Каган Зеан Самуилович. Лепорелло

ИЛИ

Каменный гость

Маленькая комедия

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Лепорелло.

А также:

Дон Жуан, Три грации, Цирюльник,

Статуя командора.

Сцена I

Комната с занавешенным альковом.

Утро. Яркий солнечный свет.

Л е п о р е л л о (смотрит в распахнутое окно). Народ-то измель¬чал: воюют со статуями. Когда-то с мельницами сражались, а теперь вот со статуя-ми... И ведь как уделали его, а? Великого-то своего. Красной краской, в самом таком месте... Кастрировали, что ли? Символический такой акт? Или в том смысле, что скоро всем вам оторвём, как вашему Великому... Ну да. Попробова-ли б с ним при жизни. Я бы посмотрел, кто б кому оторвал. Сейчас-то невелика отвага... А меч ещё в прошлом месяце отломали, цирюльник рассказывал. Никто не видел. Просто, был — и нет. Одна рукоять в каменной деснице. Ну, всякие пошли разговоры. Что, дескать, не так всё просто. Что вот, типа, разоружили — в его лице. Символ то бишь... А потом выяснилось, что какой-то лоботряс, шко-ляр, хотел взлезть на пьедестал — статью что ль помериться. Ухватился за кли-нок, тот и отвалился. Поскольку держался чисто символически, такого качества работа... Может, и теперь что-то вроде.

Пауза.

(Смотрит в окно.) А всё-таки, усмешка судьбы. Схватиться с могущественным из могущественных, победить, отсидеть в изгнании и теперь, возвратясь, любо-ваться на его идол. Не то что усмешка — издёвка. Но и съезжать из-за него с хорошего места... Где мы ещё так устроимся — чтоб чисто и не слишком доро-го? (Повернулся к алькову.) Знаете что? Здесь, небось, забыли те времена. Ей-Богу! Никто просто не видит за этой глыбиной никакого действительного живо-го лица. Правда! Ну, кроме вдовы, это понятно. Для неё он был ещё как живой, шантеклер старый… Так и та приходит затемно, если вы обратили внимание. Боится, что обсмеют. Это мне цирюльник объяснил, он знает их настроения.

Пауза.

(Смотрит в окно.) В конце концов, можно потребовать другую комнату — ок-ном на конюшню. Или будем относиться к нему спокойно — как к части ланд-шафта. Как к тому фонарю. Как к этим пошлым боскетам... (Задвигает штору.) Вы одолели живого Командора! Живого! А какой-то там истукан… Он уже обезоружен и изгажен, этот, извините, кумир. Когда-нибудь его просто спихнут с пьедестала. Спихнут, можете не сомне¬ваться. И воздвигнут другой монумент — монумент великому Дону Жуану. (К алькову, с чувством.) Вот именно. Па-мятник тому, кто осмелился бросить вызов. И не побоялся победить!

Полог алькова приоткрылся, оттуда выпорхнула нагая прелестница.

Пронеслась легким ветерком.

Слышно, как она плещется у умывальника.

(Проводив её взглядом.) Вам будут приносить цветы. Под вашей сенью станут устраивать свидания. Воздух вокруг вас наполнится стихами и канцонами...

Теперь она приближается с загадочной улыбкой.

(Не сводя с неё глаз.) А если какой-нибудь вандал испортит вам то же самое ме-сто, это, по крайней мере, будет иметь однозначное...

Подошла вплотную.

О, Господи!.. (Содрогнулся и сник.)

Прелестница хохочет.

(Бредет понуро. Минуя альков.) Вставайте, хозяин. Вас ждут великие дела. (Скрывается.)

Из алькова появляется Дон Жуан.

Немолод, несколько грузен. Слегка прихрамывает.

Подходит к окну, раздвигает шторы. Крепко обнимает подружку.

Долгий поцелуй.

Сцена II

Ближе к вечеру.

Альков с открытым пологом. Дон Жуан, полулежа, пишет, зачеркивает, снова пишет. Исписанные листки бросает на пол.

На столе остатки трапезы.

Л е п о р е л л о (голос за сценой). Мадемуазель, вас ввели в заблужде¬ние. Его здесь нет и быть не может. Уверяю вас! (Через паузу.) Видите ли, мадемуа-зель, тут очень многие ждут его возвращения. Кто-то выдал желаемое за су¬щее... (Через паузу.) Ждать и надеяться, мадемуазель. Храни вас Господь.

Пока он там объясняется, Дон Жуан успевает достать

из-под кровати бутыль, несколько раз отхлебнуть, спрятать обратно.

(Входит.) Славная барышня.

Дон Жуан смотрит вопросительно.

Когда нас выгоняли, ее ещё не было на свете. Творите спокойно.

Удрученно вздохнув, Дон Жуан продолжает свое занятие.

