Он всегда был романтиком», — думал нефтеналивной принц, глядя, как самолет врезается в небоскреб. Когда Советский Союз оккупировал Афганистан, в королевской семье возникло подозрение, что Россия на этом не остановится, захватит Иран и все северное побережье Персидского залива, поставив под свой контроль семьдесят процентов мировых запасов нефти. Американцы эти подозрения подтвердили.
В королевской семье было принято решение, в результате которого два нефтедобывающих принца, Романтик и Прагматик, вступили в бой с огромной империей. Их цели были ясны и задачи определены. Два человека, за спиной которых стояла финансовая мощь Саудовской Аравии, победили империю. Война в Афганистане была без линии фронта. Личный состав ограниченного контингента советских войск, в количестве 600 тысяч человек, активно помогал Бабрак-Кармалю, а с 1985-го — Наджибулле, строить светлое и вечное, попутно меняя бензин на водку, а также превращать страну из страны массовой неграмотности в страну массовой культуры. Научить пуштунское население писать кириллицей, есть свиную тушенку, рожать в госпиталях и электрифицировать весь Афганистан теплоэлектростанциями, жить не в дувалах, а в хрущевских многоэтажках и вообще приближать уровень жизни к советским стандартам, назло подлому американскому империализму. При этом, не щадя живота советского солдата и ограниченного гражданского контингента (спецов в количестве 20 тысяч человек), забрасывая бомбами при необходимости этого солдата вместе с душманами (пуштунскими, не принимающими интернациональной помощи, племенами).
Советские войска были полностью деморализованы с самого начала военных действий. Намеченных целей войны не сообщали. Рассказы политработников носили совершенно фантастический характер. Умирать неизвестно за что в чужой стране никто не хотел. Кроме этого, все находящиеся в Афганистане, будь то военные или гражданские лица, имели возможность контактировать с афганцами.
Коррупция, подпитываемая нефтедолларами, массовая наркомания, несколько менее массовая вербовка агентуры, в том числе высшего военного, а потом и политического руководства страны, принесла свои плоды.
В боевом соприкосновении с мусульманами, в начале в Афганистане, а потом и в любой точке мира, в том числе и на территории Советского Союза, Советская армия и спецслужбы показывали чудеса беспомощности.
Параллельно с нефтеналивными принцами действовали разведки Ирака, Ирана и Ливии. Причем наиболее успешно это делали иракцы, имеющие своих агентов влияния в самых верхних эшелонах власти. Но в 1991 году Ирак совершает трагический просчёт. Захватив Кувейт, иракский руководитель считал, что Соединенные Штаты не вмешаются, опасаясь прямой конфронтации с дышащим на ладан СССР. А если вмешаются, то произойдет крупный военный конфликт между Советским Союзом и США. Все и шло по второму сценарию, Америка захватила Кувейт, СССР грудью встал на его защиту, во вред себе. Иракская нефть перестала поступать на мировой рынок, и цены на нефть оставались высокими. Ирак, будучи четвертым в мире производителем нефти, ушел с рынка, и на Советский Союз, который жил за счёт поставок нефтепродуктов, пролился золотой дождь.
Но большая война между СССР и США не состоялась. Советский Союз выступил с решительными угрозами. По мнению многих, хорошая война могла удержать СССР от распада. Советский руководитель, который изначально рассматривался как говорливая марионетка, проявил приступ самодурства и, несмотря на мудрые советы, большой войны не начал. Тем более, что испуганная Америка отступила и ушла из Ирака. Через несколько месяцев великий и могучий Советский Союз, как старый пиджак, расползся строго по швам на пятнадцать независимых государств. В Ираке уход армии США с его территории празднуется как великая победа исламского оружия, и это совершенно справедливо. Распад великой империи вызвал массированное давление на европейское население в её бывших мусульманских окраинах. Миллионы этнических русских бежали из мусульманских республик, потеряв всё своё имущество. Национально-патриотические силы России, полностью находящиеся на арабском содержании, естественно, против этого не возражали. Демократы, подкармливаемые Западом, были единодушны в этом вопросе с национал-патриотами.
В Чеченской войне российская армия проявила неслыханную в новейшей истории беспомощность. По всей линии соприкосновения русских с мусульманским миром, русские стремительно откатывались к границам Московского княжества.
И в это время принц Романтик взорвал небоскребы. Принц Прагматик встретил это событие без восторга.
«Хочется надеяться, что это не окажется ошибкой такого же уровня, как захват Кувейта Ираком», — думал он. Но на бескомпромиссного и чистого Романтика Прагматик не мог обижаться. Действия Романтика всегда были так трогательны, что настраивали Прагматика на лирический лад. Он почему-то вновь вспомнил ту девушку из окружения Глеба Петрова, которая была так похожа на Белую женщину. Когда-то, будучи студентом университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы, он упустил Белую женщину, за что укорял себя всю жизнь. Теперь, попросив у Глe6a Петровича её живую копию, он снова её не получил. Непонятно, как она бежала в Израиль. Какой-то анекдот дурного вкуса. Беспомощная молодая женщина, с маленьким ребенком на руках, выскользнула из рук нефтяного принца. Впрочем, почему выскочила. Прагматик позвал своего помощника — чеченца, которым он в последнее время пользовался для проведения акций, в которые он не хотел посвящать своих старых арабских помощников, и попросил привезти живую копию Белой женщины. Второй раз он её не упустит.
Через несколько дней Саша Парашютист, под именем Бубона Папонова, к которому он уже привык как к родному, прибыл в Израиль с деловым визитом. Его приезд был обставлен с надлежащей помпой. Когда он вышел из самолета, хор девочек-бедуиночек затянул ораторию «Время вперед». Венок из полевых цветов одела на него сама Варвара Исааковна Бух-Поволжская. За что и получила пару теплых, выразительных слов от Инбар бен Ханаан.
— Яша Ройзман, в миру Сингатулин, — представил я очередного встречающего, — каратист и татарин. Автор татарского народного эпоса о Шиксе и Шлимазале.
— Папонов Бубон, — представился Саша Парашютист, — один из авторов «Войны и мира».
Шейх Мустафа, от волнения потерявший присущую ему лапидарность слога, радостно улыбался и быстро махал хвостиком.
Заметно побледневший при появлении Парашютиста, что для негра было событием незаурядным, Гидеон Чучундра по-офицерски щелкнул каблуком и с достоинством склонил голову.
Больничный раввин, когда-то своими руками сделавший Саше обрезание, не смог сдержать слёз при появлении Бубона Папонова.
Скупая мужская слеза повисла также на кончике носа Вячеслава Борисовича Борщевского (агентурная кличка Мамонт).
Мирьям Абуркаек (агентурная кличка графиня Кадохес) хотела было броситься Парашютисту на грудь и забиться в рыданиях, но строгай взгляд Оксаны Белобородько остановил ее на полпути.
Кратко поблагодарив встречающих, Саша Парашютист отбыл на кратковременный отдых в свою резиденцию в поселение Ливна. На следующий день высокий гость посетил с супругой публичный дом «Экстаза». Полный отчет о праздничных торжествах в «Экстазе» опубликовала газета «Голая правда Украины».
«Публичный дом «Экстаза» в праздничном убранстве, — писал Ярополк Капустин. — Флаги реют на башнях. Весь зал, как один человек, приветствует членов политсовета Русского Еврейского Национального Фронта — Будницкого Константина Аркадьевича, Каца Яна Борисовича, Зильберта Дана Григорьевича и Рожкову Валентину Васильевну — бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в овации. Все встают. Слышатся здравицы в честь Маковецкого Михаила Леонидовича, князя Абрама Серебряного. Самые юные работницы публичного дома «Экстаза», в бело-голубых пионерских галстуках, украшенных украинским орнаментом, преподносят гостям хлеб, соль и конфеты «Вишня в шоколаде». В почетном карауле застыли видные деятели культуры: заслуженный художник Кабардино-Балкарии Михаил Маркович Гельфенбейн и патриарх палестинского эротического кинематографа Вячеслав Борисович Борщевский.
Немного отдохнув, работники и гости публичного дома «Экстаза» тепло приветствовали вошедшую в гостевую ложу народную целительницу, Вениамина Мордыхаевича Леваева и чету Эйдлиных.
С приветственным словом выступил начальник офакимской полиции Хаим Марциано. В начале своей речи он сердечно поблагодарил собравшихся за предоставленную ему возможность выступать перед работниками и гостями публичного дома «Экстаза». С сожалением констатируя, что ему не довелось лично знать Александра, он, тем не менее, отметил, что глубоко потрясен размахом общественной деятельности Парашютиста. Его вклад в дело воспитания подрастающего поколения, его высокий гуманизм, его образцы высокой гражданственности всегда будут живым примером для всех офакимских старшеклассников.
На следующий день я осторожно подошел к его величеству Парашютисту и, называя его на «Вы», поинтересовался, чем вызван праздник у девчат, или почему его так тепло встречают. Саша предоставил мне финансовые документы, из которых следовало, что кроме крупной суммы, пожертвованной офакимской религиозной школе для девочек «אורח אל ציון» (Путь к Сиону) в память учащихся, оставшихся на второй год, он приобрел публичный дом «אכסטזה», (Экстаза) где установил новый порядок, обязующий, в частности, обслуживать офакимских полицейских бесплатно. Кроме того, он купил все оставшиеся не раскупленными домики в Ливна, пожертвовал астрономическую сумму офакимской психбольнице на постройку фонтана «Cherry pie» (Вишнёвый торт) возле отделения судебно-психиатрической экспертизы и подарил больнице Ворона баснословной стоимости арабского скакуна. В результате чего Саша приобрел репутацию солидного мецената, и теперь он ведет переговоры с Великим Вождем и Учительницей о посильном вкладе в святое дело борьбы за «die gesetzlichen Rechte der sexuellen Minderheiten» (законные права сексуальных меньшинств) и справедливые права «Arabian people of Palestine» (арабского народа Палестины). Переговоры продвигаются успешно.
По случаю четвертой годовщины со дня рождения своего ребенка подпольная супруга героического Парашютиста, Инбар бен Ханаан, устроила вечеринку и пригласила всех детей членов русской мафии. Какая-то девочка, которую младший бен Ханаан хотел видеть, не пришла. Ребенок расплакался. Рассвирепев, Саша-Парашютист подарил всем детям, присутствующим на вечеринке, по «Мерседесу». Было бы излишне говорить, что без «Мерседеса» осталась семья Кац. Ян узнал об этом, находясь на работе. Переполнявшая его обида была нестерпимой, и он решил повеситься в туалете для персонала. Для этой цели он сделал петлю из простыни и прикрепил её к крюку на потолке. После чего сел последний раз покакать и ещё раз всё взвесить. Встать ему уже не удалось. Ведущий непримиримую борьбу с медперсоналом Антонио Шапиро день Педро помазал поверхность унитаза каким-то сверхмощным клеем.
Я, Вова Сынок и Яша Татарин с трудом отделили унитаз с сидящим на нём автором романа «Поц» и отправили всю эту конструкцию, этот нерушимый блок Каца и унитаза, в приемный покой больницы Ворона. Направление, написанное доктором Лапшой и сообщавшее, что направляется больной с диагнозом «The buttocks which are taking place in an alien body» (Ягодицы находящиеся в инородном теле), вызвало бурю гнева не только в среде сексуальных меньшинств коллектива больницы Ворона.
Как и следовало ожидать, содержание направления просочилось в прессу и вызвало широкий общественный резонанс. Прогрессивно мыслящая общественность единодушно расценила «ягодицы находящиеся в инородном теле» как прямой вызов и злокозненную политику ущемления законных прав сексуальных меньшинств. Пресс-секретарь Великого Вождя и Учительницы выступила с официальным заявлением, в котором указывалось, что она, как мать и как женщина, а также как бывший боксер полусреднего веса, сделавший операцию по перемене пола, до глубины души возмущена абсурдными измышлениями доктора Лапши. Ещё будучи секретарем главного врача Офакимской психбольницы, она неоднократно была свидетелем, а потом и свидетельницей грязных инсинуаций заведующего отделением судебно-психиатрической экспертизы в адрес справедливой борьбы палестинского народа и законных прав сексуальных меньшинств.
В ответ доктор Лапша, в открытом письме, направленном непосредственно Великому Вождю и Учительнице, указывал, что он не только не преследовал сексуальные меньшинства арабский народ борющейся Палестины, но наоборот, с неослабным интересом следит за соблюдением их законных прав. И вообще, доктор Лапша готов предоставить документы, подтверждающие, что его мама арабка, а сам он чеченец, которого зовут Бидон Надоев. Документы он готов предоставить кому угодно, в тот момент, когда он, доктор Лапша, сочтёт это нужным.
К письму доктор Лапша приложил медицинскую документацию, подтверждающую, что в течение длительного времени он получает лечение от импотенции, а также справку с круглой печатью с публичного дома «Экстаза» о том, что результаты лечения пока плачевны. Кроме того, доктор Лапша предоставил справки, свидетельствующие, что в течение длительного времени он занимается вокалом. Причем его голос по своим характеристикам соответствует колоратурному сопрано. И, наконец, доктор Лапша справедливо указывал, что у него была справка, правда сомнительного качества, от врача-дерматолога о том, что он не бреется.
Оживленная и содержательная переписка между заведующим отделением судебно-медицинской экспертизы и руководством партии «עבודה נמרצת» (Энергичная Работа) в силу их общественной малой значимости меня мало интересовали. Но поступок Саши Парашютиста, несовместимый с кодексом чести, которому неукоснительно следовали члены русской мафии, меня возмутил.
— И не стыдно тебе, чертов Бубон Папонов, — сказал я ему, — довести старейшего члена русской мафии до самоубийства, от которого его спас в последнюю минуту разъяренный унитаз, впившейся в обнаженную часть тела Яна. Этому ли тебя учили в публичном доме «Экстаза»?
Парашютисту явно было стыдно:
— Я навешал Каца после его выписки из больницы Ворона. Он отказался принять «Мерседес». При этом Ян почувствовал себя совсем плохо. Его жена расплакалась, а дочка, которая не пришла к моему сыну на день рождения, спряталась от меня в туалете.
Но, в конечном счете, после длительных переговоров был найден компромисс. В торжественной обстановке семейству Кацев был преподнесен маленький грузовичок марки «Мерседес», груженный свежеизданной поэмой «Поц», выход в свет которой Ян ждал с таким нетерпением. Кац по этому случаю купил и надел бабочку.
Через какое-то время, профинансировав Тель-Авивский фестиваль лесбиянок и гомосексуалистов и издав массовым тиражом путеводитель «Public toilets of Israel» (Общественные туалеты Израиля), составителем и редактором которого любезно согласилась стать Светлана Аркадьевна Капустина, Саша Парашютист отбыл на родину, которой в данном случае оказалась Россия.
Но и после его отъезда поселение Ливна продолжало жить насыщенной культурной жизнью. Бух-Поволжская обратилась ко мне с жалобой на хулиганские действия Вячеслава Борщевского. Художественный руководитель киностудии «Антисар» в редкие минуты отдыха дрессировал шейха Мустафу. В конечном итоге ему удалось добиться потрясающих результатов. В ответ на любой телефонный звонок, шейх Мустафа поднимал трубку и с неподражаемыми ленинскими интонациями отвечал: «Смольный слушает».
Причем говорил он поочередно на иврите и русском языках. Иногда он добавлял «פליקס מתכת על החוט» (Железный Феликс на проводе).
На фоне этого тяжелые испытания продолжали сыпаться на доктора Лапшу. Антонио Шапиро дель Педро украл отделенческий компьютер с данными на всех больных. Доктор Лапша дал ему сто ₪ (шекелей) с условием, что Антонио принесет компьютер обратно. Коварный дель Педро деньги взял и принес компьютер, украденный в подростковом отделении.
Доктор Керен нажаловался главному врачу на то, что заведующий отделением судебно-психиатрической экспертизы сознательно натравливает на доктора Керена преступников и даже ссужает их деньгами.
Пятоев пожаловался мне, что ему неудобно смотреть в глаза работникам психбольницы. Дело в том, что главный медбрат больницы, человек, известный как добросовестный работник, много сил и времени отдающий педагогической деятельности, попытался изнасиловать медсестру. Безуспешно. Сделал он это совершенно напрасно. Кроме того, что она его побила, она еще пожаловалась во все инстанции. Возник громкий скандал. Всем работникам больницы, пострадавшим от его сексуальных домогательств, было предложено обратиться для дачи свидетельских показаний. Пришли немногие, и вполне хватило двух автобусов, чтобы отвезти пришедших в полицейский участок. На этом фоне обвинения Пятоева в том, что он раздел больную и голой привязал к кровати, выглядят как издевательство над самой идеей развратных действий. Если раньше Пятоев пользовался репутацией человека прямого и мужественного, то сейчас он стал объектом насмешек и примером ничем неоправданного целомудрия.
— А я ведь уже не мальчишка, а глава семейства, — жаловался мне Пятоев, — а главный медбрат сделал из меня посмешище.
— Но если ты не мальчишка, — ответил я ему холодно, — то должен был с самого начала думать, что делаешь.
Удивленный моей высокой принципиальностью, Пятоев поинтересовался, не являлся ли я членом партии в годы, предшествовавшие моей репатриации в Израиль. На что я ему ответил, что мне нечего стесняться своей политической карьеры в годы далекой юности. Хотя я не был членом коммунистической партии, но в комсомол я поступал пять раз. Причем в четырех случаях мои попытки поступить в комсомол были успешными.
Отставной майор шариатской безопасности, так и не поступивший в академию Генерального штаба, выразил желание заслушать подробности моей политической карьеры. И я поведал Пятоеву обо всех этапах большого пути.
Первая попытка вступить в Коммунистический Союз Молодежи, сокращенно комсомол, я совершил по идейным соображениям, будучи учеником средней школы. Как это всегда бывает с бескорыстными идеалистами, мне это не удалось. В райкоме комсомола меня строго осудили за классово чуждую причёску и выразили глубокую убежденность, что посещение парикмахерской поможет мне вернуться в лоно марксистко-ленинской идеологии. Мои чёрные кучерявые волосы, уходившие своими корнями в восточное Средиземноморье, вызывали понятное раздражение у обитающих на просторах Средне Русской Возвышенности комсомольских работников. Близкое общение с комсомольскими вожаками нанесло сокрушительный удар по моей глубокой убежденности в правоте идей Маркса и Ленина, и в дальнейшем мои попытки не вступить в комсомол объяснялись сугубо меркантильными соображениями. Но суровая проза жизни вновь и вновь зазывала меня в Ленинский Союз Молодежи, несмотря на мои неустанные попытки из этого замечательного союза выбраться.
