Oscar is my cat: Привет снова) пытаюсь загрузить фотографии а у меня открывается окно с неизвестным языком состоящим из ромбиков и цифр не могу разобраться из-за этого куда тыкать
Хелла Черноушева: Распят и приклепан к странице потрепанный автор висит
Придворный Шут: Пролистай вниз, там сперва произведения по списку, а потом сам автор
Юлия Рич: В меню нажимаю на поиск, там поле — ввожу имя автора, да, он выдет упоминания в разных турнирах. В принципе, можео найти. А вот по пункту меню "все авторы" — пустая страница. Ну ладно, нашла всё же, кого хотела
Хелла Черноушева: Про поиск, странно, у меня все работает, причем на трех разных телефонах.
***
Все делать напоказ — вот ханжества истоки
В поступках будь правдив, будь на себя похож
Не столь презренными нас делают пороки
Сколь добродетели, в которых скрыта ложь
Твоя весна на снежной пелене
Когда капель приходит не заметно
Твоя любовь все теплится во мне
Покуда жив она навек бессмертна
И почему где речки глубина
Замерзший лед вот-вот уже и треснет
Я не хочу что б ты была одна
И грустно так что мы с тобой не в месте
Я благодарен был твоей весне
Она звучит у птиц летящих в песнях
Твоя любовь все теплиться во мне
Она подснежник что в снегах воскреснет.
стихи о любви http://stih-mih.org Евгений Михальченко
Ты сердце мое в огонь
Закинула не спеша
Ты сердце мое не тронь
Ведь сердце моя душа
И правду как есть прими
Что жизнь что бы жить греша
Ты чувства мои возьми
Ведь чувства моя душа
Такая какая есть
Не больше не меньше в ней
Но только тебя не счесть
Ты образ в душе моей.
стихи о любви http://stih-mih.org Евгений Михальченко
Укрой меня теплыми руками
Засыпь меня словами бестолковыми
И посмотри огромными глазами
Красивыми но такими скромными
Целуй меня пусть я не тот единственный
Заоблачный и как мираж загадочный
Целуй меня ведь я совсем не призрачный
Целуй меня ведь я совсем не сказочный
Люби как есть простого с жизнью серою
Люби как есть обычного и праздного
Люби как есть ведь все приходит с верою
А принц ушел в страну свою «прекрасную»
стихи о любви http://stih-mih.org
Ты мою одевала рубашку
И меня умиляла до слез
Что я душу свою на распашку
Тебе очень легко преподнес
Она свежесть твоими духами
В ней осколки таинственных звезд
Она словно звено между нами
Как связующий призрачный мост
Мне за мелочь любую цепляться
Я причины увы не нашел
Ты ушла без надежды остаться
Бросив эту рубашку на пол
А я душу свою на распашку
И как в бездну упал с головой
Сколько раз я стираю рубашку
Столько раз она пахнет тобой.
стихи о любви http://stih-mih.org Евгений Михальченко
Храм души моей просто покинешь,
И не ищешь причину и суть,
Мое сердце возьмешь вдруг и вырвешь,
Ну а я продолжаю свой путь,
Без следов ухожу бессердечный,
Как по снегу когда идет снег,
Я без сердца такой безупречный,
Я без сердца счастливее всех
стихи о любви Евгений Михальченко http://stih-mih.org
Яков Есепкин
СТРОФЫ МНЕМОЗИНЕ
Из цикла «Патины»
И демоны слетелись на погост,
И ангелы навек осиротели.
Мы к нетям возводили присный мост
И в бездны роковые возлетели.
Истленней пада, язвы моровой
Грознее —— тьмы горят, во славу знати
Нощь бязью устилает гробовой
Звездами прокаженные полати.
Ах, в зареве светлее небеса,
Трапезные полны альковных брашен,
И лета цветодарная краса
Пылает и возносится от башен.
Наглянем к царским братьям на пиры
И дале повлачимся, этот морок
Цимнийский в смертоносные миры
Возьмем со пламенами черствых корок.
Где Авелей зарубленных искать,
Не стражи младшим братиям и сестры,
Начнет Господь невинных сокликать,
Медеи набегут и Клитемнестры.
Высокую терницу мы прешли,
А тристии по миру не избыли,
Где слава обетованной земли,
Почто успенных царичей забыли.
Что дале сквозь аттический морок
Увидит певчий баловень Вергилий,
В альковах ли безумствует порок,
Дев рамена желты от спелых лилий.
И сколь пиры недесные гремят,
Цевниц еще рыдания сладимы,
На Рим взирает варварски сармат,
Отечества кляня жалкие дымы.
Еще версальский сурик тяжело
Мерцает о девических ланитах,
И чайное богемское стекло
Топится в огневейных аксамитах.