(Сел за стол, трапезничает. Не сразу.) Все-таки, привык к тому климату. Ду-мал, никогда не привыкну, а вот, привык. Родную жару пере¬ношу с трудом. Не возражаете, если открою окно?

Дон Жуан не возражает.

(Подходит к окну, отворяет. Смотрит наружу.) Пейзаж... Одни прямые уг¬лы. Очень ему подстать. (Задвигает шторы.) А я сегодня махнул в Старый город. Без дела, просто так. Побродить со своими воспоминания¬ми. Сначала — к Уни-верситету. Обошел, пощупал родные стены. Мы тог¬да только-только их обжи-вали. Еще стоял этот дух от табачной фабрики... Я ждал внизу, она выбегала, моя Карменсита… Мы шли через дорогу в сад, забирались в заросли и там, меж апельсинов и гранатов... Где однаж¬ды и застукал нас ночной дозор. Спасибо, стражи были — вдрызг. Как мы от них припустились! Неслись, не видя куда, одеваясь на бегу. Пока не упёрлись в стену. Представляете: ночь, громада Собо-ра, колокольня торчит гигантским фалом. Заскочили в какие-то врата, чуть от-дышались... Страшно сказать, в ча¬совне Непорочного Зачатия мы занялись тем же самым! Бедная каменная Мария стояла, потупив взор. Восторг! Кощунство! Песня Песней! Геенна огненная!.. До сих пор, как почувствую запах догораю-щих свечей... Пресвя¬тая Дева! (Крестится.) Так живо все припомнилось, захо-телось пойти к Собору...

Стучат.

Не дадут вам сосредоточиться! (Выходит. За сценой.) Мадам! Какая неза¬служенная честь! (Через паузу.) Увы, мадам. Внезапно обострившаяся бо¬лезнь не позволит ему воспользоваться вашим благоволением. (Через паузу.) Очень серьезно, мадам. Этот недуг забирает все силы. Абсолютно все. (Через паузу.) Увы, мадам, все реже. Я хотел сказать: к счастью. (Через паузу.) Несомненно, будет огорчен. Мое почтение, мадам.

Дон Жуан за это время снова успевает приложиться к бутылке.

Вопрошающе глядит на вошедшего Лепорелло.

Вы б с ней ухайдакались. При вашем полнокровии!

Дон Жуан в раздражении бросает перо.

О, Господи! В кои-то дни слетела муза, так надо изменить ей с какой-то… (Уселся, трапезничает.) …С какой-то Мессалиной.

Дон Жуан продолжает свое писание.

(После паузы.) Ну так вот. У самого входа в храм я поскользнулся на чьем-то дерьме. Вот... (Демонстрирует ссадины.) Хорошо, что не за¬тылком.

Дон Жуан рассеянно кивает.

В Собор уже не пошел, бродил по улицам. Так на одной такой улочке — зеле-ная, стены в цветах — на меня вылили ушат грязи. В самом прямом смысле, с балкона. Не думаю, чтоб нарочно целились. Про¬сто выплеснули помои, как здесь принято. Новый костюм! (Демонстрирует пятна.)

Дон Жуан рассеянно качает головой.

Потом меня обчистили. Это уж в переносном смысле. Привязались две юные гитанки, еле отшил. А когда зашёл перекусить, лезу за деньгами — нет кошель-ка. Глупейшее положение? Да и денег жаль. У нас их, кстати, кот наплакал. Вы б это учли в своих дальнейших планах?

Дон Жуан пишет, зачеркивает, снова пишет.

Ну, и кульминация дня — труп. Очень знатный, в фонтане собственной виллы. Я сам это видел: в бассейне труп кверху задом, а над ним мраморный Янус в сверкающих струях. Одним ликом в прошлое, другим в будущее. Ничего алле-гория? И ведь здесь это никому не в уди¬вление. А чему дивиться? В городе пол-но сброда. За мзду сюда пропустят кого угодно: хоть сбежавшего галерника, хоть всю сарацин¬скую конницу. Как сказал поэт: велик был град, да впал в раз-врат… Поэт, с вашего позволения, это я. Тоже случаются рифмы, знаете ли…

Стучат.

Нет покоя в своём отечестве! (Идет открывать. За сценой.) Вы не ошиб¬лись. Это невозможно, он занят. Завтра тоже и послезавтра. Адье!

На этот раз выпить тайком Дону Жуану не удается.

(Застав его за этим занятием.) Вот так, да?! Пока я там лгу, изворачиваюсь, сторожу пугливую вашу музу... Много ж вы сотворите таким спо¬собом!

Дон Жуан хочет что-то сказать...

Не надо! Быстро всё забыли. Все уроки… Месяца же нет, как поднялись с по-стели! Дайте сюда!

