Morsel — То, ради чего...

Глава 1. Знакомство.

Часть1. Встреча.

Я хочу рассказать вам историю одного человека. Я познакомился с ним недавно и, несомненно, теперь я очень рад нашей встрече. Вот уже год, как он ушёл из моей жизни и теперь, как я и обещал ему, я бы очень хотел поведать вам о его судьбе на основе его собственных рассказов и его дневниковых записей. Но давайте расставим всё по порядку, и так, Ровно год и месяц назад:

Этим прекрасным, весенним вечером я вышел из своей конторы и спешил домой, так как сегодня я планировал посмотреть один фильм. По пути домой, я как всегда зашёл в магазин, чтобы купить что-нибудь на ужин ( я живу один и поэтому готовлю для себя сам, поступив на работу я смог купить в кредит небольшую, но очень уютную квартиру на 23 этаже, чему нескончаемо рад. Родители живут отдельно, а все мои связи, к сожалению, не так долговременны ). Стоя в очереди я рассматривал людей, признаться я очень люблю изучать окружающих меня — можно очень много узнать о человеке, всего лишь пристально рассмотрев его. Вот и сейчас — внимание моё привлёк один мужчина — приблизительно лет 30 — это было видно по его комплекции, хотя, быть может, он был и ещё моложе, но его лицо — вот, что поразило меня. Его лицо чётко контрастировало с его общим обликом: одет он был современно, по-спортивному, хотя, было видно, что за одеждой он особо не следит — наличие большого количества складок свидетельствовало о вражде с утюгом, засохшая грязь внизу спортивных штанов не придавала шику. Взгляд его более всего удивлял меня — вокруг были люди, спешащие домой, на их лицах были или приятные улыбки, или напротив — лица напряжённости, проблем, а у него — нет. Его взгляд даже не был обречённым — он был пустым.

Он смотрел в никуда. Его лицо было покрыто мелкими морщинами, особенно — в области глаз. Губы слегка опухли, под глазами были мешки, увидев это лицо, я бы никогда не дал бы ему меньше пятидесяти. Очередь двигалась, а я всё продолжал следить за ним. Казалось, что всё, что происходит вокруг, его совершенно не интересует и даже в тот момент, когда подошла его очередь — он, как будто машинально отдал кассирше деньги, при этом, не утрудив себя забрать сдачу, и скрылся в темноте за дверью магазина.

Я очнулся от своих раздумий лишь когда подошла моя очередь и стоящая сзади женщина вежливо оповестила меня об этом. Я расплатился, но всё продолжал думать — что могло случиться с ним. Этот человек более всего задел меня тем, что в нём я видел себя. Он был довольно хорошо, пусть и неопрятно одет, он был молод, подтянут, судя по дорогому битком набитому кошельку, что я также подметил, успешен. И что могло его так… изменить?

Эти мысли всерьёз заняли меня и даже то, что я пытался отвязаться от своего же любопытства простыми ответами, не помогало мне. Почему-то, я не соглашался сам с собой в том, что причина этого взгляда банальный домашний скандал.

Однако вскоре эти мысли покинули меня, и я шёл домой предвкушая просмотр долгожданного фильма. Но тут мои мысли прервала сцена, действия которой развёртывались крайне стремительно и прямо на моих глазах. Трое пытались избить четвёртого и я не случайно говорю пытались, так как попытки их были жалки и не потому, что поведение жертвы было похоже на поведение героя боевика, нет, скорее на поведение загнанного зверёныша, который обезумел при виде своей смерти. Этот человек не был больше, явно не был сильнее обидчиков, но ярости его не было предела. Каждый раз, когда кто-либо нападал на него, он всем своим существом со всей накопленной яростью НАПАДАЛ в ответ. Феерией сцены стал момент, когда неудавшийся бандит попробовал напасть сзади и… жертва вцепилась обидчику зубами в шею! Обезумевший от страха налётчик щебетал: «помогите!», казалось, связки его уже давно должны были лопнуть от такого крика. Всё это время я стоял и не мог пошевелиться.