Следующей раз я стал членом этой подозрительной организации совершенно непроизвольно. Восьмой класс все учащиеся должны были закончить комсомольцами. В связи с этим, вместе с аттестатом о победном окончании восьмого класса, к своему большому удивлению, я получил комсомольский билет на свое имя, где даже была вклеена моя фотография. В те годы я с большим почтением относился к органам политического сыска, поэтому учётную карточку, полученную в комитете комсомола школы, мне пришлось разорвать на мелкие кусочки, потом эти мелкие кусочки сжечь, а пепел развеять над помойной ямой.
После завершения этого языческого ритуала, с чувством выполненного долга, я направил свои стопы в медицинское училище. В медицинском училище мне сообщили, что советский фельдшер не может не быть членом Ленинского Союза Молодежи. При приеме от меня потребовали рассказать, на мой взгляд, очень занимательную историю о награждении комсомола орденами и медалями. В ходе рассказа у меня возникла надежда, что в комсомол меня не примут, которая окончательно окрепла во время моего полного драматизма повествования о награждении комсомола третьим орденом Ленина. К сожалению, моим мечтам не суждено было сбыться.
Меня никто не слушал, а если бы и слушали, то мало бы что поняли, так как в своей речи я употреблял много слов, не понятных простому комсомольскому работнику. Услышав слова «сретенье», «династия Рюриковичей» и «коленопреклоненные», меня даже грозно спросили, не пытаюсь ли я говорить с членами комсомольского бюро «בל' עברית» (по-еврейски). Но в комсомол, тем не менее, приняли.
После окончания медучилища помойная яма в доме моей бабушки в Кунцево пополнилась пеплом еще одного комсомольского билета, а я был призван в ряды Советской Армии. Во время прохождения срочной службы передо мной вновь был поставлен ребром вопрос о вступлении в комсомол. Среди вступающих в этот навязчивый союз молодежи я был единственный, кто говорил по-русски. Тем не менее, все, кроме меня, дали точные и исчерпывающие ответы на поставленные вопросы, и только я вступил в пререкания, в результате чего я получил два наряда вне очереди. Этот гуманный приказ командования мне пришлось выполнять, будучи комсомольцем и политзаключенным одновременно.
Последний раз мне довелось вступать в комсомол во время учебы в медицинском институте. Я мило побеседовал с членом бюро о том, «wie es, wenn USä оккупировали Sowjet Union gut wäre» (как было бы хорошо, если бы Соединенные Штаты оккупировали Советский Союз). Я малодушно утверждал, что хорошо может быть и без этого, но члены комсомольского бюро были непреклонны. Но, несмотря на нестойкость своих идеологических позиций, в комсомол меня все же приняли.
Полученный тогда комсомольский билет я храню по настоящее время, так как, по моей просьбе, там написали слово «יהודי» (еврей) с большой буквы.
За долгие годы я настолько примерился к систематическим приёмам в комсомол, что к окончанию института чуть не вступил в партию. На пятом курсе института у меня была романтическая связь с парторгом нашего курса по имени Катя. По моему мнению, наши отношения не зашли так далеко, чтобы могла идти речь о вступлении в компартию. Но Катя считала по-другому. На очередном комсомольском собрании она сообщила, что на наш курс прибыла разнарядка на принятие трёх человек в коммунистическую партию. При этом она посмотрела на меня так хорошо мне знакомым, зовуще-решительным взглядом. Будучи опытным политическим бойцом, я сразу ощутил нависшую надо мной опасность и попросил слово:
— Для вступления в КПСС, помимо формальных требований, необходимо, чтобы кандидат разделял идеологию этой партии, — заявил я своей интимно-партийной подруге, — на наш курс поступила разнарядка на трёх человек. Представим себе на минуту, что на курсе в шестьсот человек есть более трёх человек отщепенцев, которые придерживаются этой, пусть не лишенной оригинальности, но в высшей степени спорной идеологии. Как в таком случае поступит мудрое партийное руководство нашего курса?
Ответа, по существу заданного вопроса, я так и не получил, но и вопрос о моем вступлении в партию потерял всякую актуальность. В дальнейшем мои отношения с Катей складывались непросто. Она вышла замуж за студента из Ливана, который был смугл, отзывался на имена «Миша» и «Мансур» и был ниже её на голову. Незадолго до свадьбы она сообщила мне, что как мужчина я не иду с ним ни в какое сравнение. И что только в объятиях этого террориста-подрывника она почувствовала себя женщиной.
Я и до этого плохо относился к партийным и комсомольским активистам, но после этого случая я их просто возненавидел. Мной овладела такая обида, что я пообещал своей бывшей возлюбленной покончить с собой, но не пригласить её на свои похороны.
— Покончить с собой ты раздумал, но нежелание видеть её на своих похоронах остаётся в силе, — прокомментировал Пятоев рассказ о моих сложных и многогранных отношениях с партийным руководством курса.
Младший медбрат запаса в последнее время скучал по сумасшедшему дому. Он находился под впечатлением опубликованной в газете «Голая Правда Украины» серии публикаций медсестры Фортуны под общим заголовком «Рядом с великими». Автор, в течение многих лет проработавшая в психиатрической больнице, с большим сочувствием описывала содержание бреда величия, который ей довелось услышать на протяжении славного трудового пути. Я тоже читал эту наделавшую много шума книгу, и мне особенно запала в душу старуха-якутка, которая пребывала в глубоком убеждении, что она является Зоей Космодемьянской, и перевернула всю больницу в поисках «die Faschisten» (фашистов).
Но Пятоева в этом музее восковых фигур, созданном шизофренией, привлекали образы романтические. Особенно ему был душевно близок один заслуженный ветеран израильской армии, которого тяжело мучил вопрос, занялся бы он убийством евреев, если бы он был палестинским юношей. Иногда, впрочем, ветеран задумчиво спрашивал:
«— אני אף לא פעם אחת לא הייתי אישה, ומענין, כי הם חשות?» (— Я никогда не был женщиной, а интересно, что они чувствуют?)
Заслуженный ветеран был человеком поистине разносторонним.
Прочтение этой замечательной публикации оставило неизгладимый след и в мироощущении Костика.
— Скажите, уважаемый Барабанщик, — спросил меня народный лидер, — почему вы всегда против ценностей господствующей идеологии. Это склонность вредна для здоровья. Иногда эта черта характера приводит к разрыву сердца или отрубанию головы.
— Хочу вам сообщить, милейший Костик, — ответил я видному политику, — что это качество отмечает княжеский род князя Абрама Серебряного. Мой папа, «כנען» (Ханаан), а по-русски Леонид Маковецкий, будучи прирожденным князем Абрамом Серебряным, был единственным старшим офицером в стратегической авиации, который не являлся членом Коммунистической Партии Советского Союза. Об этом ему сообщил лично the commander the Belarus military district general Tretjak (командующий Белорусским военным округом генерал Третъяк).
Действия моего отца, которому удалось в течение многих лет избегать вступления в эту, в высшей степени малопристойную организацию, золотыми буквами вписаны в историю всей стратегической авиации. В политотделах частей и соединений этого рода войск ходили легенды о князе Абраме Серебряном, который, независимо от количества выпитого, всегда считал себя недостойным вступать в партию.
В том, что я, Михаил Маковецкий, являюсь князем Абрамом Серебряным, надеюсь, двух мнений быть не может.
Мой сын, Дима, а по-еврейски מקובצקי דן (Дан Маковецкий), проявлял себя князем Абрамом Серебряным с ранних лет. Обучаясь в седьмом классе школы кибуца под названием «שועל» (Лиса), он однажды сообщил мне, что в этот день в школу не пойдет, так как вместо учебы у них будут торжественные мероприятия, посвященные годовщине смерти Ицхака Рабина. Ребёнка я не осудил. На ближайшем родительском собрании кибуцные учителя, настолько левые, что левее их только Ясир Арафат, долго и занудливо рассказывали мне о том, как они переживают за общественное лицо сына. Выяснилось также, что мой сын избегает массовых мероприятий вообще, а ещё не ходит в походы по родной стране, не поёт песен у костра и не развивает в себе чувство локтя. К замечаниям учителей он относится без интереса и, если ему скучно на уроке, довольно легко засыпает и заметно раздражается, когда его будят. После таких слов мое сердце наполнилось законной гордостью за ребенка.
— Никогда бы не подумал, что ты вырос в семье военнослужащего, — заявил мне Костик, — в тебе есть врожденное чувство неподчинения приказу.
— Я не только князь, но и потомственный защитник Родины, — с достоинством ответил я, — мой дедушка по материнской линии, во время гражданской войны, служил как в Красной, так и в Белой армии, попеременно дезертируя из обеих. В общей сложности ему удалось дезертировать пять раз. Причем в двух случаях он покидал место службы с табельным оружием в руках. Винтовку Мусина образца 1898 года, легкомысленно выданную ему перед штурмом Перекопа, он хранил всю жизнь. С нею он ушёл в партизанский отряд, из неё он застрелил соседа-полицая, когда тот пришел домой из тюрьмы через десять лет после окончания войны в районный центр Щорс, и, будучи крепко выпившим, рассказывал об участии в расстреле щорских евреев. Последний раз мой дедушка тщательно перебрал и смазал свою винтовку в 1961 году, когда было объявлено о неизбежной победе «le communisme» (коммунизма) через двадцать лет, и из продажи исчез «le pain blanc» (белый хлеб).
Так что я представитель военной династии, пока доросший до должности чеченского полевого командира, но не теряющий надежду на продвижение по службе. Как говорила моя бабушка, которую соседи почему-то звали Циля Ханаановна, хотя в действительности она была Ципойра Хуновна: «Это болезнь, при которой можно жить долго, но плохо». Бабушка это говорила на языке идиш, которым я, в силу своего глубокого невежества, не владею, а потому не могу процитировать ее на языке оригинала.
— Мне кажется, вернее, я даже убежден, что рассказы о твоих родственниках несколько затянулись, — прервал меня Костик, — история похождения твоих дедушек и бабушек, которые всю жизнь провели в тылу врага, но при этом жили долго и счастливо, начинают меня утомлять. Давай переменим тему.
— Хорошо, оставим в покое моих родственников, — согласился я, — поговорим о стройках сионизма. Недавно мне довелось побывать на праздничных торжествах, ознаменовавших собой окончание строительства второго этажа в доме Кацев. В качестве строителей сионизма выступала, как обычно, бригада строителей-палестинцев. Шестеро довольно молодых, но уже очень бородатых строителей. Несмотря на частые перерывы на молитвы, они довольно быстро и качественно возвели второй этаж. Можно смело сказать, что работали строители на крыльях любви. В бригаду палестинских строителей сионизма объединились юноши из богобоязненных мусульманских семейств, движимые вполне понятными желаниями заработать необходимые средства для приобретения жён. В Хевроне они видели, естественно не вблизи, живых девушек, закутанных с ног до головы, но на видеомагнитофонах они насмотрелись на всякое. Поэтому с женитьбой у них были связаны большие надежды.
После завершения строительства Людмила Ивановна Кац решила накрыть праздничный стол для сжигаемых любовным пылом строителей. В качестве переводчика и консультанта-востоковеда был приглашен я. По прибытии в усадьбу Кацев мне пришлось потрясти (в переносном смысле этого слова) Людмилу Ивановну. Я заявил, что спиртное со столов необходимо убрать, так как ислам его употребление категорически запрещает. Воспитанная в строгих подмосковных традициях, госпожа Кац была заметно расстроена, но быстро оправилась от пережитого и начала накрывать на стол. Я же с Кацем отбыл осматривать новостройку. Вскоре прибыли, одетые по-праздничному, ударники сионистского труда. После получения от Яна причитавшихся им денег, все, находясь в приподнятом настроении, уселись за стол, сервированный во дворе.
Неожиданно лица наших палестинских собутыльников окаменели. Я обернулся и увидел Людмилу Ивановну, несущую поднос с жареным поросенком. Но не поросенок поверг в шок чистых мусульманских юношей. Как выглядит поросенок, они не знали, так как ислам запрещает есть свинину, да в доме Кацев они поросенка и не ждали, так как еврейская религия тоже свинину есть запрещает. Другое дело, что об этом запрете не знает не только Людмила Ивановна, не знал об этом даже её супруг, чистокровный еврей Ян Борисович Кац. Мне, по литературным источникам, было это известно, но, как и большинство еврейского народа, я кушал свинину при любой возможности. Не свинина превратила палестинских строителей сионизма в соляные столбы. Виной тому была внешность и туалет Кац Людмилы Ивановны.
Впервые после приезда из Томилина в Израиль госпожа Кац надела шёлковый китайский халат в драконах, которым она так гордилась и надевала только по торжественным случаям. Необходимо присовокупить, что под воздействием сладких тропических фруктов, которыми так славится земля Израильская, Людмила Ивановна не поправилась, а скорее раздобрела. Ещё вернее было бы сказать, что она налилась или, чтобы быть до конца точным, можно отметить, что госпожа Кац еще более пышной. И сдобной.
В результате этих процессов красный шелковый халат в драконах стал ей маловат. Особенно в груди и ниже талии. А также, почему-то, коротковат. Вероятно потому, что с годами сморщиваются и драконы, но время не властно над Людмилой Ивановной. Несмотря на то, что к халату прилагался поясок, который Людмила Ивановна повязала на талии, халат имел тенденцию распахиваться то сверху, то снизу, демонстрируя, то наполненный до краёв большого размера бюстгальтер, то полноватые, но сохранившие форму, бёдра.
— Кушайте, гости дорогие, не стесняйтесь, — говорила Людмила Ивановна и ставила на стол новые и новые блюда. При этом ей приходилось наклоняться, а однажды ей даже пришлось прижаться грудью к плечу одного из дорогих гостей. Несчастный в три глотка опустошил полуторалитровую бутылку кока-колы. Неиспорченные тлетворным влиянием Запада мусульманские юноши воочию убедились, что видеомагнитофон их не обманывал. Кусок чудесно приготовленной свинины застревал у них в горле. Вступить в законный брак им хотелось нестерпимо. Ближе к вечеру, когда праздничные торжества завершились, они встали из-за стола и пошли к своей машине, медленно и осторожно передвигая ноги. После этого случая, ещё долго бригады арабских строителей осаждали поселение Ливна с предложениями своих услуг.
— А у меня есть другая история о настоящем арабском мужчине, — отозвался Костик на мою историю о Людмиле Ивановне Кац. Как вы, наверное, заметили, я недавно женился. Неделю назад я навестил свою супругу в гинекологическом отделении больницы Ворона, где она сохраняет беременность. Там я встретил Мансура, младшего брата Ахмеда Алузаеля. Он привез туда беременную девушку лет шестнадцати, с внешностью кинозвезды из старого итальянского фильма. Одет Мансур Алузаел был в форму офицера израильской армии. Две полоски на его погонах говорили человеку сведущему, что представитель захудалого бедуинского клана Алузаел проходил службу в израильской армии в звании סגן, что примерно соответствует званию лейтенанта Советской Армии. Я был свидетелем беседы, состоявшейся между бравым офицером израильской армии бедуинского происхождения и лечащим врачом его беременной красавицы-супруги.
— Чем болеет моё сокровище? — спросил Мансур.
— Ваша супруга совершенно здорова, — ответил врач.
— В таком случае, может быть, не будем класть её в больницу, — предложил военнослужащий. Было заметно, что расставание с ней, даже на короткий промежуток времени, его сильно угнетало.
— Класть её надо, — с чувством сказал врач-гинеколог, — ваша супруга еще молода, ей всего шестнадцать лет, а она уже на седьмом месяце беременности. На поздних сроках беременности столь юный возраст рассматривается как фактор риска, и она нуждается в постоянном наблюдении.
Приученный в армии к выполнению приказов Мансур не стал спорить, но спросил:
— Может быть, ей что-то принести?
— Принесите ей что-нибудь попить, только диетическое, можно еду, которую она любит, только не сладкое, и что-нибудь, чтобы ей не было скучно, — ответил врач.
Глава небольшого, но уважающего бедуинского клана Алузаел легко кивнул головой. Прежде чем его любимая супруга сняла туфли и легла в кровать, ящик с самым дорогим фруктовым соком стоял возле кровати. Через полчаса у дверей палаты появился младший брат Мансура, Фауд, который проходил воинскую службу в израильской армии в звании тураш, что соответствует званию ефрейтоpa. Тураш Фуад Алузаел получил отпуск на неделю и намеревался провести его у дверей палаты, где находилась супруга главы клана. Глаза на неё он поднимать не решался, но в остальном вёл себя нахально. Расстелил возле двери коврик, положив на него автомат «узи» и переговорное устройство для поддержания постоянной связи со своим двоюродным братом, поселившимся под окнами палаты с пулеметом «Галил». Двоюродный брат недавно добровольно призвался в израильскую армию, служил в звании турая (рядовой) и был направлен своим командиром, сегеном Мансуром Алузаелем, на боевое дежурство под окнами гинекологического отделения, сроком на неделю.
Вообще-то в израильской армии стоять на посту сроком неделю не полагается. Но турай из клана Алузаел жаловаться не собирался. Для того чтобы супруге шейха было веселей, около неё дежурила бедуинка с огромными кулаками. По ночам её сменяла другая бедуинка, манерами и телосложением похожая на лошадь. Обе женщины не выпускали из рук переговорное устройство, связывающее их с представителями клана Алузаел, дежурившими под окнами и дверями палаты, что не мешало им выполнять любые прихоти супруги шейха и следить, чтобы без дела к ней никто не подходил, — закончил свой рассказ Костик.
Здесь было бы уместно сделать отступление, поясняющее права и обязанности израильских граждан бедуинской национальности и еще раз подтверждающие, что Восток — дело тонкое. Если в свое время Советский Союз населяли нации, народы и народности, а также лица еврейской и кавказской национальностей, то арабский мир построен на совершенно других принципах. Все арабы объединены в некую общность, называемую «Умма». «Умма» подразделяется на религиозно-национальные общности. Суниты, шититы, ваххабиты, алавиты, копты, марониты, друзы, кабилы, бедуины и так далее, и так далее, и так далее являются общностью одновременно и национальной и религиозной. Человек самоидентифицирует себя с одной из этих общностей, то есть одновременно, указывая свою и религиозную, и национальную принадлежность. Эти два понятия не разделены, религиозная принадлежность — это часть национального самосознания.
Из этой же оперы и евреи. Еврей — это национальность и религиозная принадлежность. Еврей по национальности, поменявший вероисповедание, перестает быть евреем и теряет право на репатриацию в Израиль. Кто угодно по национальности, принявший еврейскую религию по всем правилам, становится полноценным евреем и получает право на репатриацию на свою историческую родину в государство Израиль. Еврейская секта есеев, отделившая национальную принадлежность от религиозной, положила начало мировой религии, получившей название «Christianity» (христианство), но при этом члены секты перестали быть евреями и растворились на бескрайних просторах Римской империи. Отделение понятий национальности и религиозной принадлежности дало возможность возникнуть европейской цивилизации, так как у человека появилась возможность придерживаться любой идеологии, не теряя при этом своей национальной идентификации.
