Я звоню, звоню ей каждое утро. И, как только, она понимает, что это я — она протягивает свой тонкий, наманикюренный пальчик, и прерывает ту секундную связь, возникшую между нами. Как я люблю и, одновременно ненавижу ее руки. Они для меня стали роднее, роднее всех предыдущих. Они, в течении дня, не раз дотрагиваются до меня, гладят.
Обо мне явно думают, я это точно знаю: меня еще ни разу не забывали, куда бы она ни шла, даже к своему мачо, с его голливудской внешностью и, только что отбеленными у стоматолога зубами, с его совершенно идиотскими привычками постоянно копаться в этих сверкающих зубах и ходить по дому нагишом — она всегда берет меня с собой. Я ей дорог. Я ее половинка.
Смотря на них, как они целуются, хочется закричать, остановить их, как когда-то останавливали меня, но знаю, что не время, она мне этого не простить. И потом, кто я, а кто он? Он ей нужен, не так конечно как я ей, но нужен. И это факт!
Все, кажется уходим. Да, она вышла из спальни, вся розовая и счастливая. Я смотрел, как она натягивает чулки, казалось, я мог смотреть на это вечно… Ее длинные, словно восковые, пальцы ловко собирают в гармошку тонкий черный чулок, и, в одно мгновение, он оказывается у нее сначала на стопе, потом на икрах, ну а потом на самой сокровенной части ноги. А теперь второй — раз! Она встает, смотрится в зеркало и, сквозь зеркало, видит сзади меня. Да, пора. Одевшись в считанные секунды, она целует меня, и мы уходим. И так — каждый вторник. Как же я ненавижу этот день, а как я любил его раньше.
…Но это было до нее, тогда был он. Я был с ним каждый день, я с ним работал, и по вторникам он брал меня с собой к ней. Так мы с ней и познакомились. Я тогда не знал, что меня отдадут ей так, просто. Мы ведь с ним дружили и работали лет пять. Правда он меня бил каждое утро, но потом, он извинялся взглядом, и я все ему прощал, ведь, в сущности, он был славный малый. Тем более, что он меня познакомил с ней.
Как сейчас помню: был вторник, декабрь, темно. Она пришла, притащив с собой запах миндального печенья, метро и книг. Вывалив на стол кучу всяких вкусностей, она понеслась в комнату, поцеловала его ( он сидел на диване, смотрел телевизор, никогда ее не встречал), потом снова вернулась на кухню и стала разгребать покупки. И тут — она увидела меня!!! Оставив все, она подошла ко мне: тогда, впервые, я почувствовал ее еще прохладные с мороза руки. Они приняли меня, обласкали. Все еще рука в руке, мы побежали к нему, и она попросила, чтобы я переночевал у нее. Он все еще смотрел телевизор, даже не повернув головы, кивнул. Для меня это кивок был словно пинок под зад, но я его с удовольствием подставил. И вот, с тех пор я с ней. Мы вместе уже три года, его уже нет в ее жизни, есть этот мачо, но я знаю, что и его переживу.
Утро, я ей не позвонил, я проспал, вдруг, спросонок, понимаю, что ее нет, постель не разобрана. Сижу. Жду. Темно. Ее нет. Утро. Она не вернулась. Сижу. Не знаю, что делать, чем себя отвлечь. Мысли о том, что меня забыли — гоню прочь. Что-то случилось… Ах… Вдруг скрип входной двери. Входит она, вся в слезах, рыдая, бросается на кровать. Что случилось??? Может…? Да, я ей позвоню! Звоню!!! Не-е-е-е-е-е-е-т! Ее руки берут меня грубо, сильно сжав, придавив мне все внутренности, и выкидывают меня: вот так — раз и все.
Очнулся я ночью, все болело, ничего перед собой не видя, попытался двинуться. Все онемело! Я поднапрягся и издал какой-то звук, уже что-то, значит — жив.
С тех пор прошло лет пять, а может и больше, помню только, что однажды меня перенесли в какое-то место, где все воняло. Меня лихорадило, и, вдруг, я почувствовал запах миндального печенья. Я напряг все свои силы и позвонил. Душа возликовала! Она нашла меня! Я повернулся, чтобы всем рассказать об этом, но не увидел ничего, кроме пустого, скомканного пакетика из-под печенья.
С тех пор я не звоню, но мне все еще снятся ее руки…