Отчаянье в коридорах разбавят духи,
Крики палат чуть приглушит каблуков цокот.
Пальцы вцепились в дело — ран душевных архив,
Ведь далеко пациенту до рядового.
Свет приглушен, можно сказать тут поздний вечер,
Из угла шепот пытается кусать тишину.
И вот уже во весь голос, по-человечьи:
— Кто ты такая? Мешаешь! Никого не жду!
— Тише, я — катализатор воссоединенья,
Так называемых, личностей в тебе одном.
— Не хочу снова быть для каждого мишенью,
Эта популярность губит, вышла мне крестом.
— Ты хоть понимаешь серьёзность диагноза?
Нам к истоку, там самая чистая вода.
— Хм... причина, по которой свистит фляга то?
Весна с осенью, укравшие часть меня.
— Постой, может, беспочвенны обвинения?
— Увы, всё видел сам, коварство безгранично:
Уникальность, тепло, говор и энергия
Ушли — не работает на родню защита.
— Что-то не верится словам таким, чую ложь,
Просто так не льют дождями длительное время.
— Очень милое личико и мозг твой хорош:
Походу рухнула моя коварная схема.
Люди давили, вечно чего-то требуя,
А сёстры позарились на святое — личность!
От ярости рвется летняя материя,
Я един, но в лицах как минимум троичен.
В глазах обоих тут же нечто заискрило.
— Со мной не совладает прославленная латынь!
— Плевать! Любовь к тебе давно уж во мне жила,
Ты мой улыбаха Джокер, а я — Харли Квинн…