В этом городе темно и сыро. Что-то неправильное и нездоровое налипло
на стенах старых домов, расползлось по плохому асфальту темных дворов, впиталось в воздух. Мы
делаем вид, что не замечаем, орем надрываясь о культурной столице, создаем впечатление чего-то красивого.
Нет, Петербург — не разноцветный Невский, не реки, мосты, дворцы и музеи. Он далеко от центра, в
лабиринтах малоизвестных извилистых улиц, где наркотики — всего лишь средства для самоопределения.
— Шон, настройся на лучшее, не думай на эти темы! От твоих слов воняет пессимизмом.
— Нет, парни, это неправильная жизнь. Так нельзя!
— Кто-то должен это делать. Кто-то должен жить, а не существовать.
— Почему мы?
— Ты начинаешь пугать меня. Мы пытаемся сделать мир лучше.
— И все же это неправильная жизнь. Где-то есть мир, в котором рождаются свободными. Там нет
ментов и судей, там каждый знает, чего хочет от жизни, там...
— Тихо. Они идут.
Мы стояли на набережной. Адмиралтейство, напоминавшее мне шприц, упиралось острым золотым шпилем
в серое низкое небо, рискуя порвать его. В холодной Неве плавали чайки и пустые пивные банки. Банок
было больше, от этого факта хотелось заплакать... К нам подошли три парня. Хмурые лица, черные куртки,
холодный осторожный взгляд. Такие же как мы, только немного младше, дети урбана, смотрящие по вечерам на
звезды, рисующие на бетонных стенах свое понимание мечты. Я молча отдал им деньги и быстро раскидал по карманам
все прелести этой жизни. Вокруг осень плевалась красными листьями.
— Фольга прогорела, куда ты смотришь? — Антон был раздражен моей невнимательностью. Хотя фольга действительно прогорела.
— Давай без негатива. Сейчас все сделаю.
— Ты знаешь, Шон, мне кажется ты отдаляешься от нас. Ты стал другим. Что творится в твоей голове, брат?!
— Антон, надо что-то менять. Я боюсь судьбы, я не хочу так...
— У тебя ДП, депрессия другими словами. С каждым бывает. Высыпай все, что осталось.
Среда, восемь утра. За окном маленькие фигурки людей торопятся на автобусную остановку. Холодный ветер
старательно портит им настроение. А где-то совсем рядом кто-то медленно сходит с ума, не может уснуть уже
четвертые сутки, пьет чай с малиной, пропитывает постель ядом.
На часах ровно полночь. По скользким рельсам спешит трамвай. Под стук колес пассажиры читают
глупые книжки, мечтая о позднем ужине и мягком диване.
— Антон, не вини меня, пойми, я больше не могу. Я хочу уехать. Туда, где тепло, где любят ветер.
Я другой, я не такой как ты, я не хочу так жить!
— Мы остаемся людьми. Не теряй себя. Гони прочь эти мысли. Нас слишком многое связывает. Ты не можешь уйти.
Я старался уснуть, укутавшись в теплый шерстяной плед. Может мой мир, моя любовь не нужна никому?
Кто-то кричал в моей голове. Я не знал, что случилось той осенью. Пронзительный крик звучал в моих ушах,
иногда изменяя тембр с мужского на женский. Я словно горел, яд выходил сквозь кожу... Мне было страшно. Слезы делили
лицо на три части, оставляя горячий влажный след...
— Почему я здесь? Антон! Почему все в белых халатах? Забери меня!
— Ты был первым, ты переступил черту. — Глаза Антоны блестели от сдержанных слез.
— Но я не хочу так! Я хочу уехать! Где-то есть другой мир! Не надо больше боли! Я умру здесь!
— Слишком поздно, Шон... Слишком поздно...
