Бен Альфред Моузли. Белый реквием

...И сказал Бог: да будет Свет. И стал Свет. И Свет этот есть.

истинный свет, светящийся в каждом, кто приходит в мир.

                                                        И Свет этот есть жизнь человека...                                                                                                                                        

Бен Альфред Моузли

Белый реквием

(ИГРА В КУБИКИ В ШЕСТИ ЭПИЗОДАХ)

Вольный перевод с английского Артёма Мирского

Автор выражает особую благодарность друзьям,

без которых появление на свет этой пьесы было бы невозможным.

1.

На сцене в полном одиночестве тот, кого все привыкли называть Он.

Он. Удел поверженных — молиться, Удел приверженных — стоять,                                                                                                                                                                

Удел блаженных — примириться, Удел заботливых — понять,                                                                                                                                                                        

Удел идущих — оступиться, Удел прощающих — прощать,                                                                                                                                                                

Удел живущих — насладиться, Удел святых — переживать,

Удел преступников — виниться, Удел карающих — карать,

Удел покойников — проститься, Удел играющих — играть.                                                                                                                                                                    

Чей-то голос за сценой объявляет спектакль. Удар колокола.

            Моё имя — Бен Моузли. Но это не имеет никакого значения. Моё место мог бы занять каждый. Рассказать о своих приключениях не так уж и сложно, достаточно лишь вооружиться запасом необходимых слов и выражений и умением выражать свои мысли.

На лице у него появляются иронические маски.

Впрочем, я не имею ни того, ни другого, поэтому вряд ли у кого-нибудь проснётся желание слушать меня: ведь люди привыкли делать только то, что им жизненно необходимо, не правда ли, господа?..

Я не хочу, чтобы моя история послужила кому-то примером, скорее, наоборот. В ней всё подвластно двум великим чародеям — Сомнению и Времени, которые порождают третьего — Случай. А он нисколько не властен над желаниями, поэтому сегодня разрешено вставать и уходить, когда вам только заблагорассудится.

Пауза, во время которой Он делает себе чай.

Порою меня бьют припадки. Не знаю, как в науке называют такую болезнь, но вы не бойтесь, если вдруг я упаду без памяти, буду нести всякую ересь, изображать из себя Спинозу, выкрикивать ничем не связанные фразы, — знайте: это правление какой-то душевной болезни. Да, меня пытались лечить, но никто не сумел одержать верх над моим безумием, тем более что диагноз, и тот неизвестен. (Он берёт в руки верёвку). Я много раз ловил себя на мысли, что мне куда приятнее держать в руках пистолет, нежели верёвку. Сомнения не было: заканчивать жизнь лучше без промедления. Пять раз я пытался застрелиться и только один раз повеситься: это говорит о многом... (Он берёт в руки пистолет). С детства боюсь, когда в меня стреляют. Страшно, что не убьют, будешь долго корчиться и не умрёшь. А вот умереть... Это совсем не страшно.

Он отпивает чай из чашки.

И ещё: с малых лет не терплю кофе. По этому поводу можно создать целую философию, но она утомительна и бесполезна. Хотя, по себе знаю, каждому ребёнку просто необходим терзающий свою душу философ, истязающий себя мыслями о неотвратимости смерти.

Он делает ещё глоток и смотрит в чашку.

Странно: всю нашу жизнь можно поместить в эту маленькую чашку. Налейте из заварочного чайника детство, на донышко, насыпьте пару — тройку ложек старости, чтобы чай был не таким уж горьким, добавьте бурно кипящей молодости — и пейте, сколько хотите. Можно менять цвет получившегося напитка, его вкус, аромат, но неизменно, глоток за глотком, чашка опустошается. А если и оставить в ней немного приготовленного раствора, он остынет, быстро потеряет вкус, аромат — и этот остаток сделается никому не нужным. Его, скорее всего, выплеснут, а чашку вымоют, чтобы снова когда-нибудь приготовить чай. Вот она, вся жизнь.

Он садится на край сцены и смотрит на пар, выходящий из чашки.

(Кому-то впереди) Видишь пар? Это душа. Когда чай остывает, пар весь выходит. Чай умирает. А душа остаётся: пар ещё долго будет жить в воздухе, пока не спустится на землю... В нашей жизни всё вечно. Всё. Меняются только формы. Только одни формы...

