду здесь? Что тогда?» Габу обернулась, невольно останавливая взгляд на мускулистых руках девушки в соседней камере.

— Страшно? — спросила девушка. — Вижу, что страшно. Это хорошо. Мне нравится видеть твой страх.

— Оставь меня в покое, — попросила Габу, вспомнив, как еще вчера жизнь казалась радужной и идущей в гору. У нее было свое жилье, работа. И все это не в прогнившем, пропахшем морской солью городе под водой, а здесь, в городе, где мечтает каждый и где мечты каждого могут стать реальностью. Но вот наступило утро и принесло очередной сюрприз. — Ненавижу тебя, Пилс, — произнесла одними губами Габу.

— Молитвы тебе не помогут, я все равно приду за тобой! — пообещала девушка в соседней камере, неверно истолковав ее мысли.

Габу не ответила, легла на жесткую кровать. На мгновение ей показалось, что она заснула. Перед глазами мелькнули какие-то неясные картинки, миражи, блики. Где-то далеко зазвучал голос, напевающий знакомый мотив песни, которую днем насвистывал брат. Габу вздрогнула, открыла глаза. Лампы под потолком были все еще включены, но кто знает, выключают ли их здесь совсем? «Сколько же я спала?» — подумала она. Где-то далеко послышались шаги. «Охранник!» — решила Габу, обернулась, чтобы увидеть девушку в соседней камере. Девушка стояла, скрестив на груди сильные руки атлета, и улыбалась в предвкушении. «А если она не соврала и охранник действительно ее друг? Что тогда?» — Габу вжалась в кровать, не зная, что делать. «Бежать! Но куда? Искать выход! Но здесь одни решетки!»

— Послушай, — обратилась Габу к девушке в соседней камере, — я ничего не сделала тебе, не хотела ничего тебе сделать, и если какие-то мои слова тебя обидели, то я прошу прощения. Слышишь? Прости меня. Только… — она замолчала, услышав смех, который был еще страшнее, чем мускулистые руки.

«Я пропала! Пропала! Пропала!» Габу заметалась по камере, словно это могло помочь ей найти выход. Шаги охранника приближались. Они стучали в висках все громче и громче, став одним целым с ударами сердца. Вот к ним прибавился размеренный звон ключей. Вот появилась уродливая тень охранника. Вот Габу слышит его тяжелое дыхание. Дыхание палача. Сейчас он придет и впустит к ней ту безумную девушку из соседней камеры. И ничего нельзя исправить, невозможно вымолить прощения. Габу вжалась спиной в холодные прутья решетки, тщетно пытаясь закричать. Охранник подошел к ее камере, остановился. Он казался Габу таким огромным, таким безжалостным! Снова звякнули ключи, скрипнул замок. Дверь в камеру открылась. Охранник замер на пороге, запустив большие пальцы рук за широкий кожаный ремень, к которому были прицеплены связка ключей и увесистая резиновая дубинка.

— Пожалуйста, не бейте меня! — взмолилась Габу. — Я ничего не сделала. Совсем ничего... — она замолчала, увидев на лице охранника удивление.

— Собирайся, к тебе пришел твой адвокат, — сказал он, так и не решив, спятила она или затеяла какую-то игру. Она — сестра убийцы, сестра изощренного психопата, рисовавшего на стенах картины, используя кровь и внутренности своих жертв.

— Адвокат? — растерянно переспросила Габу.

— Не вздумай играть со мной! — предупредил охранник и взялся за рукоять дубинки. Габу закивала, заставила себя отойти от решетки.

— Ты еще вернешься! — пообещала ей девушка в соседней камере.

Габу не ответила. Она шла по коридору впереди охранника и думала лишь о том, что сделает все, лишь бы не вернуться назад в камеру. Все, что угодно.

— Стой здесь! — велел ей охранник, когда они вышли из лифта.

Этаж был знаком Габу. Сюда ее привезли утром. Таким далеким утром! Сейчас за окном начинался вечер. Ранний вечер. А казалось, что прошла целая вечность. Вечность в заточении с безумцами и садистами. Грузчики с офисным оборудованием, которых они пропускали, вошли в лифт. Двери закрылись. Габу услышала, как загудели электромоторы. Загудели, напоминая ей о том, как утром она спустилась в подвал на этом лифте, в свою камеру. Нет, больше она не хочет слышать этот звук! Никогда! Никогда!

— Иди вперед, — охранник ткнул ее дубинкой в спину.

Габу вздрогнула. Ноги стали ватными. Что будет дальше? В какие неприятности втянул ее брат на этот раз и как из них теперь выбираться? Охранник провел Габу вдоль по коридору. Габу увидела дверь в знакомую комнату для допросов. Охранник велел ей войти.

— Теперь можете оставить нас, — сказал мужчина, стоявший у стола.

Он был молод, высок и почти красив, почти, потому что Габу сейчас не могла думать ни о чем другом, кроме камеры, в которую она не собиралась возвращаться.

— С вами все в порядке? — спросил мужчина.

Габу встретилась с ним взглядом. У него были голубые глаза и светлая кожа. Темная щетина пробивалась на подбородке и щеках.

— Вас держали в одиночной камере?

— Да.