Все вокруг пропиталось запахом лекарств. Окно в палате открывалось наружу, но я не мог
распахнуть его — рама упиралась в толстую решетку. В моем распоряжении была токая полоска свежего воздуха, шириной
не больше сантиметра. Через нее я подолгу вдыхал морозный февраль. Через эту сантиметровую щель
я иногда общался с Антоном, курил принесенные им сигареты, пил через трубочку любимый томатный сок.
Антон обещал, что весну мы встретим на набережной, будем гулять, как раньше, смотреть в воду, кормить
птиц и бездомных псов. Каждую ночь я закрывал глаза и видел огни Эрмитажа, мосты, шприц Адмиралтейства
и толпы довольных туристов. Я считал минуты до первого марта.
Последний вечер февраля. Я привычно затолкал в рот пальцы, стоя над унитазом, чтобы
освободить желудок от трех белых и одной зеленой таблеток. В награду за хорошее поведение меня
больше не закрывали в четырех стенах палаты, разрешали выходить в туалет и бродить по
длинным светлым коридорам. Но сегодня я целый день провел на своей кровати, смотрел на окно и ждал.
Я боялся, что Антон забыл обо мне, забыл о своем обещании. Но он пришел.
— Молчи и слушай, у нас будет очень мало времени, точнее его не будет совсем. Сейчас
я пристегну к решетке трос, другой его конец закреплен на бампере машины. Трос крепкий,
машина мощная, а решетка старая. Как только я выдерну решетку — разбивай окно и садись в тачку.
— Я все понял.
— С Богом.
По Неве медленно плыли огромные льдины. Мы сидели на набережной, пили ром из пластиковых стаканчиков
и молчали. Антон совсем не изменился, в его черных глазах была прежняя решительность и целеустремленность.
Мне всегда казалось, что он знает ответы на все вопросы, может найти выход из любой ситуации. Купленный
им костюм сидел на мне идеально, хотя я сильно похудел за последние месяцы — он продумал даже это.
Странно, но я не знал, что сказать. Разговор начал Антон.
— Ты знаешь, все изменилось. Теперь мы ни в чем не будем нуждаться. Я нашел людей, через
которых можно продавать килограммами. Деньги текут рекой. Завтра я тебе все расскажу подробней.
У тебя в этом деле далеко не последняя роль.
— Я отказываюсь от этой роли. Антон, я много думал и решил пойти учиться. Стану журналистом,
помнишь, еще в школе учителя говорили, что я неплохо пишу! Мне кажется это неплохая профессия,
говорят, журналисты хорошо получают.
— Журналистом?! У тебя что, реально крыша поехала? Ты, наверное, уже в розыске! Ты испугался?
Я говорю об огромных суммах! У нас будет все! Помнишь, мы мечтали о свободе? Вот она — свобода!
— Разве это свобода? Я не хочу такую свободу!
— Еще как хочешь! Все эти месяцы я выворачивался наизнанку чтобы получить таких клиентов!
Все это — для тебя! Мы будем все делать вместе, вдвоем мы никогда и нигде не пропадем! Шон! Верь мне.
В конце мая по ночам еще темнеет. Мы возвращались из клуба, пешком, счастливые и пьяные.
Антон рассказывал о какой-то блондинке и сексе в туалете, а я смеялся и делал вид, что не верю ему.
Он обижался и старательно доказывал правдивость своей истории. Наш город никогда не спит. Центр
сверкает огнями рекламы, фарами несущихся в ночь машин, витринами дорогих магазинов... Антон будил
спящих бомжей и угощал их сигаретами и алкоголем, а я улыбался уставшим проституткам и говорил
им комплименты. Перед самым домом Антон решил зайти в супермаркет — купить пиццу и мороженое, а я
побрел к подъезду в надежде успеть покурить на лавочке. Ночную тишину разорвал пронзительный
женский крик. Я успел заметить как закрылась дверь в подъезде соседнего дома. Не раздумывая
ни секунды я побежал туда, адреналин стучал в висках, я физически почувствовал как разогрелась моя кровь.
