Oscar is my cat: Привет снова) пытаюсь загрузить фотографии а у меня открывается окно с неизвестным языком состоящим из ромбиков и цифр не могу разобраться из-за этого куда тыкать
Хелла Черноушева: Распят и приклепан к странице потрепанный автор висит
Придворный Шут: Пролистай вниз, там сперва произведения по списку, а потом сам автор
Юлия Рич: В меню нажимаю на поиск, там поле — ввожу имя автора, да, он выдет упоминания в разных турнирах. В принципе, можео найти. А вот по пункту меню "все авторы" — пустая страница. Ну ладно, нашла всё же, кого хотела
Хелла Черноушева: Про поиск, странно, у меня все работает, причем на трех разных телефонах.
давай, улыбайся легко, давай, сделай вид, что все в норме.
столько на дне грусти, столько тоски, как осадок коктейле.
давай, сдери красную полосу, давай, заработай еще шрам на сердце.
столько печали, столько тоски...
мама, ты знаешь, я больше не могу спать,
уж-ты-то знаешь, что будет, если я брошу пить себя.
восемнадцать ноль ноль, я пишу сочинение,
почему я проснулась, мама, скажи,
почему я опять не могу убивать свои сны?
это странное затяжное утро тихо сводит меня с ума.
это странное затяжное утро, этот гребаный плед
и дешевые сны,знаешь, мама, я больше не могу пить,
мне так надоели дешевые напитки из серии
бесплатно-выдала-жизнь.
знаешь, мама, я больше не могу терпеть эти сны.
Не кричи на меня.
Нет.
Замолчи.
Не говори мне, что лучше б я
Говорила иначе и думала, и жила.
Не говори мне, что ты не желаешь слушать о том,
Что не ладит с твоим замечательным твердым лбом.
Не говори мне, что ты меня любишь, но
Недостатков, увы, у меня полно, ну моря прям и горы.
Когда любят — не знают этого. Когда любят — немного другие ссоры.
Когда любят — взгляды прямые. И радость на лицах.
Ах, тебе некогда веселиться?
Знаешь, хватит.
Я тебя так люблю, ну прям ТАК люблю...
Может, однажды пойму.
Догорает заката свеча
Красной дымкой подернулись склоны
Пахнет луком и рыбой уха
Ключ водички журчит родниковой
у костра так надёжно, тепло
день осенний он так, скоротечен
неизвестное рядом, оно
в каждом шорохе
в душу стремится
и гитарной струны перебор
эхо горное вторит аккордам
майонез извиняюсь г*о
невкурил для чего декабристы
может вам их идеи близки
может в гости, мечтаете в ссылку
мазохисткий посыл не пойму
ты меня уж прости, за ухмылку
гнилое утро, сублимация жизни,
добавь воды, получишь полноценную семью,
добавь воды, получишь полноценную работу,
заведешь детей, автоматом станешь взрослее,
проживешь скучную жизнь и на пороге смерти,
начиная гнить, протянешь ручки к тупому потолку
и спросишь: "почему именно так?",
почему свобода— это оковы, талант— надо продавать,
а жить так, как сказали мне другие люди?
прости.
я сегодня не буду
жить так, как хочется всем.
прости,
я сегодня побуду кем-то вроде кассиана,
выверну себя наизнанку,
и только сегодня,
если меня съесть,
разрушение кончится.
какой из аспектов человечьей жизни мной еще не задет?
в какой из аспектов человеческой жизни я еще не стрелял?
все привыкли.
а я у начала начал.
черный юмор и капли вина,
я собирал тебя, человек из сна,
а ты— раз, два— и был таков,
не оставил после себя хвоста
(как комета)
не оставил письма, ни даже привета.
вот так и вишу в воздухе,
как жук в янтарной клетке,
погруженный весь в концентрированную печаль.
черный юмор, сладости и эгоизм в виде приправы,
мою сказку о мести отныне может спасти только кассиян.
сладкий голосок, дохлый номер,
пьяная кошка, пуля в висок-
вот и все, что можно,
вот и все, что дано.
задачка для настоящего графомана,
из тех, что не ходят даже в кино.
прости.
я оставил тебя без черного,
я раскрасил тебя во все цвета,
лишив тебя того, который ты любишь больше,
чем я.
прости,
я бросаю листы в огонь,
мечтая о дне,
когда ты перестанешь меня доставать.
прости,
я слишком люблю эту жизнь,
и не очень люблю тебя рисовать.
прости,
но сегодня без черного карандаша.
Яков Есепкин
На смерть Цины
Четыреста семнадцатый опус
Заливай хоть серебро, Пилат,
В сей фаянс, аще время испиться,
Где равенствует небам Элат,
Сами будем звездами слепиться.
Вновь античные белит столы
Драгоценный вифанский орнамент,
А и ныне галаты светлы,
Мы темны лишь, как Божий сакрамент.
Был наш век мимолетен, шелков
Тех не сносят Цилетты и Озы,
Пить им горечь во веки веков
И поить ей меловые розы.
первые пятнадцать минут все было нормально,
потом был шум в раскрепощенной ванной
и тысячи лиц на стенах.