Дон Жуан не отдает.

Я только поглядеть, какой яд себе избрали. Терпкую «Мадеру»? Ароматную «Малагу»? Или по «Шабли» успели соскучиться? Дайте!

Дон Жуан не отдает.

Имейте в виду: если вас прихватит з д е с ь, не будет ни пиявок, ни чего та¬кого. В лучшем случае отворят жилу... (Пытается отнять.) Не дам вам... не по¬зволю так нелепо...

Дон Жуан резко отталкивает его. Подходит к столу, наполняет бокал,

осушает.

Стоило возвращаться, чтоб свалиться к его каменным ногам... (Усаживается за стол. Рассматривает бутыль.) А ваши песенки теперь — вовсю. Никто не бо-ится. Сегодня двое, тут под окнами, — в полную глотку. Я думал, он рухнет с пьедестала... Вас здесь поют! Какой еще подпитки нужно вдохновенью?!

Стучат.

(Отставил бутыль.) Ваша милость, я устал врать.

Стук повторяется.

Да и не вижу в этом проку.

Дон Жуан быстро ретируется в альков. Пишет, зачеркивает...

Настойчивый стук.

(Вздохнул. Идет открывать.) Не иначе, цирюльник разблаговестил... (За сце-ной.) Сеньора… Так неожиданно...

Дон Жуан прислушивается.

Нет, туда никак... Он болен, то есть... Но его нет! Он только что...

Дон Жуан вскакивает с кровати. Подхватив шпагу, другие причиндалы,

бросается к окну.

Зачем же так! Я никогда не обманывал, вы знаете...

Неловко опираясь на непослушную ногу,

Дон Жуан влезает на подоконник и выбирается наружу.

Сеньора, нет... Я не должен никого...

Шум борьбы.

Сеньора!..

Стремительно входит гостья.

(Следом за ней.) Ваша милость, видит Бог... (Осекся.) Я же говорил, его нет. (Закрывает окно, задвигает шторы.) Сквозняк. Легко просту¬диться.

Пауза.

Гостья рассматривает комнату. Проходит, трогает вещи, очевидно, хорошо ей знакомые. Проводит рукой по постели.

Не угодно ль сеньоре вина?

Сеньора берет со стола бутыль и одним махом допивает все, что там остава-лось. Потом садится на кровать, подбирает с пола листки, читает.

Горько усмехается. Вытирает глаза.

(Садится рядом.) Он вас часто вспоминает. Называет «Талия средь Харит»... Это правда, сеньора.

Гостья плачет, уткнувшись ему в плечо.

(Гладит по голове.) Сеньора, сеньора... Что ж тут поделаешь... Все это было... было в какой-то другой жизни... Можно вспоминать, что-то там пересочинять, что-то допридумывать... Жить надо в этой, сеньора. Банальная истина. Иначе все отра¬вишь. То, что было, то, что есть... (Достает платок, хочет вытереть ей слезы.)

Оттолкнув его руку, гостья пытается встать на ноги. Не получается.

Вторая ваша слабость... (Уклады¬вает.) Будь по-вашему. Эту ночь вы проведете в алькове Дона Жуана. (За¬крывает полог.) Что, конечно, совсем не означает места в его новой жизни. (Собирает разбросанные листки.) Новая жизнь вдох-новила его на новые песни... Новые песни приведут ему новых пассий... С ка-кой-то из них нач¬нется его совсем уж новая жизнь... Которая вдохновит его...

Пауза.

А чем велите вдохновляться, если жизнь — одна и та же? Единственная — на всю жизнь? Чем — велите — вдохновляться? Чужими песнями? Или чужи¬ми пассиями? (Раздвигает полог, смотрит на спящую.) Еще больше расцве¬ла. Ка-кое-то новое зрелое очарование... (Склонился над ней.) Вот он, слу¬чай — урвать себе толику блаженства. Вкусить от того же плода и, глядишь, зажечься тем же самым огнем... Она не проснется, куда ей! Просто будут сниться сумасшедшие ласки, бешеные поцелуи... (Отпрянул.) Его ласки. И его поцелуи. (Задергивает полог. Подбирает последние листки.) Чужой восторг, чужой огонь... А твой сюжет, дружище... (В окно, отодвинув што¬ру.) Ну что? Не забавляют наши ни-чтожные страсти? (Смотрит.) Вот она — т в о я вечная пассия. Что-то нынче рановато. И без этого ханжеского покрывала...

Пауза.

А она — прекрасна... (Распахивает окно.) Господи, как она прекрасна! (Броса-ет наружу донжуановы листки.)

Сцена III

День спустя.

Лепорелло, с пером в руке, спит в алькове.

Рядом, на полу, валяется чистый лист бумаги.

Появляется Дон Жуан. Тяжело ступает, опираясь на шпагу, точно на клюку.