Человек свободно выбирает идеологию, защищающую его личные интересы. Он сам себе создает такую идеологию. Протестантские течения в христианстве, в которых принадлежность к общине значительно менее важна, чем личное общение с богом, создали идеологические предпосылки для общества свободных индивидуумов, построивших капиталистическое общество и совершивших промышленную революцию.
Евреи — это восточная национально-религиозная общность, волею судеб выброшенная в европейскую цивилизацию и приспособившаяся к ней и оказавшей на нее огромное влияние. Все христианское богоискательство с огромным интересом взирало на свой религиозный первоисточник — иудаизм. Поэтому и непрерывная борьба с иудейской ересью было непременным атрибутом всего христианского мира. Зверства инквизиции и многочисленные буллы римских пап по тому поводу — это пример наиболее известный пример. Под этот каток попали не только евреи. Тяжелейшая война с государством катар во Франции — тому пример. Секта катар подошла к иудаизму настолько близко, что в современном Израиле идут дискуссии евреи они, или не евреи. Катары даже соблюдали субботу и кашрут (свод санитарно-гигиенических правил, связанный с питанием, которые являются обязательный для исполнения верующим иудеем).
В православии борьба с иудейской ересью велась еще в Великом Новгороде при Александре Невском. А продолжалась борьба с «сектой субботников» еще в 30-е годы XX века, когда жителей деревень под Воронежом, требующих записать их национальность в паспорте «еврей», отправляли в лагеря по статье «Антисоветская агитация и пропаганда». До этого национальность в советских паспортах не указывалась. С образованием Израиля субботники были признаны евреями и практически поголовно репатриировались в Израиль в 90 годах ХХ века. В советских паспортах национальность начали указывать с того момента, когда к власти в Германии пришли фашисты. Воззрения на национальный вопрос германских национал-социалистов оказали огромное влияние на советских марксистов-ленинцев.
Арабский мир — это конгломерат национально-религиозных общностей, больших или маленьких. Эти общности разделены на хамуллы, что можно перевести как «племя», «клан». Бедуины — кочевники. Их самоидентификация как члена хамуллы гораздо сильнее, чем членов национально-религиозной общности или, тем более, уммы. Хамулла бедуинов возглавляется шейхом, кочует по пустыне и может надеяться только на себя и на мудрое руководство своего шейха. Шейх должен доказать как свою преданность хамулле, так и способность защитить ее интересы. По приказу шейха, который это доказал, члены хамуллы, не минуты не раздумывая, лягут на пулемет. Происхождение различных бедуинских хамулл разное. К примеру есть хамуллы, члены которых негры. Браки совершаются, как правило, внутри хамуллы, но бывают исключения. Женится на девушке из более уважаемой хамуллы почётно. Женится на девушке происходящей из хамуллы земледельцев ещё более почётно. Феллахи (земледельцы) стоят в табеле о рангах внутри Уммы (арабского мира) выше бедуинов (кочевников). Сунниты выше шиитов, и так далее, и тому подобное. Покорённые исламом народы не растворились друг в друге, а сохранили этническое самосознание, хотя все перешли на арабский язык.
Еврейская государственность, вернувшаяся на Восток после двухтысячелетнего отсутствия, пришла к себе домой, где движущие мотивы людей понятны и предсказуемые, в отличие от Запада, который — дело тонкое.
Начав службу в израильской армии, я был потрясен наличием в ней огромного количества арабов, служащих в боевых, секретных частях и занимающих высокие должности. Причем служат они часто не за страх, а за совесть. Хотя и за страх иногда тоже. Разные национально-религиозные общности, живущие в Израиле, относятся к государству, в котором они живут, по-разному.
На одном краю — друзы. Друзская религия — это оригинальная монотеистическая религия, наряду с исламом, христианством и иудаизмом. Арабские политики в своих высказываниях и публикациях, обычно не на арабском языке, называют эту религию разновидностью ислама, что является сознательным, классическим враньем. Друзская религия существует с четвертого века нашей эры, а ислам появился в седьмом. Ислам жестоко преследовал друзов, как и все не исламсие религии, и друзам удалось сохраниться только в неприступных высокогорных деревнях, в основном в Ливане, но также в Сирии и в Израиле.
В арабских странах границы государств проведены без особой связи с национально-религиозным составом населения, существуют недавно, часто меняются и эмоциональная связь граждан с государствами, где они живут, непрочная. Граждане не считают себя чем-то обязанными государству. А государству глубоко наплевать на своих граждан. Воинственным, не признающим никакой власти горцам-друзам всё время пытались навязать ислам.
Еврейской религии глубоко чуждо миссионерство. Первым сионистам и в голову не приходило обращать друзов в иудаизм. В результате шейхи всех друзских хамулл в конфликте за Палестину выступали на стороне евреев. С 1928 года друзы воюют на стороне евреев. С образованием Израиля в 1948 году для друзов существует всеобщая воинская обязанность.
Для воинственного горца-друза любая работа, не связанная с применением оружия, если не позорна, то не уважаема. Поэтому друзы идут только в боевые части. Так как арабский язык для них родной, то их много во всякого рода спецназах, разведке и так далее.
Следующими по степени лояльности к Израилю являются бедуины. В израильскую армию они призываются на добровольной основе. На практике это означает, что хамулла, шейх которой дал команду «стройся», призываются все члены хамуллы, а там где шейх дал команду «отставить», в израильскую армию не идут. Бедуины — это кочевники, пастухи овец, живущие в пустыне. Оседлые бедуины — это дети кочевников в первом поколении. Пустыня для них — дом родной. Они служат проводниками, пограничниками и в других местах, где нужно хорошо ориентироваться на местности. Хамуллы бедуинов не равноправны. Есть уважаемые, есть так себе, есть презираемые.
Арабы-земледельцы презирают всех бедуинов, считая, что бедуины — это переходная стадия между обезьяной и человеком. Отчасти они, вероятно, правы. Бедуины — это публика дикая, агрессивная и далекая от высот высокой образованности.
Хамулла Алузаел в бедуинском обществе заслуженно пользовалась репутацией презираемой. Нищая и малочисленная, эта хамулла промышляла чем попало, в том числе розничной продажей наркотиков. Когда Ахмед Алузаел вступил в контакт с БАШАКом, он как бы выступал и в качестве всей своей семьи. Он и завербовался, руководствуясь интересами своей семьи, защищая своих братьев от неизбежной отсидки за торговлю наркотиками. После того как Ахмед пропал без вести на войне в Чечне, старшим братом стал Мансур.
Ахмед приказал ему призваться в израильскую армию. До этого мужчины хамуллы Алузаел в израильскую армию не ходили. Но хамулла была в тяжелом положении, признанного, уважаемого шейха, который мог найти для всех членов хамуллы достойный доход, не было, и Ахмед, а затем Мансур принимали решение самостоятельно. Следующим этапом была борьба за место шейха. Ахмед был диссидентом, Мансур обладал качеством лидера.
В клане была девочка-олигофренка, уход и забота о которой лежали на всей хамулле, но непосредственно и на нём. Мансур женился на ней. То есть в качестве мужа он обязался обеспечивать её материально и защищать её честь и достоинство до конца жизни. Он мог спать или не спать с ней, это никого не интересовало. Концепцию Фридриха Энгельса о том, что «die Familie ist eine Gruppe der Leute führend die gemeinsame Wirtschaft» (семья — это группа людей, ведущая совместное хозяйство), исламское общество разделяет целиком и полностью. Мансур не прикасался к несчастному ребенку, но это было его личное дело. Но то, что он взял её под свою защиту, доказывало его высокие моральные качества и преданность членам хамуллы. Это оказало впечатление на всех членов хамуллы, так как ярко демонстрировало, что Мансур будет бороться за интересы каждого из членов племени, что для любого из членов хамуллы он готов пожертвовать своими личными интересами.
Следующим этапом к занятию им должности шейха было бы доказательство его способности обеспечить хамуллу материально. Мансур пошел добровольно в израильскую армию, и его послали служить в качестве пограничника на израильско-иорданскую границу. Он приказал своим братьям и другим членам хамуллы, находящимся под его влиянием, призваться в израильскую армию. Все призванные члены хамуллы Алузаел, естественно, попали под командование Мансура. Структуры воинских подразделений, в которых служат бедуины, повторяют структуры племени. Чем больше членов хамуллы призвано, тем больше у Мансура подчиненных, чем больше у Мансура подчиненных, тем больше звёзд на его погонах.
В израильской армии нет военных училищ, выпускающих лейтенантов. Солдат сначала доказывает свою способность быть лидером, потом получает звёзды на погоны, потом идет учиться тому, что ему нужно знать для выполнения своих должностных обязанностей. При этом он учится на курсе поваров при офакимской психбольнице или в академии West-Point (Вест-Пойнт) в Соединенных Штатах, но это уже частности.
Скорпион не проползет через участок границы, охраняемой солдатом Алузаел, если этот скорпион не принадлежит к племени Алузаел. А через израильско-иорданскую границу, как и через израильско-египетскую границу только гашиш идёт тоннами. Именно из Израиля растекаются несинтетические наркотики по всей Европе. Непосредственно транспортировать их из Ливана и Сирии, где огромные плантации заняты опиумным маком, или из Иордании и Синайского полуострова, где растёт конопля, из которой делают гашиш, сложно. На опиумном маке стоит ливанская экономика, в значительной степени экономика Сирии. Конопля кормит десятки тысяч иорданцев и египтян. Уважаемый человек серен (лейтенант) Мансур Алузаел, шейх уважаемого и богатого племени Алузаел. Если террористы захотят перейти границу, серен Мансур узнает об этом раньше, чем террористы к границе приблизятся.
Если полиция и задержит кого-то из членов хамуллы Алузаел, то уважаемый шейх Мансур сделает для задержанных всё, что сможет. А может он многое. Дисциплина в подразделении, где служат члены хамуллы, идеальная. Внеуставные отношения исключены в принципе. Солдат солдату сват и брат, вместе с детства овец пасли. Командир — отец родной.
Ходили тучи хмуро на одном участке границы с Ливаном. Рота лейтенанта Алузаеля на три дня ушла в рейд вглубь Ливана. The United Nations Organization (Организация Объединенных Наций) осудила Израиль, но тихо стало на границе. Конечно, вертолеты, фотосъемки, разведка, дальнобойная артиллерия, все это как положено. Но выучка израильского солдата, его высокий морально-боевой дух являются главным условием победы.
«Говоришь, бедуины от обезьян произошли, морда шиитская (бедуины — мусульмане-сунниты, ливанская Хизбалла, воюющая с Израилем, — шииты. Конфликту между суннитами и шиитами столько лет, сколько лет исламу), получи сын свиньи подарок свинцовый».
Настала пора уважаемому шейху жениться во второй раз. С первой женой, несчастной дебилкой, шейх, естественно, не разводится, да и не разведётся никогда, не так он воспитан, чтобы бросить беспомощную родственницу. Но и с личной жизнью нужно что-то решать. Содержать пару-тройку жен он вполне в состоянии. Когда цели ясны и задачи определены, товарищи шейха Мустафы приступают к работе. Несколько учительниц в старших классах мусульманских школ для девочек в городе Рафиях трудились, засучив рукава. Шутка. Если учительница мусульманской школы появится хотя бы раз в общественном месте с открытыми по локоть руками, то её педагогическая деятельность прервётся раз и на всегда. Растлевать подрастающее поколение никто не позволит.
Город Рафиях находится в секторе Газы, и, соответственно, все школы там мусульманские. Для мусульманских мальчиков отдельно, для мусульманских девочек отдельно. Добросовестно работают учительницы в старших классах школ для девочек. Каждая получила за свою работу годовую зарплату. Но та, которая найдет для шейха Мустафы невесту, получит дополнительно столько, сколько она не зарабатывала за все годы педагогической деятельности. Зарплаты в секторе Газа скромные.
Наконец шейх Мустафа сделал выбор. Редкой красоты девушка учится в школе имени Аззаданна аль Касема, положительного героя палестинского народа, павшего в борьбе против сионистского врага. Отца девушки посетили родственники шейха Мансура. И получили категорический отказ.
— Как только это грязная бедуинская обезьяна осмелилась просить в жены настоящую арабку. От обилия денег своё место забыли. Но ничего, Аллах все видит, будет и на нашей улице праздник.
Шейх Мансур обратился за помощью к своему командиру. Не к тому, который командует им как офицером пограничных войск, а к тому, с которым он изредка тайно встречается, ещё с тех пор, как с ним и с его старшим братом Ахмедом побеседовали следователи БАШАКа в связи с убийством Кокоса. С его помощью он подготовился к встрече с папой девушки.
— Жалкий арабский ишак, от которого не скоро произойдет обезьяна, — обратился он к своему будущему тестю, — тебе может крупно повезти в плане денег, если непонятным образом как рожденная от тебя кукла выйдет за меня замуж. Если, не приведи Аллах, этого не произойдет, то тебя, обеих твоих жен и двенадцать твоих детишек ждут большие испытания. Через двадцать минут один из не в меру шустрых деятелей рафияхского Хамаса улетит в ад. Причем его яйца будут лететь отдельно и вдалеке от остальных частей тела, так как мина заложена в сиденье его автомобиля. Для того, чтобы отвести подозрения от истинного миноукладчика, существует несколько версий. Одна из которых будет слита контрразведке Хамаса. Самая поэтическая из них гласит, что мину подложил ты вместе со своим сыном, доблестным солдатом Аллаха, служащим в вышеупомянутом Хамасе. Если в течение двадцати минут, последующих за взрывом, мы с тобой не станем близкими родственниками, борцы за светлое будущее арабского народа Палестины, как ты прекрасно понимаешь, подвергнут тебя и всю твою семью таким процедурам, по сравнению с которыми процесс приготовления сосисок из живого человека покажется актом в высшей степени гуманным и, практически, психотерапевтическим.
Папе пятнадцатилетней красавице стало нехорошо. Плохо стало папе, дурно ему стало. Но у него хватило самообладания взять себя в руки и обнять своего дорогого зятя. Самая поэтическая из версий о причинах взрыва не была обнародована, и ученица мусульманской школы для девочек имени Аззадина аль Касема в полуобморочном состоянии прервала учебный процесс. Девочку привели домой и надели ей на тонкое запястье массивный золотой браслет.
Восточные женщины любят драгоценности и правильно делают. Драгоценности женщины принадлежат лично ей, компактны и легко крепятся на теле. Если жизнь заставит бросить все и, схватив в охапку детей, спасаться или по какой-то другой причине остаться без средств к существованию, то драгоценности спасут от голода, позволят продержаться, пока жизнь не обустроится. Любят восточные женщины драгоценности и стараются носить их на себе. Застегнула мама шейха Мустафы на запястье тяжелый браслет и одела в уши невесте сережки. Повернула невеста голову, и брызнули лучи света в разные стороны. Семьдесят процентов мирового производства брильянтов производится в Израиле. Причем крупные брильянты (а крупные алмазы идут исключительно на производство брильянтов) все производятся в Израиле. Шейху Мустафе было из чего выбрать на Рамат-Ганской алмазной бирже. Высочайшего качества огранке подверглись алмазы в сережках невесты. Дальнейший путь невесты от убогого дома в Рафияхе до отделения гинекологии ב «бет» в больнице Ворона, где состоялась её историческая встреча с Костиком, прост и понятен.
Как и следовало ожидать, кроме Костика в гинекологическом отделении «бет» находились Пятоев и Леваев. По-старинному израильскому обычаю Пятоевы на старости лет решили завести ребенка. Результатом их титанических усилий явилась госпитализация Розы Пятоевой в гинекологическое отделение «бет» с целью сохранения её беременности. Вместе с дочерью прибыл в больницу Ворона и Вениамин Леваев.
В гинекологическом отделении больницы Ворона он чувствовал себя как на родном мясокомбинате в городе Андижан. С достоинством разгуливая по отделению, он клялся хлебом, называл себя народным мусульманским гинекологом, одобрительно причмокивал, когда слышал, что у кого-то пришли месячные, заинтересованно расспрашивал о фиброме матки и горячо осуждал плоский сосок. Ему удалось усыпить бдительность бедуинки с большими кулаками, и он, при помощи жестов, ярко и образно объяснил жене Мустафы, что такое кесарево сечение. Впечатлительная выпускница мусульманской школы для девочек, находясь под впечатлением леваевских объяснений, не спала полночи. Другим крупным событием в культурной и общественной жизни гинекологического отделения стала неожиданная встреча Пятоева, шедшего À la toilette (в туалет), и Варвары Бух-Поволжской, из туалета выходившей.
— Я считала, что вы боевой офицер, родину защищающий, а вы вот где время проводите, — сказала возмущенная Бух-Паволжская. Пятоева её замечание задело за живое.
— Я, уважаемая Варвара Исааковна, защищал три Родины — Советский Союз, Узбекистан и Израиль. И все три Родины моей защитой были более чем удовлетворены. Более того, я был и продолжаю оставаться патриотом всех трех Родин.
Он хотел добавить что-то еще, но лишь махнул рукой и зашел в туалет, громко хлопнув дверью.
Но подлинно поворотным пунктом, новым словом в лечении послеродовой депрессии, стал татарский народный эпос о Шиксе и Шлимазале. Жене Яши Ройзмана, Марине Сингатулиной, было поручено лечение одной бедуинки, которой был выставлен диагноз «postnatal depression» (послеродовая депрессия). Послеродовая депрессия у неё развилась на фоне раздвоения влагалища. Есть такое редкое отклонение от нормы, когда во влагалище, на всем его протяжении, имеется продольная перегородка. Бедуинка об этой своей особенности и не подозревала, вышла замуж и родила троих детей. Но во время третьих родов студентов попросили её осмотреть. Студенты обнаружили перегородку и сообщили об этом профессору. Профессор рассказал об этом врачам, принимавшим у неё роды в третий раз. Врачи рассказали о злосчастной перегородке мужу. Причем преподали это ему в такой форме, что он понял, что это мешает ему в полной мере наслаждаться её женскими прелестями. В результате муж принял единственно правильное решение — разводиться. Бедуинка с разделенным на две части влагалищем впала в депрессию. Приступившая к ее лечению в качестве врача-психиатра жена Яши Татарина, Марина, после напряженных раздумий, выставила диагноз: «Postnatal depression as a result of bifurcation of a vagina» (Послеродовая депрессия в результате раздвоения влагалища). Ее художественный и научный руководитель, доктор Керен, с её диагнозом категорически не согласился.