В конце концов, жертва отпустила обидчика и… надвинулась на остальных. Все трое разбежались, а я, стоя в ста метрах всё продолжал смотреть. Мужчина закашлялся и согнулся, было видно, что ему очень плохо. Почему-то, именно в этот момент я понял, что всё-таки произошло, и поспешил ему на помощь. Я помог ему подняться. В ответ я услышал тихое «спасибо», но, увидев его лицо, я узнал в нём того самого человека из магазина. Я предложил ему дойти со мной до больницы, или хотя бы аптеки, но он отказался. Незнакомец ещё раз тихо поблагодарил меня, и, прихрамывая, пошёл дальше.

Я продолжал стоять, но я понимал, что мысли об этом человеке теперь уже долго не оставят меня и я понимал, что должен подойти и поговорить с ним. Этот поступок казался мне тогда крайне дикими и это нормально, но я также понимал, что не совершить его будет ещё хуже.

Я бросился догонять его. Он обернулся на меня, и, казалось, приготовился к чему-то. Подойдя к нему, я спросил его, уверен ли он в том, что всё в порядке и не могу ли я чем-то помочь, на что в который раз получил отрицательный ответ, но теперь уже он добавил с усмешкой: «помочь?»… И в тот момент, когда он произносил эти слова — его взгляд вновь наполнился той самой пустотой, которую я заметил раньше, но теперь уже она была сильнее, ближе, невыносимее, меня даже передёрнуло, но я всё же спросил, что же с ним случилось, что теперь он такой.

«Такой?» — последовало в ответ, «Да, такой, в ваших глазах пустота… а ещё — вы очень похожи на меня, понимаете, я заметил вас ещё там, в магазине.»

-Парень, ты увидел в чужих глазах эту самую «пустоту» и теперь решил выяснить любым путём, что же она означает у её обладателя?

Всё это было сказано с иронией, но тот голос, которым он это говорил — гипнотизировал, наверное, таким же голосом старые сказочники рассказывают сказания и легенды, голос его дурманил, затягивал. На улице уже становилось темно, мы стояли в свете фонаря, смотря друг другу в глаза. Он слегка усмехался. Когда он улыбался, то оголялись клыки, на которых ещё оставались следы крови, и теперь он был похож на старого тигра, уже не молодого, умирающего, но ещё грозного, готового сделать последний рывок.

-А хочешь — зайдём ко мне. Поговорим. Мне почему-то кажется, что тебя не ждут, а ты не спешишь. Я живу один и не часто балую себя собеседниками. Отец подарил на новоселье бутылку коньяка, но я так и не нашёл с кем её выпить, не составишь… компанию?

Когда я выпалил эти слова, я даже удивился тому, что сказал такое. Но всё же решил промолчать и посмотреть на его реакцию. После недолгих раздумий, во время которых он всё так же смотрел мне прямо в глаза, он сказал, что, почему бы и нет, и что дома его действительно никто не ждёт.

Всю дорогу, пока шли до моего дома, мы молчали. Но это было не просто молчание, это было что-то иное. Обычно, когда знакомишься с новым для тебя человеком и тебе не о чем поговорить, ты чувствуешь себя неловко. Но в этот раз я шёл и — напротив, я чувствовал себя так свободно, я не понимал, что происходит, но я чувствовал, что от этого человека исходит какая-то магия. Уже близко к дому он спросил меня, кем я работаю, затем задал ещё несколько вопросов о моей семье, родителях, люблю ли я их, есть ли у меня девушка, какие у меня планы. Но что самое странное — это не было диалогом — он спрашивал, а я отвечал. Спрашивал он отрывисто. Порой, между моим ответом и новым вопросом успевало пройти несколько минут. Но я не чувствовал скованности, и, как было видно, не чувствовал и он.

