Заплела бы косы, да растеряла ленты…
Вместо красного плесну вишнёвый сок.
Подниму повыше — намочить колени,
Платья краешек заткнув за поясок.

Я гуляю. Пусть река уносит
Километры пройденных дорог.
И водой холодной прожитое смоет
С моих сбитых загорелых ног.

Полосну — окрашу. Дна не видно боле —
Будто утонул в реке закат.
Красными ручьями волею — неволей,
Разливаюсь я в тебе, река.

Забери теченье, что тебе чужое,
Унеси, не ведая преград.
Прокатись по венам, мне уже не больно:
Я теперь река…

Как жаль, что нет для негодяев школ.
И подлецам не будет исправленья.
Гордец, не поздоровавшись, прошел.
Льстецы стоят, склонившись в униженьи.

Доверие. Какой в нем, право, прок?
И правота бывает, тоже, разной.
А доброта — ужаснейший порок.
И благородство заслужило казни.

Легко людей бесправных бичевать.
Всегда видны чужие недостатки.
Как просто бед чужих не замечать.
Не важно — нищ ты иль живешь в достатке.

Приятно быть судьей и палачом.
Карать без страха и грешить безбожно.
Пожалуй, званья, деньги не причем.
Жить хорошо, когда тебе все можно.

Я так хочу сначала все начать
И чувств поток на этот мир обрушить.
От безысходности хочу я закричать,
Но чудо тишины боюсь нарушить

Смотрю в окно, огни горят повсюду…
Оставив без ответов все вопросы,
Твержу себе: «Счастливой буду, буду!»
Но по щекам опять струятся слезы.

Обняв колени, буду ждать восход,
Начну опять о жизни размышлять…
Где дверь судьбы найти с табличкой «вход»?
И где бы в очередь к удаче встать?

Сегодня дождь обрушился на город
И я, устав от грубости и фальши,
Впускаю в душу грусть, тоску и холод
И прячу сердце ото всех подальше.

А дождь, как из ведра, все льет и льет
И сквозь стекло практически не видно.
Я одиноким дням теряю счет.
И почему-то очень мне обидно.

Асфальт измучен лужами, в которых
Слезинки неба тают вновь и вновь.
Я перемен не ожидаю скорых.
Я просто верю в счастье и любовь.

Душа, чтоб возродиться, умирает.
Я все забуду, и я всех прощу.
Никто ведь даже не подозревает,
Что небо плачет, потому что я грущу.

Я жить без тебя научусь,
Пусть будет от этого больно.
В угаре моём алкогольном
Развеять нельзя эту грусть.

Ушла от меня насовсем.
Наказан судьбою жестокой.
Печалью своей одинокой
Нельзя поделиться ни с кем.

Останусь теперь одинок.
Прощаюсь навеки с любовью.
Кладу я к её изголовью
Безмолвный печальный венок.

И пусть моё сердце болит,
И в муках бессильно страдает.
Но только ничто, это знаю,
Его уже не исцелит.

«Впусти меня! Хватит противиться, в этом суть!
Твоя натура пуста и не полноценна.
Стекло опостылело, нравится твой сосуд –
Разукрасим жизнь в сине-зелёный оттенок!»

                                ***

Снова голоса иглами щекочут череп,
Но вместо улыбки только красные глаза.
Пульс сильно стал походить на загнанного зверя:
В попытках вырваться отключились тормоза.

Некогда любящие, а теперь стекляшки
Брезгливо растворятся во мраке квартиры.
Кожа выгонит на боль от света мурашки,
Мало воздуха и хочется стены пошире.

Окна с дверями исчезли, голова потухла,
В панике сам запустился последний отсчет.
Наружу помог выбраться остаток духа,
С каждым вздохом демоны сильнее режут плоть.

Алый бисер не красит асфальт, а после траву,
Лишь поводок послушного синего голема.
Осознав причины прибегнет, конечно, к огню,
Ведь и вода не проста у обезволенного.

Плетенный человек из нервозов соберется,
Этот вольер обмоется желчью напоследок.
Видит прекрасный выход, а кому-то уродство,
После обнаружится гниющий сгусток клеток.

Тишина и минутные слезы с горстью земли
Все родным отдал и в путь, никакого багажа.
Сожженные луга, которые когда-то цвели,
Бонусом разбитый витраж второго этажа…

Она любила беззаветно.
Любила всё, что было в нём.
Любила. Жаль, что безответно,
Всё безответней с каждым днём.