Барочное веселье на гламур
Дворцовый разменяют и грезетки,
Их розовые лядвия амур
Обертывает в белые серветки.
Версальские ж фонтаны серебром
Див тщатся отпугнуть и привидений,
Меж ангелов один алкают бром
Вершители новейших возрождений.
Лишь пепел азиатский охладит
Алмазами блистающую Ниццу,
Но Петр Великий холодно глядит
С Востока на туманную денницу.
Пусть вывернут губители в рядно
Очес неизлиенные кармины,
Свинцом нальют их, будем все равно
Высоты зреть чрез смерти мешковины,
А тот ли нам сиреневый свинец
Днесь может страшен быть, каким чермницы
Невинных убивали, под венец
Идя за царичами, на звонницы
Высокие юродиво летя,
Из падей налетая, потешались
Над юностию нашей и, блестя
Порфировым серебром, не гнушались
Ничем, лишь только б светлых очернить
Нам суженых царевен, перманенты
Свое не преминали хоронить
От взоров посторонних, в косы ленты
Горящие вплетали, милых дев
Отравой адоносной изводили,
Полунощную жертву разглядев,
Ее до новолуния следили
С гоблинами тщедушными, зеркал
Кривых не преходя, но отражаясь
В червонном бойном сребре, злой оскал
Не пряча о свечах и обнажаясь
Едва не до сокрошенных костей,
Из эллинских ристалищ унесенных,
Оне ль нам страшны будут, мы гостей
Встречали посерьезнее геенных
Отбросов жалких, тем и голоса
Менять не приходилось, и румяна
Класть щедро на остия, волоса
Цветочками краснить, еще поляна
Любая помнит их бесовский лет,
Порханье тел некрылых над стожками
Лесными, глянь, теперь орел клюет
Очницы звероимных, васильками
Сих тварей можно разве отогнать,
Страшатся чермы цветности обрядной,
Их спутников легко ли не узнать,
А, впрочем, прах бери сих троллей адной
Закалки, аще станут нависать
Докучливо, сиренью торговаться,
Нам некогда отдаренной, бросать
Чернильницы в них будем, баловаться
Героям не пристало, только грех
Над тварями смеянье не возвысить,
Глядят зане из матовых прорех
Лампадок и свечей, хотя окрысить
Ведемных рожиц тени, что свинцы
Убойные в сравненьи с черемами,
Дадим еще тяжелые венцы
Свои блажным летучими умами,
Пусть пробуют их тяжесть, из пустых
Серебряных и червенных сосудов
Вино пиют и кровь, о золотых
Венцах небесных мы Господних судов
Одесно ожидаем, потому
Не нам во ложи пирствовать с немыми,
Слова им выбирать и по уму
Расценивать, указками прямыми
И тирсами виждящими торить
Надмирную дорогу, паче косных
Орущие, готовые курить
Сиречный фимиам, лядвиеносных
Поганиц нас избавит злобный рок,
Даст мертвым отстраненье, за иродство
Пусть лядные платятся, наш урок
С бессмертием оспаривает сходство.
Забудут нас, воспомнят ли —— хвала
Реченьям и струнам, и, правый Боже,
Свинцовых слез побитая зола
Увьет еще всецарственное ложе.
А вдруг с тобой что — то случмлось? Как узнать и пережить? Или ты решил все изменить, с нового листа начать без меня...как же больно об этом думать. Не нужна больше, это точно. Иначе, отыскал бы, объяснился.
Плевать на все. Пофигизм одолевает с головой. И жить как обычно нет сил. Мой моторчик, мой мотив, мечта, цель — пропал бесследно...Безнадежность вперемешку с оптимизом — схожу с ума, наверное.
***
Вы не красивы, но милы
Вы просто — мой счастливый случай
Как погляжу
Но опасаясь кабалы
Решаю, что найду получше
И ухожу
Но жизнь такого не прощает
Несясь стремительно вперед
Сбиваясь с ритма
Сей шанс бездумно отнимает
И мне другого не дает
И я забыта…
Яков Есепкин
Розарии Аида. Второй эпилог
Четверг избыл и узы сентября,
Потир ополоснул от иван-чая
Слезами, ничего не говоря,
Простимся, а пепле губы различая.
Не молви, днесь печали велики,
С бессмертием прощается славянка,
Пииты облачились во портки,
Для ангелов накрыта самобранка.
Нужны ли революции в раю,
И речь о том — бессмысленная треба,
Владимиры в ямбическом строю
Маршируют пред остием Эреба.
С классической привычкою хохмить
Успеем хоть ко вторничной сиесте,
Чтоб мертвые тростинки преломить
Лишь в милом Габриэля сердцу месте.
