santehlit — Власта

президент врет и крадет,

а народ головы кладет!

/на злобу дня/

Власта, новая хозяйка моя, пожалуй что, симпатичная. Вот сейчас — русые волосы затянуты в тугой хвост на затылке; на хрупкой фигурке широкие темные шаровары, что-то там типа блузки и короткий черный плащ, как у пажа средневекового короля. Стандарт от Нефертити «38 Х 22 Х 38», несомненно, выполняется….

Ощутив мой взгляд, обернулась. Черные брови идеальной формы дугой над темно-синими глазами, наполненными все той же заботой, что и вчера. Сегодня оттенок ее кожи лица напоминает шелковую поверхность лепестков бледно-розового цветка. Высокие скулы, маленький носик и тонкие губы смотрятся настолько гармонично, что все-таки да — ее можно причислить к сонму земных красавиц. Только с одной оговоркой — не рекомендуется к применению, как женщина.

Результат визуальной ревизии еще больше втоптал мое чувство предвзятости по отношению к хозяйке в грязь, ведь сам того не замечая, любуюсь ею. А она напряглась, словно почувствовала, что на нее не просто смотрят, а изучают особенности тела с каким-то пристрастием и непонятным рвением.

Посмотрел в ее глаза и прочел в них… гнев. О, черт! — очнулся и вздрогнул словно подросток, которого застали подглядывающим в женскую раздевалку. Этот непроизвольный порыв смутил еще больше.

— Тебе нечем заняться? — прошипела хозяйка.

Я у нее кем-то вроде бухгалтера.

— Все, что было приказано, я сделал, — сложил ладони перед лицом и поклонился.

— Что-то ты перья распустил. А проверю? — она, покусывая нижнюю губку.

— Не страшно — я все всегда делаю добросовестно.

— Странно, по-моему, так уроды — это вруны и воры.

— Спорный вопрос, — заставил себя улыбнуться.

— Спорить ты любишь, — буркнула Власта и отвернулась.

К концу дня напомнила разговор:

— Думаешь, если в счете разумен, я стану перед тобой на цыпочках ходить?

— Я и на цыпочках не могу.

— Тебя что-нибудь не устраивает? — оживилась хозяйка.

— Почему же? — все прекрасно. Я доволен своим рабским положением в вашем доме. Вы так дружелюбно, а главное очень уважительно меня унижаете….

Власта приподняла брови, вопросительно глядя на меня.

— А еще мне нравится моя должность — нюхать пыль в амбарах среди кувшинов, тюков и корзин. Главное: можно строить из себя важную персону перед слугами — я ведь, мать вашу, счетовод у хозяйки!

— Это хорошо, что ты реально оцениваешь обстановку, — засмеялась купчиха.

— По-вашему, это смешно? Представьте, что завтра вы вдруг проснетесь в чужом мире, в окружении абсолютно безграмотных людей, которые и сотой долей ваших знаний не обладают, и, тем не менее, презирают само ваше существование. А вы благодарите их за еду, лавку в чулане и за то, что вам дали посильную работу….

— Свинья неблагодарная! — перебила хозяйка мой монолог. — Здесь тебя кормят, поят, дали кров и шанс выжить…. И в результате? Кого ты винишь в том, что ни черта не можешь? Не нравится работа, которую даю, ползи на площадь побираться. Там можешь рассказывать лоботрясам, какой ты великий и гениальный.

Мне нечего противопоставить — купчиха права на все сто. Обидно? Безусловно. Какую работу я мог получить в этом мире? Попрошайки? А не работать вообще не мог — так воспитали. Когда попал в этот дом, то поначалу обрадовался — шанс появился. Но после понял — Власта не слушает ничьих мнений, она приказывает, что считает нужным. Мысль о новшествах в быту и хозяйстве, торговых делах, похерила на корню окриком и едким смехом — ведь самолюбив я, черт возьми! А опускаться до уговоров, лести, унижений претит душе. Так что….

Хотя, конечно, она деловая — собранная и сконцентрированная. Пусть без труда мог оценить уровень ее интеллекта, впечатляло поведение хозяйки. Она вникала в мои комментарии, не просто кивая голосу, а вдумывалась в каждую фразу, даже что-то повторяя себе под нос. И еще Власта грызла рукоятку ножа, которым делались отметки на счетных палочках или другими словами — «карандаш». Это казалось забавным и милым — я не мог удержать улыбки.

