Алексей Мелехин — Любовь-полет

«Любовь — полет»

Он сидел, свесив ноги над черным телом пропасти, смотря вдаль, — где медленно плывущие облака, озаренные лучами заходящего солнца, пролетали над кронами деревьев, едва их не касаясь, и растворялись в нависшей над городом мгле. Город светился разноцветными огнями фонарных столбов, витринами дорогих магазинов, автомобильными фарами, миганием светофоров и светом загорающихся то тут, то там окон домов. Он смотрел то на облака, то на город, то на непроглядную тьму под ногами, то на выступающие из-за спины кончики крыльев. Еще недавно Он парил под облаками, резвясь, задевал макушки вековых сосен, проносясь над ними в ночном полете, быстрой тенью мелькал в солнечных лучах, радуясь их теплу, ласке, пролетал в немыслимой близости от речной гладью, — все это доставляло ему неописуемое удовольствие, то самое удовольствие, от которого замирает дыхание, учащенней бьется сердце и которым невозможно насытится.

А потом Он увидел ее. Что-то в ней было такое, от чего хотелось лететь еще выше, еще быстрей, еще грациозней. И он летал возле нее так, как никогда еще не летал. Но все это было ей не нужно. Она ничего этого не замечала. Ей ничего этого было не нужно. Он загрустил и потерял былую страсть к полетам. Вместо того чтоб взмыть в небеса и купаться огнях светила, он часто сидел вот так, свесив ноги в пустоту. Он больше не хотел летать. Пробовал несколько раз, но не получил от этого былой радости. Потому что она всего этого не видела, не могла оценить. Ему очень этого хотелось, — чтоб она восхищалась им. Он стал летать не для себя, для нее, представляя, мечтая о том, что она увидит его, заметит, восхитится и разделит с ним эту радость. Радость полетов.

Но всему этому не суждено было сбыться. И теперь крылья его, печально смятые, уныло скучали за спиной. Он водил по ним рукой, наслаждаясь их мягкостью, нежностью. Ему было жалко себя, жалко до слез. И он жалел себя, такого униженного, оскорбленного, обиженного, непонятного. Он пытался возненавидеть ее, но у него не получалось. Стоило ему вспомнить ее улыбку, ее полет, силуэт, белизну крыльев, их нежность, блеск глаз, прохладу губ — как вся ненависть, обида исчезали, уступая место улыбке, восхищению, непонятной радости. Он улыбался, не смотря на застывшие в глазах слезы и разбитое сердце.

— Привет, — его размышления неожиданно были прерваны неизвестно откуда взявшемуся голосу.

Он оглянулся. Печально, с отсутствием какого-либо интереса посмотрел он на стоящую рядом. Она не произвела на него ровным счетом никакого впечатления: ни приятного, ни диаметрально противоположного.

— Привет, — выдавил он из себя с нескрываемым недовольством, раздраженностью и вновь устремил свой взгляд в сторону заката.

— Красиво, — она села рядом, направив свой взгляд в одну с ним сторону.

Он бросил в ее сторону полный недовольства, непонимания взгляд, но, увидев ее улыбку, лишь тяжело вздохнул и покачал головой. Попытался было восстановить предшествующие появления незнакомки мысли, но не смог. Он посмотрел на нее еще раз. Что-то было в ее взгляде до боли знакомое. Где он мог раньше это видеть? Это взгляд? И узнал. Это был его взгляд. Она смотрит туда, на уплывающие в даль облака точно таким же взглядом, что и он сам, мгновение тому назад. Он улыбнулся.

— А ты что не летишь? — спросил он ее, рассматривая играющие на ее белоснежных крыльях лучи угасающего светила.

Она посмотрела на него печальным взглядом, в который он смотрел, как в свое отражение, и почти шепотом сказала:

— Устала. Мне грустно, одиноко там, где раньше было весело, хорошо. Мне наскучили небеса.

Они посмотрели друг на друга, улыбнулись и поняли все без слов. Внутри, где-то в груди, что-то переключилось, щелкнуло и стало так тепло, уютно. Он хотел что-то сказать, но она приложила к его губам свою прохладную ладонь. Он нежно поцеловал ее руку и аккуратно, нежно, заботливо обнял.

— Летим, — без помощи губ, одними глазами спросил он ее и она, моргнув, кивнула в ответ.

Он взмыл вверх, ощутив былую легкость. Солнце уже почти целиком скрылось за горизонтом и на небе то тут, то там стали загораться звезды, обозначила свое присутствие луна. Она, восхищенно следила за его полетом, не отрывая глаз, и громко смеялась. Он улыбнулся и сделал ей приглашающий жест рукой. Она в очередной раз улыбнулась и присоединилась к нему.