Мы поднялись наверх. Он скинул свою куртку. Я открыл бутылку коньяка и включил телевизор. В это время показывали футбол, и наш разговор как-то плавно перешёл на тему спорта. Его начал он, он сказал, что наш футбол в последнее время стал лучше, что порой, даже интересен. Мы стали обсуждать, как играли раньше, обсуждали игроков, голы, чемпионаты мира. Я предложил ему перекусить. С футбола наша тема перешла на кулинарию, мы говорили несколько часов подряд, бутылка коньяка уже давно закончилась, и я уже открыл Мартини, припасено для особого случая. Мы говорили и говорили, но — я не чувствовал, ни капли усталости, напротив — я был ужасно рад. Говорить с ним было крайне увлекательно — у него был очень приятный голос, голос сказочника. Он говорил обо всём и, казалось, знал вообще всё. Но несмотря на длительность нашей беседы, за весь вечер он ни разу не сказал ни слова о себе, о своей жизни, за весь вечер он ни разу не произнёс слова «я».

Мне же, напротив, более всего был интересен именно этот момент. Но он, как будто специально умалчивал любые детали своей жизни. При этом он много пил и не пьянел. Бутылку Мартини он прикончил практически единолично, и при этом ни одна нотка в его голосе не дрогнула, как будто он пил просто горячий чай. Большинство людей, выпив, становятся откровенными, начинают жаловаться на жизнь — но он, нет. Скорее он просто баловал меня, он рассказывал мне многие интересные вещи, вовлекал меня в увлекательные споры, но сам… оставался всё так же спокоен и… печален. Нет, на лице его не было слёз, но даже те частые усмешки, которые пробегали по его лицу после саркастических реплик в чей-либо адрес по ходу диалога, отражали не радость, а грусть.

Время шло. Уже давно миновала полночь, стрелки часов показывали 4 утра, ужин был давно съеден, всё спиртное выпито, по телевизоры пошли помехи, оповещающие нас о том, что канал прекратил свою деятельность на ночное время.

Мой ночной гость поблагодарил меня и собрался уходить. На прощание он спросил моё имя. «Илья» — ответил я. Он уже оделся и открывал дверь. А я всё стоял и думал. За весь этот удивительный вечер, во время нашей длительной беседы я не узнал ничего из того, что хотел. Но всё равно был рад. Мне почему-то очень симпатизировал этот человек. От него веяло мудростью, он не был похож на зазнайку, на карьериста или на подлеца. Он был похож на пришельца из 19 века. Он был очень тактичен, начитан, умён и, как видно, был хорошим психологом. Как ни странно, но у меня совершенно не было друзей, все мои школьные и университетские друзья, а вернее знакомые либо просто разъехались по другим городам. Кто-то даже за границу, либо не поддерживают со мной контакт. И именно потому я был так рад тому, что этот вечер был проведён в чьей-то компании.

Когда он уже выходил за дверь, я спросил, не стоит ли проводить его, ведь он довольно много выпил, на что он лишь усмехнулся. Затем я окрикнул его второй раз:

-А как вас зовут?

-Дима. Я ещё не так стар, чтобы говорить со мной на вы.

-Дим, ты знаешь… Короче, если тебе будет скучно, или просто не с кем выпить ( я попробовал пошутить и по его лицу снова проскользнула та же усмешка — ты заходи, дорогу ты знаешь).

-Хорошо… Спасибо за угощения, Илья, удачи.

-И тебе.

Часть 2. Дима.

Я работаю в небольшой фирме. По сути — мы СМИ или даже пиар агентство. Обзор прессы, статьи, критика — всё это профиль моей фирмы. Я работаю в отделе кадров, отвечаю за управление персоналом, к тому же, в силу своей литературной склонности, нередко халтурю тем, что пишу статьи. В этот день у меня не было много работы. Я сидел и думал. Я вспоминал вчерашний вечер. Действие эффекта уже пропало и я мог нормально рассуждать. К тому же, мой собеседник снова вдохнул в меня жизнь –я даже… зазнался?.. Я снова чувствовал себя полноценным, даже смог устроить лёгкий флирт с секретаршей из соседнего отдела. Ощущение одиночества вмиг улетучилось, и я был очень рад этому. Однако, при всём при этом, мой новый друг не давал мне покоя. Любопытство раздирало меня изнутри, но самое глупое, что я даже не знал его телефонного номера. Вечером я решил, что смогу снова встретить его в магазине, но нет. То же самое повторилось и на следующий день. Так прошло четыре дня, сначала все мои мысли были прикованы лишь к этой проблеме. Однако позже, как и всегда жизнь пошла размеренно и этот всплеск на ровной поверхности постепенно затухал с течением времени.