Забежав в подъезд, я увидел двух быкоподобных молодых людей, один из которых требовал оральной любви
у совсем молодой девушки, приставив к ее лицу небольшой нож "Малышок" (такой всегда носил в кармане
Антон).
— Отпусти ее. — Голос предательски дрожал и срывался на высокие нотки.
— Опа, у нас тут героЙ! — Они засмеялись. —ТЫ готов умереть за прекрасную даму?
В жизни каждого мужчины есть момент, когда надо доказать самому себе свое мужество. Я посмотрел
в мокрые от слез глаза несчастной девушки, на серый съежившийся член человека с ножом перед ее
лицом, на свои тонкие руки...
— Готов.
Меня били головой об бетонный пол, но сознание никак не хотело теряться. Кровь залила мои глаза,
каждый удар отдавался звоном в ушах, который постепенно перешел на громкий крик, тот самый крик,
который я слышал еще осенью, пронзительный, меняющий тембр с мужского на женский. Я думал,
что избавился от него навсегда, тогда он принес мне так много боли, я всегда боялся
услышать его вновь... Я закричал, но не услышал своего крика. Кровь подо мной образовала лужу.
Я пришел в себя в своей кровати. Голова болела так сильно, что я сжал зубы чтобы не заплакать.
Антон сидел справа, спиной ко мне, его голова была перебинтована. Слева сидела девушка, она громко плакала,
закрыв ладонями лицо.
— Сссуки! Сссуки! Сссуки! — Антон кричал и бил кулаком по подоконнику.
— Я хочу пить. — Говорить было больно, губы были разбиты и сильно опухли.
— Шон! Братка, как ты?
— Лучше всех, только пить хочу. — Я попытался улыбнуться.
— Знаешь кто они?! Один из них — ее отчим, а второй — его сын, ее сводный брат! Сссуки!
Антон налил полный стакан томатного сока.
Таня была удивительной девушкой. Я был готов часами смотреть на линии ее тела и считал
счастьем поймать взгляд огромных зеленых глаз. За те две недели, пока я валялся в кровати, мы
успели сильно сдружиться. Разговаривали целыми днями, шутили и улыбались друг другу. Она жила у нас,
готовила вкусный борщ и часто проветривала квартиру. Антон работал за двоих, приходил
поздно вечером, мы пили чай, много курили, а потом они уходили в комнату. Я накрывался с головой
одеялом и громко включал музыку, чтобы ничего не слышать. Я заставлял себя не думать о Тане, ведь она
была девушкой Антона, но проклятые мысли настойчиво лезли в голову. Я никогда раньше не испытывал
такого чувства к девушке. Я не знал, что такое любовь, нигде не мог найти точное определение этого слова.
Мне хотелось прижать ее к себе и никогда не отпускать, шептать ей что-нибудь нежное, носить на руках,
защищать от всего на свете... Кажется, я относился к ней как Маленький Принц к своей розе. Это любовь?
— Шон, Антон никогда не рассказывает мне о ваше прошлом. Мне интересно, с кем я живу?
— В детстве, мы жили в одном доме, он всегда был мне как старший брат.
— А где ваши родители?
— Мой отец алкоголик, я не знаю, где он сейчас, а мама умерла, когда мне было пять лет. Я
почти не помню ее, но когда вспоминаю, внутри становится тепло.
— А родители Антона?
— Спроси у него.
— Я боюсь за вас, то, чем вы занимаетесь, очень опасно.
— Когда мы заработаем много денег, то бросим все и улетим на Кубу. Будем валяться на песке,
курить сигары и любоваться закатами. Говорят, там потрясающие закаты. И ром там хороший... Антон
обещал, что я увижу закат в Гаване, а он всегда держит свое слово.
Осень пришла неожидано, небо изменило цвет на серый, непрерывно шел дождь. Работы стало
так много, что мы перестали успевать ее выполнять. Безнаказанность постепенно убивала
остатки осторожности. Иногда мне казалось, что мы переступили ту черту, когда пути назад уже нет.