Л е п о р е л л о (пробуждается). О... Где это вы столько времени? (Встал, потянулся. Подошел, заглянул в окно.) По командоровой тени, так почти сутки. Как повеселились? Кого уложили в честном поединке? Или ка¬кое другое развлечение? Уж не театр ли тутошний? (Представляет.)

«Я горю! Не жми мне руку!

Прочь, иль в грудь кинжал свой меткий

Я тебе всажу! О, горе!

Сталь о камень лишь скрежещет».

Фигляры... Нищие фигляры с апломбом настоящих грандов. (Представляет.)

«Я пылаю! Взор мой меркнет! Умираю!..»

Потом закулисье, молодые актёрки... Так я угадал? Были в театре?

Дон Жуан падает замертво.

О, Господи!.. (Бросается к нему, щупает пульс.) Эй, кто-нибудь! Помогите! (Осторожно перетаскивает в альков.) Ведь я же остерегал... Как же я остере-гал... (Выбегает. За сценой.) Лекаря, слышите! Лекаря скорее! (Воротился, суе-тится возле недвижного Дона Жуана.) Гадская сиес¬та... Будто сгинули все... ни живой души... Один истукан... (Подскочил к окну). Торжествуешь, идолище... (Распахнул.) Эй, вы все! Проснитесь! Он умирает, слышите вы! Дон Жуан...

Стук в дверь.

(Оборачивается.) Да, войдите!

На пороге стоит Цирюльник.

(Бросается навстречу.) Мсье... сеньор цирюльник, как кстати!

Цирюльник кланяется, снимает с плеча сумку.

Нет-нет, брить не придется. Его милость... с ним очень худо. Срочно нужен ле-карь!

Цирюльник кланяется, идет к алькову.

Вы что... вы хотите... (Заступает дорогу.) Это невозможно! Его лечили луч¬шие врачи. Лучшие — там!

Цирюльник кланяется, поворачивает обратно.

Неужто в окрестности ни одного настоящего...

Цирюльник надевает на плечо сумку.

Я согласен! Делайте что-нибудь!

Цирюльник не двигается с места.

Да-да... (Достает из-за пазухи, протягивает ему деньги.)

Цирюльник не двигается.

Задаток... Делай же что-нибудь!

Цирюльник прячет деньги, заходит в альков, задергивает занавес.

(Падает на колени.) Господи, в которого я никогда не верил! Сделай так, будто Ты есть на небесах. И волю Твою, Отец наш Небесный, хоть раз, хоть один только раз яви на земле. Не о хлебе насущном молю, но о том, кто дороже мне хлеба насущного. Оставь ему прегрешенья его, как оставляешь многим худшим его. И вводя всякий раз в искушение, не казни за то, что не устоял. Спаси его, Господи, спаси его бренную плоть, ибо душа — она ведь и так бессмертна. А если бессмертия нет, тем более, спаси его, Госпо¬ди, не отнимай у тех, кого он любил, и тех, кого он ещё полюбит. Спаси его, Господи! Иначе несть ни славы, ни силы, ни Царства Твоего. Только — лукавого. Только…

Занавес алькова открывается. Появляется цирюльник.

В окровавленных руках его бритвенный тазик.

(Вскакивает.) Что ты с ним сделал?!

Цирюльник протягивает посудину.

Увидев содержимое, Лепорелло падает без чувств.

Перешагнув тело, цирюльник уносит таз с кровью Дона Жуана.

Дон Жуан лежит в алькове с открытыми глазами,

рука его забинтована у локтя. Он тихо стонет.

Стонами отзывается Лепорелло.

Возвращается цирюльник. Взглянув на Дона Жуана, принимается за Лепорелло.

Щупает пульс. Потом расстегивает рубашку и... осторожно просунув руку, изымает кошелек. Бросает в сумку. Достает оттуда клистирную грушу. Пры-скает в лицо Лепорелло. Исчезает.

(Вздрагивает, открывает глаза. Медленно поднимается, подходит к Дону Жуану. Припадает к его руке.) Вот и славно... все будет славно... Немного крови во искупленье — вот и спасены... Ангел Господень в образе брадобрея... Ан-гел... (полез за пазуху) ...норовит ограбить. Какое время! (Поправляет ложе.) Спите. Сомкните глаза и усните.

Дон Жуан закрывает глаза.

Вам теперь придется много спать. (Задергивает полог. Подходит к окну, глядит наружу.) Глупый ты мертвяк. В и в у м    в и н ц и т ! Живое побежда¬ет... пока что. (Садится на подоконник. После паузы.) Однако ж, где твоя верная вдова, суровый мои Протесилай? Где твоя чудная Лаодамия? Пора уж, пора...

Сцена IV

Прошел месяц, а то и больше.