Где ж царские девишники сейчас,
Кого их юный цвет увеселяет,
Пусть чернит полотенце хлебный Спас,
Мечты в отроков ханука вселяет.
Мы с Анною заглянем в Баллантрэ ль,
Поместия мистический владетель
Нас звал, но сталась цинком акварель,
Без соли и текилы мертв свидетель.
От Радклиф отчураются писцы,
Магического жертвы реализма,
А десть куда тьмутомные свинцы
И вычурные замки модернизма.
Витий сакраментальные тома
Бравадою пустою обернулись,
Восславил кулинарию Дюма,
Иные царским шелком совернулись.
Какой еще приветствовать роман,
Иль «Норму», иль черево «Амстердама»,
Предательство повсюду и обман,
И глорья — астеническая дама.
Засушен лес норвежский на корню,
Исчах над тронной краскою версалец,
Я в мире, Габриэль, повременю
И спутник будет мне Мельмот-скиталец.
Бог весть куда спешили и, дивись,
Успели на престольные поминки,
И сирины понурые взнеслись,
Рекут о них иные метерлинки.
Еще заплачем зло по временам,
Всемилости не знавшим патриаршей,
В подвалы доносившим разве нам
Златые ноты моцартовских маршей.
Поэтому во плесень погребных
Чернил, блюдя предвечные обряды,
Мы вдалбливали звезд переводных
Столучья и не чтили колоннады.
Они держать устанут потолки
Дворцовые, холодную лепнину,
Со мрамором ломаются в куски
Архангелы, месившие нам глину.
Возведен замок, статью и венцом
Равенствующий Божеским чертогам,
Гарсиа, пред началом и концом
Лукавостью хотя отдарим слогам.
Тезаурис наш кровию потек,
Суетно с горней речью возвышаться,
Там ангели уместны, им далек
Тот промысел, какому совершаться.
Геройство бедных рыцарей пьянит,
А песни гасят мрамором очницы,
Бессмертие к сиесте временит,
Несутся мимо славы колесницы.
Летите вкось и дальше, нам пора
Иные внять венцы и обозренье,
Высокая окончилась игра,
Предательство есть плата за даренье.
Веселый этот фокусный обман,
Быть может, близ расплавленных жаровен
В Тартаре наблюдал Аристофан
Печально, ход истории неровен.
И кто открыть потщился: золотой
Навеян князем сон, в кругах вселенной
Нет рая и чистилища, восстой
Пред адами, искатель славы тленной.
Нет счастия, но есть в иных мирах
Покой, небытия бредник садовый,
Заслуживает дичи вертопрах,
Обман ему венчается плодовый.
Ах, стоят света разве ангела,
Судить мы их отважились напрасно,
Вот слушай, литания истекла,
Ан жизни древо тучное прекрасно.
Улыбкой смерть встречают, здесь темно
В саду и Шуберт нем, пора ль уведать
Нам Плюшкина минувшее, вино
Корицею заесть и отобедать.
Чудесное успение —— тщета,
Но сраму убиенные не имут,
Зальется кровью сей царь-сирота,
Когда венцы с нас выцветшие снимут.
Завоеватель пустынь
Там, где течет синий Нил, там, где ночью звезды на небе сверкают, как алмазы на черном бархате, там, где и сейчас царит тайна египетских пирамид, так далеко от души своей скитался Дашир, сын суровых стихий.
Когда-то он отрекся от власти и оставил свое государство, где не было места ни подвигу, ни состраданию. Все, что считалось недостойным человека, отвергало его мятежное сердце: топтал он ногами мужскую трусость и несправедливость людей. Ломал он прекрасные цветы для каждой новой жены своей. Но не сберег ни одной из них, потому что каждая новая невеста его не могла жить и трех дней рядом с ним, утрачивая напрасный счастливый смех и яркий блеск глаз, потому что не любил Дашир ни одну из своих невест. И красота их, палимая его злым взглядом, блекла так быстро, как цветок под солнцем пустынь!
И сказывали легенды от Ирана до Заира, что скитается в египетских землях непобедимый всадник на черном скакуне. Брови всадника — как крылья летящего ястреба, глаза его горят, как глаза ядовитой змеи, увидевшей свою жертву, воля его — как смерч, не щадящий никого! И все боялись больше смерти дороги, что вела через пустыни Африки.
Донеслась эта легенда и до Сирийского царства. Много было там смелых и сильных воинов, но ни один из них не отважился бы отправиться через те пустыни и за все сокровища мира! А у сирийской принцессы было смелое сердце. Хотела она встретить жестокого завоевателя, хотела заглянуть в его злые глаза. И, может быть, только поэтому отправилась она в Марокко опасной дорогой. Только поэтому.