Я почти уже забыл о нём, когда он сам объявился! Вечером пятого дня я услышал звонок в дверь. На пороге стоял он.

-Не помешаю?

-Нет, заходи.

-Как жизнь.

-Идёт.

-Ты говорил, что могу заходить, если станет скучно. Вот я и решил. Коньяку принёс…

-Проходи, очень рад.

Этот вечер практически повторял прошлый, мы точно так же говорили обо всём, но только не о том, что интересовало меня больше всего. Однако, спустя примерно два часа, он как будто очнулся от сна, пододвинулся к столу и посмотрел мне прямо в глаза. И то, что я увидел, совершенно поразило меня — в его глазах был порыв, действие, ярость, что угодно, но только не безразличие. «Весь этот трёп — пустое, с того вечера ты хотел спросить, что же со мной, так?». Он говорил это, а я не мог пошевелиться, я понимал, что видимо с ним что-то случилось.

— «Что-то случилось» — спросил я.

-«Я умираю, не более.»

Некоторое время мы сидели молча.

-Если хочешь, расскажи.

-Я даже не знаю? зачем я пришёл.

-У тебя нет друзей.

-Их просто не осталось.

-Извини, не понимаю, ты переехал, с ними что-то случилось?

-Что-то случилось со мной. У тебя есть девушка?

-Нет, я уже говорил.

-Ах, да, извини. А у меня была, мы даже хотели пожениться… Могу я задать тебе откровенный вопрос?

-Конечно.

-Ради чего ты живёшь?

-Ну…

-Я не тороплю, ты можешь подумать.

Прошло 20 минут, несколько раз я пытался что-то сказать, но мысли мои прерывались, так и не вылетев изо рта. Тогда мне почему-то казались глупыми такие слова, как карьера, успех, благосостояние.

-На самом деле действительно тяжело на него ответить. Хотя, сам себе ты говоришь примерно то же, что говорил и я себе. Подобно тебе я стремился вверх, я работал, трудился, я купил себе квартиру, машину, я был при деньгах. Я был рад, я был рад тому, что я независим, успешен, тому, что я делаю то, что люблю. У меня было много друзей, настоящих и не очень. А ещё… у меня была она. Кажется, с самого детства, с первого моего увлечения девушкой, я менял их как перчатки. Кутил, любил, нет я не был жесток. Я любил каждую, но любил не высокой любовью, нет… я увлекался каждой, в каждой я находил что-то своё, каждая была моей музой, я могу окрутить любую, а потом… потом я встретил её.

В этот момент глаза его снова наполнились той пустотой, той бездной боли. Я точно видел, что дело в ней, я лишь мог предполагать, что же случилось. Прошло несколько мгновений и он, как бы находясь в трансе, не смотря на меня, продолжил рассказывать:

— Она была по-настоящему особенной, нет, она не была идеалом, она не была ангелом, она была с собой. Я тонул в ней, я любил её смех, её весёлый звонкий смех, я обожал говорить с ней, были счастливы, я любил её так, как любят лишь в книгах. И знаешь, в какой-то момент, нет, совсем не сразу, прошёл ни один месяц, но потом… Я кое-что понял, я понял, что даже самые смелые мои дерзания и мечты ничто, ничто без неё. Я жил ради неё. А она… Ради меня. Я любил делать ей сюрпризы, и это были не дорогие подарки — нет. Это было выражение чувств. Бывало мы ссорились, но на пике эмоций мы просто улыбались друг другу… По вечерам мы часто гуляли по ночному городу, забирались на самые высокие крыши, проводили там всю ночь. Я дарил ей цветы. Я срывал с её губ нежнейшие поцелуи, она была моей музой. Ты знаешь, с раннего детства я люблю рисовать. Я перепробовал тысячи работ, многие из любопытства, но всегда был предан моему увлечению. С тех пор как я повстречал её — даже мои работы изменились, меня взяли в успешную компанию. Я рисовал, а она была моей музой. Я был успешен и меня многие знали, а мне нужна была лишь она. Мы любили кататься на лодке. Только я и она. Маленькая деревянная лодка, гладь воды, тишина, я и … она.