А недавно увидел Власту во сне — величественную и красивую, словно ледяная гора. В ней была сила, внутренняя гордость, которая заставляла ее тело натягиваться струной. В темно-синих глазах не было властной надменности — только желание бороться до конца, до последнего вздоха за свою выгоду и убеждения. Боже! каким должен быть мужик, способный поставить ее на колени перед своим достоинством? Кто же она все-таки такая на самом-то деле?

Она сказала мне:

— Мне не нужен мужчина — только самец. А самца кто же любит?

Во сне я перед ней не робел:

— На самца не тяну от увечности, но…. Смотрю на твою хрупкую фигурку, и жалость подступает к горлу. Скажи — ты боишься грозы? Я укрою тебя на груди, и все страхи твои отринут. Хочешь, проверим?

— Ты не боишься грома небесного? Это врожденное?

— Нет. Просто я знаю его природу.

Она отрицательно покачала головой:

— Старую собаку новым трюкам не обучить.

Вот без хвастовства — смыслом моего существования всегда была работа. Если я не спал, не читал, не сочинял, то не мог просто лежать или сидеть — ежеминутно хотел творить, надеясь, что смогу чего-то добиться. Но с каждым днем время просачивалось сквозь пальцы, с каждой попыткой убеждался — хлопоты мои напрасны. Может, в прорубь эту проклятую кинулся, чтобы разорвать порочный круг. Судьба усложнила задачу, обезножив меня. И меня не хватило — ни в деревне, ни в городе, ни на плоту. Власта — вот выход, вот с кого надо брать пример! Тяжело это — «ложиться» под бабу, но стоит признать, в ней с избытком есть то, чего мне хронически не хватает. Твердости! Проклятие Маркса «подвергай все сомнению» делает из меня хлюпика.

Я и здесь работал на совесть, а хозяйка цеплялась, особенно раздражаясь на мои новшества. Увидев дощечки записей рядом со счетными палочками — так право удобней: взглянул на цифру и не надо считать зарубки — она возмутилась:

— Что ты хочешь этим сказать?

Возмутился и я ее тону:

— Эти знаки на дощечках показывают количество зарубок на палочках. А то, что я хотел бы сказать, вам лучше не знать.

— А тебе лучше помолчать, пока я не вышла из себя!

Себе дороже — подумал и отвернулся.

Погрузившись в собственные мысли, не сразу заметил, как Власта, вертя в руках дощечки и палочки, пытается постичь их тайную связь, шевеля губами.

Уходя, хозяйка сказала:

— Мне все равно, как далеко ты меня посылаешь в мыслях и какие планы вынашиваешь. Но запомни: если еще раз посмеешь показать мне в спину средний палец, я прикажу его отрубить. Не люблю этих жестов, особенно, когда ими пользуются такие, как ты.

Приехали! Как это она умудряется все видеть? Или ей докладывают?

Но мадам адекватна — мое право на собственное достоинство начала признавать.

Как-то взорвался я:

— Вы можете меня ненавидеть! Вы можете меня презирать! Но унижать меня вы не имеете права!

— Кто ты такой, чтобы мне указывать?

— Я, прежде всего, человек, которого вы совсем не знаете.

— Еще чего! Ты — раб и калека, живешь моей милостью.

— Пусть я калека, но не раб. И поверьте на слово — еще раз позволите себе отнестись ко мне, как к своей собственности, я уползу в неизвестном направлении. Быть лучше голодным, чем униженным.

— Ползи, прям сейчас!

— Вы забыли добавить «раб».

Какое-то время мы сверлили друг друга глазами.

— Я буду звать тебя «мой повелитель», но ты все равно будешь делать, что прикажу.

— Договорились.

Человек — существо социальное. Мы живем рядом друг с другом, общаемся, взаимодействуем. И это нормально, так и должно быть. Но начальник ты или подчиненный — у каждого свое лицо, свой темперамент, свои взгляды на жизнь. Для того, чтобы успешно управлять другими, нельзя испытывать никаких эмоций кроме холодного расчета по существу дела. И не надо превращать социум в стадо, где есть вожак, а остальные безропотно идут за ним. И какая разница, в каком ты веке — человек всегда остается человеком. Нормальные рассуждения?

Погнали дальше.