А он, дарил любовь подругам,
Таким же скромным, как она.
Всё меньше становилось круга,
Любовь познавшего сполна.

Он, светом пламенным чаруя.
Казалось, грея и любя,
Сжигал дотла очередную,
Ему отдавшую себя.

Её пугала неизвестность.
Ведь те, кто ринулся в любовь
Не возвращались, чтобы честно
Вещать о страсти, вновь и вновь.

А страсть была неодолима.
Её влекло в его объятья,
Что б утонуть необратимо,
В любовном чувстве восприятья.

Случилось это, где-то в «пробке».
Решивший прикурить мужик,
Достал красотку из коробки
И чиркнул, вызвав страсти крик.

Она забыла всё на свете,
Ведь миг, лелеянный давно
Пришёл, желанный и заветный.
Что дальше... стало всё равно.

Мгновенно почернело тело:
— Огонь... любимый... нам бы вновь...
За сорок пять секунд сгорела
В любимом, спичкина любовь.

* * *
Вода течёт. Огонь горит. Век долог.
А я — внук Ленина и пионер.
Но старым взглядам нужен офтальмолог —
в расфокусе индейцы ГДР.

Утюжит мама снежную рубашку
(всё слабже помню), шею тёр крахмал.
Той ночью кто-то подломил "стекляшку"*,
я то ли знал про то, а то ль не знал.

(За пеленой Тимур с его командой.)
Экзамен в музыкалке, ночь не спал.
Но вместо Генделя и Сарабанды
инспектору в ментовке кровь сдавал.

Забрызгал репутацию с одеждой
наивной, оправдательной слюной.
Твои не сбЫлись, матушка, надежды,
тогда сел в белом за рояль другой.

(Всё тише горн подъёма.) Лагерь "Юность",
где строем "мальчик-девочка" в кино.
Любую глупость крыла больше глупость,
со счастьем счастье переплетено.

На море ночью. Утром врали ловко.
(Всё дальше та луна и тот песок.)
Стащить для Санчо** рыбу из столовки,
в лом тихий час, "Зарницы" марш-бросок,

вкус паст зубных "Новинка" и "Лесная",
гадания девчонок у свечи,
День НептунА (в какой-то дымке тают)
и смутны слёзы Лены из КерчИ.

Почти забыл варёные мальвины,
хрип двухкассетника, где Цоя "Стук",
на стенке в гараже плакат Сабрины,
движок раскидан, на закуску лук.

В субботу дискотека (как в тумане),
задрать при девках на козла "Чезет",
полпачки "Ту" и трёха на кармане —
всё есть! Про завтра мыслей только нет.

Подпрыгнет "Ява" жизни на ухабе,
мошкОй набьются впечатленья в рот...
Дитям — цветы, мороженое — бабе,
а, впрочем, можно и наоборот.

Тогда часы и шапки были в моде.
И на могилке дедушки — звезда.
Шестнадцать тех монтановских мелодий
заглохли как-то раз и навсегда.
_ _ _

* — магазин
** — кличка пса

Он улыбнулся, сладко потянувшись.
Напротив в доме вспыхнули оконца:
От стёкол отразившись, улыбнулось
Ему в ответ веснушчатое солнце.

«А всё же мир чудесен. Сколько мыслей!
Волшебный пейзаж похож на сказку.
А этот дивный цвет опавших листьев —
Надела осень золотую маску.

Я напишу стихи — слова напрасны.
Как лёгок ветерок, как сосны дышат...»
Но вдруг порыв к мечте прервали властно.
«Нет не глухой, я вас прекрасно слышу.

Вот документ. Конечно, посмотрите.
Да ночевал. Я ж только до утра.
Была квартира, в ней я жил... Простите?
Нет, я не мусорил. Здесь было так вчера.

А вещи? Да, мои. Собрать манатки?
Да, хорошо — я быстро, я проворно».
Он оглянулся — вроде всё в порядке.
И к неизбежному засеменил покорно.

Три ауры сплелись в клубок единый,
Тревожа в вышине деревьев кроны..
Три ауры, парящие незримо
Над местом правды жизни непреклонной.

Тяжёлых две — громоздких, беспросветных...
А между ними струйкою прозрачной
Теснилась добрая, лучистая, и тщетно
Пыталась светом озарить подруг невзрачных.