Из его рук неожиданно падает чашка. Он становится невменяемым то ли по причине болезни, то ли от наплыва воспоминаний.

(Катаясь по сцене) Я ничего не помню... Меня ударили по голове чем-то тяжёлым. Не было сил кричать... Стараясь позвать на помощь, напрягался, пока не сделалось темно в глазах...

Потом я увидел его... Ощущение страха не помогало. Пытаясь вырваться, я ворочался на грязном, холодном полу, связанный и изрядно побитый. Боли не чувствовалось, только ныло где-то в ногах...

Как я сюда попал?.. Почему именно я?.. Этого, кажется, не знал никто, кроме того человека, что был рядом. Он недолго помолчал, потом сознание заставило его открыть рот, но... вместо слов объяснения я услышал...

(поёт) Ангел чёрный?.. Ангел белый?.. Предо мной сгустилась тьма.

Нет, он не пел, он стонал, и это было похоже на тот звериный крик, каким, по-моему, должны взывать оборотни!

(поёт) Я мечусь во все пределы, Я опять схожу с ума!

Это было похоже на колыбельную, которую некогда пел дьявол-отец дьяволу-сыну, и меня непреодолимый ужас разрывал изнутри...

(поёт) Заблудился в чёрном небе, Потерял я жизнь свою!

            О насущном мыслю хлебе, Белый реквием пою!

Музыка заглушает пение. Он лежит на каком-то из сотен облаков, заполнивших пространство. Резкая тишина, наступившая после мгновенно оборвавшейся музыкальной темы, только через две-три минуты нарушается его дыханием.

    (Усиленно дыша). Зачем они здесь? Я сейчас никого видеть не хочу, я не приглашал их сюда, зачем они пришли? Какое отношение имеют они к тем случайностям, которые преследуют меня день ото дня? Среди них нет ни одного живого человека, они все покойники, зачем они здесь???

(В зал) Разве вам не видно? Между вами гуляет смерть и выбирает очередную жертву своего злодеяния! Почему же вы сидите? Убирайтесь отсюда вон, если не хотите умереть!

Он ждёт ответа.

Неужели никто не слышит смеха Каина, его ехидного похихикиванья? Прислушайтесь!!!

Он ждёт ответа.

Вот она, перед нами, в белом праздничном балахоне, жаль, не разглядеть лица, видите? Приглядитесь!!!

Он ждёт ответа.

(Кому-то впереди) Нет, я тебе ничего не скажу, лучше молчать и улыбаться, чем поддаваться на твои провокации! (Отползает назад) Ишь, уставилась, словно ест глазами, бесстыжая! Ничего не скажу, можешь и не спрашивать! Что за привычка: стоять и наблюдать! Как перед покаянием!

(В зал) Ну как, видите теперь? Неужели никто не чувствует за своим левым плечом аромат свежих опилок и трупного яда? Принюхайтесь!!!

Он ждёт ответа.

Она так за каждым следом ходит, ждёт удобной минуты, чтобы прижать! (Смеётся) Наступит время, когда и эта минута канет в Вечность, и каждый окажется перед ним на коленях, будет молить о прощении, будет подкупать её, лебезить, льстить, но — увы! — сила Смерти всегда слишком велика по сравнению с человеческой Хитростью...

Он встаёт на колени и кричит кому-то вверх.

О, Могущественное Время! Будь ты трижды проклято за вечное своё течение! Всему свой час и всякому своё дело под небесами!

2.

Удар колокола. Чей-то голос за сценой объявляет спектакль. Пауза.

Бенджамин! Бенджамин! (Плачет) Помоги мне выстроить эту проклятую пирамиду!

Он переставляет кубики, три грани у каждого из которых чёрные,

а три других — белые.

Мне думается, этот кубик надо поставить белой стороной... Интересно: тот, кто над тобой смеётся, для тебя не человек, да и ты для него никто. Тогда что лучше: смеяться или быть осмеянным? С другой стороны, разве не человек даёт себе право смеяться над другим? (Кричит) Бен, кажется, Господь что-то напутал. Белых кубиков должно быть больше, правда? А у нас их поровну...

Он ждёт ответа.