— Никто не пытался давить на вас, принуждать к признанию?

— Мне не в чем признаваться.

— Это я уже прочитал, — он жестом предложил ей сесть за стол, представился. — Я лучший адвокат этого города, и если вы не возражаете, то я буду вести ваше дело.

— Почему? — недоверчиво спросила Габу.

— Что почему? — по-детски доверчиво удивился он.

— Почему лучший адвокат города хочет вести мое дело? У меня нет ни денег, ни власти, чтобы расплатиться с вами.

— Но у вас есть брат, и есть известность, а для адвоката иногда победа в громком деле намного ценнее денег.

— Я вас не понимаю.

— Я дам вам свободу, вы дадите мне славу. Так достаточно ясно, Габу? Не возражаете, если я буду называть вас Габу? Если нет, то можете называть меня Флавин.

— Мне все равно.

— Ну, вот и отлично, — он улыбнулся одними губами, попросил Габу подписать несколько документов, разрешающих ему вести ее дела в суде.

— Мне придется вернуться в камеру? — спросила Габу, решив, что все складывается слишком хорошо, чтобы оказаться до конца правдой и выходом из сложившейся ситуации. Флавин снова встретился с ней взглядом. — Я не хочу больше в камеру, — сказала Габу. — Там… там…

— На вас пытались оказать физическое давление?

— Нет, но…

— Тогда забудьте, потому что проку от этого не больше, чем от слез.

— Хорошо, забуду, только вытащите меня отсюда.

— Вытащу. По крайней мере до тех пор, пока не найдут того малани, о котором вы говорили или не появятся новые факты.

— Тоже думаете, что я вру?

— Я адвокат. Я защищаю своего клиента, а не думаю и не строю доводы.

— Понятно, — Габу помрачнела.

— Но вашу версию я выслушаю с большим удовольствием.

— Разве там не рассказывается обо всем? — спросила Габу, бросив взгляд на толстую папку с бумагами на столе.

— Там есть лишь одна версия. И сразу скажу, эта версия нам не подойдет.

— Хорошо. Что вы хотите узнать?

— Не здесь.

— Не здесь?

— Вы устали, измотаны, напряжены. Вам нужно принять душ, выспаться, отвлечься. И только потом вспоминать, — Флавин улыбнулся. Снова одними губами. — Вам есть куда пойти?

— У меня номер в отеле.

— Боюсь, туда вы вернуться не сможете.

— Почему?

— Потому что законники считают это местом преступления.

— Но там мои вещи! Моя одежда, деньги…

— Придется придумать что-нибудь другое. — Адвокат прищурился, окинул Габу оценивающим взглядом. — Думаю, у вас один размер с моей помощницей, так что проблема с одеждой решится. А что касается жилья, то есть два варианта: либо отель, либо мой дом.

— Я бы предпочла отель.

— Хорошо, я сниму для вас номер и пришлю Джо.

— Джо?

— Моя помощница. Она принесет одежду и оптимизм, — он снова улыбнулся одними губами. Габу с трудом сдержалась, чтобы не скривиться и не фыркнуть презрительно. — Если вас что-то не устраивает, то можете вернуться в камеру, — став неожиданно серьезным, добавил Флавин.

— Это не смешно.

— Зато помогает умерить спесь. Запомните, Габу, вы выходите отсюда благодаря мне. Я плачу за одежду, которую вы будете носить, такси, на котором будете ездить и номер в отеле, где вы будете жить. К тому же тот факт, что вы сегодня выйдете отсюда, совершенно ничего не значит. Вас так же быстро могут вернуть сюда, стоит нам допустить хоть одну ошибку. А ошибок и так уже слишком много.

— Я ни в чем не виновата.

— Ваш брат заявляет обратное.

— Он лжет!

— Докажите, — адвокат выдержал гневный взгляд Габу.

— Вы же знаете, что я не могу! — прошипела она, чувствуя, как усталость дня наваливается на плечи.

— Тогда слушайте меня и делайте то, что я говорю, — Флавин подался вперед, оказался лицом к лицу с Габу. — Иначе у нас ничего не выйдет. И неважно виновны вы или нет. Вам все понятно? — он дождался, когда Габу кивнет. — Тогда больше никаких пререканий. — Габу снова кивнула. — Хорошо. Запомните этот момент на будущее. Запомните и почаще вспоминайте.

И снова Габу кивнула, устало, раздавлено. Флавин поднялся из-за стола, вызвал охранника. Спустя четверть часа он вывел Габу из участка. Несколько фотографов сделали их снимки.

— Постарайтесь не улыбаться и не выглядеть раскаявшейся, — сказал адвокат Габу.

Она снова кивнула. Желтый кэб ждал их, но Флавин задержался, позволяя фотографам закончить свою работу. Оказавшись в такси, Габу закрыла глаза, не пытаясь следить за дорогой, которую все равно не знала в этом чужом городе.

— Жалеете, что переехали сюда? — спросил Флавин.

Она пожала плечами.

— Не жалейте. Это хороший город. Нужно лишь знать его правила и порядки.

Габу снова пожала плечами.

— Когда-нибудь вы это тоже поймете, — пообещал ей Флавин.