Два полицейских молча, раздражённо
Бомжа по парку старому вели.
Бомжа, с душою чуткой, обнажённой.
Бомж радовался жизни. Не они.

* * *
Не обижайте, люди, черепах!
Имейте жалость к ним и уважение.
И ваши непотребные движения
оставьте при себе, возьми их прах!

Попробуйте других пообижать.
Супы из всех харчевен исключите.
Бой пепельницам! Просто не курите.
Террариумам больше литража!

Ведь и без вас у них врагов не счесть,
жить в диком мире им напряжно стало.
Убейте лис в пустыне и шакалов,
на Гала— на —пагосах — всех, кто есть!!

От чистогана мнится им спастись,
пастись раздольно на футбольном поле...
Не по своей стоят безвольной воле
на вашем супершёлковом пути.

Я повторю погромче для глухих:
"Тортиллам — мир!" Имейте совесть, право!
На жизнь спокойную они имеют право;
ведь черепаха-ниндзя — это миф.

Иначе, совершат они побег,
с планеты нашей улетят навечно.
В другой галактике поселятся беспечно;
ведь черепаха — тоже человек!
_ _ _

Забавно морща носики от вони,
вторые сутки без еды и сна,
девчонки-второклассницы хоронят
скоропостижно сдохшего слона.

Без устали в пятиметровой яме,
орудуя лопатой и кайлом,
девчули месят глину сапогами
под проливным октябровым дождём.

Слоновья туша (тут не стой без маски)
миазмами смердит на милю вкруг.
Слон сдох от сладкого и непомерной ласки
любвеобильных маленьких подруг.

Мутны глаза от горечи и боли,
в тоске застыл остекленевший взгляд,
а в нём немой вопрос: "Ну, что, одной ли
мы крови с человеками, Редьярд?"

Иммунитет слона в могучем теле
был к чмокам-обнимашкам не готов;
четыре тонны мышц слабей на деле,
чем полкило вонючих хомяков.

А дети, в то, что Хатхи врезал дуба
от их любви — не в силах факт принять;
настырно продолжают, стиснув зубы,
лопатами планету ковырять.

Зверь, издыхая, так и не был понят...
Скорбят девчата. Без еды и сна
вторые сутки под дождём хоронят
безвременно почившего слона.
_ _ _

— Меня простите, можно я присяду?
Устали ноги, нагулял по парку.
Ни словом я вас не смущу, ни взглядом.
Спасибо, здесь в тени — совсем не жарко.

Что говорите? Да, живу я рядом,
Да вон мой дом, из-за деревьев виден.
Для ветерана парк, он как в награду.
Вид из окна? Да мне он не обиден.

А, книга-то... Ну что же, о героях —
Она со мной уж много, много лет.
С женой читал, когда нас было двое.
Жаль, нет её, и я уж старый дед.

Красивая? Жена? Я плохо слышу...
Да, как увидел, мне понравилась она.
Из командирского, я лейтенантом вышел,
Поцеловались раз, и тут пришла война.

Мы потерялись на четыре года.
В плену она была, и мне досталось,
А встретились, ты не поверишь, сходу
Друг друга мы узнали, оказалось

Увиделись на миг. В дальневосточье
Умчалась милая, и там её убили.
Она боролась, верила и точно
Была уверена, что здесь её любили.

Вы плачете... Я что-то напортачил?
Что? Муж, погиб в Донецке? Вы простите.
Идите, милая, ко мне, не плачьте.
Идите, обниму вас, не ревите.

Вы здесь поэтому одна сидите?
Простите, я не знал о вашем горе.
Он вам писал? Коль не секрет, прочтите.
Прочтите, станет меньше вашей боли.

Окопы, грязь? Да, это мне знакомо.
А что в конце? Вот видите — целует.
И вас и дочку любит он, и помнит
Зачем туда ушёл, за что воюет.

Он, как и мы когда-то, понял сразу,
Что за спиной семья, вся наша жизнь,
И если шею не свернём мы гаду,
Вновь оживёт проклятый организм.

Вы знаете — сейчас он рядом с богом,
И не один, там вся святая рать.
Тем, кто воюет на земле, они помогут,
Нечистой силе ни за что не устоять.

Да вы поплачьте, милая, поплачьте.
Словами тут помочь я не смогу...
Но он погиб не зря, а это значит,
Он воин света, значит он в раю.

Старик умолк, глаза поднявши к небу.
Вернулись боль и ужасы войны.
Когда-то он боролся за Победу,
Теперь он стар, но выросли сыны.