— Депрессия — это процесс возвышенный, глубоко духовный, — утверждал доктор Керен, — что бы ни случилось во влагалище, это не может быть причиной глубинных духовных процессов, протекающих в результате сложных взаимодействий эго, ид и суперэго. Мне этот случай видится как результат тайного влечения бедуинки к папе, хотя я не исключаю и дедушку. Короче говоря, рад буду видеть результаты вашей работы с бедуинским бессознательным. Счастливого погружения в мир свободных ассоциаций.
Пока доктор Керен паясничал перед Яшиной женой, сам знаток татарского фольклора ждал её возле гинекологического отделения. Незнакомому человеку решил излить душу бедуинский супруг.
— Десять лет жил с женой, трех детей родил, а не знал, что у жены половина влагалища не в рабочем состоянии. Бросать её думаю. Как ты считаешь?
— Как бросишь, скажи мне, — ответил иудействующий татарин Ройзман, — я на ней женюсь и проживу остаток жизни в райском блаженстве.
— Как с ней можно жить в райском блаженстве, — поинтересовался заинтригованный бедуинский супруг.
— Ты мусульманин? — строго спросил бедуина Ройзман.
— О чем базар. Аллах акбар, совершенно конкретно, — ответил находящийся на грани развода бедуин.
— Тогда ты должен знать, что в раю праведники живут с девственницами, но в каждом мусульманской народе в каждом поколении есть сто праведников. Им всевышний предоставляет возможность жить с девственницами всю жизнь, до самой смерти, — начал свой неспешный рассказ Яша.
— Да какая девственница, — изумился бедуинский супруг, — мне врач сказал, что у неё правая сторона влагалища не в рабочем состоянии. Десять лет, как только левым и пользуюсь.
— Так может ты левша? — уточнил дотошный Ройзман.
— Я не левша, — ответил начавший терять терпение бедуинский супруг, — ты мне толком про райское блаженство расскажи.
— Шлимазал был одним из ста праведников в своем поколении, — приступил к ключевой части своих теологических построений Яша Ройзман, — он собирался совершить паломничество в Мекку с длительной остановкой в Сочи. Но неотложные обстоятельства привели его в город Набережные Челны. Вечером он познакомился возле гостиницы с Шиксой. Утром Шикса поведала любимому, что её влагалище разделено перегородкой. И если левой частью кто-то из тех, с кем она знакомилась в целях заработка возле гостиницы, мог воспользоваться, то справа она самая настоящая «la pucelle» (девственница). Таким образом, Шлимазал провел ночь с невинной девицей, и это обстоятельство он должен оценить по достоинству, то есть не менее 150-и (ста пятидесяти) рублей, что по тем временам являлось приличной месячной зарплатой.
Шлимазал был покорен Шиксой и забрал её с собой в паломничество в город Сочи. В Набережные Челны Шикса уже никогда не вернулась, а родила Шлимазалу двоих детей, Олю и Митрофана. При этом она всю жизнь оставалась правостронней девственницей, а Оля и Митрофан росли удачными детьми, любили родителей и хорошо учились. Когда Шлимазал репатриировался с семьей в Израиль, Митрофан поступил в Тель-Авивский университет на факультет математики, после окончания которого открыл магазин сексуальных принадлежностей на новой Тель-авивской автобусной станции. Так гласит татарский народный эпос.
Рассказ Яши Татарина о героях татарского народного эпоса Шиксе и Шлимазале произвел неизгладимое впечатление на бедуинского супруга. Он ворвался в гинекологическое отделение, обнял любимую супругу и отнес её на руках до платной стоянки, где стояла его машина. Наутро жена Яши Татарина выписала страдавшую послеродовой депрессией бедуинку. В графе «диагноз» она с чистой совестью вписала: «full recovery» (полное выздоровление). Доктор Керен посетовал на неразвитость бедуинской психики, но с диагнозом согласился.
Видя растущее в культурной и общественной жизни русской мафии значение гинекологического отделения «бет», а также ведомый желанием зафиксировать своё почтение чете Пятоевых, я и сопровождающие меня лица, среди которых были Ян Кац и замечательный живописец Михаил Гельфенбейн, посетили Розу Пятоеву.
На торжественном ужине, данном в мою честь, присутствовали две коробки конфет «Вишня в шоколаде» и ящик диетических фруктовых соков, широким жестом подаренных нашему столу женой шейха Мустафы. Состоялся откровенный обмен мнениями, в ходе которого все присутствующие единодушно отметили хорошие манеры и дивную фигуру бывшей учащейся мусульманской школы для девочек. Двусмысленные комплименты окончательно вогнали девушку в краску. Она, как её учили в мусульманской школе для девочек, потупила очи долу, но присоединилась к нашему торжеству. Особенно её тронул армейский комплимент Пятоева.
По мнению бравого военнослужащего в отставке, в конфликте между евреями и арабами евреи обречены на поражение. Подлинные победители, если бы они действительно верили в свою победу, немедленно реквизировали бы для своих нужд таких красивых девушек, как жена шейха Мустафы. Такая красавица должна быть высшей наградой, которую получает солдат за мужество и героизм, проявленный на поле брани. Причем, по глубокому убеждению Пятоева, как и на именном оружии, на этой награде должна присутствовать надпись золотыми буквами, которая вкратце повествует, за что столь высокая награда получена. Татуировку золотыми буквами майор шариатской безопасности предложил наносить на правой ягодице или, что ещё более декоративно, вокруг пупка. По глубочайшему убеждению Пятоева, только перспектива получения такой награды делает любую войну освободительной и справедливой. Отсутствие такой награды любую войну превращает в бессмысленное кровопролитие и влияет на личный состав победившей армии самым разлагающим образом.
За светскими разговорами мне захотелось писать. Но моему желанию не суждено было сбыться. Из-за запретной двери туалета слышалось невнятное бормотание и клятвы хлебом. К сожалению, я не предал этому значения и вернулся к праздничному столу. Через десять минут я вновь вернулся из туалета ни с чем. Причем из-за запертой двери, кроме клятв хлебом, явственно слышалась «das grobe zensurwidrige Geschimpfe» (грубая нецензурная брань). У меня появилось нехорошее предчувствие. Третий раз я направился в поход с самыми решительными намерениями, пригласив с собой Пятоева. Дивной красоты выпускница мусульманской школы для девочек пошла с нами без приглашения. Беременность гармонично сочеталась в ней с чисто детской любознательностью.
Самые худшие предчувствия меня не обманули. Из-за запертой двери с большим чувством клялись хлебом, и слышалось кряхтение, характерное для человека, совершающего большое физическое усилие.
— «Lock at the old man» (Запор у старика), — разочарованно высказала смелую, но, как показала жизнь, неверную диагностическую догадку супруга шейха Мансура и исчезла, как мимолетное видение, как гений чистой красоты.
— Вениамин Мордыхаевич, — на правах близкого родственника спросил Пятоева, — вам плохо?
— Сам вывернусь, клянусь хлебом, — голос Вениамина Мордыхаевича звучал как-то странно. Пятоева это обещание несколько взволновало.
— Что это за хамство, — я был в таком состоянии, что не мог сдержать свой гнев, — на всё гинекологическое отделение только один мужской туалет.
Я не находил себе места и рванулся было в один из туалетов женских, во множестве понатыканных по всему отделению, но полный укоризны взгляд находящейся там Варвары Исааковны Бух-Поволжской как-то сразу укротил мою прыть. На мои крики прибежал испуганный Ян Кац.
— Что будем делать? — спросил его Пятоев.
— Дверь ломать, — поспешно ответил я на обращенный к Яну вопрос.
— Вениамин Мордыхаевич, откройте, пожалуйста, дверь, — попытался решить миром назревший конфликт мягкий Кац.
— Вам приказано ломать, так ломайте, клянусь хлебом — получил я неожиданную поддержку со стороны Леваева.
Мощные Кац и Пятоев выбили дверь в одно мгновение, и перед нами предстала картина, достойная кисти великого Гельфенбейна. Леваев стоял на корточках на унитазе и прилагал титанические усилия для того, чтобы с него слезть. По его лицу градом катился пот. Необходимо признать, что задача, стоявшая перед Вениамином Мордыхаевичем, действительно была не простая.
Его правая нога, стоявшая на половом члене народного мусульманского гинеколога, плотно прижимала вышеупомянутый орган к краю унитаза. Вместе с тем длина мужского органа народного мусульманского гинеколога не позволяла ему встать в полный рост, пока ступня его правой ноги прижимала его же половой орган к верхнему краю унитаза. В целом старик Леваев, сидящий на корточках и наступивший при этом на собственный член, представлял собой конструкцию очень устойчивую. Вениамин Мордыхаевич с этим не мог примириться и настойчиво пытался свою позу изменить. Вытатуированный у него на нижней части живота Karl Marks (Карл Маркс) даже побагровел от напряжения, но реальных сдвигов не было.
Кац и Пятоев вынесли наступившего на горло собственной песне Леваева. И, когда я вышел из туалета, патриарх русской мафии уже стоял на ногах, бережно придерживая руками свой «so much the survived body» (столько переживший орган).
— Je jure par le pain! (Клянусь хлебом!) — прохрипел он, глядя на меня безумным взглядом и вкладывая в клятву бурю переполнявших его эмоций. Но душевное равновесие вернулось к нему быстро. И на немой вопрос обеспокоенной Розы Леваевой-Пятоевой он лишь махнул рукой и сообщил, что «worm in length in meter, under the name «bull zepen» which has arrived with him from Uzbekistan» (из него вышел глист длиной в метр, под названием «бычий цепень», который приехал с ним ещё из Узбекистана).
Впечатлительную выпускницу мусульманской школы для девочек вывернуло наизнанку немедленно после полного экспрессии и выразительной жестикуляции рассказа Вениамина Мордыхаевича. После окончания рвоты она настоятельно попросила Леваева беречь себя, потому что, если с ним еще что-нибудь случится, то она этого не переживёт.
Рассказом Вениамина Пятоева очень впечатлился и заслуженный художник Кабардино-Балкарии Михаил Гельфенбейн. Он пообещал написать парадный портрет Вениамина Мордыхаевича под названием «Выход бычьего цепня» и преподнести его Леваеву в день семидесятипятилетия последнего. Ян Кац от имени юбиляра горячо поблагодарил маститого живописца и торжественно обещал повесить выдающееся полотно в кабинете видного народного мусульманского гинеколога, непосредственно напротив гинекологического кресла. На что Леваев, не понятно почему, обиделся.
Но эпопея с выходом бычьего цепня отошла на задний план после того, как произошли события, связанные с другим животным и имеющие как большое общеполитическое звучание, так и далеко идущие последствия для всей больницы Ворона. Вышеупомянутое лечебное заведение готовилось к приезду Великого Вождя и Учительницы. У руководства больницы родился неожиданный, но политически грамотный план торжественной встречи видного деятеля международного социалистического и рабочего движения, духовного лидера прогрессивно мыслящей части общества, Великого Вождя и Учительницы. В ходе претворения планов громадья в жизнь администрация гинекологического отделения «бет» предложила жене Мансура проехаться на лихом коне, не касаясь того момента, является ли это лечебной процедурой или вызвано какими-то другими соображениями.
Не так давно один очень известный своей щедростью и эксцентричностью меценат, за свою любовь к экстремальным видам спорта прозванный Парашютистом, преподнёс в дар больнице Вороны арабского скакуна баснословной ценности. Жеребец был оформлен как подопытная собака и требовал дорогостоящего ухода. По мнению руководства больницы Ворона, встречать Великого Вождя и Учительницу, отвечающую в коалиционном правительстве за финансирование объектов здравоохранения, должен был представитель борющегося за свои справедливые права арабского народа Палестины, сделавший успешную операцию по перемене пола и сидящий на лихом коне.
Главному администратору больницы Ворона было доложено, что больница располагает лихим конем, а представители арабского народа Палестины в больнице есть с избытком. Из борющихся за свои справедливые права есть один, который был послан бросить гранату в детский сад, но двое полицейских в последнею минуту дали ему по морде, а гранату отобрали. Борец за справедливые права лечится от сотрясения мозга, а полицейских, естественно, отстранили от выполнения должностных обязанностей и вскоре они должны были предстать перед дисциплинарным судом за превышение служебных полномочий и рукоприкладство.
Главный администратор работал в больнице Ворона после выхода на пенсию. До выхода на пенсию он в течение многих лет боролся с палестинскими террористами, дослужился до больших чинов, встречался по работе с высшими руководителями страны и не испытывал относительно их моральных устоев и умственных способностей беспочвенных иллюзий. В результате этого он принял решение посадить на жеребца арабскую девушку редкой красоты, о которой с большим чувством рассказывал ему заведующий гинекологическим отделением «бет». Представить её как палестинского борца, борющегося за справедливые права и сделавшего операцию по перемене пола, главный администратор больницы Ворона собирался лично.
На репетиции времени не оставалось. Супруга Мансура предстала перед Великим Вождем и Учительницей в национальных бедуинских одеждах с крупными брильянтами в ушах, сидя на горячем скакуне. Красавца-скакуна держала под уздцы бедуинка с большими кулаками. Она была представлена как мама палестинского героя. Другая бедуинка, внешностью и манерами похожая на лошадь, придерживала Мансурову жену. У Великого Вождя и Учительницы возникла мысль, что лошадеобразная бедуинка представляет интересы семьи жеребца и, вероятно, является его родственницей, но она отбросила эту мысль как расистскую.
По трагическому стечению обстоятельств в этот день я был направлен сопровождать Антонио Шапиро дель Педро в приемный покой больницы Ворона. Несчастный кровосос вновь пытался лизнуть чью-то задницу и получил сильный удар в глаз. С огромным синяком, который на глазах окрашивался багрянцем, дель Педро, сопровождаемый мной, приближался к приемному покою больницы Ворона. Неожиданно нас остановила охрана больницы, которая заявила, что пока не закончится процедура встречи Великого Вождя и Учительницы, приёмный покой будет закрыт для приёма больных. Возможность поучаствовать в праздничной демонстрации трудящихся в свое рабочее время меня только порадовало. Я пообещал Антонио полстакана крови, приготовленной для переливания, и попросил его принять активное участие в торжествах. Перспектива пропустить рюмашку крови зажгла не заплывший глаз Антонио нездоровым блеском.
— Кричи: «Да здравствует «תהלך שלום» (мирный процесс)!» — потребовал я. Дель Педро послушно крикнул. Начавшая было собираться толпа, отпрянула от борца за мир с большим фонарем под глазом.
— Не верю, — строго сказал я. Антонио удивленно посмотрел на меня здоровым глазом.
— Ты Станиславского знаешь? — спросил я. — Что такое принцип четвертой стены слышал?
— Кто такой Станиславский? — переспросил дель Педро. — В нашем отделении о принципе четвертой стены никто не рассказывал.
— Станиславский — это купец Алексеев, который любил актрис до такой степени, что после революции, когда у него отобрали всё имущество, ему пришлось переквалифицироваться в театральные режиссеры. При интимном общении с актрисой он всегда требовал от неё проявления бурных эмоций, и, если у актрисы это не получалось достаточно натурально, он говорил: «Не верю».
Aнтонио намёк понял и следующий призыв: «Vive un Grand Chef et le Professeur de la partie pensant progressivement de la société!» (Да здравствует Великий Вождь и Учительница прогрессивно мыслящей части общества!) — проревел так, что кто-то позвонил в полицию.
Я невольно увлекся скандированием лозунгов, посвященных Великому Вождю и Учительнице, и поэтому следующий клич: «Bas les mains devant minorités sexuelles! Oui se portent bien les droits légaux du peuple arabe de la Palestine!» (Руки прочь от представителей сексуальных меньшинств! Да здравствуют законные права арабского народа Палестины!) я и Антонио исполнили на два голоса.
Эффект превзошел все мои ожидания. После нашего возгласа из приемного покоя больницы Ворона на арабском скакуне выехала редкой красоты беременная бедуинка. Другая, атлетического сложения, бедуинка держала скакуна под уздцы. Возле лошади стоял жеребёнок, одетый в национальное бедуинское платье. К наезднице подъехал лимузин, из которого вышла Великий Вождь и Учительница. Это вызвало во мне новый прилив вдохновения.
— Дави блондинок, — рявкнул я с большим чувством, — lutte avec le racisme! (борись с расизмом!)
После чего мы оба были задержаны работниками правоохранительных органов и препровождены в полицейский участок для выяснения.
— Я и сам не прочь придавить разок-другой блондинку, но зачем кричать об этом в людном месте, — спросил меня полицейский офицер, — это неприлично и несолидно.
— Да он сумасшедший, — выручил меня верный дель Педро, — «sincerely sick maniac» (душевно больной маньяк). Мы держим его в отделении судебно-психиатрической экспертизы, где я работаю медбратом. Сегодня утром он «has bitten me in the field of an eye» (укусил меня в области глаза). И поэтому нас направили в приемный покой больницы Ворона. Меня направили на лечение, а у него возьмут анализ на «AIDS» (СПИД). Вот направление. Вы можете перезвонить в офакимскую психбольницу. Его зовут раввин Иван Серебряный-младший.
Через полчаса мы вышли на свободу с чистой совестью и без приключений добрались до приемного покоя. Там выяснилось, что направление мы оставили в полиции. В приемном покое мне пришлось объяснять, что мы мирно гуляли, никого не трогая, вдруг прискакала лошадь с наездницей дивной красоты и лягнула дель Педро в глаз. Нам посоветовали потребовать через суд компенсацию и отправили искать наездницу в гинекологическое отделение «бет».
Первое, что я там увидел, это был старик Леваев, который, при помощи мимики и жестов, объяснял красавице-бедуинке, каким образом плод проходит по родовым путям и насколько этот путь тернист и небезопасен. При этом он особо акцентировал её внимание на возможных, особенно у первородящих, разрывах промежности. Красавица была бледна, прикрывала идеальной формы рукой рот и искала глазами туалет, но Леваев был неумолим.
— Оставь девушку в покое, она только что с лошади слезла, — сообщил Антонио Вениамину Мордыхаевичу, — или я тебе глотку перегрызу.
Испуганный Леваев прекратил свой театр мимики и жеста и ушел искать защиты у Пятоева. Благодарная жена Мансура спросила своего спасителя, кто он такой и почему у него под глазом такой величины синяк.
Спаситель представился могучим избавителем красивых и душевно тонких девушек. По его словам, он работал репортёром на первом канале телевидения в редакции вещания для детей и юношества, и его прислали взять интервью у мужественного борца за справедливые права палестинского народа, недавно сделавшего операцию по перемене пола в гинекологическом отделении «бет».
