Александр Саркисов — Бесконечная пьеса

— Буратино Карлович! — К нему подбежал растрёпанный человек, напоминающий куклу, с которыми когда-то Буратино дружил и строил планы. Это было так давно, что казалось неправдой и вымыслом, постоянно возникающими в голове деревянного хозяина всего этого великолепия.

— Ну?

— Буратино Карлович, звонил Барабас Карабасович и, в общем-то, настоятельно требовал встречи.

— Зачем?

— Вы же его знаете: «Я Барабас ха-ха, я Карабас ха-ха», — больше от него ничего и не добьёшься.

Буратино поморщился. С тех пор как он вернулся в город, сын Карабаса, Барабас Карабасович почему-то решил, что они непременно должны стать приятелями, и постоянно напрашивался в гости. Буратино хорошо помнил всё то, что произошло с ним в те незапамятные времена. И поэтому эти визиты заставляли его перебирать в голове всё случившееся тогда, снова и снова.

Буратино устало вздохнул:

— Придёт, пригласи.

— Хорошо, — ответил «тряпочный» и исчез, как будто и не появлялся.

                    Деревянный человек вошёл в свой кабинет. На отдельном столике стоял дорогой коньяк в красивой бутылке, орешки в хрустальной вазочке, и очень тонко нарезанные дольки лимона на прозрачной тарелочке.

Буратино отставил трость и, скрипнув коленными шарнирами, уселся в своё любимое кресло. Откинувшись на спинку, он устало прикрыл глаза. Прошло минут пятнадцать. В дверь постучали. Буратино практически задремал, поэтому на стук отозвался не сразу:

— Войдите.

Это был Пьеро.

                Когда-то Буратино понял, что Пьеро не герой любовник печального образа, а просто неудачник по жизни, он решил взять его к себе, по старой дружбе.

И вот теперь этот главный зануда компании нарушил его сон, наверняка принеся очередную сумасшедшую идею о том, как поднять доходы фирмы «Буратино форест», основателем которой и был Буратино Карлович.

Пьеро подошёл к столу и пафосно, в общем как и всегда, объявил:

— Шеф мы на коне. Продажи увеличились и надо, я думаю…

Дослушивать Буратино не собирался. Он щёлкнул пальцами. Из соседней, смежной с кабинетом, комнаты выскочил огромный алабай и, подбежав к Буратино, приветливо завилял хвостом. Облизав руку хозяина, пёс посмотрел на Пьеро. Эти двое терпеть друг друга не могли. И Пьеро, поняв, что пришёл не вовремя, торопливо скрылся за дверью.

— Ну что, Артемоша, скучал? — Буратино ласково потрепал собаку за холку.

В последнее время начало подводить здоровье. Болели и скрипели шарниры. Левую руку он не мог сжать в кулак. А совсем недавно добавилась боль в области шеи. Казалось, что там образовалось что-то лишнее, чего раньше не было. Буратино повёл плечами, пытаясь избавиться от неприятных ощущений. Но это, как обычно, не помогло.

Наступил вечер. Буратино подошёл к окну. Свет уличных фонарей сливался в одну слепящую линию, напоминая свет театральной рампы. Ему иногда казалось, что вокруг него происходит какое-то действо. Некое дежавю, с теми же персонажами, но играющими свои роли незатейливо и просто. Что всё это уже было, но не так и не здесь. Он машинально потёр шею, пытаясь избавиться от навязчивого, неприятного ощущения.

Немного постояв, Буратино взял трость, и вышел из кабинета.

                Заветная дверь.

— Мальвина, я дома! Ты где, дорогая?

Сняв плащ, Буратино устало побрёл в спальню.

В голове всплыло: «Девочка с голубыми волосами». Да, когда они поженились, это было как продолжение сказочной истории про Золотой ключик.

Вдруг Буратино безвольно опустил голову на грудь. Ноги подкосились, и он взмыл вверх, увлекаемый куда-то в темноту тонкими, почти невидимыми нитями.

А откуда-то торжественно донеслось:

— Объявляется антракт!

                        Слава Спицын сидел в кукольной и внимательно смотрел на своего подопечного. Он любил эту куклу. В театре она была легендой. Буратино развлекал зрителей в Советском Союзе, пережил девяностые и сейчас, в нулевые, радовал детей и взрослых.

Спицын давно работал кукловодом и каких только кукол он не водил, но эта требовала особого отношения. Буратино конечно изменился. С приходом нового режиссёра старые спектакли стали играть по-другому. На современный лад. На Буратино не было колпака и весёлой курточки. Он был одет в костюм из дорогой ткани. Единственное, что оставалось неизменным — длинный нос. Но Славе было всё равно. Он прекрасно помнил облик того, сказочного Буратино, и считал своей обязанностью сохранить дух этого персонажа. В глубине души он надеялся, что старое и доброе вернётся. Вновь появятся и полосатый колпак, и весёлая курточка, и волшебная азбука.

Некоторые в театре поговаривали, что куклу пора заменить, что она своё отыграла и прочее, и прочее. Но Спицын был против. Он стал для куклы и персональным художником и даже персональным механиком. Постоянно подкрашивал, заменял вышедшие из строя детали. Помимо этого Слава добавлял и что-то новое. Например, из последнего, что он придумал, была дополнительная нить для управления головой. Она крепилась в районе шеи, за воротником костюма и позволяла поворачивать голову более плавно.

Было поздно. Надо было уезжать домой. Спицын аккуратно уложил Буратино на стеллаж и, ещё раз поправив на нём костюм, вышел из кукольной.

Одеваясь в гардеробе, Слава снова почувствовал неприятные ощущения в области шеи. То ли новая рубашка, подаренная на день рождения женой, натирала, то ли пуховик неудачно прижимал воротник рубашки к шее. «Надо жене сказать, что бы посмотрела. Вроде когда мерил, этого не было». Слава, уже привычным движением сунул руку за воротник, потерев беспокоящее место.

— Слав, ты идёшь?

— Да-да, иду. — Ответил Спицын, и вышел на улицу вслед за коллегами по цеху.

                На третьем этаже в кукольной, на стеллаже, в полной тишине лежал Буратино. Безвольно повернув голову куда-то в сторону, он как будто пытался сказать Мальвине, своей жене:

— Милая, я вернулся. Сейчас будем ужинать.