* * *
-Что? Да-да, конечно. Невероятные прибыли обеспечены, ты же себя знаешь… Курорт отменный! Конку-ренты повесятся от зависти!.. Да?.. Ритмы в норме… Да, синхронизировано, алгоритм выверен до тысячной, что там, до миллионной, до миллиардной… Ах, тебя волнует прототип! Какие пустяки… не бери в голову!.. Нет, не сложно. Это всего лишь портрет… Да, художник наш, Клим… не понимаю, чего ты боишься?.. Её мести?! Ты не в своём уме, Ник. Бывай!
* * *
Повесив трубку, Лара потянулась в кресле, встала, прошлась от стола до окна.
Голос Ника звенел в ушах, и должно было пройти время, чтобы звуки мира смогли пробиться сквозь такую плотную завесу таких бесплотных мечтаний. Бедный старина Ник. Он и не подозревал, что темноволосая женщина Лара, самое доверенное, но только в делах, касающихся управления отелем, лицо любит в нём не только лучшего в мире творца голограмм…
Курортный комплекс "Морской Бездель-Ник", детище всей Никовой жизни, не уставал поражать даже ко всему привычный обслуживающий персонал.
Вот уже пятый день работал новый проект "Закатные Миражи". Самое сильное впечатление они произво-дили на многочисленных отдыхающих, гулявших вечерами на побережье. Стоило солнцу коснуться краем воды, небо взрывалось безмолвным каскадом завораживающих видений: румянец облаков, песчаные вихри, синева моря и пена гребней волн, и всё это в бездонной высоте… В небе сплетались узоры, пятна, непрерывно меняющие очертания, это зрелище пугало и завораживало, и завершалась феерия, в принципе, одинаково — пена, песок, облака, всё это складывалось в призрачный, но реальный образ женского лица, или фигуры, или просто в один только взгляд. Этой "прихотью" миража распоряжалась Лара, и как раз настал момент отправлять-ся в голограммницу. В этот вечер Лара старалась изо всех сил: старина Ник приехал навестить свой комплекс.
Почти час небесного буйства завершился чётким видением девичьего лица, загорелого, тонкобрового, с алыми-алыми губами, глазами в обрамлении ночных ресниц, и вместо волос — цунами…
* * *
-Алло? — телефон надрывался уже минут пять, но Лара только вернулась из лаборатории. — Ник! Да, конеч-но!.. — Ник был в восторге, плакал в трубку, что не дождётся следующего вечера. "Может, и так", — подумала женщина. Может, и не дождётся. Сердечко слабовато. Ох, слабовато! Лучше б оно, это сердечко, было слабее в нефизическом плане. Но — что имеем, то имеем. У Венедеевича совершенно своя, особая, жизнь, в которой места для Лары нет.
Проплакавшись, Ник изъявил желание "попробовать".
То есть — самостоятельно направить превращения миража.
-Да? А… ну…
Лара не ожидала, что настолько привыкший за последние годы быть потребителем Ник "изъявит желание". Ник-бездельник снова хочет быть творцом?
-Ну, конечно, Ник, когда хочешь… завтра? Отлично, завтра же.
Лара изо всех сил долбанула по кнопке разъединения и в который раз порадовалась, что она такая старо-модная. Вряд ли у неё получилось бы удержать неизменное выражение на лице, и видеофон выдал бы её, а так — голосом она всегда хорошо управляла.
Ей предстоял очень долгий день, да что там день, ночью тоже вряд ли получится уснуть.
Надо всё успеть.
* * *
Кнопка коммуникатора "секретарь":
-Таня? Зови Клима. Но-очь?! Так… сейчас же отправляешься в голограммницу вместе с Климом и Петровым, и если я узнаю, что хоть один из вас хотя бы попытался спать… Что нужно? С этого надо было начинать. Портрет Кати Миргиной. Не-воз-мож-но?! Это Клим сказал? А-ах, это ты сказала… и ещё. Чтобы Ник Венедеевич об этом ни сном, ни духом!
Лара умела приказывать. Во всяком случае, сегодня.
Эти трое, кого она решила позвать — Таня, Петр, Клим — были самыми лучшими каждый в своём де-ле, и на них можно было положиться в любой ситуации. Самое главное, они будут делать то, о чём их про-сят, не добиваясь детального разбора ситуации. А когда всё сделают — им в голову не придёт ни с кем "по-делиться".