Что-то противное подкатило в который раз к её горлу. Несчастная ученица мусульманской школы для девочек вновь поднесла идеальной формы руку ко рту. Пробормотав, что у неё остались вопросы к народному мусульманскому гинекологу, арабская мадонна с изменившимся лицом побежала к туалету.
Антонио проводил девушку долгим алчущим взглядом и заявил, что он хорошо помнит добрые руки Пятоева по отделению судебно-психиатрической экспертизы и ему даже не хочется думать, что может произойти, если злой Пятоев поймает его в отделении гинекологии. И вообще, усталый и голодный дель Педро испытывает зов крови.
Я завёл Антонио в какой-то кабинет, велел сидеть смирно и не кусаться, а сам направился в банк крови. В банке крови одна моя старая знакомая справляла день рождения. Я участвовал в трапезе, потом уединился с ней для беседы, потом мы вспомнили годы учебы, лёжа на каком-то жестком ящике, потом она долго приводили себя в порядок.
Об оставленном в пустой аудитории кровососущем психбольном я вспомнил только часа через полтора, когда услышал замысловатое ругательство на испанском языке. Заведующий банком крови был рассержен настолько, что вспомнил язык своей аргентинской юности. Выяснилось, что администрацией больницы Ворона перед ним поставлена задача «secret recycling of a plenty of donor blood» (тайной утилизации большого количества донорской крови). Путей практического исполнения столь странного приказа он не видел. Меня осенила идея, достойная великого Дракулы.
— Один мой знакомый был известным на Кубе специалистом по утилизации крови, — заявил я как бы между прочим.
— Зарплата от выработки, надбавки за переработки и ночные смены, спецодежда, поездка на научные конгрессы за счёт больницы, все виды страховки, выплаты в пенсионный фонд по высшему разряду, — быстро сказал заведующий банком крови, глядя на меня в упор.
— Ничего не обещаю, — неуверенно ответил я, — с ним нужно переговорить. Вернувшись в кабинет, я застал Шапиро дель Педро веско растолковывающего что-то по телефону. При этом его украшенное синяком лицо светилось от счастья. Из его объяснений я понял следующее. Кабинет, в которой нашел временное убежище почетный мусульманский кровосос, как в последнее время именовал себя Антонио Шапиро дель Педро, оказалась кабинетом главного администратора больницы Ворона. В этом кабинете и состоялась беседа между Великим Вождем и Учительницей и главным администратором больницы Ворона, которую Антонио внимательно выслушал, сидя, затаив дыхание, под столом.
— Перед администрацией больницы остро стоит один вопрос, который требует взвешенного политического решения, — сказал главный администратор, — наш банк крови является центром по приему доноров. Но мы не можем использовать кровь доноров-эфиопов из-за высокого процента больных и вирусоносителей СПИДа в среде выходцев из Эфиопии. Составляя полтора процента от всего населения Израиля, выходцы из Эфиопии составляют 60% всех больных СПИДом в Израиле.
— А почему нельзя проверять всех потенциальных доноров, — спросила Великий Вождь и Учительница.
— Потому что анализ на СПИД выявляет антитела на вирус СПИДа. Достаточное для получения положительной реакции количество антител появляется не ранее чем через полгода после инфицирования. В результате мы можем влить инфицированную кровь от донора, у которого реакция на СПИД ещё отрицательная, — далее главный администратор замолчал.
При общении с политическими деятелями из лагеря мира он всегда старался определить, кто с ним беседует, дурак или предатель. Если предатель, то с ним можно говорить предметно, если тема не касается законных прав арабского народа Палестины, если дурак, то с ним нельзя предметно говорить ни на какую тему, потому что предметно он говорить не может по состоянию здоровья.
— Решение должно быть политически грамотным, в духе борьбы за справедливые права народа Палестины и справедливых чаяний сексуальных меньшинств, — веско заключила Великий Вождь и Учительница.
— Несомненно, — согласился главный администратор больницы Ворона. Убедившись, что беседует с дурочкой, он почувствовал себя уверенней.
— Кровь у эфиопов необходимо брать, — развила свою мысль Великий Вождь и Учительница, — о расистском решении исключить афро-израильтян из рядов доноров не может быть и речи.
— Речь об этом и не пойдёт, — пообещал главный администратор.
— Но и больным мы её вливать не будем, — продолжала Великий Вождь
и Учительница, её лицо при этом выражало интенсивную работу мысли, — кровь мы утилизируем.
— Вместе с эфиопами? — содрогнулся главный администратор. Он не мог угнаться за бойким ходом мысли Великого Вождя и уж конечно не ждал от неё примеров высокого гуманизма.
— Вместе с афро-израильтянами мы будем праздновать моральную победу над расизмом, — брезгливо одернула его политическая деятельница, — кровь мы будем брать публично, а утилизировать её будем тайно.
— Дура дурой, а как хитра. Вот что значит порода, — подумал администратор, поддакивая и восхищаясь политической мудростью и устойчивостью принципов лидера партии «Энергичная работа».
После принятия исторического решения они удалились в кабинет заведующего банком крови обговорить детали заговора. Решительно выбравшись из-под стола, Антонио Шапиро дель Педро, ни минуты не раздумывая, позвонил в штаб-квартиру Движения за Освобождения Эфиопского Еврейства, сокращенно ДОЭЕ, и потребовал для беседы кого-либо из афро-израильских лидеров.
— Гидеон Чучундра, политический обозреватель газеты «Черный передел», — с достоинством ответили в трубке. Дель Педро вкратце поведал детали кровавого заговора и вызвался опубликовать подробности в серии статей в «Черном переделе». Печататься он намеревался под псевдонимом «Вегетарианец». Выслушав его повествование, я поставил Антонио перед дилеммой: журналистика или кровососание.
Антонио Шапиро дель Педро выбрал кровососание и сделал на этом поприще феерическую карьеру. Наряду с академической деятельностью в больнице Ворона он стал владельцем аристократического ночного клуба «Le sang bleu clair» (Голубая кровь), систематически публиковал в газете «Чёрный передел» статьи морально-этического свойства и прогрессивно-религиозной направленности, а также финансово поддерживал общество евреев — выходцев из стран Латинской Америки. Он заметно поправился, и от большого синяка под глазом не осталось и следа.
Но это случилось позже. А сейчас я оставил Шапиро дель Педро в банке крови, а сам направился в неожиданно ставшее мне родным гинекологическое отделение. Разъяренный отставник трёх армий, майор Пятоев ждал меня в дверях, под табличкой «Гинекологическое отделение «бет». Просьба всех вновь поступивших предъявить дежурной медсестре карту беременности»
— Куда ты дел этого малярийного комара-кровососа с острова Свободы? Сейчас он будет у меня танцевать самбу, я принёс ему пуанты, — сказал Пятоев.
— Оставь в покое несчастного воина-интернационалиста, — мягко ответил я. — Антонио выполняет секретное поручение Великого Вождя и Учительницы.
— Синяк под глазом ничему его не научил, — проворчал Пятоев, — практически в моем присутствии он позволяет себе гнусные выпады в адрес моего родного тестя, почтенного народного мусульманского гинеколога.
— Не будем на этом акцентироваться, — я продолжил утешать Пятоева, — Я уверен, что Вениамин Мордыхаевич выше всего этого.
Мое замечание окончательно успокоило Пятоева, и мы зашли в гинекологическое отделение «бет», так и не предъявив дежурной сестре карту беременности.
Там все шло своим чередом. Кац учил выпускницу мусульманской школы для девочек песне «Вставай, вставай, кудрявая» (музыка И. О. Дунаевского, слова не помню чьи). Девушка хихикала, прикрыв рот рукой, и петь отказывалась. Содержание песни ей представлялось крайне неприличным, может быть потому, что «кудрявый» и «кудрявая» по-арабски звучит одинаково.
Взволнованный шейх Мустафа преподнес букет роз растроганной Варваре Исааковне Бух-Поволжской.
Ярополк Капустин брал интервью у доктора Керена, который нёс ахинею по мотивам теории Zigmund Freud (Зигмунда Фрейда).
Леваев, при помощи бельевой веревки и собственной шеи, пытался объяснить бедуинке с перегородкой во влагалище, что такое обвитие пуповины.
Бедуинка с большими кулаками отрабатывала приемы рукопашного боя, показанные ей Пятоевым.
Но меня удивило то, что все присутствующие в палате, кроме Яши Татарина, выглядели заплаканными. Предчувствия меня не обманули. Ройзман поведал всем беременным один из самых трогательных эпизодов татарского народного эпоса о Шиксе и Шлимазале.
Шлимазал жил в одном крупном культурном и промышленном центре с длинным названием. Первым словом этого названия было слово «Bottom», (Нижний) хотя до Великой Капиталистической Революции этот город называли «Bitter» (Горький). Но, несмотря на то, что город, в котором они жили, носил странные и двусмысленные названия, ни Шлимазал, ни его родители в Израиль ехать не собирались.
Но после того как кто-то убил старшего брата Шлимазала, вся семья решила перебраться на историческую родину. В ходе оформления документов им сообщили, что вдова погибшего брата в Израиль репатриироваться не может, так как она по национальности не еврейка, а наоборот, Шикса. Её дети, полутора и трех лет, имели право на репатриацию на историческую родину в государство Израиль по достижении совершеннолетия, а она не имела. То есть, если бы она была вдова еврея, то под закон о возвращении на историческую родину она бы попала. Но дело в том, что старший брат Шлимазала оформил фиктивный развод, так как правоохранительные органы могли обвинить его в пособничестве при даче взятки и конфисковать имущество. А в случае развода все имущество осталось бы бывшей жене и детям. Покойный старший брат был человеком предусмотрительным и старался позаботиться о своих детях. Но того, что на мать его детей, в случае развода с ним, закон о возвращении не распространяется, даже он предусмотреть не мог. То ли авторы закона о возвращении считали, что развод с евреем является проявлением антисемитизма, то ли это был один из тех многочисленных случаев, когда умом Израиль не понять, но закон есть закон. Родители Шлимазла заявили, что бросать внуков не могут и останутся в городе со странным названием, хотя после смерти сына никаких источников существования у них не было. Шиксин свежий диплом об окончании исторического факультета тоже им помочь не мог. Шлимазал год назад окончил медицинский институт, работал день и ночь, но к появлению сколько-нибудь заметных доходов это не приводило.
Находиться всем вместе в небольшой квартире, где стояли вещи погибшего брата, было невыносимо. Шлимазал взял за руку измученную Шиксу, оформил с ней брак и усыновление своих племянников. Только на этих условиях семью пустили в Израиль.
На исторической родине оформление развода оказалось делом длительным и дорогостоящим. Денег было мало, Шлимазал день и ночь готовился к экзамену на подтверждение врачебного диплома. Бабушка и дедушка сидели с внуками. Шикса долго искала, чем бы заняться, пока ей не предложили курсы по подготовке воспитателей религиозных детских садов, куда брали репатриантов с гуманитарным образованием.
«Да какая разница, где учиться, — сказали ей, — ты только кончи курсы и получи диплом. А потом будешь работать в обычном детском садике. Воспитатель хорошо получает. А через три года работы воспитателем ты вообще имеешь право открыть частный детский сад».
На курсах по подготовке воспитателей религиозных детских садов их учили еврейской истории и еврейским обычаям так, что Шикса за полтора года ни разу не сходила на пляж. Спали Шикса и Шлимазал на разных кроватях и в текучке учебы они не сразу заметили, что Шикса забеременела. Разрешение на аборт в Израиле дает специальная комиссия.
— Наш брак фиктивный, — сказали Шикса и Шлимазал.
— При фиктивном браке не беременеют, — резонно возразила комиссия, — а у вас уже двое детей, и Шикса беременна третьим.
— Он мне противен, — сказала Шикса, — я с ним жить не буду.
— У вас за стеной живет студент, который занимается (математикой) по ночам, — ответила комиссия, — от него поступила жалоба, что по ночам Шикса так стонет, что не о какой учебе не может идти речь.
Диплом об окончании курсов Шикса получила с месячным ребенком на руках. Шлимазал к тому времени уже работал врачом. Они купили домик на две семьи. Родители жили через стенку, и это было очень удобно. Шикса пошла работать в религиозный детский садик и подала в раббанут просьбу о переходе её в еврейство.
Согласно еврейской религиозной традиции, человека, который хочет перейти в еврейство, стараются от этого отговорить.
— «למה את זהו עושה» (Зачем ты это делаешь), — спросили её в раббануте, — «אצלך ואז יש אזרחות ישראלי» (У тебя и так есть израильское гражданство).
— Не могу внятно объяснить, — ответила Шикса.
— Но евреев хотят уничтожить в каждом поколении. Ты же кончила исторический факультет Московского университета и не можешь не понимать, что если какое-то событие периодически повторяется, значит, есть шанс, что это событие вновь случится. Попытка уничтожить евреев, произведенная немцами, была настолько успешной, что основная часть еврейского народа была уничтожена. Нет никакой гарантии, что очередная попытка не будет столь же удачной.
— Я родила детей от евреев, формальное принятие еврейства ничего не добавляет, — заявила Шикса.
— Если ты так думаешь... — сказали в раббануте — теперь ты не Шикса, а наоборот, «יהודיה» (еврейка). В этом качестве тебя что-нибудь беспокоит?
— Беспокоит, — сказала бывшая Шикса, а ныне еврейка, — я боюсь, как бы какая-нибудь Шикса не охмурила моего Шлимазала. Вы же знаете, сколько их в Израиле сидит на нелегале, и каждая хочет выскочить замуж и получить гражданство. Да и Шлимазал может съездить в город, где Кама впадает в Волгу и в котором мы раньше жили, и привезти оттуда Шиксу. Они там такие аппетитные.
— «מה לעשות» (А что делать?) — ответили в раббануте. — Принадлежность к еврейской национальности создает для человека массу житейских неудобств. Попробуй оставаться Шиксой в постели, если получится.
Эта история о Шиксе и Шлимазле почему-то нашла особый отклик в рядах беременных. И даже у жены Мансура, которая была далека от реалий, в которых жили и боролись Шикса и Шлимазал, на глазах почему-то выступили слёзы.
Но волшебную атмосферу татарского народного эпоса быстро развеяли раздраженные крики супруги Пятоева — Розы.
— Нет, папа, я к вам отношусь с большим почтением, но это не означает, что я должна слушать и нюхать то, что вы пукаете.
В ответ слышалось невнятное бормотание Леваева.
— И не нужно клясться хлебопродуктами, — невнятное бормотание прервал резкий голос Розы, — эти клятвы черствыми корками осточертели мне с детства.
Вновь раздалось невнятное бормотание.
— То, что вы питаетесь только свежими продуктами... — резкий голос Розы перешел на визг, — я не знаю, что вы с этими продуктами делаете, но запах от них исключительно резкий.
Невнятное бормотание было ей ответом.
— Нет, не надо брызгать на брюки одеколоном, — судя по голосу, у Розы на душе наболело, — просто не пукайте в моем присутствии, и я перестану говорить на эту тему.
Бормотание становилось все невнятнее.
— Нет, папа, я вас люблю, и даже уважаю, но из-за беременности меня стали раздражать запахи, — чувствовалось, что Роза отступает, — и не говорите, что вы не можете сдержаться, потому что так волнуетесь за моего ребенка. И не обещайте сесть на диету. Я не думаю, что что-что изменится к лучшему, если вы будете есть только овощи.
Леваев искал какой-то разумный компромисс, и скандал затухал.
— И что она пристает к пожилому человеку, который не может сдержать своих чувств, — осудил поведение Розы Пятоевой прямодушный Ян Кац.
Атмосфера гинекологического отделения «бет» меня завораживала, покидать общество беременных женщин не хотелось, и я, удобно усевшись на тумбочку Розы Пятоевой, включил висевший над её кроватью телевизор на любимый мной тридцать третий канал, который транслирует заседания Кнессета. Обсуждался вопрос об иностранных рабочих. По словам министра, отвечающего за занятость и благосостояние, три отрасли израильской экономики, в принципе, не могут обойтись без иностранной рабочей силы. Это сельское хозяйство, где ударно трудятся таиландцы, строительство, где сошлись пути-дороги румын и палестинцев. Впрочем, палестинцы где только не трудятся, параллельно с этим составляя гордость и красу израильского уголовного мира. А также уход за престарелыми, где простые филиппинские женщины проявляют чудеса мужества и героизма.
Министр занятости и благосостояния, представитель партии религиозных евреев, был юн, полон сил и творческих планов, прекрасно ориентировался в теологических вопросах и от проблем занятости и благосостояния был далёк чрезвычайно. По его мнению, для ухода за престарелыми было бы разумно привозить женщин из стран Восточной Европы, в частности из Украины и Румынии. Во-первых, можно набрать профессиональных медсестер, которые у себя на родине получают за полгода столько, сколько будут получать в Израиле за месяц. Во-вторых, многие из нуждающихся в уходе израильские старики сами выходцы из Восточной Европы, и общность языка на порядок улучшает качество работы сиделок, так как создает психологический контакт между престарелыми гражданами и ухаживающими за ними.
Юный и полный энтузиазма министр на этом закончил свое выступление и скромно потупился в ожидании оваций. Но бурных аплодисментов не последовало. Первой его осудила лидер партии «Энергичная работа» Великий Вождь и Учительница.
Она разразилась пламенной речью в защиту законных чаяний сексуальных меньшинств, которые, по ее мнению, будут ущемлены массовым завозом в Израиль блондорасисток.
«Вот фанатичка, — думал, слушая её, представитель религиозной партии, — от ее речей веет мрачным средневековьем, и это приходится слушать с трибуны Кнессета в двадцать первом веке».
— А вы знаете, девушка, конечно, возбуждена, но, по сути, она права, — подал голос министр иностранных дел. Недавно члены Кнессета торжественно поздравляли его то ли с восьмидесятилетием, то ли с девяностолетием, и он позволял себе называть остальных депутатов девушками или молодыми людьми, в зависимости от их половой принадлежности. — По роду своей работы мне приходится бывать в разных странах, я хочу сказать, что привозить медсестер из Восточной Европы, это, конечно, абсурд. Они практически все повыходят замуж в Израиле в течение полугода. Филиппинки в этом плане значительно безопаснее. Значительно. Но самое благоприятное в этом плане впечатление на меня произвели жительницы Перу. Маленькие, толстенькие и совершенно бесформенные. С точки зрения замужества они совершенно безопасны. Даже если кто-то на такую и польститься, к этому несчастному мы должны относиться снисходительно.
Остальные депутаты горячо поддержали министра иностранных дел. Министр занятости и благосостояния был просто смят. В нем была поколеблена вера не только в научно-технический прогресс, но и вера в Бога. Его учили, что Бог создал всех по своему образу и подобию, и поэтому все должны быть одинаковы, а здесь уважаемые люди преклонного возраста, которых жизнь учила не только по учебникам, версию о всеобщей одинаковости даже всерьёз и не рассматривают.