По нему было видно, что ТАМ была его жизнь, что он никому не говорил этих слов с тех пор. Не знал, что это за «с тех пор», но я понимал, что ЖИЗНЬ его закончилась, и что взгляд этот родился именно тогда.

-Я могу спросить?

-Ты хочешь это услышать?

-Я не думаю, что тебе станет хуже, если ты выскажешь всё это.

-В чём-то ты прав. Наша идиллия продолжалась… долго ли коротко ли… мне казалось, что я знал её всегда, и что я буду с ней всегда. Не раз мы клялись друг другу, что не расстанемся никогда. Мы не женились лишь потому, что её отец был против, он настаивал на том, чтобы она доучилась, поступила на работу и лишь потом вышла замуж. Ему вообще не очень симпатизировала моя персона. Однако, знаешь, нам это совсем не мешало, мы твёрдо верили в нашу любовь и это была не то напыщенное чувство, что описывают в современных книгах, нет, я горел от этой любви, каждая минута с ней дарила мне силы, мы могли часами просто смотреть друг другу в глаза не уставая. Просыпаясь с утра, я видел её нежный взгляд, чувствовал тепло её тела, мог прикасаться к ней… Это было так чудесно… Нам не нужны были деньги, нам не нужен был никто, лишь она и я.

Я всегда знал, что если она умрёт, то я не задумаюсь ни на миг и уйду за ней, но… перед смертью она умоляла дать ей слово, что я останусь… И я дал ей слово, что… попробую.

Это случилось зимой, она с подругой ехала в загородный дом, мы с Эдиком    должны были приехать позже, мы планировали снять два домика для отдыха на горнолыжном курорте. Эдик — мой лучший друг, муж Анжелы, с которой ехала она… мой бывший друг. На дороге был жуткий гололёд, они ехали слишком быстро, из-за поворота выехал грузовик… Когда я приехал в больницу, мне сказали, что нельзя транспортировать её — бесполезно, у тому же, она не выдержит дороги. Я вошёл к ней. Пятнадцать минут я смотрел на неё. Она держала мою руку. Я сказал ей: «ТЫ будешь жить, родная». «Прости», лишь был её ответ. Единственная слеза катилась по её щеке. Она просила меня жить меня дальше, я убеждал её, что она выживет, что мы будем жить как раньше… А она всё просила. Она взяла слово, что я попытаюсь, я сказал, что год мне будет сроком. А она лишь просила, что бы я пытался за этот год. Мы обнялись. Уже когда был слышан мерный звук я обнимал родное тело, я видел линию прямой, но верить в это не хотел. Когда пришёл врач и сказал что её больше нет, я сказал что бы он шёл вон, что не верю в этот вздор, я умолял её открыть глаза.    Я плакал, я рыдал, а потом… Потом, вероятно, я действительно сошёл с ума. Ярость одолела меня, я раскидал санитаров, что пришли вывести меня из палаты, я вцепился в горло врачу, я видел его глаза, вены на его лбу вздулись, я видел в нём убийцу, меня оттаскивали 6 медбратьев, вызвали даже охранника, уже когда меня связывали, я попытался выпрыгнуть через окно, меня схватили, тогда…

Он поднял голову вверх. Одинокая слеза, скатившись со скулы, упала в стакан с коньяком, он залпом выпил его:

-Тогда… я схватил осколок стекла и вырезал на своей руке лишь одно слово…

После этого он засучил рукав, на его предплечье, занимая большую его часть, были, ужасающие своими размерами, шрамы. Они складывались в слово — «НЕТ».

-А потом? — спросил я.

-А потом жёлтые стены, спустя месяц я вышел. Моим диагнозом было предписание:

«Подавлен, находится в состоянии глубокой депрессии, но совершенно нормален».