Защитники, богатыри, герои.
Стоят стеной, Россию оградив.
Победа будет. Зло они накроют.
Он это знал, однажды победив.

Как часто для других становимся мы тенью,
В зените солнца уходящей под пяту.
Шанс всё исправить подвергается сомнению,
Начать всё заново — себе лишь на беду.

Что сделано, то сделано и точка,
Лишь взмахом крыльев не покроешь сотни миль.
И смс не успокоит одной строчкой,
А камень преданности жизнь стирает в пыль.

В туман ушло вчера закрыв глаза печалью,
А впереди белеет парус жалких грёз.
За теплоту души не наградят медалью,
А за предательство прольётся много слёз.

Испытывает сердце адских мук терзание,
Капризом чьим-то перемолото как фарш.
Пусть поздно, но приходит осознание,
Что всё, что было — лицемерный шарж.

Печаль души разбередила сердца муки,
А жизнь течёт не ведая преград.
От добрых дел не пачкаются руки,
Но и за них не надо ждать наград.

            10.08.22г.
        Олег Галайдин

Я после смерти стану птицей.
И тельце лёгкое моё с потоком света устремится за тёмно-синий     окоём.

Туда где небо почернеет, где мириадами огней сверкнет вдали и став бледнее, утонет в тучах Эмпирей...

И чтобы там не заблудиться
в дороге долгой между звёзд —
Под вечер я подобно птице вдруг отращу прозрачный хвост.

Распорют ткань одежды крылья как чистый ветер за спиной,
И в облаках что небо скрыли, мне приоткроется одной,
Сияя ярче пыли млечной,
    Проход бездонный к слову Вечность.

Безлюдными массивами
Под грустные мотивы. Я
Выбилась из сил и мне
С тобой невыносимо.                               

Без мести и возмездия.
С тобою были вместе мы,
Клялись мы лет на двести, но
Не мысля о последствиях.

Замолено, заплачено,
И всё переиначено.
И ночь без сна впридачу, но
Могло ли быть иначе...

Судительными мыслями
Винить себя бессмысленно...
Ты был со мной неискреннен —
Не та я и не близкая...

Соврите мне в последний раз, часы,
Мне нравилось, когда вы отставали
И льготу в пару лет предоставляли,
Пока пыталась я связать концы.

Соврите мне ещё чуть-чуть, прошу.
Хоть ложь людей с трудом переношу я;
Но именно сейчас, одна ночуя.
Неправду вашу с лёгкостью прощу.

Соврите мне, свой дряхлый циферблат
Остановив хоть на одно мгновение.
И дайте испытать благоговение,
Поверив, что ещё есть путь назад.

Соврите мне, пускай прозрачна ложь,
Пускай вам зеркала противоречат.
Ничто меня сейчас так не калечит,
Как стрелок ваших роковая дрожь.

Соврите мне в последний раз, часы!
Бессмертие отныне в вашей власти.
Лишь в молодости эфемерном счастье
Есть отзвук мимолётной красоты.

...Средь сотен зеркальных осколков,
Что ограничены рамками разными,
Я вижу частицы своей души,
Все слова, что когда-то не сказаны.

Среди миллионов взглядов брошенных,
Словно нож или обществу вызов,
Словно крики об одиночестве
Иль благодарности школе жизни,
Я пазла кусочки вижу.

Возможно, в каком-то смысле
Я лишь собирательный образ.
Но если взглянуть иначе,
Я ящик с деталями, что сложены порознь.

Молодой, разносимый порывами,
Ты шагаешь по жизни уверенно;
Только старец с опытом жизненным
Отражается в утреннем зеркале.

Ты уверен, что вычленил максимум,
Убежден в монотонном будущем.
Уставший, приходишь завтракать
Вчерашним лирическим ужином.

У случайных прохожих способен ты
Разглядеть отклонения в психике;
Ты стоишь самым первым в очереди
За архангельским нимбом и крыльями.

На простое донельзя счастье
У тебя не хватает времени —
Ты несешься, словно ошпаренный,
Открывать по новой Америку.

Открываешь в итоге парадную,
Метаморфируешь в лифте;
Довольный собою, падаешь —
Жаль, что никто не увидит!

А утром подходишь к зеркалу,
Смотришь в него свысока —
Оттуда в тебя неуверенно
Глядит малолетний дурак.

У могилке старенькой.
Ограда поржавела.
А в моей завалинке.
Растерзанное тело.