Через зашторенное окно едва проникает вечерний сумеречный свет. Дон Жуан, под белым покрывалом, спит в своем алькове. На столе горит свеча,

множество склянок с лекарствами.

Внезапным движением воздуха отворило окно, взметнуло штору,

загасило свечу.

Дон Жуан вздрагивает, не раскрывая глаз, вытягивает перед собой руку.

Лицо его искажается гримасой боли, словно кто-то невидимый сдавил кисть

в страшном пожатии. Дон Жуан пытается освободиться,

громко стонет во сне.

Л е п о р е л л о (вбежал, подскочил к нему). Ну-ну, просни¬тесь! (Тормо-шит его.) Проснитесь же... Это я, я...

Дон Жуан открывает глаза.

Здесь я. Выходил, чтоб они — не дальше лестницы...

Дон Жуан отворачивается.

Клянусь Богом! Завернул одну барышню, соврал, что вы уехали. Очень славную барышню...

Дон Жуан показывает на окно.

(Идет закрывать.) Отсутствие свежего воздуха и света — вот причина ваших кошмаров. А не новый меч Командора. И не его отмытые чресла. (Затворяет, задвигает шторы.) По-моему, самое время приложиться к бу¬тылочке. (Зажига-ет свечу. Выбрав склянку, читает ярлык.) Инфузум валерианэ . (Наливает в ложку.) Нежный вкус, густой букет... (Подносит больному.)

Дон Жуан отворачивается.

Ну-ну... За свое здоровье...

Дон Жуан глотает с отвращением.

Спасибо мне скажете... когда заговорите. Давайте-ка — ногу. (Делает мас¬саж.) Чего не могу себе простить: сразу не сообразил, куда вас понесёт. И на что именно. А то б нанял ребят и выставил перед те¬атром... И потом черт дернул за язык… Всё правильно. Когда на сцене полощут твое имя, когда всякие пошлые аллюзии на твою частную жизнь... Кого угодно достанет! Ну, а что вы хотели от этого автора? Смиренный схимник, всегда чтил земную власть с ее магистрами, командорами и нашими, так сказать, добрыми обы¬чаями. Когда власти — спа-сибо вам! — убавилось, над кем ему, раскрепостясь, глумиться? Понятно, над тем, кто эту свободу для него...

Дон Жуан морщится, стонет.

Больно? Простите. (Массирует нежно.) Старо все это, как мир. Старо и скучно. И я скажу: пусть их. Пусть себе пользуются. Пусть кропают свои триста или че-тыреста комедий. Из которых их самих переживут, дай Бог, восемьдесят. Вряд ли девяносто.

Дон Жуан закрывает глаза.

А знаете что? Когда-нибудь про это напишут-таки настоящую смешную коме¬дию. И знаете, кто в ней выйдет главным персонажем? Скромный наперс¬ник. Слуга. Тот, кто честно тянет свою лямку и не бросает вызова ни Богу, ни сатане. Только взывает — к здравому смыслу, к простой человеческой морали... Не знаю, восторжествует ли мораль в финале. Не знаю… Но этот главный, уж точ-но, останется без средств к существованию. (Усмехнулся.) Ничего идея? Надо б записать и толкнуть одному хорошему ли¬цедею — сразу, как приедем. Гля-дишь, заработаем луидоров...

Дон Жуан всхрапывает.

Лепорелло осторожно поднимается и тихо, на цыпочках, выходит.

И снова сквозняком раскрывает окно, вздувает штору, сбивает пламя свечи.

Дон Жуан шевелится, стонет, сбрасывает покрывало, корчится,

словно сжигаемый невидимым огнем.

(Вбегает.) Проснитесь, ну!..

Дон Жуан пробуждается.

Здесь я. Отбивался от одной бесстыжей...

Дон Жуан машет рукой в сторону окна.

(Идет закрывать.) Что вам это изваяние... Как будто, приладив клинок и отмыв краску, можно вдохнуть в него новый дух. (Зажигает све¬чу. Выбирает фла-кон.) Тинктура леонури ... (Капает в бокал.) Терпкий вкус, пикантный аромат... (Заставляет больного выпить.) Вот и славно. Спасибо на¬шему Фигаро, вы дос-таточно легко отделались. (Садится рядом.) Еще немнож¬ко, и встанете на ноги. А тогда — прочь из этого душного города с его почётными мертвецами. Наше путешествие закончено. Наивное путешествие а ля решерш дю там пердю ... За утраченным временем, вот имен¬но... Пора обратно, пока еще есть деньги на до-рогу. А там — опять поселимся в маленькую мансарду, откуда виден сад с пре-лестными каменными девами. Конечно, в том городе трудно прослыть донжуа-ном. Ну, так что ж? Вы будете сочинять свои песенки и под наблюдением опыт-ных докторов отдаваться тамошним этуалям. Делая вид, будто вы обольщаете их... А я стану целыми днями бродить по бульварам. Или просиживать за ста-канчиком на какой-нибудь террасе, беседовать с кабатчиком о предна¬значении поэта... А то встретимся вдруг у книжного развала. На острове, помните? Чуди-ще-Собор, как какая-то безумная декорация... Гос¬поди! Как же мы там тоскова-ли! Как мечтали вернуться сюда, в этот един¬ственный наш город! Хоть на день! Хоть на час! Увидеть его цвета. Вдох¬нуть ароматов. Прикоснуться к благород-ным стенам... Вот и вернулись. Когда эти стены хочется украсить песьими голо-вами. А ля решёрш дю там пердю...