«Да я уже поняла его правила», — хотела сказать Габу, вспоминая камеру и женщину с мускулистыми руками, но так и не сказала, притворившись, что изучает мелькавший за окном город. Оказавшись в отеле, она закрылась от Флавина в душе, включила горячую воду и долго стояла ни о чем не думая, просто наблюдая, как ванная комната наполняется паром, затем вздрогнула, очнулась, сбросила пропахшую тюрьмой одежду, отрегулировала воду…

Когда она вышла из душа, то вместо Флавина ее встретила невысокая девушка с фиолетовыми губами — такими яркими, что Габу не могла отвести от них взгляд.

— Не волнуйся, я человек, — сказала девушка, представившись помощницей Флавина по имени Джо. — И если тебе не нравится фиолетовая помада, то…

— Да нет, все нормально, — смутилась Габу, не зная, как вести себя с новой знакомой. — Флавин, кажется, говорил, что ты принесешь мне новую одежду?

— Я не знала, что ты носишь… — Джо болезненно поджала губы. — Флавин сказал, что мы с тобой похожи, но… — она окинула Габу внимательным взглядом. — Но я думаю, что ты другая. По крайней мере вот здесь, — она постучала себя указательным пальцем по голове. — Взять хотя бы мою фиолетовую помаду. Ты так смотрела на мои губы, словно…

— Да я же сказала, что все нормально! — начала улыбаться Габу.

— Но пользоваться же такой помадой не станешь?

— Не стану.

— Вот и с одеждой так, поэтому… — Джо показала на кровать. — Я пыталась узнать, что носят сейчас в подводных городах, но там у вас такая странная мода, что…

— Все нормально! — Габу подошла к кровати. — Я, пожалуй, возьму какое-нибудь платье и все.

— А цвет?

— Мне все равно, лишь бы не прозрачное.

— Прозрачное уже не в моде.

— Ну, вот видишь, — Габу снисходительно улыбнулась, невольно чувствуя себя более взрослой и мудрой рядом с новой знакомой, попросила Джо отвернуться, сбросила махровый халат, переоделась.

— А тебе идет, — сказала Джо, увидев Габу в одном из своих платьев. — Думаю, Флавину понравится.

— Причем тут Флавин?

— Он же привез тебя сюда.

— И что?

— Не знаю, — Джо нахмурилась. — Ты, правда, не помогала своему брату убивать всех тех женщин?

— Правда.

— Хорошо. А то мне не нравится, когда Флавин защищает злодеев.

— Бывает и такое?

— Чаще, чем хотелось бы! — Джо тяжело вздохнула. — Знаешь, иногда мне кажется, что в этом городе только и есть что злодеи, да герои, которые с ними борются.

— Флавин говорил, что к этому нужно привыкнуть, принять это и тогда все перестанет казаться странным.

— Он всем такое говорит.

— Я поняла, просто хотела подбодрить тебя.

— Меня не нужно подбадривать! — спохватилась Джо. — Я здесь для того, чтобы подбадривать тебя!

— Да ладно. Всем нам иногда нужна помощь, — Габу дружелюбно улыбнулась. — Так ты, выходит, тоже не местная?

— С чего ты взяла?

— Ну, не знаю. Ты, кажется, тоже не очень жалуешь этот город.

— У меня просто не очень хорошая история, — Джо помрачнела.

— Как и у меня? — осторожно предположила Габу.

— Ты сказала, что не принимала участия в убийствах брата. Значит, у тебя ничего страшного не случилось.

— Не забывай, что он все-таки мой брат.

— Тоже верно, — Джо задумалась, нахмурила лоб, словно пыталась сделать какие-то сложные вычисления. — Такой же злодей, как и твой брат, убил моих родителей, когда я была еще ребенком.

— Мне жаль.

— Это был берг.

— Мой брат — малани.

— Берги хуже.

— Я знаю. Видела их несколько раз в подводном городе. Мерзкая раса.

— И жестокая. Ты знаешь, что на своей планете, они содержат целые плантации, где охотятся на подобных себе. Представляешь, они даже друг друга убивают ради интереса. О чем говорить, когда судьба сводит их с людьми…

— Или с малани…

— Да, — согласилась Джо, обдумав слова Габу. — А ты не думала, почему твой брат убивал только людей? Убивал бы лучше бергов и ему, пожалуй, многие даже спасибо сказали, а так…

— Я думаю, что он просто спятил…

— А почему это были женщины? У него что, были какие-то проблемы с противоположным полом?

— Не знаю. Сейчас мне кажется, что он всегда был немного странным.

— Может быть, это потому, что у вас не было отца?

— Или он просто таким родился.

— А его рисунки? — Джо передернула плечами, но страха в ее глазах Габу не заметила. — Никогда прежде не общалась с художниками, они что, все такие странные?

— Могу тебя о том же спросить про адвокатов.

— Про адвокатов? — Джо снова нахмурилась, неожиданно просияла. — Ты имеешь в виду Флавина? Он нечто, правда?

— Нечто? — Габу смерила девушку внимательным взглядом. — Так ты что, влюблена в него?

— Я? Влюблена? — Джо натянуто рассмеялась, ее щеки залил румянец.