У Власты дом — не просто уютный теремок на окраине города, а целая усадьба с хозяйственными постройками, клетями, подклетями, то бишь подвалами и проч…. А вокруг высокий забор, к которому с одной стороны вплотную подходит дремучий лес. Оттуда, должно быть, пожаловал незваным гость.

— Медведь! — усадьбу поднял на дыбы жуткий крик.

Мы в беседке сидели, увитой плющом — я хозяйку учил славянской письменности и арабским цифрам — сквозь зелень увидели какое-то движение.

— Беги! — крикнула Власта, забыв, что этого как раз не могу.

Сама как-то неудачно рванула с места, опрокинув мое кресло — упала, я на нее, сверху то, на чем я сидел. И притихли — я от боли в спине, она под двойной тяжестью.

Оглушительный рев раздался в саду, и я быстро сообразил: гость — будь здоров! Может, его улья привлекли? Но тут позади беседки раздался треск ломающихся веток и рев животного по всей вероятности двигающегося в нашем направлении. Мы застыли с хозяйкою в интимной позе, погрузившись в оцепенение от животного страха и безысходности.

Миновали две геологические эпохи, и мы услышали шорох шагов у входа в беседку. Я закрыл глаза. Такого страха, помноженного на беспомощность, никогда не испытывал в своей жизни. Реально так ощутил слабость и уязвимость перед когтистой лапой, способной убить одним ударом. И не могу убежать, и спрятаться негде. И женщина подо мной, которую должен прикрыть собой от опасности — ведь я же мужчина.

Тяжелое дыхание слышно у входа; едва уловимый «аромат» медвежьей вонючести уже щекотал ноздри. Сильнее зажмурил глаза, перестал дышать.

— Дыши, — приказал тихий голос Власты.

Послушно открыл глаза и глотнул кислорода.

Ситуация такова — медведь у входа принюхивается, словно боится войти; хозяйка лежит на полу ни жива ни мертва; я на ней, как на ковре, раскинулся, а сверху меня напрягает кресло. Это в негативе.

Есть позитив. Нос мой в ямочке утонул за ее ушком. Дыхание мое греет ей шею. Губы от нежной кожи ее в нескольких миллиметрах и вот-вот коснутся.

Она пошевелила головой, быть может, желая взглянуть мне в глаза. А мне уже блазнилось — подставляет губы для поцелуя. Я и про медведя забыл — неповторимый аромат чистого женского тела отшибает память, пуская корни в моем подсознании.

Каждой клеточкой ощущаю хрупкость тела, лежащего подо мной. Чувствую потребность мять и ласкать его, хочу прикасаться, где пожелаю, хочу изучать руками, губами… чем угодно. Хочу видеть, как эта женщина стонет и ласкает меня в ответ.

Решился поцеловать и почувствовал настойчивую пульсацию в паху, боль в спине.

— Он ушел? — прошептала Власта мне в ухо.

— У входа, — выдохнул, с сожалением осознав, что губы ее отдаляются.

Послышались голоса, гром мечей о щиты — народ пошел в атаку на зверя.

Власта начала извиваться подо мной, пытаясь спихнуть с себя.

— Слезь с меня!

— Осторожнее.

Волна нестерпимой боли прокатилась по телу.

Хозяйка снова заметалась, пустив в дело руки и ноги. Я не помогал ей и в душе проклинал кресло, давившее на изнемогающую в спазмах спину.

Но тут Власта нашла точку опоры для своей ноги и задвинула мне коленом в пах.

Тело мое охватила судорожная волна. В последний раз скорчился на ней и отвалился в сторону, обрушив кресло на звериную морду, просунувшуюся было в беседку. Напугав медведя, зарычал от собственной беспомощности и боли, которая обрушилась вместе с непрошенной разрядкой.

Она сделала это со мной! Она заставила меня кончить вот так... с креслом на спине.

Закон подлости сработал на совесть.

— Немало досталось? — прошипела хозяйка, неправильно поняв мое поведение.

— Какая же ты….

— Сволочь?

— Дура! — прохрипел на грани отключки.

Я всегда буду максималистом — все или ничего. Если уж взялся описать свою жизнь никчемную, только смерть меня остановит. Буду ли я знаменитым? богатым? — плевать! Почитатели, критики, знакомые, родственники, весь мир — к черту идите! я добьюсь своей цели! Ну а женщину, которую определит мне Судьба, сумею полюбить и убедить — лучше ее в белом свете нет.