Дон Жуан всхрапывает.

(Тихонько, на цыпочках, идет к выходу, но, словно испугавшись, возвращается. Осто¬рожно занавешивает альков. Потом отходит к окну и глядит в него, при-от¬крыв штору. После паузы.) Пришла. Наконец-то! Здравствуй, любимая... Смею — ведь ты не слышишь. Ты и не видишь меня. Не знаешь, что я су¬ществую... Это совсем не важно, поверь. Любовь ни о чем не спрашивает. Не требует ответов... Я так тебя ждал! Сколько раз выбегал навстречу. К нам-то давно никто не ходит. Ты — единственная, с кем беседую по вече¬рам. Прекрас-ная Лаодамия... Ну, это очень древняя история. Его звали Протесилай. Он был царь и пошел завоевывать чужую землю. И был убит. Лаодамия хранила ему верность. Когда изваяли его истукан, тот занял ме¬сто живого. Даже в супруже-ской спальне... прости, так в легенде. И тогда боги решили вселить в статую душу Протесилая — всего на одну ночь. Идол одушевился. И повелел следовать за ним в преисподнюю. Меня стра¬шит твоя участь, царица... Ну да, так вышло — Дон Жуан, мой Дон Жуан оставил тебя вдовой. Он не сделал тебя свободной. Ты ходишь сюда каж¬дый вечер, приносишь цветы, омываешь слезами каменные стопы. Тебе ка¬жется, те самые мгновения, тот огонь, тот озноб,— тебе кажется, всё — только он. Твой единственный. Твой мужчина, твой царь. Но если б ты знала, как бывает с другими! О, как это бывает! Когда ты поймешь... если ты это поймешь... тебе станет легко и страшно. Ты сделаешься свободной. И может, тогда... может быть, вдруг... Нет. Невозможно. Ведь я не герой. Я только на-персник. Слуга... (Закрывает глаза.) Этот запах... запах дого¬рающей свечи... О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!.. Глаза твои голубиные под кудрями твоими... Зубы твои... Как лента алая губы... Шея твоя. Два сосца твои... Господи! Сорвать бы шторы, распах¬нуть окно, выпрыгнуть, добежать и сказать тебе... Да где же взять слов! Где... Их много у Дона Жуана. Но уста его замкнуты, перо засохло... Мы скоро покинем город. Я больше никогда тебя не увижу. Никогда, моя един¬ственная. Последняя моя... (Не сразу.) Мы бежим из про¬пащего города. Ты останешься со своим мертвецом. Несчастная Лаодамия...

Полог алькова открывается. Появляется Дон Жуан.

Словно в епанчу, закутан в белое покрывало. Шпага в руке.

Ваша милость?! (Бросился к нему.) Зачем вы... Вернитесь в постель! Нельзя так сразу...

Дон Жуан отталкивает его. Опираясь на шпагу, идет к окну.

Нет, вам не надо туда смотреть!

Дон Жуан рывком раздвигает шторы. Комнату заливает лунный свет.

Вы погубите себя!.. Ну, хотите, пошлем цирюльника, он приведет вам… как ца-рю Давиду... Только лягте, прошу вас! Или лучше к сеньоре... Она поймет, все вам простит...

Дон Жуан распахивает окно.

Вы не посмеете. Нет! Вы, его убийца... Она не будет с тобой, слы¬шишь, Дон Жуан! Тебе наплевать на небо, но есть другая стихия — не дразни ее! Посмотри на каменный лик, на сверкающий меч... Это не театр, Дон Жуан! Это всерьез! Ты не боишься живых, но мертвое... Страшись его, Дон Жуан!

Дон Жуан отбрасывает шпагу и легко вспрыгивает на подоконник.

Стойте... Ваша милость, вы, верно, забыли про свой язык. Он пока что вам не подвластен, не так ли? Руки-ноги окрепли, а вот язык... Вы немы, почти как этот болван. Что вы скажете безутешной вдове? Как оправдаетесь за свою победу? Чем станете увлекать? Будете сладко мычать? Или сыграете пантомиму? (Дела-ет непристойные движения.) Где ваши гроздья свежих эпитетов и спелых ме-тафор? Ну! Отомкните свои золотые уста!