— Я может и из подводного города, но в людях разбираюсь, — сказала Габу.

— Правда? — Джо покраснела еще сильнее. — И что ты думаешь об этом? У меня есть шанс?

— Не знаю. Я совсем не знаю его, — Габу с трудом сдержала снисходительную улыбку. — Но шанс, пожалуй, есть всегда. Тем более у вас уже есть общее в том, что вы оба родились в этом городе. Да и работаете вы вместе…

— А мне иногда кажется, что он смотрит на меня, как на ребенка.

— Ты уже не ребенок.

— Я знаю, но вот Флавин… — она поджала губы, услышав телефонный звонок, вздрогнула, наградила Габу испуганным взглядом. — Это он!

— Кто?

— Флавин! — Джо подбежала к телефону, не видя, как смеется над ней Габу.

Голос у нее был сбивчивый, взволнованный. Румянец залил ее щеки. «А ведь она и правда еще ребенок!» — подумала Габу, дождалась, когда Джо повесит трубку, спросила, зачем звонил Флавин.

— Просил меня не докучать тебе своими расспросами и дать отдохнуть, — Джо беспомощно всплеснула руками. — И откуда он узнал, о чем мы разговариваем? Словно мистика какая-то, правда?

— Думаю, это очевидно.

— Но, как?!

— Поймешь, когда-нибудь, — пообещала ей Габу, пытаясь скрыть снисходительную улыбку. — Больше Флавин ни о чем не говорил?

— Сказал, что придет завтра утром, а до этого ты должна отдыхать, — Джо тяжело вздохнула, поднялась на ноги. — Ты ложись на кровать, а я устроюсь на кресле.

— Так ты останешься здесь на ночь?

— Флавин так сказал.

— Не обязательно всегда делать то, что он говорит.

— Но…

— Ты ведь уже не ребенок.

— Нет, конечно!

— Вот видишь. — Габу поднялась на ноги, взяла Джо под руку и повела к выходу. — Так что езжай сейчас домой, а утром, до Флавина приезжай сюда. И никто ничего не узнает.

— Ты так думаешь?

— Ну, конечно. — Габу открыла дверь. — Тебе ведь тоже надо отдохнуть и… если хочешь понравиться Флавину, то прекрати пользоваться фиолетовой помадой, это как-то по-детски.

— Ладно, — решительно пообещала Джо.

Габу улыбнулась ей еще раз и, пожелав спокойной ночи, закрыла дверь. Несколько минут она ждала, что Джо передумает и вернется, затем услышала, как звякнули в коридоре открывшиеся двери лифта, рассмеялась, открыла платный мини-бар, выбрала себе не крепкий коктейль, не особенно заботясь о его стоимости, включила телевизор на платном канале, но вместо того, чтобы смотреть его, подошла к окну. Город, словно вспыхнувший муравейник, гудел далеко внизу. Габу поймала себя на мысли, что всю свою жизнь в подводном городе, чтобы представить мир, смотрела вверх, на далекий купол, теперь же, чтобы представить мир, ей нужно смотреть вниз, на крохотные улицы, по которым ползут машины и бегут люди, а там, наверху… Она запрокинула голову, вглядываясь в черное небо. Там ничего нет. Только холод и пустота. «И что самое странное, я уже привыкла к этому», — подумала Габу, невольно признавая, что этот город не так уж и плох, как можно подумать. Она вспомнила свою работу, на которой она так и не была. «Интересно, возьмут ли меня назад, если я снова приду, после того, как закончится вся эта история? Наверно, возьмут. Может быть, станут платить больше. Здесь любят скандалы. А я теперь часть очередного скандала. И что самое странное, к этому я тоже уже привыкаю». Габу выпила, вспомнила Флавина, невольно благодаря его за то, что ночь она проводит в этом номере, а не в тюремной камере, в компании девушки с мускулистыми, как у мужчины руками. На прикроватной тумбе, рядом с телефоном, лежала оставленная Джо визитная карточка с номером Флавина. Габу сняла трубку, услышала сонный голос Флавина, улыбнулась.

— Просто хотела тебя поблагодарить.

— Поблагодарить? — судя по паузе, он не сразу понял, кто ему звонит.

Где-то далеко послышался женский голос. «Надеюсь, это не Джо», — подумала Габу и снова улыбнулась. Повесив трубку, она легла в кровать, но еще долго не могла заснуть. Пришлось включить свет, чтобы избавиться от витавших перед глазами фотографий с картинами брата. Картинами смерти и безумия. «А ведь он мог убить и меня», — думала Габу, и сон окончательно отступал, заставляя вспоминать брата, спрашивать себя, как все могло получиться так. В результате Габу заснула лишь под утро. Хотя мысли не оставили ее и в царстве грез. Фантазии перенесли ее на места преступлений, рисунки ожили. Девушки, нарисованные кровью, извивались на стенах, затеяв какой-то странный танец. Иногда они смотрели на Габу и улыбались ей, манили. И где-то за спиной стоял брат. Габу слышала его дыхание, но не могла обернуться. Только смотреть на танец его картин и ждать, чем все это закончится. А где-то далеко, в другом мире, кто-то открывал дверь своим ключом. Габу слышала это, но не придавала значения. Все это не имело смысла. Не имело смысла там, где жизнь текла размеренно и неторопливо. Здесь же, во сне, прямо перед ней, было самое настоящее безумие, и Габу не могла оторвать от него глаз, не могла перестать замечать.