Знаешь, какого предмета я боюсь больше всего на свете? Зеркала. Для меня отражение — словно другой человек, который видит больше меня, знает больше и чувствует приближение моего Суда намного раньше, чем почувствую его я сам. Ты никогда не обращал на это внимания?

Он ждёт ответа.

Всё детство меня учили быть ангелом, беспристрастным к себе и неравнодушным к другим. Меня били за каждый неверно сделанный шаг, наказывали с неподдельной жестокостью, устраивали вечера казни и пыток. Мои родители считали, что их ребёнок не может оступиться, не имеет на это права, потому что это их ребёнок. Их, а не чей-нибудь ещё.

Он задумывается.

И я совершил преступление. Да, мой мальчик, ни за что в эту клетку не попадают!.. Слово «отец» сразу перестало для меня существовать. Я его презирал всегда и до сих пор презираю, хотя прошло уже двадцать пять лет...

Он пытается курить сигару.

Я помню, как моё лицо, искривлённое болью, отражалось в его безумных зелёных глазах, похожих на болото, когда он был пьян, или на маленькие зелёные угольки, в те минуты, когда он трепал мои волосы и приговаривал: «Держись, Бен, вместе не пропадём!»

Потом, спустя два дня, опять приполз домой, мертвецки пьян, и... И убил маму ножом в горло. Вот тут и решил я, что никогда, никогда не буду иметь детей, ибо я не хочу быть похожим на его «болото», ведь у меня тоже глаза зелёного цвета.

Он закурил сигару.

Следом я выстрелил в него, из его же пистолета, но не убил: попал в руку. Это был первый в моей жизни выстрел. Потом были десятки, сотни выстрелов, но тот, первый, был настоящим, потому и запомнился больше всех.

Он замолчал.

Когда хоронили маму, отца в городе не было: он оформлял на себя её состояние. Она была богата и занимала не последнее место в обществе. Мне, впрочем, тоже обещали недурную карьеру судебного помощника или адвоката.

Но я себя нисколько не порицаю, что нарушил это пророчество. В убийстве как таковом я не вижу ничего особенного: работа как работа. Нужно быть осторожным, нужно уметь шевелить мозгами — только и всего. Главное — преодолеть ненависть, она тут ни при чём. Сделавшись наёмным убийцей, я совсем перестал бояться смерти. Она всегда при мне, ведь я приношу её другим.

Поначалу заказов не было вовсе, и я подумывал уже оставить это занятие. Меня спас Фредди Хаузер, местный инспектор полиции. Он подсунул мне одно дельце, от которого до сих пор меня бросает в дрожь, стоит только вспомнить о нём. Мне заказали самого себя!.. Мне платили кругленькую сумму и не догадывались, что она мне будет совсем ни к чему, если я исполню заказ.

Деньги мне были нужны, и я не смог отказать. Но что было делать, я не знал. Найти своего двойника? Или подкрасить похожий труп? Но в любом из этих вариантов были недостатки, к тому же всё это больше смахивало на маскарад, что обязательно не понравилось заказчику, узнай он об этом.

Фредди обещал помощь, которая должна стоить мне половины гонорара, а ему жизни в случае провала. Я усиленно размышлял, каждую минуту мне приходилось строить всё более невероятные планы своей смерти, которые с приходом Фредди с треском проваливались из-за невозможности их исполнения. Именно тогда или по причине мозгового штурма, или просто потому, что не находилось выхода, у меня случился припадок. Упав, я со всем ускорением опустился затылком на пол. Казалось, что меня выворачивает наизнанку. Хотелось кричать, но не было сил даже прошептать, чтобы мне сделали чай...

Он падает, начинает усиленно дышать и разбрасывать кубики по сцене.

Для чего всё это представление??? Господь, какая змея тебя укусила, что ты стал равнодушен к детям своим так же, как беспристрастен к себе??? Всё, о чём я думаю, — бесцельно, всё, к чему стремлюсь,— бессмысленно, всё, что понимаю, — бесполезно!.. Истинно для меня лишь сомнение, ибо в нём я нахожу правду. Грязный, весь в лохмотьях нищий для меня имеет больший смысл, чем я сам, поскольку его глаза выражают сомнение относительно того, правда ли всё, что он видит вокруг, или это походит на длинный сон, в который нужно поверить, который нужно принять, чтобы увидеть Истину!