Оно давно зачалилось.
Прямо среди ночи.
Хоть бы кто-то сжалился.
Лежать уж нету мочи.

Положите рядышком.
Со ржавою оградой.
Позовите батюшку.
С последнюю отрадой .

Пусть споёт мне песенку.
Со Взмахами кадила.
Да про смерть кудесницу.
Что жизнь остановила.

Она давно гонялася.
С костлявенькою мордою.
И сильно уж ругалася.
На пьянью под заборную.

Кто бы ямку выкопал,
Да и крест воткнул.
В могилку безымянную.
Меня бы окунул.

Кто бы знал что в родненьком.
Придется мне лежать.
О земле холодненькой.
Буду я мечтать.

Было много горестей.
В голове моей.
Не жил видать по совести.
До последних дней.

Один остался в домике.
Себя сам отпою.
Видимо бедовеньким.
Здесь я и сгнию.

avtor.net/... ну и т.п.

— это грустно или весело?
— это? это — печально... (с)

доброго дня!
как вы, друзья?
(если вас так
можно назвать)

только для вас,
всласть, как всегда,
буду вещать
свой постулат
здесь и сейчас.

и стар и млад
внемлет словам
что как сквозняк,
болью в висках,
станут как встарь
в ухо влетать..

и вылетать,

стонет душа
с позавчера,
нарисовав
внутренний ад,
по закромам
вновь распихав
весь урожай,
что на полях
бедных крестьян
жрёт саранча

день ото дня
будто бы тля,
или же как
гад шелкопряд
спрятав в шелка
всю неприязнь,
гложет меня

грусть и печаль.

манит петля.

тлеет мечта,
вдоль фитиля,
словно свеча
в вальсе огня.
стынет слеза
каплей как воск.

суть бытия —
трахает мозг.
чё за хуйня?!
вам не понять.
сложно простить...

бля, хватит ныть.
это — лишь жизнь

ТВОЯ жизнь..

Пы.Сы:

https://www.youtube.com/watch?v=1u-jamdlQfY

Паразитарных резонансов
Удивительную форму
Из потоков подсознания
Заготовку не оформив

Растекаяся по древу,
Как сопливое сознанье
Бьёт по нервам передозом —
Откровение из данных

Заморочившись, как евнух,
Пропустивший час купанья,
И разбивший в звон пиалу,
Увидавший блеск страданья

Сохранил в себе поэта,
Необузданных желаний,
Вспомнил про чудесность лета,
Присев в жар воспоминаний...

Так вот они какие — мысли центровые!
Так вот она какая — вселенская печаль!
Бьются в черепушке тараканы злые,
Лапками стирая ненужную мораль.

Здравствуй,грусть моя,
что не спится,ли?
Вяжет шелком ночь
сети спицами.

Синева чернил,
мысли петлями,
осторожно дым
вьётся ветвями.

На часах без трёх,
Стрелки лижутся.
Опустив подол,
мгла не движется.

Тишина во тьме,
сны безликие
по ступеням вниз
кошкой дикою.

Перескрип полов-
мыши прячутся.
Обветшалый дом
в ночь таращится.

Одинокий свет-
фары щурятся.
Поворот в рассвет,
месяц хмурится.

Здравствуй,грусть моя-
беспризорница,
уйдешь к утренней
и не вспомнится.
Позовёшь меня —
нам не встретиться.
и по коже дрожь-
утро стелется.

В "перловке" перлы
В "газировке" газы
Изменил измене
Причём два раза

Крылом накрыло
Разбило болью
Дела не сделал
Простил прощённых

На остановке — остановился
В Любовь без памяти — влюбился
Раскрепостился — вином креплённым
И повинился — перед виновным

На перепутье с пути я сбился
Перед родными не извинился
Я сделал всё, как вы хотели
Идут года, метут метели.

Ну что? Печалька накатила?
Как рыба бьешься всё об лёд?
С чего раскис? Скажи мудила!
Скулишь как девка. Идиот.

Мол вот опять, навоз на сердце,
Что голубь мира приволок.
Ну это брат не интересно,
Жевать тут сопли между строк.

Скажу тебе совсем не много.
А ну ка, тряпка соберись!
И топай дальше, по дороге,
С названием дурацким жизнь.

Проходит всё, и это тоже,
Пройдёт, исчезнет насовсем.
И наши доблестные рожи,
Развеет ветер перемен...