— Эй, — Джо тронула ее за плечо. Габу вспотела и долго не могла проснуться, бормоча что-то сквозь сон, пытаясь прогнать Джо. — Скоро придет Флавин.

— Флавин? — сновидение медленно начало отступать. Глаза открылись. Свет ослепил. Габу снова зажмурилась.

— Нет, нет! Не смей больше спать! — приказала Джо.

— Ладно не буду, — пообещала Габу, села в кровати, пытаясь вспомнить, что вчера было реальностью, а что ей только снилось.

— Выглядишь так, словно кутила всю ночь, — сказала Джо.

— Все будет в порядке.

— Флавин заметит и отчитает меня!

— Я сказала, все будет в порядке! — Габу поднялась на ноги, закрылась в ванной, приняла душ.

Усталость отступила, однако мешки под глазами предательски остались. — Выгляжу лет на десять старше, — призналась себе Габу. Джо постучала в дверь и сказала, что у них еще есть время, чтобы сходить позавтракать. Они спустились в расположенное на первом этаже кафе. Посетителей не было и официанты перешептывались, наблюдая за столиком где сидели Габу и Джо.

— Здесь всегда так? — спросила Габу.

— Как? — растерялась Джо.

— Им что заняться больше нечем, кроме как пялиться на нас?

— Не на нас, а на тебя, — Джо улыбнулась. — Ты ведь теперь знаменитость.

— К черту.

— Все газеты города спорят между собой о том, помогала ты своему брату или нет. Некоторые даже уверяют, что настоящий убийца — это ты, а брат лишь прикрывает тебя.

— И ты говоришь, что я должна полюбить этот город?

— Не обижайся. Это же просто шоу, — Джо снова улыбнулась, увидела Флавина, замахала ему рукой. — Ты завтракал? Нет? Ну, так я закажу! Ты что будешь?

— Кофе.

— И?

— И больше ничего. — Флавин сел за стол, окинул Габу внимательным взглядом. — Бессонная ночь?

— Немного.

— Понятно. — Флавин положил на стол папку с бумагами.

— Хотите говорить о делах здесь? — спросила Габу.

— Хочу вам кое-что показать. — Он достал несколько альбомных листов, протянул Габу.

— Что это? — спросила она, не сразу узнав изображенную на рисунках девушку. — Это что, я? — она нахмурилась, смущенная открытой наготой рисунка, сделанного черным карандашом. — Но…

— Это из художественной мастерской, где вы работали натурщицей. После обеда они появятся в газетах.

— Но это не правда!

— Что не правда?

— Вот это! — Габу с отвращением просмотрела рисунки, бросила их на стол. — Все это — неправда! Я не позировала им! Не успела! Должна была прийти вчера, но меня арестовали.

— Студенты уверяют в обратном.

— Но… — Габу нахмурилась, нервно прикусила губу. — Спросите их учителя! — просияла она. — Он должен помнить…

— Я спрашивал, но для него главное популярность своей школы.

— Чертов старик! — Габу закрыла глаза, пытаясь отдышаться. — Что это значит для нас?

— Если дело дойдет до суда, то по опыту могу сказать, что присяжные быстрее встанут на сторону официантки, чем натурщицы. Особенно имея перед собой подобные рисунки, — он отыскал самый неприличный из них. — Боюсь для них работа натурщицы будет сродни с…

— Проституцией? — помогла Габу.

— Не совсем так, но близко.

— Это не хорошо.

— Согласен.

— Мы можем как-то это исправить?

— Если только вы сможете доказать, что никогда не были в той школе.

— Но я была, только никогда не позировала. Мы познакомились, договорились об оплате. Я встретилась с учениками и другой натурщицей, позировавшей им в тот момент…

— Тоже обнаженной?

— Что значит тоже? Я же сказала, что не позировала им.

— Но собирались.

— Они хорошо платили.

— Хорошо платили? — Флавин нахмурился и покачал головой. — Замечательно, — он взял принесенную Джо чашку кофе. — Вы хоть представляете, как это будет звучать для присяжных?

— Что звучать? — спросила Джо, желая принять участие в разговоре. Габу показала ей рисунки. — О! — Джо наградила ее странным взглядом, смешивавшим укор и уважение. — Наверно, нужна смелость, чтобы позировать вот так! — сказала она. — Особенно без одежды. — Джо попыталась отыскать врезавшийся в сознание рисунок. — Я бы, наверно, не смогла, — она стыдливо, словно ребенок, опустила глаза к рисунку. — Даже одетой бы не смогла… — Джо посмотрела на Флавина, на Габу, снова на Флавина. — Сколько там было учеников?

— Почти два десятка.

— Точно бы не смогла…

— Я не позировала! — вспылила Габу.

Джо вздрогнула, посмотрела на нее растерянно, затем на рисунки.

— Я не знаю, кто сделал эти рисунки, но на них не я! — зашипела Габу. — Да, я знала, что нужно будет позировать голой, но не отработала там и одного дня. К тому же, я бы никогда не стала позировать в подобных позах! — она снова начала просматривать рисунки, гневно бросила их на стол. — Это ведь даже не искусство!