Медведя убили копьями мужики. Содрали шкуру, выскоблили, промыли и растянули на полу в беседке. После никто не вспоминал, как он усадьбу на уши поднял. И пусть на душе у меня куда более мерзко, чем хотелось бы, сны с того дня чередой шли прекрасные. Обнаженная Власта приходила ко мне. Мы занимались с нею во сне всем, на что хватало моей фантазии. Просыпаясь, не мог признаться и самому себе в том, что влюбился в свою хозяйку. Просто так, без всяких условий и причин, сам того не желая, полюбил властную купчиху Власту.

У каждого из нас свое предназначение. А любовь это болезнь.

Давно усвоил эти истины, и опять все к черту — бег по кругу за собачьим хвостом!

Но случай в беседке подкинул мне несколько козырей в рукав, и я собирался ими воспользоваться.

— Нравится отдавать приказы? — это была первая моя фраза, обращенная к ней после инцидента с медведем. — Любишь руководить всем в своей жизни? Что ж косолапому-то не крикнула: «Пошел прочь!»

Власта резко обернулась ко мне:

— Своим делом занимайся. Что делать мне, буду решать сама.

— Тогда так: ты — хозяйка, я — твой наемный работник, ты отдаешь приказы, а решать, выполнять их или нет, буду сам. Все в своей жизни теперь буду решать сам! Ты не смеешь больше со мной обращаться, как с собакой или прислугой.

Она усмехнулась:

— Как скажешь, мой повелитель.

Иначе и быть не могло. Но….

Кто она для меня? Кто для нее я? Отец? брат? муж? любовник? Мы не только чужие, мы разные люди — она старше меня на несколько тысячелетий. Хотя с виду — ровесники.

Усмешка лукавит ее тонкие губы.

— Угодно ли повелителю провести ночь в спальне рабы своей?

Издевается! Она в курсе моего конфуза в беседке. И мне нечего ей ответить. А когда мужчине сказать нечего, он предпочитает удалиться со сцены, нежели молча стоять на ней. Черт! Если б я мог….

На этом наш разговор закончился — Власта сама ушла.

А я не сдержался и показал средний палец закрытой двери, хотя понимал — сильно рискую. Но адреналин повелевал моим сознанием. Оказывается, грань перейти очень легко — тяжело признаться самому себе, с какой же легкостью ты это сделал.

На следующий день, как ни в чем не бывало, она уселась напротив и заявила:

— Что же вы не посетили меня, повелитель мой? Я всю ночь прождала.

Удавлю! — подумал я и хищно так глянул на ее шейку.

Она нежно погладила мою кисть и повторила:

— Я так ждала.

Закрыл глаза и попытался взять себя в руки.

— Лучше заткнись!

— Затыкать себя будешь!

— Как ты смеешь так говорить повелителю? — схватил ее за кисть и сдавил.

— А вот теперь ты доигрался! — взревела она, вырвавшись.

Выбежала из комнаты и вернулась с коротким широким мечом.

— Еще раз позволишь оскорбить меня, — очень тихо, но вполне четко сказала, — я отрублю тебе голову. А пока — средний палец на стол! Я сказала — я сделаю.

— Рубите голову, госпожа.

Взгляды наши встретились — сталь звякнула о сталь в бронзовом веке!

— Ублюдок! Ненавижу! Ненавижу тебя!

Подобная ярость могла испугать да еще меч в ее руках, но….

Тут я понял, что она меня тоже любит.

А хозяйка бросила меч и стала награждать пощечинами лицо работника своего.

— Успокойся!

Но она, казалось, разозлилась еще больше.

Она ведь хрупкая — я мог бы выбить из нее дух одним ударом, заставить корчиться в муках на полу, но шок оттого, что она способна на подобные чувства, и невозможность поднять руку на женщину, оставляли сидеть неподвижным.

— Да успокойся же ты!!! — перехватил ее руки.

Боль от моего хвата не привела ее в чувства, и она принялась пинать мои ноги.

Ловко скрестив ее руки перед собой, далеко оттолкнул разбушевавшуюся Власту.

— Ненавижу! — прокричала она и со сжатыми кулаками снова бросилась на меня. Опять поймал ее за руки и уже не оттолкнул, а потянул на себя. Хозяйка по инерции грудью налетела на мою грудь, на миг затихла, и этим мгновением воспользовался я — обнял, прижал и… поцеловал.    