Полюбила принцесса бесстрашного воина, но никто так и не узнал истинную причину этого путешествия:
— Строптивая девчонка, — тайно поговаривала молва. — Она хочет доказать своему отцу, что она достойна трона!
И вдоль бескрайней пустыни, из Сирии в Марокко, тянулся царский караван двадцать дней и двадцать ночей. Прохладная ночь сменяла знойный день, а знойный день — прохладную ночь. Половина дороги была уже позади, но до сих пор никого не встречали путники. Провожатые принцессы Амилии очень радовались тому, что все так удачно складывается, и, может быть, воин на черном коне — всего лишь миф. А принцесса с каждым днем становилась все печальней и печальней и улыбалась только из уважения к своим подчиненным.
Но бесстрашный всадник все же существовал, мятежный дух его странствовал по этим пустыням в поисках врагов и сокровищ, войны и победы.
… Встретил он царский караван на заходе солнца: на песчаном холме игриво переступал его конь, черный плащ всадника развевался по ветру.
Дашир знаком приказал каравану остановиться и подозвал к себе главного проводника. Принцесса очень возмутилась на это, и караван уже тронулся было дальше по ее воле, но…
— Ты ли не женщина — раба мужчины?! — грозно крикнул Дашир издали. — Ты ли не должна подчиняться своему господину? — еще громче крикнул он и рассмеялся.
— Вольный человек, чего ты хочешь? Если ты не успел спросить у моего слуги, то знай: я — сирийская принцесса! Никто не вправе приказывать мне! Уйди прочь с моей дороги, иначе ты заплатишь за свою дерзость смертью!
Задели ядовитые слова, сказанные женщиной, гордость Дашира. Тщеславен был Дашир! Слеп был Дашир! Никто прежде не смел так унизить арабского воина, лучшего наездника здешних земель, и остаться при этом не наказанным острым мечом его!
— Глупая женщина! Власть в твоем государстве затмила твой слабый рассудок! Оглянись: сейчас ты на моей земле, которую я отвоевал у тысячи тысяч бедуинов вот этим мечом! И все, что здесь есть, принадлежит мне! И ты — моя раба отныне!
Разгневалась принцесса, возненавидела злого всадника и крикнула в ответ:
— Вот еще! Убирайся прочь!!! — и приказала страже убить Дашира.
Но в этой борьбе победителем был Дашир: пали под ударами его оружия всеслуги принцессы Сирии.
Посмотрела принцесса на своего завоевателя холодными глазами, полными гнева и осуждения, спустилась с царских носилок наземь, небрежно махнула тонкой белой рукой, одернув малиновый тюль занавесок.
— Никогда я не буду ничьей рабыней! Никогда! Пусть заклюет меня черный стервятник в этих пустынях! Пусть никогда теперь мне одной не добраться до Марокканской земли! Я не покорюсь тебе, злой варвар! — сказала это Амилия, гордо подняла голову, опустив большие грустные глаза, и сложила руки на груди, ожидая неминуемой расплаты за резкие слова, смело брошенные мужчине, у которого в руках был окровавленный меч.
Помрачнел восточный шейх, глаза его засверкали недобрым блеском.
Амилия очень испугалась молчания своего завоевателя, как испугалась бы любая на ее месте, но осталась неподвижна, не сделав ни шага в сторону.
Тогда глаза всадника стали печальными и уже не ярость сверкала в них стальным блеском, а слезы, умоляющие о милости. Схватил он мешок, который был привязан к седлу его коня, и рассыпал у ног пленницы все добытые им за шесть лет мучительных странствий алмазы. За каждый камешек было заплачено по капле крови и слез Дашира.
Но и теперь принцесса не проронила ни слова, не подняла своих больших ясных глаз.
Отчаялся шейх, покоритель пустынь, обида больно хлестнула его по сердцу. Сжал губы Дашир, побледнел еще больше, помедлил секунду в оцепенении, съедаемый солоной слез, которыми плакало его сердце, но взметнул полами черного кафтана по ветру, вскочил на бешенного коня своего, выхватил крепкой рукой меч из ножен, занес его над своей головой, трижды покружил вокруг своей принцессы, расхохотался злым смехом и умчался прочь за горизонт, рассекая горячий воздух острым мечом.
Скрылся Дашир, как смертельная стихия, пощадившая на этот раз свою жертву, и лишь клубы пыли и песка вдоль его пути указывали на недавнее присутствие наездника.
Упала на колени несчастная принцесса, горько-горько заплакала на драгоценном ковре. И слезы ее становились сапфирами, а кровь, сочившаяся из пораненных о драгоценности ладоней, — рубинами.
Наступила ночь. Прохладный ветер осушил слезы и усыпил ее. Она позабыла о своем горе, о том, что любит Дашира больше жизни, о том, что ненавидит его пуще смерти, неукротимой, необузданной силой забирающей все на своем пути. Но и во сне горели раны, съедаемые солоной слез, которыми плакало ее сердце.