Не возражайте мне, ваши возражения не имеют смысла! Мы, подневольные рабы Времени, торжественно обещали оберегать своего господина от всех попыток поворота назад, когда приходили в мир. Но не менее торжественно проклинаем его, когда уходим в землю!

Клеймя позором других, человек ждёт своего часа и не замечает на себе клейма невежества. Вот почему всякий блаженный сильнее всякого полноценного: он живёт вне жизни, а его существование отделено от времени!.. Кто мне не верит??? Кто сомневается в этом, я спрашиваю???

Он ждёт ответа.

Если ты... ожидаешь смерть как друга, будь готов поразвлечь её... Если ты ожидаешь смерть как врага, будь готов победить её... Нет у смерти иного преимущества, кроме того, когда является она незнакомцем. Запомни это, Бенджамин! Ты слышишь меня, мальчик? (Кричит) Слы-ы-ши-и-шь???

3.

Удар колокола. Чей-то голос объявляет спектакль.

(Берёт в руки кубик) Этот кубик следует поставить чёрной стороной. Так и не придумав версии собственного убийства, я дал отказ моему заказчику, который, как оказалось, совсем не знал меня. Более того, заказчиком моего убийства оказалась вполне миловидная красотка по имени Синди. Мы встретились с ней в одном из ресторанов Бродвея, я должен был сообщить ей о результатах своей работы. Она вошла, блистая экстравагантно опущенным декольте, и закурила сигарету... Вызывающим жестом руки и поставленной рядом со мной на стул ногой красотка подманила официанта и заказала самый дорогой коктейль из тех, что составляли меню этого ресторанчика. Сев лёгким прыжком пантеры на спинку стула, она пренебрежительно склонилась ко мне. «Синди Томас», — услышал я надменный, но сладкий голос. «Всё, должно быть, уже готово?» — продолжала она, подбирая самые слащавые интонации, на которые только способны женщины!..

Из ресторана мы, вдоволь напившиеся коктейля и вспомнившие о своём происхождении, довольно быстро оказались в отеле, где в целях конспирации я снимал номер. Совершенно запамятовав о своём обещании никогда не иметь детей, после вечерних напитков я стал назойлив и горяч в поступках! О, мой мальчик, во мне, наконец, проснулся мракобес и не спал всю ночь! Я знал, что она не сможет меня выносить, как только узнает моё имя: ведь я тот, кого следовало бы убить, не будь я мужчиной!

Всё складывалось по классическому сюжету: он, она, ночь позора, утро прощения, ненужные обещания, использованный табак, забытая сумочка... Моя новая леди оказалась такой же бездарной, как и вся моя жизнь. Впрочем, судьба с самого детства не имела привычки быть ко мне благосклонной, поэтому всякий раз мне приходилось прикладывать терпение к тому, что делали со мной люди. Синди Томас, переполненная противоречиями и дурными мыслями, меньше всего мне была нужна в ту минуту. Приняв холодный душ, я, к своему немалому удивлению, смог разбудить её, заставить найти нижнее бельё, одежду, сумочку и покинуть моё общество. Она оставалась в полном неведении относительно моего имени.

Пауза.

В первые минуты одиночества я осознал, что если женщина любит провоцировать желания мужчины, то рано или поздно с ней может произойти одно из тех событий, которые в нашем мире считаются несчастливыми. О, как я хотел об этом предупредить её! Мало, совсем мало шансов сохранить себе жизнь оставила мне Синди! Я, как умел, помогал мыслям обманывать себя, но чувство растерянности, паники терзало меня. Почему-то я был уверен, что она погибнет...

Он заставляет себя говорить.

Для чего человеку даны глаза, если они ничего не видят? Зачем человеку уши, если он не умеет слышать? Мой Бог, какой бред!!! Я должен появиться ровно в полночь и бросить завёрнутый в кучу старого тряпья труп Синди в реку! Вина за это убийство лежала на мне, но мне было свободно, Руки не знали крови, чувства сошлись в комок и остановились около сердца.