Мы замерли.

— Что ты сделал? — она отстранилась.

Мысли читались на ее лице — изо дня в день, шаг за шагом она шла к этому сближению; и вот к чему это привело — она полюбила калеку убого, а он презирает и ненавидит ее; он уничтожит, раздавит ее, и она позволит ему это сделать: ведь он сильнее, ведь в мыслях своих она уже зависима от него; насколько же нужно быть ничтожной, чтобы тянуться к человеку ущербному душой и телом.

Слезы побежали из ее глаз.

Мое состояние трудней описать. Я–то отчетливо себе представлял дорожную карту предстоящих событий по всем направлениям — муки телесные, муки сердечные и печальный конец. И уже сейчас ее немые слезы не жалость вызывают, не умиление, а реальную физическую боль, с которой не в состоянии справиться. Что надо сделать, чтобы прекратить эту пытку? Как убедить ее, забрать эту боль из моей груди?

Да проще простого! Ведь болит не грудь, а спина. И ей надо слезть с моих колен.

Но при этом — хочу держать ее в объятиях и прижимать к себе, сушить губами от слез ее щеки. Это желание превратилось в потребность — лекарство, которое могло совсем избавить от физической боли. Хочется верить.

Вот и пойми, что тут к чему!

Сомкнув ладони свои, заключил ее в круг объятий. Она не вздрогнула и не отстранилась — словно ее тело само позволило мне приблизиться к ней еще.

— Все хорошо, — прошептал ей на ухо.

Ее колотила мелкая дрожь. Маленькое хрупкое тело обмякло, ища поддержки на моей груди, и руки мои ей стали опорой. Напряжение вырвалось из нее вместе с выдохом, и она сильней прильнула ко мне….

Просыпаться всегда тяжело. Глаза не хотят открываться, а тело просит дать ему еще немного времени, расслаблено покоясь в тишине. Но вот настает черта, когда уже не можешь больше спать и понимаешь, что новый день, не смотря ни на что, все же настал. Новый день новой жизни — я стал любовником своей хозяйки.

Волосы Власты спутались, торчат в разные стороны, лицо осунулось, а под глазами залегла тень усталости. Но даже такой она казалась мне самой красивой и желанной в первобытном мире. Что потерял я в прежней жизни и что приобрел теперь? Власта стала моим смыслом, стимулом, чтобы жить дальше, не оглядываясь на прошлое.

— Прости меня, — прошептала она.

Простые слова, но именно их мне так необходимо от нее услышать.

— И ты меня прости, — ответил.

Что мы испытали этой ночью? Что же такое почувствовал я, когда увидел ее во всем великолепии женской наготы? Да, это была та же женщина, что изо дня в день делала мою жизнь невыносимой. Но теперь я напрочь забыл об этом. Она была настолько совершенна, что даже простое ее созерцание доставляло настоящее удовольствие. Она, которая доводила меня до белого каления своими придирками, ласкала тело мое изувеченное. И я не чувствовал себя беспомощным, отвечая на ласки.

Множество изменений претерпела душа. Главное понял: все, что я делал до сих пор, противно природе — отказывался признать очевидное; пытался задавить нежные чувства к любимой женщине, отрицая саму возможность их существования. Что же в ней претило? Сила? Разве она сильная? — я нежно коснулся губами худенькой ключицы. Воля? А чувства свои ко мне не смогла задавить — плакала даже. Страшная? Не я ли каждый день тайком всматривался в ее фигурку и черты лица, любуясь и не находя в себе сил оторваться.

Кто же она такая на самом деле? Каким образом умудрилась занять все мои мысли за такое короткое время? Благодаря какому чуду смогла стать для меня всем?

День медленно наплывал, а я, совершенно отрешенный, все пытался собрать свои мысли воедино в кружащейся голове.

— О чем ты все думаешь? — это она.

— Представляю, какими мы будем с тобой в старости. Грызться будем по пустякам только для того, чтобы это привнесло в совместную жизнь недостающий перец молодости.

— До старости надо дожить. Меж нами и сейчас возникают проблемы. Знаешь, что я думаю о тебе? Ты — своенравный неуравновешенный мужчина, который отрицает любую зависимость от окружающих и обстоятельств. И не меня ты любишь совсем, а свое чувство ко мне. А мне остается любить тебя таким, какой есть — ибо упрям ты и перевоспитанию не поддаешься. Я права?