Она проходила зеркальными холлами, прикрывая глаза. Почему-то не хотелось видеть "множествен-но идущую" в коридорах отражений женщину неопределённого возраста. Когин, конечно, гениален, но эта его мания везде развешивать голографические зеркала — её окупает только его безграничная преданность "Морскому Бездель-Нику".
* * *
Николай Власович Венедеев, смолоду больше известный как Ник Венедеевич, был хорошо знаком всем и каждому, как "Моцарт нынешнего века". В десять лет он пришёл в фирму "Фантом", занимавшуюся голограммами, и его хотели прогнать — ещё чего не хватало! Принимать на работу младенцев! Но — в две-надцать лет он уже возглавлял отдел статической голо-графики, и никому не приходило в голову оспари-вать его высокое положение. В четырнадцать, уже будучи Венедеевичем, он основал собственную фирму "Живые Миражи".
Ник отыскал способ заставить голограммы двигаться и на полвека застрял на одном месте. И вот, чуть не на семидесятом году жизни — новый прорыв: технология, позволяющая проецировать динамические голограммы любого размера, с любого и на любое место, на какую угодно дальность. Единственная за-гвоздка была в том, что создание такой голограммы требовало не только больших энергозатрат, но и про-тотипа, живого — для того, чтобы сама голограмма казалась живой. Это было тем самым пунктиком, кото-рый заставлял Ника бояться женского лица над морем.
Самый первый "динамический кролик" посещал Ника в ночных кошмарах. Живой, но насмерть пере-пуганный зверёк, оплетённый проводам, трубками, облепленный датчиками, намертво пристёгнутый к про-екционной платформе… и тысячи тончайших лезвий, аккуратно вправленных под кожу для перехвата нерв-ных окончаний. Насмерть… Намертво…
* * *
Таня-секретарша, Клим Когин и Пётр Петров стояли у дверей лаборатории. Раньше там доводилось бывать только Петрову, и он знал, что увидит, когда придёт Лара Михайловна и откроет дверь. Клим не-уверенно переминался с ноги на ногу. Он был художником от Бога и непревзойдённым творцом статических голограмм, его стараниями "Морской Бездель-Ник" выглядел всегда безупречно белым, чистым и празд-нично-красивым. Он обожал "Бездель-Ника" и боготворил его хозяйку Лару. Когин уже знал, что нужно бу-дет рисовать женский портрет, Петров говорил о каких-то сложностях с натурщицей… это вселяло неуве-ренность, хотя кого только Клим не рисовал и в каких только условиях, неужели не справится сейчас?
Таня просто давилась зевотой. Виноват в этом был, конечно же, приказной голос шефа: "и если я уз-наю, что хоть один из вас хотя бы попытался спать" — чем не директива к действию?
Лара заставляла себя ждать. Она не специально медлила — просто нечаянно открыла глаза перед зеркальными дверями в лифте, и… чего греха таить. Она боялась не только и не столько предстоящей не-приятной работы, невероятной мистификации, в которую Ник может ещё и не поверить, с которой могут не справиться трое самых лучших, самых верных… Лара больше всего на свете боялась этой женщины неоп-ределённого возраста, что повадилась пялиться на неё из каждого зеркала. Улыбаться ей смысла не было — улыбка перекашивала лицо, и возраст сразу же выплывал наружу.
Этой женщине в зеркале скоро пятьдесят. Вот смех-то! Наука семимильными шагами шагает себе вперёд, и не только голограммы научились люди делать, но и старость притормаживать, только кто же не знает этой специфической улыбки внешне молодых чуть ли не девушек! И все знают, что это — инъекции, чародейские крема, искусный макияж… Все видят, что это — старость. Как бы там не пыжилась наука. И ес-ли Лара не была нужна Нику молодой, тридцать — двадцать — десять лет назад, он тем более не почувству-ет потребности в этой почти пятидесятилетней женщине, которая ради него на всё готова, и чаще толь-ко ради того, чтобы он получал удовольствие от собственных изобретений.
М-м, он никогда не узнает — на что.
* * *
Клима затошнило, и он убежал; Таня села на пол и стала задыхаться, ей никак не удавалось упасть в обморок — он был бы поистине спасением. Для неё, разумеется.
Петров проверил крепления проекционной платформы, поправил трубки, подающие в полуживой ор-ганизм Кати Миргиной кислород и питательные вещества. Он был здесь далеко не первый раз, и у него по-лучалось делать вид, что он — привык… и тысячи, мириады острейших, тончайших изогнутых лезвий под кожей, от каждого тянется проводок в коллектор, и в этом серебрящемся облаке проводов — женское тело.