— Верно, но ты сказала, что те, кто сделал эти рисунки, обещали тебе хорошо платить, и ты была согласна позировать им, — напомнил Флавин.

— Что это значит?

— Для меня ничего, для присяжных — многое. — Он выдержал паузу, давая Габу возможность обдумать смысл его слов.

— Хорошо, я поняла, — сказала она, все еще продолжая злиться, но уже не особенно понимая причину своей злости. — И кто-нибудь, ради бога, уберите со стола эти рисунки! — Габу нервно взяла чашку кофе, обожгла губы, выругалась шепотом, увидела, как улыбается Флавин и с трудом сдержалась, чтобы не выругаться еще раз.

— Есть что-то еще, что я должен знать? — спросил Флавин, выждав небольшую паузу. Габу не ответила, лишь бросила в его сторону гневный взгляд. — Фотографии, знакомства, связи… — продолжал Флавин, словно не замечая недовольства. — Тот малани, о котором вы говорили и которого до сих пор не нашли… Кто был еще кроме него?

— В этом городе или вообще?

— В этом городе, — Флавин снисходительно улыбнулся.

— Тогда никого, — сказала Габу, стараясь побороть новую волну раздражения.

— Это может быть важно…

— Я же сказала, что никого!

— Не злитесь, я должен знать, с какой стороны нас могут ударить.

— Это все из-за этих чертовых рисунков? Ваше недоверие. Или же дело в чем-то другом?

— Дело в том, что вас обвиняют в соучастии в убийстве, а это намного серьезней всех рисунков, на которых вы можете быть изображены, вместе взятых. Газеты уже окрестили вас злым гением вашего брата. Прокурор пока молчит, решив прежде найти малани, о котором вы говорили, а после делать выводы. Не знаю, понимаете вы или нет, но ваша свобода вполне может оказаться лишь временным явлением. Вы все еще под ударом, и насколько сильным будет удар, зависит от вас и вашего доверия мне. Понимаете? Я должен знать все, чтобы предпринять защитные меры.

— Джо говорила, что вы часто защищаете злодеев. Они тоже рассказывают вам обо всех своих преступлениях?

— Зачастую, да.

— И каково это? Чувствовать себя исповедником. Или же вам приятно думать, что вы держите своих клиентов за горло?

— Мне приятно думать, что они доверяют мне, что они знают, что я не враг им. К тому же, я не имею права разглашать ничего, о чем узнаю от своих клиентов, — Флавин выдержал колючий взгляд Габу.

— Ладно, — сдалась она. — Что вы хотите знать? Спрашивайте.

— Малани, о котором вы рассказали законникам, он действительно существует?

— Да.

— И вас действительно познакомил брат?

— Юругу пришел, когда брата не было дома, так что выходит, мы познакомились без помощи брата.

— И он представился вам агентом вашего брата?

— Он сказал, что помогает брату прославиться, заявить о себе.

— И вы поверили ему на слово?

— Да.

— Почему?

— Он показался мне знакомым, — Габу нахмурилась. — Я думала, что брат, должно быть, когда-то рассказывал мне о нем, возможно даже показывал его фотографию, но…

— Вы сказали законникам, что никогда прежде не знали Юругу. Но если вы признаете, что брат говорил вам о нем прежде, то получается, что вы соврали?

— Брат не говорил мне о нем прежде.

— Но вы знали его?

— Да.

— В подводном городе?

— Он пришел из тумана. Эти генераторы подпространства, знаете?

— Не думал, что они есть в подводных городах.

— Есть. Правда, незаконные, но есть. Юругу сказал, что так дешевле путешествовать.

— Сказал здесь или в подводном городе?

— Здесь. Тогда он лишь остановил меня, не позволив войти в дверь. — Габу бросила на Флавина напряженный взгляд. — Я никогда прежде не была в подпространстве, слышала что-то об этом, но не придавала значения. А тогда, в тот день у «Черного бара», в тумане, я просто испугалась, не понимая, что происходит. Увидела дверь и, желая выбраться из тумана, едва не вошла в нее. Юругу спас меня, остановил, показал тех жутких тварей, поджидавших за дверью… — Габу поежилась. — Не понимаю, зачем люди вообще придумали эти технологии? По-моему, от всех этих перемещений одни только неприятности.

— Другого способа пока нет, — снисходительно улыбнулся Флавин. — К тому же это закрытая технология, так что ваш малани, выходит, уже преступник, если вы видели, как он пользуется подобным генератором.

— Я не видела, как он выходит из двери. Он лишь сказал, что любит путешествовать и что это дешево.

— И все?

— Да. Он ушел раньше, чем я успела узнать его имя. Я даже не запомнила его лица.

— Но вспомнили, когда увидели в мастерской своего брата?

— Нет. Только на пляже.

— Кто предложил пойти на пляж?

— Юругу.

— Вас не смутило, что была ночь?

— Был вечер, к тому же он сказал, что это будет интересно, а мне было скучно…

— И что вы сделали, когда вспомнили его?