Фредди узнал о моих намерениях раньше всех, ему одному я доверял так же, как сотни своих слуг. Не знаю, какие муки испытывает тарелка, когда разбивается вдребезги, но уверен, что я испытывал себя не меньше. Вспомнил маленькие зелёные угольки отца, его слова: «Держись, Бен, вместе не пропадём!»... Вот оно, мгновение, когда я хочу его страшных побоев, жажду дьявольских колыбельных и стремлюсь попробовать облако языком: какое оно на вкус??!

(Кому-то внутри себя) Выходи, ты мне мешаешь! Лети туда, где тебе будет теплее и свободнее! Твой путь ничем не закрыт, так лети, зачем медлить? Вырвись из плена, в котором ты оказалась по роковому стечению обстоятельств!

Он начинает умирать.

Махауриэс э дэтас нигмэ! Я отпускаю тебя! Никто более не покушается на твою вольность, так лети, путь открыт!

Он продолжает умирать.

Беги, пока я живой, иначе я передумаю!.. Знаю, ты устала от моих слёз... Виноват, что не дорожил тобой, что всё спускал с рук. Как очистить тебя, как найти способ?

Он заканчивает умирать.

Махауриэс э дэтас нигмэ! На грешника вину его возложи!

Он умирает.

Махауриэс э дэтас нигмэ!

Пространство погружается в темноту. Пауза.

Я должен быть ТАМ!.. Я ДОЛЖЕН быть там!.. Я должен БЫТЬ...

4.

Зрителя, привыкнувшего к тёмной игре, следует разбудить ярко вспыхнувшим светом. Он лежит внутри белого гроба и ворочается.

Он. Кто включил свет?.. Кто решился включить свет, когда я сплю?.. Без света мне вполне хватало воздуха, теперь его недостаточно, и я задыхаюсь!

Он перевешивается через борт.

Лора, скажи. Я долго спал? Ты слышишь меня, Лора? Хватит молчать, отвечай поскорее, а то чай остынет, и его выплеснут, ну же!

(Раздражённо) Бен! Где ты, мой мальчик? Ты уже встал с коляски, скажи, может, мне надоело класть кирпичи? Стена и так вышла высокая? Достаточно высокая чёрно-белая стена? Следующий кубик нужно поставить белой стороной, ты так не считаешь?

(Нежно и вкрадчиво) С каких пор ты перестал слышать мои вопросы?

По сцене проезжает мальчик в инвалидной коляске.

Согласен, это строительство не пошло тебе на пользу! Задумайся и остановись!

Мальчик останавливается.

Прислушайся!

Мальчик прислушивается.

Приглядись!

Мальчик приглядывается.

Принюхайся!

Мальчик плюётся.

Задайся вопросом, где, где оставил ты свой разум, куда его задевал! Бен, я не слышу твоих мыслей! В самом деле, ты там живой?

Мальчик удаляется.

Лора, я всё ещё задыхаюсь! Меня душит свет, мне приятна темнота, ночь, а не день, — круглосуточно, из сезона в сезон. Нет, наш сын не похож на вечного дурака!

Он пытается выбраться из гроба.

Снимите саван! Слышите? Эй, кто-нибудь! Я запутался в нём, как муха в паутине!

Ящик совершает колебательные движения.

(В зал) Ещё сидите, поджаренные мозги? Значит, я не такой уж и плохой повар! Осталось прибавить немного перца, для любителей острой кухни, что притаились в самых тёмных углах. (Смеётся) Здесь вам не диетическое кафе, господа, здесь кормят только обжор! Себя не желаете попробовать? Человеческое мясо по вкусу напоминает крольчатину, только чуть слаще и волокнистее. Разделывают человеческую тушу, как и свиную: жир удаляют, мясо вымачивают... Шницель получится гораздо вкуснее, если сырьё пропустить через мясорубку, а не отбивать.

Он повисает на белом полотне, тянущемся из ящика.

В своё время я не раз пробовал запекать разум в тесто порядочности, и даже друзей угощал. Но большей их части не нравился вкус, зато какой эффектный был финал — кретины, они и не помышляли ранее, что помешивать и помешаться — слова одного корня!

Он падает на сцену.

Всё, успел. Нельзя плыть и в то же время лизать облако, но можно плыть и одновременно с этим разговаривать — вот где блаженство!

5.