«Говорила мне мама, — с тоской думал юный министр, — приличному человеку, тем более из хорошей семьи, нечего лезть в политику. Теперь я всегда буду слушаться маму».
Приняв это в высшей степени достойное решение, юный министр воспрял духом, не стал спорить с министром иностранных дел и отправился в буфет, кушать приготовленный мамой бутерброд. Но ещё раньше, чем юным министром было принято это мудрое решение, Костик выключил телевизор.
При этом он, обильно используя неформальную лексику, выразил своё неудовлетворение как моральным обликом членов Кнессета, мамы которых, по глубокому убеждению Костика, не просто тяготели к беспорядочным половым связям, но и, более того, брали за это деньги. Кроме того, Костик был крайне обеспокоен умственными способностями избранников народа, отсутствие которых Костика особенно угнетало.
Такое отношение к народным избранникам со стороны будущего мэра Офакима меня удивило, и я нескромно поинтересовался, чем вызвана пусть где-то справедливая, но строгая оценка депутатов.
По словам Костика, израильское законодательство строит козни его большой любви. И действительно, история любви Костика и Ольги была насыщена коллизиями и драматическими поворотами. Костик впервые увидел Ольгу в помойке, где та спала, свернувшись калачиком, и полюбил её (Ольгу) с первого взгляда. Глава офакимских мусорщиков привел девушку домой, перед тем, как положить её в постель добросовестно вымыл в ванной, предложил бокал шампанского, после чего задал вопрос: «Как жизнь?».
Грациозно подложив руку под голову, Ольга поведала ему, что проживала она в городе Пскове и кормилась продажей запчастей. И всё было бы хорошо, если бы её не задержала милиция. Следователь объяснил ей, что за кражу запчастей из воинской части, а также их незаконный сбыт, в чем она также активно участвовала, ей предстоит провести в тюрьме лет пять. Но если такая красивая девушка, как Ольга, не хочет сидеть в тюрьме, то можно поехать в Израиль поработать проституткой. Следователь не настаивал. Решать, конечно, Ольге, но, по мнению следователя, в тюрьме сидеть плохо, а работать проституткой в Израиле мило и романтично. При этом следователь так тепло отзывался об Израиле и еврейском народе, что она согласилась.
По прибытии в Израиль Ольга сразу приступила к работе, но профессию она свою не полюбила и, более того, при первой же возможности из публичного дома убежала, спрятавшись в кузове грузовика, в котором в дом терпимости привезли мебель. Ехала она долго, пока грузовик не прибыл на территорию какого-то завода. Здесь она покинула кузов и, провожаемая долгими взглядами рабочих, которых издалека привлекла броская униформа работницы публичного дома, вышла за заводские ворота и укрылась в мусорном баке. Её целью было найти менее зовущую одежду, дождаться ночи и осмотреться. Сидя в помойке, она задремала. Здесь её обнаружил один из уборщиков офакимских улиц и доложил о находке по команде. Прибывший Костик впервые увидел Ольгу в помойке, где она спала, свернувшись калачиком, и полюбил её с первого взгляда. Как и положено дисциплинированному члену русской мафии, выслушав рассказ Ольги, он перезвонил мне и во всем сознался.
От меня поступила команда — немедленно положить барышню на заднее сиденье автомобиля, прикрыть простынкой и, нигде не останавливаясь, доставить в поселение Ливна.
Серьезности положения Костик явно не осознавал. Затраты на нелегальную доставку девушки, начиная от оплаты усилий следователя и кончая расходами по нелегальной доставке будущей труженицы панели через египетско-израильскую границу в вольный город Эйлат, где девушку и встретили полномочные представители Тель-Авивского публичного дома, стоило денег, и немалых. За девять с половиной дней работы с ленцой, вложенных в неё средств, Ольга, конечно, не оправдала.
Кроме того, правовая база, регулирующая отношения в сфере продажной любви, в Израиле сложна, страдает диалектическим подходом к рассматриваемому предмету и своими извитыми корнями уходит в историю. Видный теоретик сионистской идеологии, а также первый премьер-министр Израиля, Давид Бен-Гурион, еще задолго до становления Израиля писал, что еврейское государство не будет ничем отличаться от других стран, и что в нём будут также воры и проститутки. Жизнь частично доказала его правоту. Если воры были широко представлены во всех сферах жизни с момента образования государства, то с проститутками дело обстояло не так однозначно, как это представлялось классикам.
Одним из первых законодательных актов, принятым Кнессетом первого созыва, был закон, регулирующий отношения в сфере проституции. Смысл этого закона сводился к тому, что проституция разрешалась, но запрещалось сутенёрство и содержание публичных домов. За годы существования Израиля этот закон доказал свою полную несостоятельность и продолжает существовать по настоящее время без каких-либо изменений.
Ни одна проститутка не может нормально работать без сутенёра, который обязан осуществлять её непрерывную охрану. Работать в публичном доме значительно безопаснее и приятнее и для проститутки и для её клиента, чем делать то же самое на ветру в антисанитарных условиях или в тесноте заднего сиденья автомобиля. В результате взаимодействия выше перечисленных факторов, публичные дома, существующие в каждом уважающем себя городе, работают в Израиле под вывесками массажных кабинетов, школ бальных танцев, гимнастических клубов, обществ любителей букетов роз или любого другого учреждения. Под Эйлатом, в течение многих лет, работает публичный дом, который официально числится как обсерватория, что и отражено в его названии. Клиенты этой обсерватории за небольшую дополнительную плату имеют возможность рассматривать сотрудниц в старый телескоп.
В результате того, что публичным домам приходится работать в непростых уголовно-правовых условиях, каждый приличный публичный дом должен иметь надежную полицейскую крышу. Я исходил из предположения, что заведение, где так недолго трудилась Ольга, такую крышу имело, и в своих предположениях не ошибся. Утром следующего, после бегства Ольги, дня к Костику обратились три очень решительно настроенных молодых человека. Молодые люди вели себя крайне развязно и с металлом в голосе спрашивали, где Ольга.
В отличие от них Костик вел себя вежливо, выглядел испуганным и сообщил молодым людям, что Ольга, действительно, была у него дома, продемонстрировала сеанс страстной любви, получила за это двести шекелей, после чего, по её словам, намеривалась направиться в поселение Ливна, к своему знакомому. Костик даже запомнил адрес. По странному совпадению мифический Ольгин знакомый проживал в доме, принадлежащем Бух-Поволжской Варваре Исааковне.
Наглые, но доверчивые молодые люди порекомендовали Костику держать язык за зубами и даже по этим зубам ударили, после чего отбыли в направлении поселения Ливна. В спальне дома Варвары Исааковны электричество не работало, и царил полумрак, а сама Бух-Поволжская почему-то спала в броской униформе Тель-Авивского публичного дома. Увидев её, двое молодых людей, третий в дом не полез, а остался на стреме, повели себя безнравственно. Сначала один из них, а потом и другой совершили с Варварой Исааковной половой акт, параллельно с этим позволяя себе высказывания грубые и несправедливые в адрес Бух-Поволжской, называя её при этом почему-то Ольгой.
После чего Пятоев, Кац, Яша Татарин и Вова Сынок, напуганные слишком длительным присутствием наглых молодых людей в доме Варвары Исааковны, ворвались в спальню. Увидев их, один из молодых людей попытался достать из спущенных брюк пистолет, но быстро получил серьёзную травму лица.
— Боже мой! — воскликнул впечатлительный Ян Кац. — Варвара Исааковна, вас могли изнасиловать! Почему вы так долго не кричали?
— Це було прiемно (так было же приятно), — почему-то по-украински ответила разрумянившаяся Бух-Поволжская.
— Надеюсь, эту пикантную подробность вы не расскажите в полиции? — спросил бестактный Пятов.
— Хам и солдафон, — вяло отмахнулась от него Варвара Исааковна.
Полиция, вызванная незадолго до происшествия, прибыла как раз вовремя. С её появлением актерское дарование старейшей актрисы киностудии «Антисар» проявило себя в полной мере. Трижды она падала в обморок, и Дану Зильберту, не прерывая съемок, приходилось брызгать ей на лицо водой. Когда она приходила в себя, её взгляд блуждал и она тихо спрашивала: «Где эти звери?»
После чего заходилась в рыданиях.
«Эти звери», наоборот, держались уверенно, утверждали, что всё произошло по взаимному согласию, что никакой жалобы эта сука (имелась ввиду Варвара Исааковна) не подпишет, потому что (нецензурная брань), если она не вернется на работу в Тель-Авивский публичный дом, (нецензурная брань), ее вышлют в Россию (нецензурная брань), а там её, как минимум, посадят лет на пять. (Грубая нецензурная брань).
Впрочем, когда они, наконец, поняли, что называли Ольгой Варвару Исааковну совершенно напрасно, их настроение ухудшилось.
Третий молодой человек, бездарно стоявший на стреме, понял всю ситуацию очень быстро, но не до конца, и продолжал поиски Ольги самостоятельно, предварительно доложив обстановку руководству Тель-Авивского публичного дома. Руководство ответило, что с полицией всё уладят и потребовали не прекращать поиски беглянки.
Бродя по поселению, молодой человек познакомился с одним болтливым старикашкой, который представился Борщевским Вячеславом Борисовичем и который сообщил, что искомая девушка скрывается в доме Пятоева. О чем было вновь доложено руководству Тель-Авивского публичного дома. Руководство приказало молодому человеку больше не мелькать и покинуть поселение Ливна.
После чего в отделении полиции, обслуживающем поселение Ливна, раздался очень авторитетный телефонный звонок, потребовавший молодых людей немедленно отпустить, так как жалобы об изнасиловании всё равно не будет. А беглую проститутку, нелегально находящуюся в Израиле, немедленно задержать. Был указан также адрес, где следует её искать.
Из отделения полиции было робко доложено, что молодых людей отпускать нет никакой возможности, так как жалоба, кстати, написанная очень грамотно и напечатанная по всей форме, была подписана и подана немедленно после приезда полиции. Причем какой-то въедливый пенсионер, снимавший всё происходящее для какой-то местной киностудии, потребовал сразу жалобу передать в центральный компьютер полиции и даже, согласно инструкциям, получил соответствующий документ с порядковым номером внесенной в компьютер жалобы. Далее, совсем уже упавшим голосом, с полицейского участка сообщили, что по указанному адресу, где якобы скрывается преступница, нельзя проводить оперативно-розыскные мероприятия без санкции БАШАКа. На другом конце провода раздраженно потребовали быстро выполнить необходимые формальности.
Я, сидя в помещении дежурного офицера, писал поздравительные открытки всем полицейским, работающим в данном отделении полиции. Открытки прилагались к тортам «Вишня в шоколаде», которые семейство Эйдлиных преподнесло работникам полиции в честь еврейского праздника «חנוכה» (Ханука). Будучи невольным свидетелем разговора, я поинтересовался:
— Что, начальство покоя не дает?
— Да это не моё начальство, — раздраженно ответил дежурный офицер, — это начальство моего начальства. Сам Шай Ругальский побеспокоить изволил.
— Бывает, — рассеянно прокомментировал я, подписывая очередную открытку. От тортов и открыток меня уже тошнило и хотелось в туалет. В туалете, не снимая брюк, я сел на унитаз, дважды нажал заветную кнопку на своем сотовом телефоне, набрал телефон Костика и попросил его не волноваться. Наглые молодые люди уже сидят, а Шай Ругальский, который пытается их вытащить, может «to kiss all of us in задница» (поцеловать всех нас в задницу).
В израильской полиции существует подразделение, которое занимается расследованием преступлений, совершенных самими полицейскими. Его сотрудники могут занимать любые должности, например должность начальника офакимской полиции, о его второй должности в отделе внутреннего расследования знать работающим с ним полицейским незачем. У них есть своя агентура, как в среде преступного мира (например, я), так и в среде полицейских. Когда-то этот отдел получил от меня информацию о Дароне Гуревиче, за что меня очень благодарили. Сейчас этот отдел поближе познакомится с Шаем Ругальским. Выслушав мои объяснения, Костик спросил, что с Ольгой и кто такой Шай Ругальский.
Не касаясь темы Ругальского, я попросил Костика позвонить Кацу домой и поговорить с Ольгой самому. После чего я слил воду и, довольный собой, покинул туалет.
Пока я интриговал, сидя на унитазе, в полицейский участок, с выражением лица, не предвещавшем ничего хорошего, вошла Варвара Исааковна.
Впервые я увидел Бух-Поволжскую в Офакимском отделении полиции, где она робко и застенчиво пыталась выяснить судьбу своего чемодана. За прошедшие полтора года в её облике произошли разительные перемены. Чувствовалось, что за время, проведенное в Израиле, она не только окрепла физически, но и закалилась духовно. Просительные интонации, которые так тронули мое сердце в Офакимском отделении полиции, сменились на голос, звенящий металлом. По-настоящему громко зазвучали интонации человека, глубоко убежденного в правоте своего дела, пламенного борца за свои неотъемлемые права.
— Только что я была зверски изнасилована, — не терпящим возражений голосом заявила Варвара Исааковна дежурному офицеру, — и в настоящее время мне не обходимо дать свидетельские показания.
— Вам придется немного подождать, — мягко возразил дежурный офицер.
— Вы что, не видите, что мне дурно? — взревела Бух-Поволжская. — Вы что не понимаете, что с точки зрения психического здоровья я агонизирую? Меня может спасти только шейх Мустафа!
— Нет, — осадил я выдающуюся актрису, — грубые полицейские могут неправильно понять тонкие душевные порывы шейха.
— Что она говорит? — спросил меня дежурный офицер, который, к счастью, не знал русского языка. — Кто такой шейх Мустафа и почему она съела половину моего торта?
— Несчастная одинокая женщина, — перевел я на иврит рассказ Варвары Исааковны с легкими, чисто техническими неточностями, — дожить до семидесятрехлетнего возраста девицей для того, чтобы быть изнасилованной бандой наркоманов во главе с каким-то шейхом Мустафой.
— Как раз по этому поводу мне звонил Шай Ругальский и приказал замять дело, — сообщил дежурный офицер, настроение которого заметно испортилось, — дело замять невозможно, с высоким начальством конфликтовать не хочется. Ну почему это всегда случается в мою смену?
— Все будет хорошо, — утешил я расстроенного работника правоохранительных органов, — у меня есть запасные торты, я тебе дам три. И вообще, на «Южной Вишне» мой хороший знакомый работает сторожем. Так что, если что надо, всегда обращайся. А эта бабка совсем чокнутая, до семидесяти трех лет дожила, и всё в девицах. У нас в офакимской психбольнице таких к кроватям сразу привязывают. Отправь её с патрульной машиной в психбольницу, а в конце смены доложишь, что приходила женщина, выглядит странно, ведет себя неадекватно, утверждает, что является шейхом Мустафой. Месяц она там полежит, как минимум. А у тебя все по уставу. И дело не закрыто, и начальство не обидел.
— И что бы я делал без сумасшедшего дома? — радостно воскликнул дежурный офицер, и через час Варенька уже пила чай с вишневым тортом в кабинете доктора Лапши.
А в это время занимающий высокий пост в системе израильской полиции Шай Ругальский ещё не понимал, что речь идет о судьбе ставшего ему родным Тель-Авивского публичного дома, и прилагал серьезные усилия для поимки любимой девушки Костика Будницкого. Он потребовал обыска дома Пятоева немедленно. Получение от БАШАКа ордера на обыск затягивалось, а давление на полицейский участок, обслуживающий поселение Ливна, усиливалось.
Начальник полицейского участка принял, как ему казалось, мудрое решение. Он осуществил обыск дома Пятоева до получения разрешения, надеясь, что оно будет оформление позже.
Делать это, конечно же, было нельзя, но иногда это делалось. Когда речь шла о серьезном криминале, а времени было в обрез. Но это был совсем не тот случай. Девушка находилась на нелегальном положении. Таких в Израиле десятки тысяч. Если они из-за чего-то попадают в поле зрения полиции, их высылают. Если в поле зрения полиции не попадают, то годами работают без оформления документов на самых грязных и низкооплачиваемых работах. Годами они посылают по нескольку сот долларов в месяц куда-нибудь в Румынию или Украину, пока не заболевают, ловятся на каком-либо криминале или их работодатель сдает их в полицию, чтобы не платить им зарплату. Специально таких людей полиция не ищет. Обыскивать в поисках нелегалки конспиративную квартиру БАШАКа — это анекдот. Пятоев, с хорошо наигранным беспокойством, доложил Итамару Каплану, что из-за обыска возникла опасность провала важного агента внутри Хевронского Хамаса. Спрашивал, что делать. Каплан доложил начальству, что полиция получила разрешение на обыск находившейся в его распоряжении конспиративной квартиры, а его в известность не поставили. В поисках объекта наказания начали разбираться. Выяснилось, что разрешения не было вообще, а для обыска не было никакой разумной причины. Между двумя ведомствами разразился большой скандал. Начальник полицейского участка, обслуживающий поселение Ливна, был примерно наказан. Впрочем, с его отношением к вишнёвым тортам в шоколаде, туда ему и дорога.
Шай Ругальский не дал своевременно задний ход, и в конечном итоге ему пришлось помочь хозяину Тель-Авивского публичного дома срочно покинуть Израиль навсегда. Охранники публичного дома, понявшие, что им придется надолго задержаться в тюрьме из-за неожиданно вспыхнувшей страсти к Бух-Поволжской, стали давать показания на хозяина публичного дома. Если бы его арестовали, он мог бы надолго переселиться в тюрьму и дать показания на Ругальского.
Скоропостижная иммиграция хозяина Тель-Авивского публичного дома была идеальным выходом для всех. После его отъезда, с Шаем Ругальским встретился Дан Зильберт. Когда-то они вместе начинали в спецназе Северного военного округа. Ругальскии после увольнения из армии сделал блестящую карьеру в полиции. Зильберт после армии служил в БАШАКе, до больших чинов не дорос и вышел на пенсию.
— Мы хотели бы вступить в права пользования Тель-Авивским публичным домом, — сообщил старому товарищу по оружию Дан.
— Предложение Зильберта Ругальского не удивило. В любой стране сотрудники спецслужб и правоохранительных органов, после выхода на пенсию, пополняют собой криминальные структуры, внося туда приличные манеры и безжалостно искореняя дилетантизм.
— Был бы только рад, если бы такой приличный публичный дом перешёл в надежные руки, — ответил Ругальскии, — я готов снизить свой гонорар, лишь бы избавиться от непрерывных забот, которые доставляли мне его прежние владельцы. Кстати, что за команда стоит за тобой?