Они летали так целыми днями, вечерами возвращались туда, где встретились в первый раз и, примкнув друг к другу подолгу любовались заходящим светилом, играющим огнями городом, сияющими звездами, яркой луной, восходом. Они то болтали обо всем и ни о чем сразу, то подолгу молчали. Он чувствовал себя самым счастливым на свете, не веря в свою удачу, и очень боялся ее потерять. Он постоянно говорил ей слова любви, делился своим страхом. Она успокаивала его, говоря что никуда не уйдет. В ответ он улыбался, нежно ее целовал и боялся еще сильней. Он заботился о ней, оберегал как мог. Он отдавал ей себя всего, без остатка, но в то же время, чем больше отдавал, тем больше просил взамен.

С каждым днем он летал все выше, все быстрей, все грациозней. Поднявшись высоко вверх, он смотрел на подотставшую спутницу и, улыбаясь, возвращался к ней.

— Я не могу летать так же высоко, так же быстро как ты. Не требуй от меня больше, чем я могу, — говорила она ему.

— Я тебя люблю.

— И я тебя, но пожалуйста, я очень тебя прошу.

От этих слов ему было не по себе, но он не подавал виду, все держал внутри. Он какое-то время летел с нею на ровне, но все равно стремился выше, и вновь взмывал вверх. И вновь возвращался, боясь отпустить ее слишком далеко. Ей было тяжело поспевать за ним, отдавать столько, сколько требовал он. И она говорила ему об этом. Ему было тяжело не получать того, чего он ждал. Но он молчал. Когда он говорил «Я тебя люблю», то замирал в ожидании ответа, боясь его не получить.

— Мне надо серьезно с тобой поговорить, — сказала она однажды, когда они вновь рядом, свесив ноги с края пропасти.

— Да, конечно, — сердце его замерло.

— Я хочу перерыва. Я не могу отдавать тебе столько, сколько ты просишь. Мне нужно побыть одной, для себя одной, ничьей. Дело не в тебе, дело во мне. Если я вернусь, значит я действительно твоя, если сумеешь меня принять — значит ты действительно мой. А если нет— то мы никогда друг другу и не принадлежали. Отпусти меня сам.

Он молчал. В голове пронеслись отрывки проведенных вместе моментов, вспомнил все ее улыбки, все поцелуи. Он не верил, не хотел верить, что все это кончилось. Не мог. Не хотел. Но в тот момент он не чувствовал ни боли, ни разочарования.

— Да, конечно, отдохни. Но я буду тебя ждать. Я тебя люблю.

— Я знаю, — и с этими словами она устремилась в небесную гладь.

Он смотрел на ее удаляющийся силуэт и думал, что же он сделал не так. А когда она исчезла из его поля зрения, слезы потекли по его лицу. Он не старался их скрыть, сдержать. Он сидел и плакал, плакал от того, что не смог удержать то, что любил так, как никогда еще не любил, и уже не хотел любить что-то другое. Этого не может быть, твердил он себе. Такая любовь не может так пройти. И он устремился за ней.

— Пожалуйста, не уходи, — только и смог сказать он ей.

— Я не могу. Я тебя люблю, но не так. Не знаю как надо, но не так. Я не могу. Ты очень много отдаешь, но и очень много требуешь. Я не могу столько дать, никто не может.

— Я тебя люблю.

Она отвернулась, заплакав. Ему было больно видеть ее слезы. Он хотел было ее утешить, но она отдернула протянутую им руку. Тогда он заплакал сам и взмыл в небо, на прощание сказав: «Я тебя отпускаю».

— Она права. Я слишком много требую от любви. Надо любить, не требуя ничего взамен, довольствуясь тем, что тебе могут отдать. Я же выжал из нее все как из губки. Я чудовище. Я не могу любить. Мне нельзя любить. Моя любовь приносит лишь страданье, слезы. Но что я могу с собой поделать? Я не могу не отдавать всего себя, ибо я могу жить только любовью. Теперь я знаю, как надо любить. Но узнал, заплатив слишком высокую цену. Но я исправлюсь, я буду кусать локти, но не стану просить больше того, что мне будут давать.

И он улыбнулся. Мысленно он благодарил ее за предоставленный урок, только сейчас поняв, ощутив ее любовь, ту что он не замечал раньше, ту что была для него мала.

Как же я ее люблю, думал он, мчась в ночном небе навстречу звездам. Возможно уже не взаимно, но все равно это прекрасно — любить, не требуя ничего взамен. Пусть наша любовь осталось только во мне, я ее не отпущу, она будет согревать меня изнутри, заставлять улыбаться.

Он чувствовал себя самым несчастным, когда был самым счастливым. Теперь же он чувствовал себя самым счастливым, когда стал самым несчастным.