Удар колокола. Чей-то голос за сценой объявляет спектакль.

Она вошла в комнату, когда я приставил дуло к виску. Никаким отчаянием не пахло, но стреляться следовало и ей: наш малыш прожил всего полтора часа...

Девяносто минут — незавидная участь для любого новорождённого. Жестокость внешнего мира стала передо мной ясным и непреложным определением. Лора, оставшаяся один на один с вечностью, не могла говорить: она ходила от стены к стене, изредка прикрывая лицо руками. Судьба не успевшего увидеть мир младенца, рождённого, как и все мы, для жизни, для смеха и наслаждения, не успела изуродовать его крошечного личика.

На его лице появляется маска безнадёжности.

Я стоял в стороне около кроватки, которая была пуста и, казалось, ждала младенца. Я держал свечу, когда сзади ко мне подошла Лора и безмолвно опустила свою правую руку на моё левое плечо. Вот он, конец без начала...

Слова, им произносимые, становятся малопонятны.

Где рождаются души?.. Где родина моей души?.. Какой смысл в появлении и исчезновении через девяносто минут?.. (Громким шёпотом) Как ничтожны все порывы ветра перед жизнью молодого листа, прикреплённого к дереву, так же безнадёжны мои переживания...

Выезжает мальчик в коляске и поворачивается к нему спиной.

Бен, я ничего не помню... Мёртвая тишина стояла передо мной, но была бессильна объяснить что-то... Ныло где-то в ногах, голову тянуло к груди... Почему-то вспомнилась Синди. «Всё, должно быть, уже готово?..»

Он утвердительно кивает головой и начинает беззвучно шевелить губами, подбирая рифмы к словам.

Страх — прах... Блик — в крик... Свет — нет... Дурак — во мрак... Красный — опасный... Блеск — в треск... Грим — в дым... Горе — горы... Бог — смог... Мать — распять, знать... Урок — впрок... (Играет в слова) Сатана — семена — седина! Врун — шалун — летун! Месть — смерть — песнь! Крот — кот — урод! Круг — вдруг — стук... Тесто — место — невеста... Враз — в глаз — джаз... Экстаз! Класс! Джаз...

Звучит музыка, отдалённо напоминающая джаз.

Мы познакомились благодаря этой музыке: она пела джаз. Моя Лора, о тебе ещё услышит Америка! Джаз — музыка сильных. Сильных духом людей. Сейчас эта музыка захватывает меня с ещё большей силой, чем раньше. Я готов лететь за ней следом, поднимаясь выше, выше... Джаз должен сплотить всё человечество и этим самым спасти людей от непонимания и ложной корысти.

(Пытаясь петь) Когда синеет небо, то я бегу по звёздам,

                   Хочу найти свободу, о, как это непросто!

                   Луна танцует румбу, а я со светом спорю!

           О, если вам не трудно, заставьте плакать море!

           Волна с волною спорит, волна с волною в ссоре!

                   Но если захочу я, то успокою море!

Под звуки маленького джаз-банда, под ритм его барабанчиков и славный стон трубы с сурдинкой, под синкопированную расфасовку звуков вышла она, Принцесса Джаза, как любили называть её местные обыватели, и начала петь... О, как можно было устоять перед этой обольстительной улыбкой, открытыми чёрными глазами, большими и чистыми, точёной фигуркой малазийского кипариса и длинными шикарными волосами! Мой рассудок упал в стакан с дорогим вином, и мигом за моим столиком появился ещё один стул, остававшийся пока свободным, и лишняя посудина для вина.

И так было каждый вечер в течение восьми месяцев, пока я не завоевал и эту крепость. Надо сказать, это было нелегко. Достаточно знать, что у неё был муж, семья, которую она боготворила, и любовники, которых она благословляла. Её супруг Митч оказался слаб здоровьем и вскоре после нашего знакомства покинул этот свет. Семья распалась, любовники разбежались, видимо, напуганные возможностью мести, и в каких-то две-три недели Принцесса стала моей. Я всегда называл её просто: Лора, хотя полное имя — Лоринда — намного благозвучнее, не правда ли?..

После нашего знакомства моя жизнь упала в её сердце подобно тому, как ресница падает в стакан с водой.

Он ставит кубик белой стороной.