Горько кончилась жизнь Дашира. В жестокой борьбе с бедуинами предательский кинжал разбойника Альмеба, главаря шайки дикарей, пронзил больное сердце непобедимого воина.
Красиво упал с коня Дашир, широко распахнул глаза в небо и умер. Верный черный конь его, черный, как ночь, склонился над хозяином и сказал человеческим голосом:
— Никогда не забуду тебя, хозяин, буду вечно предан тебе.
И выполнил верный конь Дашира свое обещание: хотел предатель Альмеб оседлать ярного скакуна, но на дыбы поднялся черный конь и насмерть затоптал того, кто убил его хозяина.
Амилия сразу узнала, что погибает ее возлюбленный: откуда-то прилетел нежданный чужеземный ветер и будто бы арабской вязью писал ей письмена на раскаленном песке, письма-стихи, письма-слова, не сказанные им, завоевателем пустынь, письма-пепел, уничтожаемые все тем же ветром, письма-проклятья, несбыточные обещания, убивающие своей искренностью и обманом.
Превратилась тогда Амилия в лазурный ручеек и побежала искать Дашира, чтобы приласкать, зацеловать его потрескавшееся от зноя и ветра лицо, что не позволила ей царская гордость при встрече. Огненно-медные и перламутровые рыбки плескались в том ручейке, и теперь смелый путник на вороном коне, искавший счастье в бескрайних пустынях и бросивший вызов непокорным стихиям, мог спастись от жажды, когда уже не оставалось надежд на спасение.
***
Интервью
Диалог телеведущего и гостьи популярного ежедневного телешоу:
— После того, как я узнала, что мой бой-френд когда-то подрабатывал плей-боем, я стала избегать встреч с ним и больше не отвечала на его телефонные звонки…
— Это было так неожиданно для вас?
— Конечно! Ведь получается, что он столько лет обманывал меня! Я просто не могла ему простить…
— Скажите, но ведь раньше вы не задавали этого вопроса прямо?
— Конечно, нет! Я даже не могла представить, что такой позор мог быть для него вполне естественным зарабатыванием денег!
— Но когда вы познакомились, вы не придали большого значения тому, что он очень привлекателен внешне и буквально притягивает к себе взгляды окружающих его женщин? Может быть, поэтому и вы обратили на него внимание?
— Да, он показался мне симпатичным молодым человеком. Но только внешне! Я и не думала, что за безупречным обликом денди может скрываться столько корысти, тщеславия, бахвальства и эгоизма! Но сейчас у меня открылись глаза! И я вижу, каков на самом деле этот человек! Он — МОНСТР! Просто самовлюбленный тип, который не восхищается ничем, кроме своего отражения.
— Но, может быть, вы сейчас слишком преувеличиваете и не стоит все воспринимать таким образом? Может быть, стоит забыть об этом, ведь его незаурядная профессия уже в прошлом?
— Как вы не понимаете?! Дело не в том, что она у него в прошлом, а в том, что она ему вообще доступна!
— Скажите, что плохого вы здесь видите? Непорядочность? Но, между тем, некоторые, я бы даже сказал, многие, находят эту профессию привлекательной. Впрочем, как и вашего бывшего возлюбленного.
— Да, и это будет сопутствовать всю его жизнь!!! Нет, я не готова смириться!
— Значит, вы не станете пытаться наладить отношения?
— Нет. Со своей стороны впредь я постараюсь всячески избегать людей подобного типа.
— И вы можете утверждать, что вы не подходите друг другу и абсолютно не совместимы, как личности?
— Да, я утверждаю!
***
Все наши отношения были похожи на глупую детскую игру. Отношения ли это? Когда два человека нравятся друг другу, но постоянно изображают из себя не то, чем они являются на самом деле. И главное не понятно с какой целью. Бояться отношения других, бояться показать свои чувства?
Все встречи, разговоры…постоянная игра. Пинг-понг, шахматы. Твой шаг, мой. Твой ответ, мой.
***
-Ты почему сегодня в офисе? Да я жду отчета…
— Ты почему все еще здесь? Да я за бумажками пришла.
-Подождешь?
-Ты меня ждала?
****
И так постоянно.
****
— я иду гулять с подругой, хочешь приходи.
— Да нет, мне в лом….
Через полчаса.
— А вы где?
****
— Слабо поехать ко мне во Всеволожск?
-Не слабо
— У меня у друга хата свободная на Граждане, поехали?
-Гавно вопрос
-Я слежу за кошкой у подруги
— я подъеду?
*****
-Ко мне нельзя, у меня мама дома.
-А если я ей цветы куплю?)