— В основном — кроме чувств. Если бы я любил твой образ в себе, то не ревновал к бывшему мужу.

— А ты ревнуешь?

— Чудо земное! Как же могу не ревновать?

— А что здесь такого? Я в любовь верю. И в людей тоже верю. И в возможность обретения пресловутого счастья. Но чем больше живу, тем все дальше от меня отдаляется оно. Захотела — женила на себе Максима. Теперь вот с тобой сошлась. Но буду ли счастлива? — вот в чем вопрос. А ты — «ревную». Значит, не счастлив ты.

— Мужчин на Земле много. Проблема в том, чтобы выбрать единственного, своего героя — не придуманного в детстве, а настоящего.

Власта лукаво улыбнулась:

— В чем же твой героизм?

Постучал себя по лбу:

— Я многое знаю и практически все на свете могу объяснить.

— Да, ум у мужчины — великое дело. Мой бывший, оправдывая свою глупость, говорил: настоящий мужик хорошо делает только три вещи — дерется, еб…(тут она употребила нецензурное слово) и отдыхает.

— Я не смогу быть с тобою счастливым, если ты будешь вспоминать о нем.

— Тогда поменяем тему — расскажи, что такое страх?

— Слушай и понимай! Ничего не надо бояться, кроме страха. Наверное, думаешь — смерть страшнее всего? Нет, самое страшное — это жить в ожидании смерти. Представляешь — день за днем… Лучше не думать о ней, а жить, занимаясь любимым делом.

Власта осталась довольна ответом — даже пыталась аплодировать, отдавая дань моей философии. Только улыбка на ее лице выражала скорее грусть, нежели радость.

— О чем ты подумала?

— О своей жизни.

— Прошлой или настоящей?

— Прошлой.

— И как ты ее характеризуешь?

Она не ответила.

— Ты все еще любишь его?

— Ты запретил говорить мне об этом.

— Так, любишь или нет?

— Пойми, в моей жизни мужчины не было. Кто такой Максим? Самец, глыба мяса, тупее валенка. Ты — другой, тебя хочется слушать и слушаться.

— Ты не ответила.

Она посмотрела на меня и, отвернувшись, все-таки сказала:

— Нет, я не любила его.

Мы завтракали. Я отщипнул кусочек мяса и поднес к ее рту — она послушно зажевала его.

— Тебе нравится дело, которое делаешь?

— Больше азарт борьбы с конкурентами.

— Почему же ты не слушаешь моих разумных советов.

— Теперь буду слушать.

Она поднялась, обошла стол и обняла меня сзади за шею.

Меня возбудила такая близость.

— Скажи, я красивая?

— Ты божественна….

— А знаешь, как быстро из самого прекрасного существа на земле превратиться в нечто убогое? Нет? А говорил, все знаешь на свете. Изменой, дорогой, всего лишь предательством. Почему ты так смотришь?

Она заглянула в мои глаза.

— А как я смотрю?

— С грустью.

— Я люблю тебя, — расцепил ее руки и стал целовать.

— И будешь опять доказывать это? — уткнулась губами и носом в шею мою.

— Буду, милая. Каждый день и ночь каждую.

— Ты — единственный мужчина в моей жизни, которого стоит любить.

А когда пришла ночь, и я доказал, что люблю, долго потом уснуть не мог. Неприятные мысли занимали голову. Все хорошо сейчас, а что будет дальше? Я задумался о том, что может быть дальше. Медовый месяц закончится, и душа потребует дела. У Власты тоже наверняка. В четыре руки и две головы займемся торговлей? А еще поиском таинственного Места Выхода Животворящих Сил. Если удастся излечить мой недуг…. вот тогда бы я развернулся здесь!

Другие мысли — «семья». Простое слово из пяти букв. Но смысл его невозможно описать даже в пяти томах. Да, я хочу, чтобы у меня снова была семья — я, она и еще кто-то совсем маленький или маленькие…. Такие дела.

Для этого ли я прибыл сюда? В чем моя миссия?

Оглядываясь назад, задавал себе вопросы — все ли сделал правильно? поступал ли как нужно? почему, если все было необходимо, жизнь преподнесла такой сюрприз?

Еще одна ночь прошла….    

Власта решительно взялась за мое излечение — в дом притащила знахарку местную.