В этой мозаике не хватает нескольких фрагментов, но они столь не значительны, что не нуждаются в объяснениях. Митч, как выяснилось, не был способен иметь детей, поэтому первым условием Лоры стал общий ребёнок.

Бен появился через два года, через два долгих года молитв и ожидания: мы боялись, что его постигнет участь первенца, но так, к счастью, не произошло. (Мальчику в коляске) Ты появился на свет крепким, здоровым мальчиком. (В зал) О моём прошлом не знал никто: мы с Фредди (он по-прежнему оставался моим другом) хранили эту страшную тайну, хотя Лора иногда не догадывалась о чём-то при виде моей неуравновешенности и растерянности в поступках.

Я дал себе клятву искать, ибо только тот может обрести спокойствие, кто найдёт свою дорогу и осилит её. И я искал.

Не поможете ли мне куском ржавой газеты? Или, может, у вас найдётся парочка пьяных крокодилов? Странно, по-моему, даже нелепо не носить в театр ни газет, ни крокодилов! Впрочем, что уж тут странного для вас, зрителей, вознёсшихся к небу и расположившихся на разных уровнях, чтобы услышать мою историю!.. Вы — настоящие специалисты своего дела, и всегда добиваетесь превосходного результата, а я бессилен, потому что застрял как гвоздь в теле моего Бога! Я прилип к моему Богу, как марка к письму! Он самый лучший, самый справедливый, но что мне, ничтожному и душевнобольному рассказчику, до его небесной философии!..

Он ставит кубик чёрной стороной.

Мальчику было пять, когда умерла Лора... Припадки, мучившие меня, участились. Набросившись с новой силой, болезнь насиловала меня всё чаще. Вести жизнь более спокойную не было никакой возможности. Я нашёл свою дорогу.

Мальчик в коляске умирает.

Запртнопролдраджестикум! (С надрывом) Бе-ен! Лети к воротам, мой мальчик! Держись, Бен, вместе не пропадём!!!

Он растворяется в пространстве и вечности.

И что теперь?.. Что теперь, когда всё проиграно, перепутано, продано, когда всё истерзано и самое время броситься в бездну? Какими морями ни плыви, какими дорогами ни иди, всё равно найдёшь ложь и презрение?

Запутавшись, заплутавшись, потерявши ориентир, идёшь вперёд, не смотря под ноги. Не беда, что проваливаешься в трясину, глотаешь ртом воздух и отгоняешь от себя смерть — нет, идёшь вперёд, к власти, к богатству, не ведая, что оставил позади, мимо чего прошёл. Вперёд гонишь дни, собственной жизни даёшь ускорение, подталкиваешь себя к краю обрыва, неумолимо, равнодушно, жестоко подталкиваешь, день за днём, минуту за минутой...

И что теперь? Про таких, как я, на надгробьях пишут: «Отдавал себя делу и людям». Пишут в прошлом времени, ибо понимают, что теперь, после смерти, от покойника ничего не получишь, да, даже снега зимой не выпросишь. И вместе с тем говорят об умершем самые лестные слова, считая, что нельзя говорить плохо, потому что он всё слышит, всё видит, всё знает...

Рано или поздно ПРИХОДИТ время для слепых откровений, бессильных слёз и похвал в пустой след. Понимая, кого они потеряли, люди время от времени живут прошлым, восстанавливая его по фотоснимкам из старых альбомов, носят траурные маски, вспоминают о том, что когда-то недоделали, чего-то недоговорили, где-то недоплакали, — ПОЗДНО!!! Человек ушёл — всё оказывается вздорным...

О, Могущественное Время! Будь ты трижды проклято за вечное своё течение!

Удар колокола. Чей-то голос объявляет спектакль.

6.

Он сдаёт экзамены перед апостолами.

Он. К моменту родов матка представляет собой грушевидный мышечный орган. Плод находится в плодном пузыре, наполненном околоплодными водами. Плод лежит обычно головой вниз, что объясняется большей тяжестью головки по сравнению с другими частями тела.

Он повисает в воздухе вниз головой.

Дни проходили около меня, касаясь порой одежды, задевая и толкая меня, но делали вид, что не знали, кого они задели и толкнули. Упиваясь своим горделивым видом, дни окружали меня и набрасывались на меня.