После этого я не мог рисовать… меня уволили. Я подрабатывал, где приходилось. Я ушёл жить к её отцу. С того случая я поссорился с Эдиком, Анжела осталась жива, я понимал, что она совершенно ни в чём не виновата, но не мог её видеть. И вообще — все те, кто был в моей жизни раньше, опротивели мне, я не мог видеть лиц, что были тогда. Все они вызывали воспоминания о ней. Не раз я стоял на краю крыши, не раз нож ласкал мои вены, но я помнил слово, которое дал ей. Антон Юрьевич — её отец, не знаю, объединило ли нас горе, или ещё что, но с тех пор мы стали понимать друг друга, мы мало разговаривали, но мы прекрасно жили вместе, я помогал ему по дому, по вечерам мы играли в шахматы, иногда мы перекидывались несколькими словами. Мы мало говорили, но мы знали, что являемся самыми дорогими людьми другу: Его жена погибла в возрасте 65, родителей моих также давно уже не было на свете. В его глазах не было больше злости ко мне. Смерть дочери убила его не меньше, чем меня. Я был с ним до самого конца, спустя три месяца мы сыграли нашу последнюю партию, её выиграл он, мы разошлись по комнатам, а на следующее утро к завтраку он не вышел. Я похоронил его рядом с ней. «Спасибо за всё» — было высечено на надгробии.

Он опрокинул очередной стакан, и разлил остатки бутылки. Мы снова сидели. Тишину нарушало лишь жужжание лампы дневного света. Я сидел и думал обо всём этом, как ни странно, но слёзы ни раз смачивали и мо глаза за время разговора. Я всячески пытался это скрыть, но в этот раз он заметил это и усмехнулся, эта усмешка была поистине Горькой. Он ударил по столу, посуда полетела на пол, по столу побежала широкая трещина, он вскочил:

-А теперь скажи мне Илья, ради чего ты живёшь? Какого чёрта всё это? Почему?! ЗАЧЕМ?! Прошёл почти год и вот… ты. Какого чёрта? Я обещал ей и вот — я пытаюсь, я спрашиваю у тебя зачем?! Зачем жить, ты теперь знаешь всё, я жил для неё, она была смыслом, теперь её нет, нет смысла, жизни нет.

Всё это время он орал, его лицо налилось кровью, голос охрип, он держал меня за плечи и тряс, он был не выше, не больше меня, но сейчас, мне казалось, что я ребёнок, а он великан. Его клыки сейчас оголились, он был поистине похож на зверя. Шрам на оголённой руке стал отчётлив и я снова прочитал : «НЕТ».

Я не знал, что сказать ему, однако теперь я даже чувствовал какую-то вину, я понимал, что жизнь Димы теперь в моих руках. Он, как мне казалось раньше — умнее, тоньше и… желает умереть, а я могу вернуть его к жизни, а я сидел и… молчал.

Он смотрел мне в глаза, а я ему. Затем он отпустил меня, лицо его постепенно принимало нормальный цвет, он сел на пол и обхватил голову руками. Он не шевелился, но я чувствовал, что слёзы сбегают по его лицу. Он плакал, но молчал — он не издал ни звука.

Я всё сидел и думал, что я могу ему сказать, но вдруг он сам нарушил тишину.

-Ты знаешь, ведь я действительно пытался. Я пытался работать, но у меня не получалась, мой талант пропал, у меня не было музы. Я пытался заниматься благотворительностью. Я даже хотел забыться в алкоголе, дыме, наркотиках. Алкоголь меня не брал, я бросил курить едва начав. Я решил забыться , вводя растворы себе в вены, я попал в круг таких же как я, как мне показалось, мне не понадобилось и недели, что бы заметить разницу, они были никем, я понял, что лучше просто умереть, я даже пытался спасти некоторых из них, ноя не смог, после месяца употребления, после того, как мне уже не хватало тройной дозы для эффекта, я бросил, бросил за одну ночь. День боли, ночь АДСКОЙ боли и снова скучная жизнь, в которой нет смысла, как нет и наркотиков, но от этого мне не стало легче. Я стал искать способ, как развеять эти мысли, как умереть, минуя суицид. Я подался во дворы, туда, откуда я вышел. Я был самым бешеным бойцом, меня боялись все, я не дорожил ничем, однажды, в огромной потасовке, я остался один на двенадцать, остальные разбежались. Со сломанным ребром я продолжал драться, меня нашли на следующее утро, я пролежал ещё месяц в больнице. А затем — без сил, перепробовавший всё, я вернулся домой. Я сидел два дня и не шевелился, я даже был готов умереть так, но вдруг я услышал странный звук, как будто, кто-то мяучил. И правда, котёнок лез ко мне через форточку. Я живу на первом этаже. Теперь на первом. Он прыгнул мне на колене и стал точить об меня когти, я стал играть с ним. Потом я даже стал разговаривать с ним. У меня уже совсем не было сил, я зашёл на кухню. Выпил несколько стаканов воды из под крана, съел несколько сырых, давно испортившихся сосисок, ещё что-то и пошёл в магазин. Когда я вышел, то направился домой, по пути меня встретили старые знакомые, решившие устроить мне приветственные почести. Там ты и встретил меня. Ты знаешь, тот котёнок, как бы придал мне сил, а потом ты. После той нашей беседы я вспоминал её, я вспоминал тот вечер в больнице, вспоминал наши прогулки. И тогда я подумал, что если та попытка, которую я обещал ей кроется в твоём появлении или… Я даже не знаю что или, но ты — ты был так похож на меня до встречи с ней, что я…