— Спросила, случайна наша новая встреча или нет. — Габу отвернулась. — Он сказал, что я малани, как и он.

— И что это значило?

— Я не знаю. Тогда в этом был смысл.

— Потому что он вам нравился?

— Да.

— И вы занялись с ним сексом?

— Да, — Габу прикрыла глаза. — Подробности нужны?

— Только если что-то особенное.

— Секс между малани всегда особенный.

— Я имею в виду, особенное для присяжных или прокурора. — Флавин выдержал паузу, но Габу настырно молчала. — Вы ведь занимались этим прямо на пляже?

— Да.

— Кто-нибудь видел вас?

— Я не знаю.

— Это может быть важно, если не удастся найти Юругу.

— Я не помню. Все было, как в тумане.

— А когда он уходил? Он что-нибудь сказал? Вы не договаривались о новой встрече?

— Когда я проснулась, его уже не было. — Габу поморщилась, вспомнив случайных утренних прохожих. — На мне не было одежды, так что кто-то мог запомнить, как я одевалась утром на пляже и как бежала потом оттуда.

— На тот момент вы были одни?

— Да.

— Значит, от этого нам будет мало прока.

— Жаль, — Габу улыбнулась, отпила остывший кофе из чашки, которую все еще держала в руке. — Забавно, правда? В то утро я мечтала лишь о том, чтобы никто не запомнил меня с мужчиной, а сегодня желаю обратного… — она бросила косой взгляд на Джо.

Джо поспешила улыбнуться ей.

— Вам интересно, почему я поссорилась с братом? — спросила Габу Флавина. Он кивнул. — Потому что я решила, что он продал меня, — она прикрыла глаза, стараясь обуздать эмоции. — Я решила, что Юругу заплатил ему за меня, помог забрать из подводного города.

— Почему?

— Потому что я малани.

— Думаете, это достаточный довод? Переезд из подводного города стоит больших денег.

— Тогда мне казалось, что в этом есть смысл.

— А сейчас?

— Сейчас не знаю. — Габу снова вспомнила пляж, поморщилась. — Сейчас мне кажется, что это так же отвратительно, как рисунки, которые вы мне показали сегодня.

— Кажется, вы сказали, что эти рисунки подделка?

— Не цепляйтесь к словам. — Габу допила остывший кофе, попросила Джо принести еще одну чашку. — Вам интересно услышать о нашем с братом детстве? О нашей матери?

— Если только это может быть важно.

— Я не знаю, важно это или нет, но тот мотив, который постоянно насвистывает Пилс, это песня, которую пела нам мать. Думаете, это может быть важным? — она замолчала, дожидаясь ответа. Флавин молчал, глядя куда-то в пустоту. — Вы о чем-то думаете?

— Я думаю о том, что будет, если законникам не удастся найти Юругу.

— Все еще не верите мне?

— Наоборот. Верю.

— Тогда почему сомневаетесь реальности Юругу?

— Я не сомневаюсь в его реальности. Я сомневаюсь, что его смогут найти. Ведь если он соучастник, то, как вы думаете, где он сейчас будет?

— Подальше отсюда?

— Верно. А если учесть, что вы говорили о его путешествиях в подпространстве, то не удивлюсь, что он уже очень далеко, — Флавин снова замолчал.

— Если его не найдут… — вкрадчиво спросила Габу. — Если он сбежит, то это будет значить, что у меня проблемы?

— Только если не удастся подтвердить его реальное существование.

— Но ведь должно же быть хоть что-то! — всплеснула руками Габу, снова вспоминая проведенное в камере время.

Страх подобрался к горлу, заставил вспотеть. Габу спешно попыталась взять себя в руки, но стало только хуже. Теперь перед глазами витал образ женщины с мускулистыми руками. И запах подвала — камень, сырость. Почти, как в подводном городе. Габу почувствовала, как по лбу скатилась пара крупных капель пота. Воспоминания ожили, стали слишком четкими, усиливая страх.

— Мне нужно в туалет! — она спешно поднялась на ноги, едва не столкнулась с Джо, которая несла ей кофе.

— Что-то случилось? — растерянно спросила Джо.

— Не сейчас, — Габу почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Мысли в голове спутались, разбежались, как в ночь на пляже. В ночь, проведенную с малани. Габу качнулась, с трудом понимая, где сейчас находится на самом деле.

— Хочешь, Джо пойдет с тобой? — предложил Флавин.

— Не знаю. — Габу повернулась к нему, но так и не смогла разглядеть его лица. — Наверно, нет. Не думаю. — Она снова качнулась. Джо спешно взяла ее под руку. Габу отстранилась. — Я сказала, что не надо.

Она прищурилась, стараясь не обращать внимания на попавшие в глаза капли пота, сделала неуверенно шаг вперед, затем еще один. Джо и Флавин растерянно переглянулись за ее спиной, но ей сейчас не было до них никакого дела. «Умыться, прийти в чувства!» — твердила она себе, переставляя непослушные, онемевшие ноги. Все тело было онемевшим, вялым. Лишь кожа горела, покрывалась пятнами. Габу чувствовала, как этот жар поднимается по груди, переползает на шею, щеки. Словно где-то рядом был малани. Словно он снова касался ее, ласкал ее. Габу закусила до крови губу, но это не помогло. «Может быть, Юругу где-то здесь? Где-то рядом? — мелькнула в голове далекая мысль. — Но как такое может быть?» Габу вошла в дамскую комнату, открыла кран с холодной водой, умылась. «А, может, я схожу с ума, как и мой брат?» — подумала она, обернулась, увидела Юругу, но не смогла даже удивиться. Он не двигался, ничего не говорил. Просто стоял и смотрел на нее.