Он принимает причудливое положение.

В конце беременности некоторые женщины отмечают временами ощущения тянущего характера в области крестца. В начале родов появляются редкие, непродолжительные, но регулярные схватки. Родовая деятельность возникает чаще всего в ночное время, во время сна.

Его тело вновь меняет ориентацию.

Земная жизнь мёртвой хваткой держит нас в своих стальных когтях, при этом мы ещё несём в наших головах тяжкий груз иллюзий. Наши друзья, наши родные — всего лишь кредиторы и должники, всяческими лживыми путями безжалостно разрывающие нас на части. И диву даёшься, почему мы продолжаем любить их, цепляться за них, обнимать и прижимать их к нашей груди, не подозревая, что из-за их укусов сами истекаем кровью!

Он раскачивается на невидимых нитях.

Роды делятся на три периода: первый — период раскрытия, второй — период изгнания плода, третий — последовый.

Появляется коляска с умершим мальчиком. Удар колокола.

То, что мы считаем своим, своей собственностью, есть мираж, зачастую исчезающий в мгновение ока. И опять в который раз бедная душа одна бредёт пустынной тропой к месту Судного Дня.

Труп мальчика вываливается из коляски и возносится к небу.

Теперь они вдвоём: тот, кого все привыкли называть ОН, и тот, который носит имя Бен.

(Повторяя материал) Слово, наполненное определённым содержанием, является для человека сильнейшим раздражителем, который может вызвать нарушение как общего состояния человека, так и различных его физиологических функций... Физиологических функций... Под влиянием слова может изменяться количество выделяемой мочи... Мочи... Выделяемой... Словесные раздражители могут быть для человека более сильными, чем прочие... Более сильными...

Он теряет равновесие.

Сотнилюдейпридутиуведуттебядорогоймёртвых!!! (Срывается и падает.) В изношенной лодке нашего тела, без руля и ветрил, подобные клочьям пены несёмся мы по опасному потоку жизни добычей могучих ветров и бушующих волн. За гроши мы играем в игру без выигрыша, а в конце её, как затравленный зверь, умираем, не зная, куда мы идём... Куда мы идём...

(Бену) Заупокойная месса всегда белого цвета, слышишь, мой мальчик? Наконец, построил я свою проклятую пирамиду!

Каждый из нас должен поплатиться за своё безумие. Там, где плюют и наступают на это, где любят и ненавидят, где рождаются и умирают, там, где боятся и хулиганят, где целуют и хулят, где холят и хвалят, где строят и разрушают, где разбрасывают и собирают, где ищут и не находят, там, где восходят и падают, где летают и задыхаются, где исповедуют и отступают, там, где болтают и безмолвствуют, где воруют и срывают маски, где заключают и дёргаются, где гуляют и плачут, там, где кричат... и поют, где, подобно муравьям, копошатся люди, где стряхивают с сигарет пепел и промахиваются, где рассказывают анекдоты и сами смеются, где находят монеты и теряют себя, где встречаются и расстаются, там, где раз в секунду умирает чей-нибудь чай, где безумие соседствует со страхом, смерть — с рождением, душа — с телом, рифма — со стихом... Там... где... не помнят и не ждут, не ходят и не видят, где «нельзя» соседствует с «не желаю», где изобличают и лицемерят, где пишут и жуют бумагу, где носят ржавые газеты и пьяных крокодилов, где есть театр... и нет жизни... Где бросают и благолепствуют, где слушают джаз и предают женщин, где заказывают убийства и молят о прощении, где рождаются в мир и поют реквием... Где помнят не больше дня и плутают не меньше жизни, — ТАМ... ЖИВЁТ... ЧЕЛОВЕК...

Если ты ожидаешь смерть как друга, будь готов поразвлечь её, если ты ожидаешь смерть как врага, будь готов победить её; нет у смерти иного преимущества, кроме того, когда является она незнакомцем...

Всё растворяется в темноте. Удар колокола. Чей-то голос объявляет спектакль, но больше ничего не происходит, и зрители понимают, что они стали свидетелями своей собственной жизни. Они понимают, что спектакль, объявленный в последний раз, есть они сами.                                                                        

THE CURTAIN.