****
-Ты проводишь меня на поезд?
-Если не будут дела….Так когда поезд?
****
И так постоянно. При всех мы как будто никто, но не можем ,провести неделю, не видясь. И находим постоянно тупые предлоги для встречи.
****
— Да мы с тобой 7 календарных дней не виделись!
-разве? Я же в понедельник с тобой здоровалась и мы вместе покурили
— Разве это считается?????
****
— Обещай в меня не влюбляться.
-Да чтоб я…фффф
******
-Нет. Я так больше не могу
-Ну чего ты. Я тебе нравлюсь, ты мне. Так в чем дело????
****
— не могу понять, то ли ты так хорошо чувства ко мне скрываешь, то ли действительно особенная
— Конечно я особенная — вру я зачем-то
Как мне понять? Не могу…То он близко-близко. То снова козел козлом, и я не хочу его больше видеть. И так 5 месяцев. Ну что это за детские игры? С другой стороны это помогает развевать скуку. Но я так долго не смогу. То ли сердце разобьется, то ли я уйду.
Яков Есепкин
Меланхолия. Ядъ и мрамор
Мы долго Божий храм не посещали,
И черное веселье навсегда
Разбилось о гранит Его печали,
А днесь горит полынная звезда.
Горит она сиянней и мертвее
Внехрамовых огоней ледяных,
Заплачем ли еще о Галилее —-
Не будет дале знаков именных.
Тогда лишь сбросим вервие позора,
И, кровию гася высокий свод,
Под знаменьем священного затвора
Войдем уже в космический приход.
Какие здесь видения и тени
Сумрачные, для странников благих
Обычными назвать нельзя их, сени,
Притворы ль полны утварей других,
Нам ведомых едва ль, смотри, киоты
В патиновых углах стоят рядком
И серебром горят, какие готты
Их сбросили со стен, кому знаком
Любой из ликов, гребневых окладов
Двоящий линованье, все они
Другие, аромат басмовых садов
Точится от оконниц, протяни
К пылающим стеколиям десницу,
К высоким этим призрачным крестам
Порфировым, лиется в оконницу
Курящийся морок, а здесь иль там
По мраморному кровливу стенному
Урочествуют призраки опять,
Возносятся ко своду выписному
И тщатся в хорах ангелы пеять,
Оне, пожалуй, равенствуют нашим
Знакомым церквеимным образкам,
Образницы иные, хоры зряшим
Являются тотчас же, потолкам,
Стыкующим на темной верхотуре
Смарагдовую крошку полых стен,
Держать вверху их сложно, по текстуре
Тождественны обрамницы картен,
Пылающих витыми огонями,
Асбесту, либо мрамору, оклад
К окладу тяжелы, а за тенями
Совитыми, откуда этот чад,
Кадящийся течет смуродный ладан,
Мгновенно обращающийся в хмель,
Когда вдохнешь его, легко угадан
Бысть может он, ароматы земель
Каких-нибудь кривских иль себастийских
Еще близки нам, эти ли в желти
Призрачные теперь сады альфийских
Мерцаний зрели прежде мы, прости,
Летиция, сейчас письма сумбурность,
Певец велик бывает на земли,
А в небе жалок он, высок ли, чурность,
Знакомая опять, вдвигать угли
Под бойные ребрины серафимам
Иродливо мешает, потому
Реку я нынче дивно, всяким схимам
Границы есть, лазурному письму
Границу сам нецарственную ставлю,
Пускай сейчас веселятся псари,
Иные своры низкие, забавлю
Уроченно колодников, цари,
Помазанные Господом, семейства
Державшие престолы, ход такой
Поймут в хорошем смысле, фарисейства
Плоды вкушали цари, под рукой
Еще теперь у каждого мессии,
Всенищего царя щедро горят
Данайские обертки, о России
Молчать лишь стоит, правду говорят,
О мертвых ничего, но хорошо мы
Горели здесь всегда, свечей в аду
За всех не переставить, ан хоромы
Те ниже, их узнаю череду
Легко опять, а это описанье
Имеет, благо, тайную печать
И умысел, образниц нависанье
Мне странным показалось, а молчать
Намерение стоит развенчаний
Черемных, во-первых, о требе мы
К убийцам изъявимся, их венчаний
С призраками успенными на тьмы
И царствованье мертвое преложим,
Чурную непотребность, веселы
Тщедушные уродцы суе, вложим
В десницы огнь китановый, столы
Тогда их юровые содрогнутся,
Слетит с червенных елок мишура,
А с нами шестикрылые вернутся
Нежные серафимы, их игра
И тоньше, и расчетливее многих
Умыслов бесноватых, сей посыл
Пиит воспринял сердцем, козлоногих