Пауза.

Д о н    Ж у а н (смотрит в окно). Ты… мне… нужна! (Прыгает вниз.)

Пауза.

Л е п о р е л л о. Язык... Мой нищий, убогий язык... (В распахнутое окно.) Убей их! Убей их, Великий Командор!

Сцена V

Комната освещена красными закатными лучами. Полог алькова закрыт.

На столе, в беспорядке, бутылки, посуда с остатками еды.

Какие-то части мужского и женского платья валяются на полу.

В глубине комнаты видна фигура, напоминающая обернутый

рогожей манекен.

Л е п о р е л л о (с бутылкой в руке сидит на подоконнике, смотрит в раскрытое окно). Свобода... Свободу... Свободы... Вожделенная, святая. Бить¬ся за, выйти на. Век не видать. (Глотнул из бутыли.) Можно так. Свобо¬да — от. Чего. Кого. Свобода — для. Кого. Чего. Свобода — над. А это уже философия. (Глотнул из бутыли.) А если вот так. Свобода — чего. Не от, де для. Просто — чего. Свобода чести. Свобода песни. Свобода страсти. (К алькову.) Вы только не сбивайте меня с мысли... Вот и любопытно: сво¬бодная честь и свободная песнь — без свободной страсти... возможно ли в принципе? Боюсь, что отнюдь. Что очень даже напротив. Где первое, я о чести и песне, там, хоть ты тресни, второе. Страсть. Вожделение. Похоть. Называйте, как хотите. И ничего тут не попи-шешь — свобода. Либо есть, либо нет. (К алькову.) И как по-вашему? Лучше, чтоб есть? Или чтоб нет? Чтоб честь и похоть свободно? Или ни чести, ни похо-ти? Э, нашел, кого спрашивать... (Глотнул из бутыли. Встает на подоконник. Обращается нару¬жу.) Эй, вы все! Мертвые и живые этого города! Я — слыши-те! — я открыл, что есть свобода для каждого из вас. Для каждого из вас свобо-да есть понуждение к выбору. Именно так — понуждение к выбору. И более ничего. Не будем сейчас о выборе, это — особая тема. Главное, свобода есть понуж¬дение. А коли так, то почему, спрашивается, одно понуждение должно быть предпочтительнее любого другого? И к чему тогда весь этот сыр-бор? Для чего рушить одни идолы и на их месте возводить другие? Не проще ли за¬менить таблички? Допустим, «Magnus Commendator» на «Magnus Don Huan». (К алько-ву.) Только не надо про портретное сходство. С покойным оно тоже — не ахти: малость приукрашен. Дон Жуан окажется малость огрублен. Так ли уж важна эта малость? Глыба мрамора, да имя на таб¬личке... (Соскакивает с подоконника. Неожиданно трезво.) Однако ж, солнце садится. (К алькову.) Поднимайтесь! Кончилась сиеста. (Откры¬вает полог.)

В алькове, разметавшись, спит Цирюльник.

Рядом с ним растерзанная, нетрезвого вида девка.

(Тормошит.) Эй, ангел Господень!..

Цирюльник просыпается, садится, трет глаза, потом виски.

(За столом.) Прими вот... (Наливает.) От головного и прочих телесных не¬удобств.

Цирюльник садится за стол. Выпивает, закусывает.

Видишь ли, Фигаро... Да, ты не против такого обращения?

Цирюльник жует.

Ну, так вот, Фигаро. Как тебе хорошо известно, мир — это театр, люди в нем — актеры и, хочешь — не хочешь, надо тянуть свою роль до финала в соответст-вии с назначенным сюжетом.

В алькове зашевелилась девка.

Согласись, еще никому и никогда не случалось сменить роль на ходу. Пере¬прыгнуть в чужую. Не ему предназначенную. Если кто-то считает, будто ему это удалось, то он заблуждается. Роль — одна и та же, просто таким был ее из-начальный рисунок.

Девка вылезает из алькова.

Как же быть, мудрый Фигаро? Как быть, если роль приелась, опостылела, омер-зела — до тошноты, до зубовного скрежета, до тяжести в затылке? Мож¬но, ко-нечно, вовсе прекратить играть. Можно… Но есть другой выход. Стать авто-ром!

Девка, пританцовывая, подбирает части своего туалета,

разбросанные по полу.

Автор волен изменять сюжет. Сочинять новые роли. Отождествлять себя с ка-ким угодно персонажем. В этом смысле автор подобен Богу.

Цирюльник жует.

Я хочу стать автором, Фигаро. В этом абсурдном театре я хочу свободы — над.