Лара приволокла Когина за шиворот, ощутимо встряхнула. Откуда в этой маленькой женщине столь-ко силы?
-Приступай к работе, Клим. К утру мы должны подключить второй проектор, уже с картиной, и син-хронизировать с этим… и молиться Богу, истово и пламенно, чтобы Ник ни о чём не догадался.
-М-можно я побуду здесь один? Н-наедине с… с ней? — попросил Клим.
-Нет, — отрезала начальница, зная, что сентиментальный художник, оставшись без присмотра, поле-зет трогать свою натурщицу, и обязательно сдвинет или лезвия, или датчики. И накроются "Закатные Ми-ражи".
-За работу, — подстегнула застывшую троицу Лара. — Мы должны успеть.
* * *
Они успели.
Ник Венедеевич, естественно, был полностью доволен тем, что живая голограмма "так шикарно" ра-ботает от неживого портрета, подсечённого в голографическом пласте всё теми же лезвиями на проводах. Ну не мог простой портрет обеспечить такую реальность жизни! Вдоволь наигравшись, Венедеевич укатил из "Морского Бездель-Ника" с багажом положительных эмоций, покинул Землю, направляясь на одну из Лунных станций, к друзьям, показывать отснятые на побережье фильмы, проводить личное время в пора-зительно приятном безделье и ожидании новых озарений. Лара провожала его, еле справляясь с мимикой. Не хотелось выдавать зависти ко всем этим мужикам, которым настолько безразлично, как они выглядят в старости, гордящимся седыми волосами и глубокими морщинами.
* * *
Клим, с запавшими глазами, усталый, помятый, без вызова явился в кабинет шефа.
-Лара Михайловна, я хочу вас просить об одном одолжении.
-Да?
Лара была довольна его работой и сразу же решила, что выполнит любую просьбу своего милого ге-ния. В самом деле, не об отставке он просить собрался — на пике карьеры!
-Я увольняюсь, Лара Михайловна. Я больше не хочу работать здесь. Я нашёл для себя новое место.
-Ага, — кивнула женщина. — Там лучше, чем здесь?
Он улыбнулся своей особенной улыбкой — то ли ангельское всепрощение, то ли отеческий упрёк:
-Надеюсь, что да, там будет лучше.
-Хорошо, Когин.
В её голове вихрились мысли. Вот ещё один образчик. Тридцать лет, экзотичная прядь седых волос надо лбом, редкого цвета глаза и прозрачная кожа. Красота! Смуглая красотка и белокожий красавец с та-ким завораживающим взором — ведь проекционная платформа обязательно позволит "поймать" эту особую улыбку…
-Можешь собирать вещи, завтра я подпишу все документы, — ровным голосом сказала женщина. Он посмотрел ей в глаза, и на миг показалось, что он обо всём догадался:
-Спасибо, Лара Михайловна!
* * *
Лара вовсе не была таким уж монстром, просто, если Клим Когин уйдёт из "Бездель-Ника", пойдут пересуды, всем захочется узнать, что ж там такого случилось, что заставило этого преданного "бездель-ничеству" парня бросить своих — нет, не хозяев, друзей, ведь все же знают, как тут работают, а работают здесь только друзья, только те, кто может уверенно сказать о тех, с кем служит, что это его семья… Дойдёт и до Лунных станций, и обязательно всполошится Ник, и начнёт разбираться, а уж он-то сумеет понять, в чём дело!
Лара моментально просчитала в уме количество звонков, которые придётся сделать до завтра, сколько денег пойдёт на платформу и сколько потребует умница Петров, чтобы не было никакого шума — ведь шума не было, когда пропала Миргина! Женщина просчитала всё, но просчиталась в одном: по-настоящему живые миражи работают только от живых прототипов, способных на уровне тонких электоим-пульсов показать и взгляд с поволокой, и улыбку ангела…
А Клима нашли утром мёртвым.
Впрочем, Лара пережила это известие очень спокойно. Теперь некому было настаивать на том, что зеркала расширяют помещения, и сегодня же их можно будет отключить. Можно будет спокойно ходить по отелю.
И, в конце концов, одна женщина с волной цунами вместо волос тоже хороша.
06.05.2006
хотя... Ваш Психо_анализ лучше...))