— Внутрь ничего принимать не буду! — панически запротестовал, увидев мешочек с сушеными травами.

Сморщенное лицо старухи с маленьким курносым носиком-пипочкой и пронзительным черноглазым взглядом выразило недовольство. Местные жители называли ее ведьмой и смотрели свысока при встречах, но достаточно быстро находили дорогу к ее дому, когда нужно было снять–навести порчу или любовные чары. Звали ее Сара, и я уже был наслышан о ее специализации, так что….

Власта сдержала легкий вздох. Ей и сказал:

— Кожа вытерпит все, а желудок… ну ее нафик, рисковать. Не последнее средство!

— Сработает и на кожу, — сказала Сара, забирая мед в ендове платой за лекарство. — Заварите в корыте горячей водой и искупайте в отваре — как рукой снимет все боли.

Знахарка ушла, воду согрели, в большом деревянном корыте заварили траву. Баня, куда меня принесли, полнилась приятным пряным ароматом — сухие травы сделали свою работу.

— Лежи, отмокай, — приказала Власта.

Разогнав слуг по службам, вернулась, скинула сарафан и юркнула ко мне в корыто:

— Любовь свою не гони от себя, страдание мое лежачее.

— Не боишься болью моей заразиться?

— Так не бывает.

После незатейливых ласк и страстного поцелуя здравый смысл помахал нам рукой на прощание. М-дя….

Так, что-то я отвлекся.

Слух о том, что богатая купчиха Власта ищет лекаря своему сожителю, прокатился по городу. Вслед за знахаркой притащился колдун — мелкий, как гномик, с лысой макушкой и длиной седой бородкой клинышком, которую он все время оглаживал. Остатние волосы белые и мягкие, как пух на утенке, а голубые глаза то темнели, то светлели в зависимости от настроения. Он был такой чахлый и тощий, будто отродясь не ел досыта — в лице не кровинки, только кончик носа красный и мокрый. А сам весь грязный — первый раз в жизни видел, чтобы человек был такой грязный. Шея темно-серая, но не от загара, руки шелушатся, под ногтями траур….

— Ты откуда взялся-то? — спросил я его.

Взялся колдун с верховьев реки — еще выше деревни, рыбакам которой угодил я в сети. Но ведь там водопад!? Стало интересно.

Знает ли он что-нибудь о пещере горбатого Бурунши?

— В пещере той обитает злой дух. Так все говорят в наших краях, но никто не видел его. Он будто выходит по ночам, когда нет луны, и заглядывает в землянки. Тайные преступления, которые совершаются в наших местах — это его рук дело. Все, кто пытался найти его нору, сгинули там.

— А ты слышал, что в ней полно драгоценных камней?

— Как не слыхать? — я там чуть не умер со страху, но ничего не нашел.

Тайна сокровищ Бурунши окутала пещеру у водопада задолго до моего первого визита сюда. У жителей тех мест характер известный. И этому гномику-колдуну только горбика не хватало, чтобы воплотить мысленный образ отвратительного божества людоедов. Чем же он на хлеб зарабатывает?

— Начнем? — гость в простодушной уверенности, что из столь близкого знакомства рождается взаимопонимание, достал из кожаного мешочка горсть сухих косточек.

— Как тебя зовут, дружок?

— Кого, меня? — колдун захлопал глазами. — Барыс.

— Вот что, Боря, топай отсюда.

— Ну-ну, полегче, — предостерег он. — А то ты у меня сдохнешь, не охнешь.

Власта вмешалась:

— Ну-ка, пошел отсюда, хер лысый, не то собаками прикажу затравить.

— Чую смерть! — завопил гость.

Власта прикрикнула на него, но он стоял на своем:

— Правда, чую.

— Это как? Кто-то где-то умирает, а ты его можешь отсюда унюхать, — спросил я.

— Не так. Я понюхаю и знаю, когда умрет этот человек. Ты умрешь через три дня.

— Замолчи! — притопнула Власта. — А то умрешь прямо сейчас.

— Погоди, — смекнул я. — Сейчас он предложит рецепт спасения.

— У меня есть узелок священной земли….

— Земля с твоего огорода? — спросила Власта, направляясь к двери кликнуть слуг.

— Из места, где на поверхность выходит Животворящая Сила. Слышали о таком?