Подойдя сзади, девка наваливается на Лепорелло и впивается ему в губы.

Черт!.. (Оттолкнув ее, выскочил из-за стола.) Где ты подобрал эту... эту Аг-лаю!..

Цирюльник берет девку за волосы и, не обращая внимания на ее визг,

выволакивает прочь.

Тотчас возвращается, садится за стол, выливает в стакан остаток вина.

(Останавливает его руку.) Помоги мне. (Увлекает в глубину комнаты.) Ты принес отличный костюм. (Снимает рогожу, под которой обнаруживаются рыцарские доспехи.) Доведи дело до конца. (Становится в позу, удоб¬ную для облачения.)

Цирюльник не двигается с места.

Помилуй, я все тебе отдал. Все, что мог...

Цирюльник не двигается.

(Достает кошелек.) Последнее.

Цирюльник, взвесив кошелек в руке, прячет его в карман.

Одевает Лепорелло в доспехи

Нас ждет безумная ночь... Его милость, мой хозяин, собираясь к вдове, ве¬лел достать свои лучшие одежды. Он обряжался в них так, как обряжается тореро перед выходом на арену. Его лицо было бледно, губы сухи... Я сно¬ва пытался его отговорить. Он не ответил. Он подошел к окну и обратился к статуе. К ста-туе, да-да! Пригласил присутствовать на своем свидании. Он ерничал, мой отча-янный Дон Жуан... Знаешь, мне теперь тоже весело. Я вдруг понял: карнавал! И я нашел себе маску — рыцарь! Суровый рыцарь всех обделенных. Всех, чья жизнь не богата занятными перипетиями. Кто не избалован в ней восторгами и вдохновением. Кто живет, ибо верует: нынче будет, как вчера, а завтра, как се-годня. И муж будет единственным мужчиной своей жены. И не будет мерзости на ступенях храма. И не будет фонтанов, наполненных трупами... На эту ночь я стану рыцарем! (Салютует мечом.) Мой шлем, Фигаро.

Цирюльник быстро заходит сзади и... вместо шлема надевает ему на голову

бритвенный тазик. Тут же возникает спереди с зеркалом в руках.

(Смотрит на свое отражение. После паузы.) И ты — ерничаешь... (Усмехнул¬ся.) Шутишь... Смеешься надо мной... (Хохочет.) Ты... надо мной... (Давит¬ся от смеха.) Ты... (Перестал смеяться.) Ведь это ты все придумал, верно? Ты мне подсказал идею. Принес эти латы... Ты предложил их мне — отчего? Ну да, именно мне? Ну?.. Ты все просчитал — про него, про меня. У тебя же профес-сия — все про всех знать. Тебе известно: он на последнем дыхании, любого пус-тяка достаточно... Он только увидит — и... Кому, как не тебе, это понимать! Вот ты и задумал. Вычислил... Нет, ты не ангел. Ты бес. Ты де¬мон. (Наступает.) Изыди... Изыди, сатана!.. (Замахивается мечом.)

Цирюльник, опережая, бьет его ногой в пах.

(Роняет меч, сгибается.) Черт…

Цирюльник подбирает оружие.

Пауза.

(Медленно выпрямляется. Не сразу.) Верни.

Цирюльник не двигается.

Отдай, прошу тебя.

Не шелохнется.

Там, под матрасом... Берег себе на дорогу.

Цирюльник идет к алькову. Нашаривает, забирает деньги.

Возвращается, отдает Лепорелло меч. Поправляет ему латы.

(Усмехнулся.) Стал бы я рядиться, когда б умел владеть клинком...

Цирюльник надевает ему шлем.

Можешь идти. Больше ты не нужен.

Цирюльник почтительно склоняется.

Ступай. Ступай, холоп.

Цирюльник, не разгибая спины, пятится вон.

Возле стола распрямился, залпом осушил свой стакан. Исчезает.

Пауза.

(Смотрит в зеркало.) Почти как живой... (в окно) ...как камен¬ный. Все-таки, хо-рошо, что починили да почистили. Было б смешно нагря¬нуть с одним эфесом, с окровавленными чреслами... Что же скажу неверной супруге? А ее коварному обольстителю? (Декламирует.) Царство Гадеса — мрачный аид я покинул... Ар-хаично. Нет. (С пафосом.) Трепещи, Дон Жуан! Из глубины взывал я... Слиш-ком вычурно. А может, просто: ты мне нужен? Да надо ли вообще что-то гово-рить...

Пауза.

Ну и темень. Где-то тут был факел... (Ищет по сторонам.) Ладно. Ни к чему светиться, идя на богоугодное дело.

Тьма сгустилась и растворила очертания комнаты.

На сцене Статуя Командора. Идет, тяжело печатая шаг.

Занавес.