и каждое улыбалось мне,
и у каждого три ряда зубов
и ехиднейшие взгляды,
и каждый лучше меня
знает, что делать мне надо,
и каждый лучше меня
разбирается в моих комиксах,
и каждый всяко лучше меня.
я бы с великим удовольствием
вбил бы все эти улыбки
в кафель бессмысленных стен,
но только бита весит больше,
чем я.
Они меня слышат. Зовут за собой.
Тихонечко шепчут на ухо:
«Всё хорошо. Мы же рядом с тобой.»
В горле ком, но в глазах всё же сухо.
Быстрый вдох и секундное эхо.
Где-то там, за спиной у окна.
Белый шум, сплошная помеха.
Обнажённая светом стена.
Ритмы сердца, движение тела
И опять разговоры, слова.
«Ты ведь этого тоже хотела.
Ну признайся, признайся сама.»
Обнимаю украдкой колени
И пытаюсь ответы найти.
Но в мыслях теперь море лени
Их уже никогда не спасти.
Пустота в нарисованном сердце.
Небо манит своей высотой.
Они ждут за закрытою дверцей
Что б забрать меня молча с собой.
06.11.11
Огонь из зажигалки, не сжалился, укоротил ресницы,
Понравился запах дыма, как помню где то в двенадцать,
Рядом дымели ровестницы, прячась под лестницецей
А теперь в моем подъезде, за бычки, ругают жильцы
Бэушные немцы, на дорогах вырезают дерзко
Забрал с собой, дюжину на тот свет, не уступив места
С мигалкой на крыше, в подстраховку во внутреннем ксива
Триколор на лобовом, за погонами, криминальное чтиво
Отец честный, девяностые года, не легкое детство
то что то происходит в ваших кругах, честно, мне не интересно
Становится тесно, с каждым приходом первого января
Хорошо дороги строят, и не гаснит на кольце, свет фонаря
Я откажусь, пожалуй, и не берите меня на слабо
То что плескают в стекло, это уже давно не модно
Четверть века за плечами, от этого как то холодно
Голод не добрался, но задуматься стоит всё равно
Пришло время заниматься делами по серьезней
Обдумать план действия, и воплотить его уже следующей осенью
Вынуждают года, и толкают на в паспорте роспись
Это максимум, пока рано заводить семью
Буду продолжать ходить по краю, я не знаю
По началу принимал судьбу, как за свою
Оказалось это спарринг, в котором тебя кидают
Бывает больно, даже очень, но я терплю
Нет насилию, хорошо бы наладить идилию
Руководители набирая колории, теряют талию
Я не ангел, и не довелось прочитать Библию
К ним за помощью, а они в ответ плюют, я хуею
Не знаю, что будет дальше, и стараюсь не думать
Пользуйся тем, чем наградила природа мать
Гнать мысли подальше от такого безумия
Пока есть о чем поразмышлять, я буду продолжать писать
По накатанной хаваю расклады, мало по малу
Не забиваю голову сортируя отборную дрянь
Не учи ученого, если не имеешь знаний
О чем это я? блять, забыл, запригай сани
Путешевствую не редко, по излюбленной зеленой ветке
На полу газета, с изображением мужчины в кепке
След подошвы от ботинка, испачкано пол лица
Как там ваши дела? Шлет привет ваша бывшая столица
Вниз от кольца, за пол часа до самого конца
Там тот клад, где зарыта меня частица
Протираю глаза, выход из первого вагона
От буквы "М" путь буквой "Г" до сорок шестого дома
***
первые пятнадцать минут все было нормально,
потом был шум в раскрепощенной ванной
и тысячи лиц на стенах.
***
вылези же из меня наконец,
вылези же, убогий!
***
расколись моя голова
выпусти наружу слова
***
в моем организме поселилось чужое тело,
оно делает свое грязное дело,
немного активно, немного несмело,
оно управляет моим глупым телом.
***
ваш порядковый номер!
-раз-два, раз-два
-Ити!
-Ни!
-Сан!..
***
и вот настал этот день,
и бьют часы на площадях,
все радуются, а солнца тень
тихонько накрывает нас.
и этот мотив похож на
аниме-сериал. крыша,
Ити и Ни, я и ты,
2029й год настал.
***
опьяняюще-прекрасный
этот ветер, крики баньши
этот запах, запах моря,
эти звезды, это небо,
опьяняюще-прекрсный
путь ночной
к постройке крайней
путь ночной
обратно к дому...
***
но эта вечность —вовсе не бесконечность,
не вой, не крик и даже не стон.
всего лишь писк зверька
всего
не может обхватить рука.
***
момент сей с шапкою
мне абсолютно непонятен.
настало время для ломания
основ.
***
красная точка
в сиянии рока-
виночерпий придет
ненадолго
***
о демоны ночи-
стратосферой гуляний
***
раз за разом
строчка за строчкой
полуночник я, полуночник
полуденник я, полденник
не допетый я, не долитый
однозначный я, однозначный
и нелепо крашенный
как медяк..
полуночник я, полуночник...
не пустяк...