Куба превращалась в мечту, в невыполнимую мечту. Я поступил на заочное отделение факультета журналистики
СПбГУ, увлекся историей и по ночам много читал. Мне хотелось написать хорошую статью, а может
даже и целую книгу, в которой я рассказал бы о моем потерянном поколении. О наркотиках, безработице,
недоступности образования, о детях подвалов... Когда-нибудь люди очнутся и поймут, что вокруг
все неправильно, что надо что-то менять. Я мечтал стать человеком, который начал бы эти изменения.
в тот вечер я читал "Историю Древнего Китая", удобно развалившись на огромном кожаном диване.
Колонки исполняли вечный джаз, мне было тепло и уютно. Покой нарушил звонок мобильного. Это был Антон.
— Шон, этот таджик, Карэн, помнишь? Встретиться хочет. Ты со мной?
— Конечно! Что-то пошло не так?
— Не знаю. Посмотрим.
Через час я был в назначенном месте. Мы с Карэном приехали одновременно. С ним были еще три таджика.
Антон явно нервничал, хотя это мог заметить только я — он хорошо скрывает эмоции. Первым заговорил Карэн.
— вы, два щенка, начали пересекать мне дорогу. Я теряю деньги. Так быть не должно.
— Во-первых, Карэн, мы не щенки, а во-вторых мы никогда не нарушали договор. — В голосе Антона была сталь.
— Если ты будешь дерзить — я отрежу тебе язык. — Карэн достал из кармана пистолет. Черный,
с коротким дулом, ментовской "Макаров". Я понял, почему нервничал Антон — он нарушил договор.
Мне стало действительно страшно. Нельзя нарушать договор. Договор нарушать нельзя. Антон, как ты мог?!
— Карэн, убери, давай все решим.
— Мы уже решили. Без тебя. Раз ты такой умный, будешь работать один. — Карэн направил ствол на меня.
Не знаю, что обычно чувствует человек перед дулом пистолета. Я думал должно быть страшно. Но страшно
не было. Я подумал о Тане, о кубинских закатах, о моей книге...
Я тысячи раз проклинал себя за то, что случилось дальше. За то, что растерялся. За то, что
ничего не сделал, не рискнул... Передо мной вдруг оказалась спина Антона, воздух разорвал
звук выстрела. Карэн улыбнулся, сверкнув золотыми зубами, развернулся и пошел к машине. Я подумал,
что все обошлось. Машина Карэна быстро удалялась. Но тут Антон упал. На его груди расплылось
красное пятно. Помню, я подумал тогда, что это не страшно — Таня отстирает. Я ничего не понимал.
— Я знал, что так будет, в кармане пиджака ключ, запоминай, улица Восстания, дом семь...
там камера хранения. Ячейка А34. Там деньги, много денег, визы, билеты. Я знал, что так будет.
Я же обещал... Таня... Ты знаешь, она никогда меня не любила... Тебя любит, братка. Иногда кончает
и орет "Шон!"... Честно говорю... — Антон начал хрипеть и кашлять.
— вставай давай, что ты развалился?
— Нет братка, я уже не встану... Слушай, там камера такая, что кроме ключа нужно еще
ввести код доступа... Запомни, Шон, код доступа — "РАЙ". Клянусь, я...
— Вставай! Вставай! Вставай! — Я тряс Антона, не понимал, почему он закрыл глаза. Не понимал,
откуда это пятно. Не понимал, кто кричит, смотрел по сторонам, но никого не было. Это был тот самый
крик. Я зажал уши руками, не мог выносить этот крик, но он становился все громче. Тембр менялся
с мужского на женский и обратно. Из ушей пошла кровь. Я упал на землю и заплакал, узнал эти голоса.
Кричали Антон и мама.
© Copyright: Шон Лето, 2007