Согнал и уголь Божий шестикрыл
Тогда ему водвинул вместо сердца,
Итак, одна задача решена,
Не ждали бойника и страстотерпца,
Так я ужо вам, паки нощь темна
И пьют пускай чермы и с ними иже,
Гоблины, панны белые, гурмы
Чертей, кикимор, троллей, гномов, ниже
Роговцы, жабы черные, из тьмы
Топорщась, пироносную посуду,
Сервизы наши чайные глядят,
Внимают хоть рождественскому чуду,
Коль заняли места, хотя щадят
Блажных местоблюстителей привратных,
Те мало виноваты, а щадить
Их велено рогатым от совратных
Деяний, вина бережно цедить,
Еще не отрекаться хлеба, ныне
Отпущены, а завтра на места
Исконные бежать, когда скотине
Дарованная страшна высота,
Вином упиться благостно подвальным,
И пьют пускай и бьют, еще вдали
Хозяева, мерцанием авральным
Дивятся и серебрят уголи
Обитыми перстами, гвоздь ли, уголь
Внутрь вышел и вошел, не удержать
Письма виньету ровной, аще куголь
Пустой, еще налить в него, сражать
Сейчас кого нам трезвым обиходом
Прошло насквозь серебро чрез порфир
Урочие, теперь и славским ходом
Живить напрасно мертвых, за эфир
Мы гибли, за серебро бились черти,
Все квиты меж собою, лазурит
Небесный расточается, а смерти
Герои не достойны, говорит
Молва, одно с духовными пребудут
Ссеребренные кубки, высока
Цена его в миру, лишь сим избудут
Печаль и теней каморных века,
Сады мне тьмы напомнили земные,
Сиренею увитые, и дым
Отечества, а зелени иные
К чему царям являть и молодым
Их спутницам, узнал я в этих сводах
И замкнутость, и вычурность адниц,
Умолк и песнь оставил, о рапсодах
Черемных вопиять ли из червниц
Асбестовых, повинны кары новой
Икотники, слепни, домовики,
Желтушки одержимые, суровой
Одной витые нитью, высоки
Для нежити кармяной своды арок
Воздушных, коль добрались и туда,
Так брать им сребро мертвое в подарок,
Ждать с царичами Страшного Суда,
Их выдаст это серебро, окраски
Мелованные мигом облетят,
Следили туне баковки из ряски
Смуродной меченосцев, захотят
Высотности замковой прикоснуться,
Барочные услышать голоса,
И будет мертвым велено очнуться,
Прейти подземных царствий небеса,
Тогда воздастся каждому по чину,
Христос не стерпит ряженых, Его
За сребро продавали, мертвечину
Скорей рядили в красное, кого
Еще они рядить хотят, отмщений
Каких алкают жабы, аз воздам,
Но только о мессие, превращений
Довольно, по каким еще следам
К Аиду занесла певцов кривая,
Узнал равно огони и смурод,
Так нашего здесь мало каравая
Для бала станет, править Новый год
Начнем в аду, героям не опасно
Тлеенье юровое, а углы
Червленые оставим, ежечасно
Горят, братия, адские балы
Временные и тухнут, победитель
Историю напишет, а икот
Бесовских мы избавимся, воитель
Медленья не приимет, здесь киот
В серебре, с образами, так свечные
Затепливай огони, возноси
Ко Господу молитвы, ледяные
Ставь яствия на скатерти, гаси
Черемные свеченья, из прихода
Витийный замок взнесся, балевать
И здесь по-царски только, родовода
Трефового ль страшиться, тосковать
Зачем, когда мгновение прекрасно,
Сосуды антикварные таят
Фалернское вино, его согласно
Блистанье теневое с негой, спят
Бездушные химеры, новогодий
Земных кануны тризня, били тще
Сервизы наши кремные, угодий
Эдемских преалкали во луче
Господнем узреть благостность, чертовкам
Уроком будет злой максимализм,
Тлееть сим по чердакам и кладовкам,
Пием за средоточие харизм
В одном пожаре восковом, пииты,
Певцы ли, пьем одесные пиры
С героями и царичами, плиты
Адские держат правых, а хоры
Орут пускай бесовские, мы глухи
И немы меж отребных, яду нам
Давайте, клыкоимцы, аще слухи
Не можете взвышать, лишь вещунам
И Божиим веселым звездочетам
Откроем части речи, не берет
Отравленное зелье нас, расчетам
Астрийским внемлют цари, не умрет
Убитый, сребро держит нас и прячет,
Нести сюда алмазный мой венец,
Где тень девичья клонится и плачет,
Где зиждятся начало и конец,
Лишь там я ныне, царствие ль язвимо
Паршой, утварный служит верой меч,
Пусть ангелы летят белые мимо,
Тлеенна эта гнусь без чурных свеч.