— Это довольно редкая группа новых репатриантов из России. У них к тебе ещё одна просьба. Их интересуют публичные дома, где владельцы прессуют проституток. За каждую наводку они готовы платить отдельно.
Это предложение удивило Ругальского.
— Они, вероятно, не понимают, что чем сильнее прессуют проституток, тем надежнее крыша.
— Они все понимают, твоя информация должна включать данные о крыше, — ответил Зильберт.
— Я думаю, что это крутизна не от большого ума и им быстро обломают рога. — Ругальскии справедливо полагал, что война банды новых репатриантов с высокими полицейскими чинами долго длиться не может.
— Так же думал Дорон Гуревич, когда в Хайфе они наехали на публичный дом «Экстаза», но его убедили в целесообразности сотрудничества, — Дан Зильберт умел быть убедительным, — сейчас они держат «Экстазу» на приличном уровне и Гуревичу не создают ненужных проблем.
Это звучало солидно. Владелец «Экстазы» Дани Абукасис был фигурой гораздо более значительной, чем простой хозяин публичного дома, его убийц искала и полиция, и уголовный мир, но безрезультатно. Все было выполнено нагло, но профессионально. Ругальскии по-настоящему заинтересовался:
— Как они работают?
— Они вербуют работающих в публичном доме проституток, и прикармливают их, пока не соберут нужную информацию, после чего кладут владельцев под полицию, — Дан, как обычно, докладывал точно и красочно.
— Элегантно, — прокомментировал Ругальскии, — значит, и наших ребят подложили под полицию. Даже я понял это далеко не сразу. Мне бы хотелось переговорить с их руководителем.
— Несмотря на высокую элегантность, на них уже минимум два трупа, — сообщил Зильберт, — а кто у них реально руководит, я и сам не понимаю.
— Ты у них далек от руководства? — Шай был крайне удивлен.
— Это замкнутая этническая команда русских, а русскими они считают только тех, кто уехал из Советского Союза после девяностых годов, — разъяснил Дан, — я для них внешний консультант. В их руководстве, в принципе, не может быть человека, живущего в Израиле давно.
— Кто станет владельцем публичного дома?
— Михаил Леваев. Публичный дом будет работать как клуб любителей конфет «Вишня в шоколаде», вся бухгалтерия будет идти через кондитерский дом «Южная Вишня». Это отработанная на «Экстазе» схема, — Дан Зильберт уже уточнял детали. Вопрос о принципиальном согласии Шая Ругальского был закрыт.
— Кто-то, кого ты назовешь, будет оформлен в «Южной Вишне» психологом-консультантом по стилистике рисунков на тортах. Его зарплата будет твоей долей.
— Эта разумная схема, — согласился Ругальский, — а ты мне можешь сказать, — этот Михаил Леваев серьезная фигура?
— Совершенно второстепенная, — ответил Зильберт, — доступа к информации не имеет никакой, но его родственники все в команде, один из них даже участвует в принятии решений. Так что никакой самостоятельной игры здесь тоже не будет.
— Хорошо. Все грамотно, будем работать, — завершил беседу Ругальский.
Утром следующего дня личный состав Тель-Авивского публичного дома был построен для торжественной встречи новых владельцев и присвоения публичному дому почетного звания клуба любителей конфет «Вишня в шоколаде».
Настроение у всех было приподнятое. Первым к присутствующим обратился их новый руководитель Михаил Леваев. В своей речи он поздравил всех собравшихся с вступлением в братскую семью работников кондитерского дома «Южная Вишня». Была также выражена уверенность в том, что такому крепкому, сплоченному коллективу по плечу самые трудные задачи и что нельзя останавливаться на достигнутом.
После чего работникам было предложено задавать вопросы. Первым был задан волнующий всех сотрудников вопрос о том, будут ли их бить, и если да, то как часто и при каких обстоятельствах. На этот животрепещущий вопрос ответил ответственный за охрану и поддержание трудовой дисциплины в системе публичных домов кондитерского дома «Южная Вишня» Вова-Сынок.
Он ни в коей мере не стал преуменьшать важность, и даже необходимость методов физического воздействия как в деле охраны, так, в особенности, в деле поддержания трудовой дисциплины. Но вместе с тем, по его мнению, избиение сотрудниц клуба любителей конфет «Вишня в шоколаде» в корне противоречит принципам построения украинской государственности. Поэтому бить не будут, на что неоднократно, хотя опрометчиво указывал в своих выступлениях шейх Мустафа.
Потрясенные однозначным ответом Вовы Сынка сотрудницы больше вопросов не задавали и разошлись по своим рабочим местам.
Перед этим Вова-Сынок, со своей стороны, пожелал всем собравшимся больших трудовых успехов. Скопившиеся за время торжественной встречи постоянные клиенты встретили его слова бурными, переходящими в овации, аплодисментами.
От руководства кондитерского дома «Южная Вишня» Тель-Авивскому публичному дому была преподнесена картина кисти Михаила Гельфенбейна «Stepan Bendera selon souhaite bonne chance est paternel aux prostituées de la ville de Dneprodzerjinsk» (Степан Бендера по отечески напутствует проституток города Днепродзержинска). Картина имела большой успех, и на её фоне любили фотографироваться таиландские рабочие перед отъездом на родину. В Таиланде они объясняли изображенное на снимке как нечто типичное израильское. Было бы уместно отметить, что клубу сексуально озабоченных любителей конфет «Вишня в шоколаде» еще повезло.
Фойе публичного дома «Экстаза» украшало полотно заслуженного художника Кабардино-Балкарии под названием «Le passage des habitants heureux de Sébastopol à la langue d'Ukraine» (Переход счастливых жителей Севастополя на украинский язык). Почему на украинский язык счастливые жителя Севастополя переходили в голом виде, понятно не было, но впечатление картина производила сильное.
А в это время телефон, голосом доктора Лапши, приносил тревожные вести из сумасшедшего дома. В отделении судебно-психиатрической экспертизы дарование блистательной Варвары Бух-Поволжской заблистало новыми гранями. В первой беседе с доктором Лапшой вновь поступившая больная заявила, что тяжелейшая депрессия, в которой она пребывает, не сможет сломить её дух или, тем более, снизить её творческий потенциал. Истинная актриса не теряет формы даже в самые тяжелые минуты жизни, и поэтому Варвара Исааковна продолжит репетиции в непростых условиях сумасшедшего дома.
Доктор Лапша отнесся к её заявлению легкомысленно и заверил Бух-Поволжскую, что всё будет хорошо. В действительности всё хорошо не было. В первую же ночь отделение было разбужено душераздирающим криком: «Теперь этот младенец не ваш сын, а моя дочь».
Вопль Варвары Исааковны разбудил не только больных, но и дежуривших в эту ночь Фортуну и Яна Каца.
— Если ваши репетиции не примут более мирный характер, — сообщил ей перепуганный Кац, — я вас привяжу к кровати.
Но угрозы не могли сломить замечательную актрису. Под утро Варенька вновь потревожила мирный сон Фортуны, поинтересовавшись у неё не предвещавшим ничего хорошего голосом, молилась ли она на ночь, и назвала её при этом Дездемоной. Фортуна сквозь сон пробормотала, что её зовут не Дездемона, а Фортуна, и пообещала молиться перед каждой ночной сменой.
День прошел в напряженном спокойствии, но ночь, когда Фортуна работала вместе с Вовой-Сынком, вновь подарила несчастной медсестре сильное переживание религиозно-мистического свойства.
Часам к трем ночи, когда Фортуна сладко спала на стуле, к ней сзади подкралась обнаженная Варвара Исааковна, аккуратно положила свои, обычно висящие на животе, груди на плечи медсестре и полным драматизма голосом сообщила, что «משיח בא» (пришел Мессия).
В религиозной еврейской традиции приходу Мессии придается большое значение. Для религиозного еврея приход Мессии вещь такая же нескорая, но неизбежная, как для верного марксиста-ленинца наступление коммунизма. Сроки прихода Мессии, как и наступление коммунизма, строго не оговорены, но то, что, по крайней мере, следующее поколение будет жить при коммунизме (после прихода Мессии), а может быть, и нынешнее, сомнений не вызывает. На всё это обращены пристальные взгляды специалистов по наступлению коммунизма (приходу Мессии). Что собой представляет приход Мессии (наступление коммунизма) также в деталях не оговорено, но подразумевается, что это будет рай на земле, где все работают по способностям и получают по потребностям, а оргазм испытывают не только мужчины, но также старики, женщины и дети. Естественно, в обоих случаях специалисты, находящие верные признаки наступления коммунизма (прихода Мессии) и извещающие о его наступлении (приходе) непрерывно держат руку на пульсе.
Услышав спросонья сообщение о приходе Мессий, Фортуна, ощутив, что на плечах у неё что-то лежит, посмотрела вначале влево, потом вправо. У её щек явственно различались сморщенные старческие соски. К известным признакам прихода Мессии (как, впрочем, и наступления коммунизма) это явно не имело никакого отношения. Почувствовав сильную тревогу, Фортуна попыталась сбросить со своих плеч непонятно кому принадлежавшие груди, но в это мгновение её шею обвили чьи-то руки. Окончательно пробудившись, она вскочила со стула, но ощутила, что что-то тяжелое повисло у нее за спиной.
— Вова, — завопила Фортуна, — Сынок, «תציל!» (спаси!)
Задремавший было в туалете Вова Сынок, подтянул брюки и, не застегивая ремня, бросился на страстный зов. Сбежавшим на крик пациентам предстала достойная Офакимской психиатрической больницы картина. На спине Фортуны висела известная актриса Бух-Поволжская. При этом Варвара Исааковна была совершенно нагой, и её руки и ноги обвивали пребывавшую в явном расстройстве чувств медицинскую сестру. Более того, Бух-Поволжская с чувством декламировала поэму Эдуарда Багринского о комиссаре, несмотря на то, что Вова Сынок могучими руками растягивая женщин в разные стороны. Его брюки, которые не удерживал ремень, покоились у его ног. Боевая схватка, как обычно, была скоротечна. Бух-Поволжская была привязана к кровати, а голова рыдающей Фортуны была прижата к широкой груди Сынка.
— Я же делала все, что она хотела, — рыдала, напуганная приходом лжемессии, медсестра, — она потребовала, чтобы я молилась на ночь, я молилась перед каждой ночной сменой, она просила, чтобы я называла ее мавром, я называла. Хотя, когда пациенты слышали: «Мавр Варвара Исааковна, вот ваши таблетки», надо мной смеялись. Я постоянно искала приемлемые компромиссы, я шла на беспрецедентные уступки. Она потребовала, чтобы каждую ночную смену мы играли во всадника без головы. Я предоставила справку, что у меня больной позвоночник и что мне нельзя поднимать тяжести. Внимательно ознакомившись с ней, она заявила, что лошадь должна стоять на четвереньках и нагрузки на позвоночник не будет, но с учетом состояния моего позвоночника она будет стараться воздерживаться от вставания на дыбы. Я уже была готова принять почти все её требования, но сегодня ночью произошло событие, которое перешло все границы. Если это будет продолжаться, я буду вынуждена апеллировать к доктору Лапше, чтобы тот произвел Вареньке, которую мы все так любим, сеанс гипноза.
А в это время с Варенькой, которую все так любят, беседовал дежурный врач. В эту ночь дежурным врачом посчастливилось быть доктору Керену.
— Милейшая Варвара Исааковна, — сказал яркий психоаналитик, — вам необходимо немного успокоиться. Конечно, в конфликте есть и вина медицинской сестры. Я ни в коем случае не хочу закрывать на это глаза. Но будем откровенны. Вы тоже были взволнованны. Я думаю, вам необходимо вернуться в привычную обстановку, в родные стены, быть окруженной знакомыми лицами. Краем уха я слышал, что в Тель-Авивском публичном доме произошли большие перемены к лучшему. Сейчас к работе приступила новая, молодая администрация. Естественно, они полны новых творческих планов. В настоящее время работа публичного дома строится как деятельность клуба любителей конфет «Вишня в шоколаде». Но, несмотря на занятость, я уверен, весь коллектив клуба любителей конфет желает вам скорейшего выздоровления и с нетерпением ждет вас в полном здравии на трудовом посту.
— Мне знакомо ваше лицо — перебила Варвара Исааковна доктора Керена, — если я не ошибаюсь, вы работали коверным клоуном в казанском цирке лилипутов.
Доктор Керен как-то сразу сник и прекратил агитацию в пользу возвращения в публичный дом. Утром доктор Лапша поинтересовался мнением Бух-Поволжской о докторе Керене.
— Жулик, педофил и искрометных шуток не понимает, — убежденно заявила Варвара Исааковна.
— Ну, я не могу голословно утверждать, что доктор Керен не берет взяток, — не стал спорить доктор Лапша, — и легкая педофилия даже полезна для заведующего подростковым отделением психбольницы. А вот то, что он не понимает искрометную шутку, это действительно раздражает.
«В этой психбольнице врачи более сумасшедшие, чем больные, — думала Бух-Поволжская, глядя на своего лечащего врача, — в такой атмосфере не долго и чокнуться. Сейчас же выздоравливаю и выхожу на свободу с чистой совестью».
— В результате беседы с вами моя депрессия развеялась как дым, как утренний туман, — поведала яркая, характерная актриса палестинского эротического кино почетному чеченцу и знатоку идей шариата, — и я решила выписаться.
— Конечно, конечно, милочка, — согласился доктор Лапша, — кланяйтесь князю Абраму Серебряному от светоча шариатской мысли Бидона Надоева.
В тот же вечер Варвара Исааковна рассказывала жителям Ливна о героических днях, проведенных ею в психиатрической больнице.
— Милая, а тебя тоже привязывали к кровати? — спрашивал шейх Мустафа, глядя на Вареньку любящим взглядом.
— Да меня почти не отвязывали, — отвечала, беззаботно смеясь, Бух-Поволжская.
— Я горжусь тобой, дорогая, — шептал шейх Мустафа.
— Скажите, а в психбольнице пациентов бьют? — спросила Ольга. За несколько дней пребывания в Ливна невеста Костика несколько успокоилась, но в целом мнение об израильской действительности у неё было превратное. Я, как и Пятоев, с таким жаром стал убеждать её, что ни о каком рукоприкладстве в Офакимском приюте душевно страждущих и речи быть не может, что она лишь тяжело вздохнула.
Вениамин Леваев, который также принял активное участие в описании быта и нравов психбольницы, перешёл было к описанию народных методов лечения белой горячки, но его перебил Борщевский:
— А не пора ли нам, друзья мои, создать полнометражный фильм об офакимской психбольнице?
— Конечно, давно пора, — хором загалдели члены русской мафии, — давно пора отразить суровые будни этого оплота целомудрия.
Не сходя с места, автором сценария была единодушно избрана главный редактор «Голой правды Украины» Светлана Капустина. Абсолютное незнание описываемого предмета, как это часто бывает, сказалось на творчестве Светланы Аркадьевны самым благотворным образом. Сценарий получился проникнутым пафосом самого высокого гражданского звучания. Тема построения украинской государственности гармонично совмещалась в нем с темой соблюдения законных прав сексуальных меньшинств и плавно переходила к теме справедливой борьбы за законные права арабского народа Палестины. На протяжении всего фильма конфеты «Вишня в шоколаде» кушали непрерывно как счастливые пациенты, неизменно стоявшие на пути полного выздоровления, так и озабоченные ещё большим улучшением лечебного процесса врачи и медбратья. Параллельно с этим медбратья демонстрировали примеры подлинного гуманизма.
Центральной фигурой фильма был заслуженный профессор, обладающий энциклопедическими знаниями и истинный интеллигент, чей образ в удивительно реалистической манере создал Вениамин Мордыхаевич Леваев.
Кульминационная сцена фильма, сцена выступления художественной самодеятельности пациентов в бане административного корпуса, была полна жизнеутверждающего оптимизма и звала к построению украинской государственности в светлом, небесно-голубом духе соблюдения законных прав сексуальных меньшинств.
Борьба за соблюдение неотъемлемых прав арабского народа Палестины нашла свое отражение в танцевальной композиции больных, страдающих тяжелыми формами бреда.
Зажигательные пляски олигофренов также не могли не задеть за живое.
Мощно, всепобеждающе звучала тема величия фирмы «Южная вишня» в оратории «Вишня в шоколаде», блистательно исполненная хором пациентов гериатрического отделения.
Акробатическая композиция «Мир, Шалом, Салям», в исполнении группы девушек, находящихся в маниакальном состоянии, не могла оставить равнодушными даже каменные сердца.
Старейший пациент подросткового отделения, срывающимся от волнения голосом, очень искренне продекламировал:
Если в-водка
мешает работе, —
на х-хуй
эту р-работу!
Последние слова стихотворения потонули в буре оваций. В целом новый фильм киностудии «Антисар» под названием «Stronghold of chastity» (Оплот целомудрия), как и было задумано, получился очень музыкальным, полным очарования и был тепло принят критикой.
Окончание съемок «Оплота целомудрия» приурочили к началу мероприятий, направленных на заключение брака Костика и Ольги. На пути их семейного счастья стояли мощные бюрократические препоны, воздвигнутые израильским законодательством. Если бы у Ольги хотя бы бабушка или дедушка были евреями, то она получила бы израильское гражданство, и далее путь к заключению брака был бы довольно прост. Но Ольга, будучи девушкой видной и, по мнению многих, даже броской, обладала массой достоинств и недостатков, но наличие еврейских предков в их число не входило.
Израильское законодательство, регулирующее вопросы заключения брака, это явление исключительное в истории гражданского права, и оформился этот дивный свод законов в результате гармоничного соединения традиционных еврейских религиозных актов, регулирующих вопросы брака и семьи под названием «הלחה» и страстного желания работников учреждений, оформляющих заключение брака, вытащить из карманов женихов и невест как можно больше денег. Если счастливые жених и невеста являются евреями, то их брак оформляется раббанутом и в этом случае процесс изъятия денег отработан веками. Хотя даже для евреев есть целый ряд ограничений. Если же один или оба супруга не являются евреями или евреями незаконорожденными, которым через раббанут вступать в брак нельзя вообще, или их фамилии имеют корень «כהנ» (коен, коган) или «לו» (лев), то им нельзя вступать в брак с разведенными. В результате всех этих строгостей каждый четвертый брак в Израиле совершается не через раббанут, и процент этих браков растет из года в год. Израильские законы признают браки, заключенные за границей, и в результате все вышеупомянутые граждане спокойно едут в ближайшую заграницу на один, два, три дня, где в организованном порядке вступают в брак и возвращаются в Израиль законными молодоженами.