***
я бы признался что я такое
да все боюсь что меня закроют
***
боль — как лекарство
боль — как лечение
боль — как пилюля,
микстура.. от боли...
***
подбираясь все ближе и ближе
чувствуя такой знакомый запах
я втягиваю воздух
стараясь быть бесшумным..
так тихо, тихо
только бы не спугнуть...
только бы успеть
только бы не опоздать..
хвать!..
и она опять от меня ускользнула..
моя безнадега..
***
в грязь
упасть
лицом
встать
стать
подлецом
крути
верти
колесом..
я бы стал
я бы знал
не могу..
вот и прах
к сердцу — крах
так и знал
мне б перо..
мне б оскал..
как шакал
как последняя
сволочь
как сволочь?
как упрячь..
эй, запрячь
от меня..
ото сна..
как слеза..
как скала..
как ОНА?
кто— она?..
мне б перо..
мне б червя..
лишь червя..
***
Они кричат: «Борись!»
А я лежу.
Они кричат: «Держись!»
Я не могу.
Они кричат: «Иди!»
Я не иду.
Они кричат: «Беги!»
А я иду.
Они кричат: «Молись!»
А я стою.
Они кричат: «Ложись!»
А я стою.
Они шипят: «Гордец!»
Мне вслед.
А я иду, наглец,
Я слеп.
***
мелькнет и закатится
за поворот твоей виртуальности
***
кто б мог подумать, что я, как пьяный,
на пули пойду в вечность!
на казнь шагну, не смущаясь!
но у нас с тобою, приятель,
нету шансов даже на вдох.
***
раз-два-три давай же, скажи!
раз-два-три— не тяни!
***
о, господин прекрасный vampire,
если б не сердце, которое в fire,
если б не острое это desire,
я бы послал вас, мистер vampire..
***
славы нет и правды нет.
только друг-свобода.
только с самых ранних лет
кличем:"я свободен"..
я ничтожный дикий зверь—
прям как на охоте..
***
не дом и не улица, не дом и не улица,
не граница и не разлучина,
не разлучина и не развалина,
аморальная иль моральная
***
тысяча и один
зонт
беспощадной черной волной покрывает улицы,
когда идет дождь,
так, как конь покрывает кобылу.
кто оформит этот противоестественный брак
пластика с бушующей стихией?
день падений и взлетов,
сублимаций, эмоций,
безразличия, яда,
колкого льда в чьем-то бокале,
визжащих шин и косых челок,
газетных опечаток и проколов,
черных линий на светлой коже,
попыток стать на себя похожим,
распахнутых ребер,
закрытых глаз,
это день, когда я погас.
пристрели меня, как собаку, грызущую прутья клетки,
пристрели меня, не видишь, мне уже все равно!
остановка вторая, подобная смерти,
стала ближе ко мне на пару шагов.
бежать мне назад? или вперед, смерти впасть?
да кому оно надо, тебе или мне?
пристрели меня, из милосердия, да хоть из жалости,
ведь свободы действия не хватает тебе.
Тебя украли два года назад. Заменили на клона, со мной живет робот. Накануне пропажи ты мне сказал что-то типа: "нескоро я буду дома" или "могла б ты уйти к другому?". Первую фразу я пропустила. На вопрос убежденно ответила "нет" и с чистым сердцем об этом забыла. И о том, что тебя поглощает твой бред, именной твой дракон, личный сорт героина, Вритра, Велес, Апоп, искусительный змей. Сказка — вот. Ты — герой. Я — твоя героиня. Героини так редко спасают людей, а героев — тем паче, вот я и тупила. Надо было — за волосы и из болот. Надо было не просто быть твоей "милой", надо было держать оборону с тобой.
И теперь, когда ящер два долгих года... когда ты — я не знаю — живой или мертв... вот теперь я заметила, что в доме — робот. И теперь испугалась, что ты не придешь.
Меня украли два года назад и оставили тебе мою чудную копию. Она умеет работать на зал и выдумывать солнечные утопии. Она обожает быть оригинальной и хочет скупить всю смешную одежду. Я перед кражей тебе говорила: чувствую, что-то шевелится между мной и тобой, я боюсь все чего-то...правда, скажи, будет все хорошо?
Ты покивал, сказал про работу и смылся к статьям, повестям и пришел какой-то неясный час, тихий и грустный. И меня выбросили, словно мусор, и заменили другой.
Говорят, что есть комнаты, куда попадают пропажи. Их хранят стопроцентно волшебные стражи — и, может, там-то мы встретимся?
Ну же, встретимся.
Честно, встретимся.
Мы найдемся.
Яков Есепкин
На смерть Цины
Триста пятьдесят седьмой опус
Злобный Мом, веселись и алкай,
Цины любят безумную ядность,
Арманьяка шабли и токай
Стоят днесь, а свечей неоглядность.
На исходе письмо и февраль,
Кто рейнвейны любил, откликайтесь,
Мгла сребрит совиньон, где мистраль
Выбил тушь, но грешите и кайтесь.
Цина станет в зеркале витом
Вместе с Итою пьяной кривляться,
Хоть узрите: во пунше златом
Как и будем с мелком преявляться.