Возносятся пусть ангелы и плачут,
Мы были в жертвы отданы, засим
Удушенные мальчики не прячут
Колечки с диаментом, угасим
Лишь пламень адоносный и стихие
Дадим веков урочества решать,
Горите, одуванчики лихие,
Сейчас черед безумства совершать.
Стал мертвым Лондон городом, о Трире
Идет молва худая, от кривых
Зеркал и длинных сабель туне в мире
Бежать еще, парафий меловых
Тяжеле иго, нежели часовен
Взнесенные ко Господу кресты,
Всеместно ход истории неровен,
Коварной черноугличской версты
Нельзя преминуть в царствии зефирном,
Дарящем негу красок и любви,
Пылающем о маках, во эфирном
Чудесном карнавале, на крови
Оно всегда и нынее зиждится,
Поэтому китановой свечой
Нас резали с алмазами, кадится
Теперь она за гробною парчой.
Под утро иногда запоминается интересное видео, а ещё, оказывается, приходят мысли) буду развивать их по эту сторону сна. Сегодня очнулся со странным воспоминанием, будто только что узнал, что мне нужно, чтобы чувствовать себя счастливым:
1) быть ярким (интересным) человеком
2) быть с ярким (интересным) человеком
Причем оба условия одновременно — это полная формула моего счастья. Но даже выполнения одного пункта достаточно (как половины стакана для оптимиста), чтобы на душе было хорошо.
И мне это знание понравилось). Хотя тема для исследования только начата.
Подумалось, что глаза у людей становятся пустыми, «стеклянными», когда из их жизни уходят любовь, вера и надежда. Возможно, в таком порядке. И нужно, во что бы ни стало, чтобы этого не произошло, научаться любить, укреплять свою веру и беречь надежду. И помогать это делать другим.
Салам, милый!
Как у тебя дела?
Пишу тебе из далёкой осени, из нашего общего Вчера. Не удивляйся, что письмо запаздало, если на дворе уже весна или лето.) Этот лист чинары летел к тебе ооооочень долго. Аж с этой осени.
Возможно, когда ты будешь читать это письмо, ты будешь мною позабыт, и я — тобой. И будет наше с тобой общее счастье пылиться где то в тёмном уголке памяти.
Однажды, быть может посреди весны или лета, привычно проходя вдоль аллеи чинар, ты почувствуешь прохладное дыхание осени. Остановишься. Попытаешься вспомнить и понять. В этот самый миг ты заметишь жёлтый пожухлый лист чинары у своих ног и не сможешь пройти мимо. Поднимешь лист. Вглядишься в прожилки. Подивишься таинствам природы и спрячешь его в кармане на груди.
И только дома, в уединении ты вспомнишь вновь о нём.
Приглядевшись к прожилкам пожухлого осенннего листка, припомнишь нашу с тобой осень. Вздохнув устало, отмахиваясь от воспоминаний, ты разочарованно отложишь листок на стол, так и не заметив строк моего письма. Не торопись! Прошу тебя! Помедли. Вглядись в прожилки пристальней. Но прежде потуши свет и поднеси листок к пламени свечи поближе.
Письмо писала своими слезами, заместо чернил.
Так как у тебя дела? С кем ты? Как ты? Счастлив ли?
У меня почти всё по-прежнему. Как и было с тобой: учёба-дом-сон-учёба. Одним словом — жизнь, с одной только разницей — без тебя.
С тобой часы казались мгновением, без тебя минута — вечность. А дни, когда я по-настощему позабуду тебя рядом и в объятиях другого мужчины — сейчас для меня кажутся столь далёкими и недосягаемыми. Но это лишь пока. Всего лишь пока. Пока есть слёзы для этого письма.
Когда то я мечтала читать тебя своими поцелуями, сейчас же ты читаешь меня в этих строках, написанных моими слезами — парадокс.
Чернил я под рукой не нашла. И мне их заменили мои слёзы. Знаю, различить строки тебе будет очень трудно — слёзы столь чисты и прозрачны! Единственное, в чём люди не лишаются своей чистоты — это слёзы.
Осталась последняя слеза…Но я сохраню её для дня, когда буду счастлива..без тебя…
Так как ты, милый?
Будь счастлив рядом с другими и…без меня…
www.saalesk.net/...
а все-таки, если подумать,
то что же важно:
победа или поражение?
идея или исполнение?
трагедия или фарс?
комедия или в желудке фарш?
рождение или выборы?
судьба или газетная утка?
рифма или же четкая форма?
интонация или произношение?
простые факты или сложные?
когда я думаю, я сильней понимаю,
что мой мозг похож на импотента,
или же просто кастрата,
по ошибке
забредшего в чужую спальню.