Я так чуть на ноги с кресла не встал:

— Как же, слышал, товарищ колдун! И где это место?

— Никак не найдешь — оно заколдовано: заклинание знать надо.

— Знаешь — скажи и проси все, что хочешь.

— Так вот же земля!

— И землю возьмем. Власта, купи. Говори заклинание.

— Никак не найдешь, — повторил колдун, — надо дорогу еще знать. А когда дойдешь, что дальше никак, то и скажи: «Меня привел свет души, пропусти не задуши». Тогда и сможешь пройти.

— Не верь ему, милый, — сказала Власта. — Сейчас его выкинут и собак спустят.

— Дорогу знаешь? — спросил я его.

Он помедлил с ответом, а зря — два дюжих молодца по приказу Власты подхватили его и спустили с высокого крыльца. Пересчитав все ступени, гномик достиг земли и затих — потом потряс головой и хлопнул ладонями по ушам.

— Беги, ворота открыты! — крикнули ему молодцы.

Колдун сразу вышел из оцепенения и прочь припустил на ножках кривых. Послышался лай собак.

— Что ты творишь! — набросился я на Власту. — Ведешь себя, как девчонка.

Она обернулась:

— Что не так?

Конечно, отвратительно с ее стороны — спускать человека с крыльца и травить собаками. Но когда своих проблем полон рот, чужое горе не достает — взялся хозяйку воспитывать.

— Слушай сюда — прежде чем пускать кого-нибудь в дом, научись одному нехитрому фокусу и убережешь себя от подобных эксцессов. А еще тебе проще будет ладить с самыми разными людьми. Нельзя по-настоящему понять человека, пока не станешь на его точку зрения.

— Это как?

— Надо влезть в его шкуру и походить в ней.

— Провалиться на месте! — сказала Власта. — Он грозит тебе смертью, а я молчи?

— Но он что-то знает о Месте Выхода Животворящих Сил. А ты знаешь?

— Слышала, конечно, но не верю. Гораздо интереснее новость о сокровищах в пещере. Что ты знаешь о них?

— О них потом. Знаешь, что такое компромисс?

— Это — кто кого обманет?

— Нет, когда уступают друг другу и таким образом приходят к соглашению, К примеру, если ты мне поможешь встать на ноги, мы вместе отыщем сокровища Бурунши. Когда-то я был в той пещере и видел их, как тебя сейчас….

— Не надо мне никаких сокровищ — лишь бы ты был здоров.

Когда цели сторон совпадают — компромисс не нужен совсем.

Иногда я видел Власту насквозь: да, конечно, она меня любит, но она — купчиха до мозга костей, и стать богаче — цель ее жизни. Думаю, она легко могла быть злодеем из злодеев, достигая своей цели. Она даже ростом становилась выше, когда распалялась жаждой наживы. Рядом с ней я — герой положительный. Просто надивится на себя не мог — какой я здесь благородный!

Тем же вечером мы сидели с ней на крыльце. Летом сумерки долгие тихие — солнце заходит, и небо становится желтое, как тыква, ласточки летают над крышей.

— До чего тихо, ни ветерка, — сказала Власта. — Гляди….

Она указала на восток — за лесом поднималась большущая луна.

— … как будто от нее тепло исходит.

— Как ты думаешь, — спросил я, — Боря этот жив остался?

— Он же колдун — что с ним станется? Чувствуешь, как сегодня липы пахнут?

— Угу. А как бы точнее узнать?

— Что именно, милый?

— Что колдун этот жив.

— Ничего с ним не сделалось. Я попробовала влезть в его шкуру и походить в ней, как ты советовал, и видишь — никто не собирается меня хоронить.

— Но, может быть, он изувечен?

— Пустой вопрос! Впрочем, это, наверное, потому, что человек он пустой. Я знаю, что он жив, потому что мои собаки любят гонять, но никогда не рвут людей днем.

— Он мог помереть от разрыва сердца.

— С чего ты взял?

— По закону подлости.

— В чем тут подлость? Если он нужен, пошлю за ним. Только зачем он тебе?

— Он может проводить нас к Месту Выхода Животворящих Сил, где я смогу излечиться, а ты сможешь выйти за меня замуж.

Странный способ делать предложение — не правда ли? Но Власта стушевалась и призадумалась.

А. Агарков

                                                                                                                                            санаторий «Урал»

                                                                                                                                            май 2015 г