Он ушёл, обещав мне что-то показать завтра. Он ушёл, а я всё ещё остался сидеть на кухне, с пола я поднял частично оставшуюся целой, кружку, подошёл к крану и выпил несколько кружек холодной воды. Стол окончательно развалился на две части, стоило мне только опереться на него. Я пошёл спать, однако, я не мог закрыть глаз, я думал, думал, думал…

Глава 2. Восставший из пепла.

Часть1. На краю Мира.

-Привет.

-Привет, куда мы идём?

-Наверх. Будь тише, уже половина третьего и многие люди уже спят.

Минут двадцать мы молча поднимались по лестнице, он шёл практически бесшумно, наверное, так перемещаются привидения. Но теперь он был другим, почему-то, мне казалось, что он изменился, он ожил. Наконец, запыхавшись, я пролез в люк вслед за ним. Мы оказались на крыше.

-27 этаж. Панорама всего города, вон там, правее есть переходи на другой фланг крыши, там нет никаких коммуникаций, ни один работник не ходит туда, к тому же, там очень высокие борта. Чтобы туда попасть нужно пройти несколько сложных моментов — пройти по очень тонкому бордюру, спрыгнуть с большой высоты, открыть два замка на двери, соединяющий два этапа, сначала это место планировалось чердаком, но, видимо, потом, что-то изменилось.

Мы шли. Он провёл меня до места, помог мне спуститься. Дойдя, мы оказались в комнате, комнатой это было тяжело назвать — у неё не было потолка, его заменял прозрачный тент, которого местами не было вовсе. Вместо стен были борта крыши. Чтобы не приходилось ходить согнувшись, тент был подвешен на высоких трубах.

-Это место было нашим убежищем, мы часто приходили сюда, ночевали. Тут не было изысков, уюта, но мы любили это место, вот здесь ( он показал в отдалённый угол), всегда прохлада, здесь я всегда зарывал бутылку шампанского.

Он показывал мне «убежище», а я его даже не слушал. Вокруг было великолепие, весь город как на ладони, дом стоял на перекрёстке проспектов, прямо от нас и вдаль уходили огромные трассы. На стенах были наклеены фотографии, многое было в пыли. У стены стояла гитара. В углу лежал старый матрас, на нём был плед и покрывало, тут было даже кресло-качалка. Однако, всё это не было шиком, напротив, все эти вещи были изрядно поношенные жизнью, старые. Но при этом здесь было очень уютно, к стенам были прикреплены подсвечники, кое-где оставались не до конца сгоревшие свечи. Он показал мне прикреплённую подзорную трубу, через неё можно было увидеть практически всё в городе. Затем он сел в кресло и стал смотреть на ночной город, а я всё продолжал ходить и рассматривать всё, что было вокруг. Наконец, я решил спросить его:

-Дима, можно я спрошу у тебя?

-Конечно.