— Тебя ищут, — сказала Габу. Он кивнул. — Ты должен сдаться. Должен рассказать всем, что я не имею к безумию брата никакого отношения.

Она выдержала долгую паузу, но ответа так и не последовало, лишь вернулось головокружение и жар, заставив Габу шагнуть к Юругу и прикоснуться к нему, желая убедиться, что он реален, что он не плод ее воспаленного воображения. Едва ее пальцы коснулись его руки, как по телу пробежала новая дрожь, внизу живота вспыхнуло что-то горячее. Мысли поплыли прочь, оставляя пустоту, в которой начинало расцветать желание. Габу испуганно отдернула руку, шагнула назад, уперлась в раковину. «Что происходит со мной, черт возьми? Взгляд Юругу стал материальным. Габу буквально чувствовала его на своей коже. Взгляд, имевший над ней почти такую же власть, как и прикосновения. Никогда прежде, даже рядом с другим малани, Габу не испытывала ничего подобного. Никогда!

— Кто ты такой? — спросила она Юругу.

Он снова не ответил, лишь неспешно шагнул вперед. Габу вжалась в раковину. Юругу приблизился к ней, прикоснулся к ее щеке, снова вызвав дрожь, подался вперед, словно собираясь поцеловать, и тихо шепнул, что она должна вернуться в тюрьму. Или же не шепнул? Габу вдруг поняла, что услышала его голос прямо в своей голове.

— Я не вернусь, — тихо сказала она.

— Но ты должна. Только там ты будешь в безопасности.

— Нет.

— У тебя нет выбора.

— Я сказала… — Габу замолчала, забыв, что хотела сказать.

Что-то древнее, оставив тело Юругу, коснулось ее разума, попыталось подчинить его, подавить, затем так же внезапно сдалось, отступило, оставив в память о себе лишь обрывки своих мыслей, да хлынувшую из носа кровь. Габу растерянно приложила руки к своему лицу, увидела на ладонях кровь. Кто-то постучал в дверь.

— Габу, ты там? — спросила Джо.

Голос ее был четким, реальным, в отличие от всего того, что было пару мгновений назад. И мужчина, малани. Он стоял, шатаясь, напротив Габу и растерянно смотрел по сторонам.

— Габу, я захожу! — предупредила Джо, открыла дверь, увидела мужчину-малани, увидела Габу, у которой из носа текла кровь, ахнула, растерянно всплеснула руками не находя слов, снова ахнула, снова всплеснула руками.

— Позови Флавина, — велела Габу.

— Флавина? — Джо смотрела на густую кровь на лице и руках Габу. — Но… но… — она посмотрела на мужчину, застывшего напротив Габу.

Он встретился с ней взглядом, качнулся и, потеряв сознание, медленно осел на кафельный пол.

— Да позови же Флавина, черт возьми! — прикрикнула на Джо Габу, повернулась к раковине, из крана которой все еще текла холодная вода, и начала умываться.

Несколько секунд Джо продолжала наблюдать за ней, затем вздрогнула, побежала в кафе, долго не могла найти нужных слов, чтобы объяснить Флавину, что происходит, затем поняла, что и сама не знает, что происходит, схватила его за руку и потащила в дамскую комнату. Мужчина-малани лежал на полу лицом вниз. Он не двигался, не дышал.

— Иди, вызови законников, — велел Флавин Джо, дождался, когда она уйдет, спросил Габу, что здесь случилось.

— Я не знаю. — Она закрыла кран, спросила у Флавина платок, потому что из носа все еще продолжала сочиться кровь.

— Это он ударил тебя?

— Нет.

— Тогда что?

— Я не знаю. — Взгляд Габу устремился к Юругу. — Он жив? — спросила она Флавина.

Он пожал плечами, подошел к мужчине-малани, проверил пульс.

— Кажется, жив.

— Хорошо. — Габу промокнула платком выступившую из носа кровь. Кровь, продолжавшую течь, даже когда приехали законники и отвезли Юругу в больницу, оставив у его палаты двух охранников и предупредив врачей о том, что он может быть связан с серией убийств.

— Думаю, будет лучше, если врачи осмотрят и тебя, — сказал Флавин Габу.

Она отказалась.

— Хочешь снова отправиться в тюрьму?

— В тюрьму? — Габу наградила его отрешенным взглядом.

— Законники захотят узнать, почему Юругу пришел к тебе.

— Я не знаю.

— Я тоже не знаю, поэтому пусть все выглядит так, словно он напал на тебя, а не пришел за помощью, как к лучшему другу.

— Ты адвокат, тебе виднее, — сдалась Габу, поднялась на ноги и спросила куда идти.

Флавин отвел ее к знакомому врачу, затем отправил в компании Джо в отель.