-Ты знаешь, у меня тоже есть дело жизни — я пишу. И ты знаешь, если ты захочешь, то могу написать о тебе, о ней, о вашей истории… Нет, если тебе не приятно только скажи, просто я считаю, что это может помочь кому-то и…

Я, почему–то, стал заикаться, мне снова стало как-то неудобно, я не знал что сказать, все аргументы снова показались мне глупыми как тогда, на кухне, когда он спрашивал меня о том, ради чего я живу. Но он помог мне — прервал моё неловкое положение.

-Хорошо, я подумаю. А теперь, пошли спать, время уже очень позднее.

Когда мы расходились каждый в свою сторону, он сказал мне:

-Спасибо за всё, Ильюшь.

Я лишь слабо улыбнулся, но на душе у меня стало приятно. В эту ночь я заснул почти сразу, а перед этим я думал… совсем о другом.

Часть 2. Сердце Данко.

На следующее утро, когда я пришёл на работу меня уже ожидал конверт. Я открыл его и стал читать.

«Илья, как ты, вероятно, уже догадался — это Дима. Я лишь хотел снова тебя благодарить, ты не дал мне ответа, но, наверно, это и было лучшим ответом. Ты дал мне высказаться, ты дал мне понять, что я ещё могу жить. Человек не может быть один. Я любил её, я не думаю, что смогу полюбить ещё когда-либо, но я понял то, чего она хотела от меня, она хотела, что бы я мог жить и теперь — она снова со мной. Нет, я не сошёл с ума снова, я совершенно нормален, просто теперь она навсегда со мной, навсегда в моём сердце. Этой ночью я пришёл домой и стал рисовать и уже сегодня утром я перестал числиться безработным. Я очень признателен тебе за всё и хочу отблагодарить тебя. В этом конверте ты сможешь найти мои дневники. Ты говорил, что пишешь, что хотел бы написать про меня. Напиши, я буду рад, надеюсь, что ты Даш мне прочесть. Единственно о чём я попрошу — не торопись с выпуском. Я говорил ей, что буду пытаться год. И … мне повезло. Я прошу у тебя ещё год. Год спустя я напишу тебе ещё раз и тогда, если моя жизнь восстановится, то… ты сам понимаешь, ещё раз спасибо за всё, до встречи.

Дима.»

Я вытащил из конверта несколько тетрадей, ежедневников, обрывки бумаги.

Более всего меня привлекли обрывки:

« К чему меня ведёт этот образ жизни? Что мне всё это даст? Разве именно этого хотела она? Вчера услышал по радио песню, не помню точно слова, но что-то похожее:

«Мало адреналина?

Хватит чёрной экзотики.

Забудь это дерьмо,

Не употребляй наркотики!»

Я решил завязать. Я не смог вытянуть Олега, что ж, это его выбор, а у меня впереди долгая ночь….

»

Я достал следующий клочок:

« Он умер, я не знаю, что я теперь должен делать, у меня никого нет, совсем никого. Помоги мне, родная!»

Ещё долго я сидел и читал. Я дошёл до записи, датированной вчерашней ночью:

«Теперь я снова жив, только сейчас я осознаю её последние слова, только теперь я понимаю, ради чего я ещё могу жить. Я буду пытаться, стараться, всю свою жизнь я лез вверх, старался, жил! Судьба нанесла мне удар и я упал, но ничего, я поднимусь, во имя нашей любви, за себя, за тебя!»

Глава 3. Финал.

Часть единственная.

Я убрал конверт со всем его содержимым в ящик, а вечером принялся за работу. Я написал этот рассказ за три дня. И ещё 362 дня я ждал. К концу года я получил новую работу. А затем, ровно за день до конца срока я получил письмо: встретимся сегодня днём, захвати с собой коньяк.

За час до обеденного перерыва я уже кусал себе ногти, за день до этого я переехал на новое место и теперь новые сослуживцы смотрели на меня как на полоумного. Через полчаса мне сказали, что меня вызывает в шеф. Пока шёл в кабинет, я даже перестал думать о предстоящей встрече с Димой, я не мог понять, почему новый начальник желает меня видеть, когда я вошёл в кабинет, передо мной в кожаном кресле сидел элегантный, подтянутый молодой человек с бородкой.

-Здравствуй, Илья.

-Здравствуй, Дима.