Все население греческой части Кипра, а именно это государство является для Израиля ближайшей заграницей, составляет 660 тысяч человек. Количество израильтян, заключающих браки на Кипре, примерно полтора миллиона. В результате легкое, быстрое и приятное заключение брака служит одним из двух китов, на котором зиждется экономика Кипра. Процедура связывания узами Гименея здесь осуществляется не только на каждой бензоколонке, но и во всех более или менее прибранных общественных туалетах.
Другой жирный кит, который хорошо кормит киприотов, это безвизовый режим с Россией. Все более или менее европейские страны топят дорогих россиян в бюрократической волоките, и только Кипр не боится российских нелегалов. Российский турист и израильский жених и невеста — братья навек, и пока они есть, экономика Кипра растёт бурно и неудержимо. При этом сами киприоты не особенно ударяют палец о пенис, и правильно делают. Впрочем, все это пышные тропические цветочки. Наши настоящие израильские ягодки начинаются, когда вашей избранницей становится не гражданка Израиля или, что еще хуже, нелегалка.
Тысячи и тысячи нелегалов, просрочив визы, тайно перешедшие израильско-египетскую границу, не вернувшиеся на свои суда, в основном выходцы из России, Румынии, Молдавии и Украины, ударно трудятся на полях и стройках сионизма, ежемесячно посылая на родину сотню-другую добытых тяжелым трудом долларов. На пути мирных и честно платящих налоги граждан, которые гнусно и похотливо возжелали жениться на нелегалке, грудью встает израильское Министерство внутренних дел. Раббанут таких граждан не поженит, справедливо указав на отсутствие еврейского происхождения жениха или невесты. Можно поехать на Кипр и там расписаться, но обратно в Израиль супруга не израильтянина никто не пустит, потому что у него нет въездной визы. Вообще-то Израиль трогательно заботится о воссоединении разрозненных семей, и значительная часть израильского населения — это лица, выехавшие из своих стран в рамках воссоединения семей, получив вызовы от дальних, почти всегда никогда не существовавших в природе, родственников. В конечном итоге великий и могучий Советский Союз отпустил народ мой, после чего отношение к воссоединению семей в Израиле резко изменилось.
Но большое и чистое чувство помогает евреям преодолевать все препоны, которые они сами же перед собой воздвигают. Кочует молодой, а чаще зрелый израильтянин по своим восточно-европейским родинам в поисках девы юной. Еврейский напор и старые связи, соединенные с плачевным экономическим положением восточно-европейских родин, а также обилие спортсменок, комсомолок, а также просто красавиц на бескрайних восточно-европейских просторах, часто делает эти поиски успешными. После чего заключается брак на русско-румынско-украинском языке, и только после этого израильское Министерство внутренних дел, вымотав все нервы и вытянув приличные суммы денег, идёт навстречу любящим сердцам. Путь этот тернист, но испытан.
Но Костик, по моему мудрому совету, пошел другим путем. Он совершенно справедливо рассудил, что посольство Российской Федерации в Израиле является суверенной территорией Российской же Федерации, и поэтому брак, заключенный в посольстве, является браком, заключенным за границей. Этими размышлениями он поделился с полномочным сотрудником российского посольства.
— To get married in our embassy it is possible (Пожениться в нашем посольстве можно), — обрадовал его сотрудник, — но необходимо заплатить деньги. Далее была названа заслуживающая уважения сумма.
— Почему так дорого? — изумился Костик.
— Потому что сначала нужно восстановить твое российское гражданство, — меланхолически заметил полномочный сотрудник, — а потом и поженим.
— Когда я в 1990 году уезжал в Израиль, за выход из советского гражданства я заплатил сумму в сто раз меньшую, — начал торговаться Костик, — интересно, что со мной произошло за десять лет пребывания в Израиле, что я так сильно подорожал?
— С тобой в Израиле ничего не произошло, — ответил полномочный сотрудник, — какой ты был, такой ты остался. Ты берёшь в жены девушку, которая на полголовы выше тебя, с румянцем во всю щеку, с синими глазами на пол лица и с фигурой, на которую оборачиваются за полкилометра. И при этом ты начинаешь торговаться. Если бы она была гражданкой не России, а какого-нибудь нормального государства, то ты к ней не осмелился бы и близко подойти.
Костику понравился ход мысли меланхолически настроенного работника российского посольства, и он еще раз внимательно посмотрел на Ольгу. Спорить было не о чем, правда колола глаза.
— Ладно, кончай базар, — согласился Костик. — Можно заплатить кредитной карточкой в рассрочку на двенадцать платежей?
После получения денег (в рассрочке Костику было отказано) полномочный сотрудник посольства поздравил молодых и меланхолично пожелал им счастья в личной жизни. Далее молодые нанесли визит в Израильское министерство внутренних дел. В принципе, браки, заключенные в посольствах, там не признавали, но в то время министром внутренних дел был представитель репатрианской партии, с которым представители посреднических юридических фирм еще не отрегулировали все финансовые вопросы. В результате брак Ольги и Костика был признан действительным.
На первой странице «Голой правды Украины» появились поздравления от совета директоров кондитерского дома «Южная Вишня» видному политическому деятелю, отдающему весь пыл своей души на благо жителей Офакима, Костику Будницкому в связи с его бракосочетанием. Но внимание читателей привлекла статья «Сенсационные подробности пребывания Варвары Исааковны Бух-Поволжской в психиатрической больнице». Маститая акула пера, Ярополк Капустин, сообщал читателем «Голой правды Украины», что на киностудии «Антисар» зреет новый дерзкий замысел. Вячеслав Борисович Борщевский приступил к созданию масштабного полотна «Чапаев снова в бою».
Образ Василия Ивановича было доверено создать лауреату Гаванского кинофестиваля Яну Кацу.
Роль Петьки, яркого представителя сексуальных меньшинств, страдающего от расизма, досталась молодому, но подающему большие надежды Гидеону Чучундре.
На роль славной дочери палестинского народа, Мирьям-пулеметчицы, была утверждена Мирьям Абуркаек (графиня Кадохес)
Образы красноармейцев были созданы бойцами отдельного отряда невинных мусульманских девушек-снайперов имени шейха Мустафы.
Сложная, многоплановая роль Фурманова, скрывающего свой пол под личиной комиссара, по праву досталась Варваре Исааковне Бух-Поволжской.
Согласно сюжету фильма, в основу которого положен подлинный исторический материал, наймиты Антанты, в основном сионисты, плетут коварные заговоры против мирных мусульман, живущих по обоим берегам Урала. Адмиралу Колчаку, тайному жидомасону и ставленнику американских империалистов (очередная творческая удача шейха Мустафы), удалось завлечь в свои сети морально неустойчивого и безвольного комиссара Фурманова. Фурманов скрывает от своих боевых товарищей то, что он женщина, и занимается грязными инсинуациями в адрес сексуальных меньшинств. Совершенно запутавшись в результате морального падения, комиссар Фурманов неожиданно заявляет Колчаку, что тот женщина.
— Я не женщина, — возражает адмирал Колчак, — я белогвардеец и полярный исследователь.
— Ты красиво ходишь, — сознается Фурманов, — а я женщина, готовая подарить свою любовь белогвардейцу. Пусть призрение моих товарищей будет мне ответом.
Моральная нечистоплотность в конечном итоге привела комиссара Фурманова вначале в стан, а потом и в лоно классового врага.
А в это время Чапаев интуитивно чувствовал правоту идей шариата, но не мог выразить это словами.
— Скажи, Василий Иванович, — иногда говорил ему Петька, обидчиво поджав губки, — почему ты вызвал в штаб Мирьям-пулеметчицу? Она ведь такая противная.
— Пулемет, Петька, — отвечал Чапаев, — всё дело в пулемете. Вот подучусь маленько, вот тогда мы с тобой и заживем. А сейчас мне пулемёт нужен. Рамадан на носу.
— Да ты, Василий Иванович, — говорил Петька, — не только дивизией командовать можешь. Ты с подводной лодкой «Курск» управишься.
— Всё по воле Аллаха, Петька, — соглашался Чапаев, — всё по воле Аллаха.
Василий Иванович получил задание совершить поход в Мекку вместе со своей дивизией. Но на пути воинов-интернационалистов встал адмирал Колчак. Окончательно подмяв под себя что-то пищавшего комиссара Фурманова, адмирал Колчак подтянул авианосцы в Персидский залив и обстрелял дивизию Чапаева крылатыми ракетами «Tomahawk» (томагавк).
Василий Иванович совершил тактический маневр, но утонул на подводной лодке «Курск» у берегов земли Франца-Иосифа. Народ навеки проклял жидомасонов Франца и Иосифа, их землю решил передать арабам в вечное пользование, а о Чапаеве сложил песни, стихи и анекдоты.
Специальный кореспондент «Голой правды Украины» в своей публикации утверждал, что в ходе работы над образом комиссара Фурманова известная актриса Варвара Бух-Поволжкая впала в высокую степень безумства и была помещена в Офакимскую психиатрическую больницу. Находясь на излечении, Варвара Исааковна ни на минуту не прекращала творческого процесса и, несмотря на гнетущую атмосферу, а актрисе довелось даже быть привязанной к кровати, ею были созданы из сотрудников отделения судебно-психиатрической экспертизы яркие образы Дездемоны и Холстамера. Причем, если над образом Дездемоны Варвара Исааковна работала в классической манере, то образ Холстомера был ею создан путем полного погружения в ситуацию, путем глубокого проникновения в природную суть героя. Создания полнокровного образа в философском фильме всегда предъявляет к исполнителям ведущих ролей особые требования, но преодоление тонкой грани между полным перевоплощением и истинным безумием под силу только подлинно большому мастеру, подлинному корифею. Далее «Голая правда Украины» желала Варваре Исааковне крепкого здоровья, творческого долголетия и большого счастья в личной жизни.
Когда подготовка к съемкам фильма «Чапаев снова в бою» была окончательно завершена, было принято решение о предоставлении, хотя бы эпизодической роли, представителю коренного населения. На роль казака-белогвардейца, заливающего самогоном свою больную совесть, были выдвинуты два кандидата: офицер безопасности офакимской психбольницы — Израиль Фельдман и больничный раввин. Между претендентами устроили конкурс на лучшее знание российской истории.
— Какое знаменательное в русской истории событие произошло в 1799 году? — спросил претендентов Борщевский.
— Не знаю, — ответил больничный раввин после длительных и плодотворных размышлений.
— А чёрт его знает, — после короткого раздумья отрубил офицер безопасности.
— В 1799 году родился великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, — сказал Борщевский — А теперь следующий вопрос. Какое знаменательное событие произошло в России в 1812 году?
— «ו אני מאיפו יודע?» (А я откуда знаю?) — ответил вопросом на вопрос Израиль Фельдман.
— А вы попробуйте вспомнить, — не унимался Борщевский, — Наполеон... Вы вспоминаете? Наполеон пришел...
— Наполеон пришел пьяный, — попытался угадать офицер безопасности.
—По вашему мнению, если кто-то приходит пьяный, это для России знаменательное событие? — съязвил, потерявший надежду, Борщевский. — Может быть, туман развеет служитель культа?
— Я точно не знаю, но, кажется, догадываюсь, — сообщил больничный раввин.
Отлично, — воскликнул Вячеслав Борисович, — я утверждаю вас на роль. Я даже не буду слушать ваш ответ.
Больничный раввин зарделся от удовольствия, но настоял на том, чтобы Борщевский выслушал его догадку.
— Ну, хорошо, хорошо, — великодушно согласился Вячеслав Борисович, — теперь, когда конкурс завершился, я с удовольствием вас выслушаю.
— Наполеон пришел к великому русскому поэту Александру Сергеевичу Пушкину на «בר מיצווה» (бар-мицву).
— А что такое бар-мицва? — спросил потрясённый Борщевский.
— А-а, все-таки я был прав! — обрадовался больничный раввин, — бар-мицва — это красивый еврейский обычай празднования наступления религиозного совершеннолетия. Бар-мицва празднуется у мальчиков в тринадцатилетнем возрасте.
Услышав версию больничного раввина, офицер безопасности побагровел.
— Да вы заранее договорились, — с подозрением глядя на Борщевского, сказал Израиль Фельдман, — до этого невозможно догадаться.
Вячеслав Борисович не стал оправдываться, и нетерпящим возражений голосом пообещал броситься в глубокий омут.
— Вместо того чтобы отвечать по существу, — наступал офицер безопасности, — он пытается заговорить мне зубы. Где он в Израиле видел омут. В нашей стране каждая капля воды на счету. Самый полноводный водоем — это Тель-Авивская канализация.
Но Борщевский был не первый день в кинематографе. Он правильно оценил ситуацию и принял единственно правильное и политически грамотное решение. В фильме «Chapaew again in fight» (Чапаев снова в бою) доброжелательно настроенная критика отметила яркую режиссерскую находку — два брата казака-белогвардейца, заливающих самогоном свою большую совесть. Роль одного казака исполнил больничный раввин, роль другого белогвардейца, значительно более бравого, сыграл офицер безопасности Офакимской психиатрической больницы Израиль Фельдман.
Оба характерных актера были вполне удовлетворены своим кинематографическим дебютом и сообщили Борщевскому, что если ему ещё раз потребуются актеры большого дарования, то пусть он не стесняется. Они всегда к его услугам. Специально для них Вячеслав Борисович придумал актерский этюд, который исполнители ролей казаков-белогвардейцев с удовольствием продемонстрировали присутствующим. Этюд заключался в следующем:
Штирлиц (его роль играл Израиль Фельдман) заходит в темную комнату. Он шарит рукой по стене в поисках выключателя. Вдруг раздается голос Мюллера (ещё одна актерская удача больничного раввина):
«А вот этого не надо, «gruppenführer» (группенфюрер).
«שבת» (шабат), — подумал Штирлиц.
Актерский этюд особенно понравился больничному раввину своей воспитательной заостренностью. Он пребывал в полной уверенности, что Мюллер — это богобоязливый еврей и по субботам не включает свет. Мстительный Борщевский собирался вставить отснятый актерский этюд в очередной фильм о справедливой борьбе палестинского народа. Израилю Фельдману актерский этюд тоже понравился, но он настойчиво требовал от Борщевского хорошего освещения комнаты, чтобы зрители могли рассмотреть Штирлица.
Пока киностудия «Антисар» бурлила в художественном поиске, любимая женщина главы офакимских мусорщиков получила вид на жительство и стремительно остепенилась. Костик рвался к власти в качестве глубоко народного политика, с уважением относящегося к еврейском традициям. Для того, чтобы получить хоть какое-то представление о еврейских обычаях за соблюдение которых он с таким жаром боролся, он все чаще и чаще начинал приглашать больничного раввина в гости.
Раввин посещал семейство Будницких с удовольствием, и, несмотря на языковой барьер, тяготел к длительным беседам с Ольгой. Супруга Костика была с больничным раввином строга и жаловалась на то, что Израиль её принял неласково. Однажды свидетелями её жалоб оказались я и Славик Оффенбах. Услышав Ольгины напевные стоны, первым возмутился Славик.
Рассказ о его первых шагах на исторической родине вызвал содрогание, и полученная из-за этого душевная травма определила всю его дальнейшую карьеру видного деятеля Движения за Освобождения Эфиопского Еврейства, сокращенно ДОЭЕ.
Очень теплым майским днем одна тысяча 1991-года семейство Оффенбахов, в числе двухсот евреев и членов их семей, покинувших необъятные просторы развалившегося Союза Советских Социалистических Республик с целью поселения на постоянное место жительство в государстве Израиль, вышли из самолета, и очутилось посреди огромной толпы возбужденных негров. Негры были одеты в белые одежды, многие держали в руках зонтики. Практически все негры были покрыты татуировками со сложным геометрическим орнаментом и о чем-то возбужденно беседовали на негритянском языке. На этом же языке громко плакали маленькие негритянские дети.
Некоторые из репатриантов из Советского Союза питали относительно Израиля самые разнообразные, в том числе и беспочвенные, иллюзии. Другие никаких иллюзий не питали. Среди прибывших были как пламенные, убежденные сионисты, так и люди, всей душой стремившиеся поселиться где-нибудь в Канаде или Австралии, но в силу жизненных обстоятельств вынужденные направить свои стопы на беспокойный и бедный водными ресурсами Ближний Восток. Среди прибывших был даже молодой человек, не имеющий никакого желания покидать родной город с антиалкогольным названием Минеральные Воды, но его потребность скрываться от правосудия была сильнее любви к малой родине. Но ни у кого из прибывших Израиль не ассоциировался с плотной толпой негров с зонтиками в руках. Испуганные новые репатрианты сбились в кучу. Их никто не встречал. Стихийно приступил к работе военный совет. Как обычно, на повестке дня встали два вопроса: «что делать?» и «кто виноват?».
Один из присутствующих с большой убежденностью в голосе сообщил, что самолет совершил вынужденную посадку в аэропорту города Dar es Salaam (Дар-эс-Салам), столице государства Tanzania (Танзания). Кто-то вспомнил, что государство Танзания образовалось в результате слияния государств Tanganyika (Танганьика) и Zanzibar (Занзибар). Это придало всем уверенности. Быстро выяснилось, что одна из репатрианток в Израиль бегло говорит на английском. Ей хотели поручить поиски израильского посольства, но, одновременно и независимо друг от друга, два незнакомых человека высказали мысль, что европейцы, потерпевшие крушение в Africa (Африке), имеют реальные шансы получить гражданство Republic of South Africa (Южно-Африканской Республики). Решение о принятии южно-африканского гражданства репатрианты в Израиль восприняли с большим энтузиазмом. В широких массах репатриантов в Израиль в начале девяностых годов Южно-Африканская Республика считалась государством в высшей степени европейским, в своей внутренней политике тонко понимающим предназначение белого человека. Советские евреи смело относили себя к белым человекам и носителям европейской культуры. Неполучение южно-африканского гражданства многие из них считали результатом временной бюрократической неразберихи. В то время был популярен следующий анекдот:
«Объявление в газете: «Продам дубленку, ондатровую шапку, лыжи. Куплю сапожный крем».
Ясного понимания того факта, что Южно-Африканская Республика в скором будущем будет первой европейской страной, где черное большинство придёт к власти, у них не было.
Когда задачи были ясны, и цели, в виде получения южно-африканского гражданства, определены, новые репатрианты в Израиль, организованно построившись свиньей, довольно легко рассекли толпу негров и прорвались в здание аэропорта. В помещении аэропорта сидели молодые негры и негритянки, почему-то одетые в солдатскую форму, и оформляли документы неграм в белой одежде с зонтиками. После кратковременных, но энергичных поисков, удалось найти белого человека, но и тот был удивительно похож на еврея.
— «Where there is an embassy of the Republic of South Africa?» (Где находится посольство Южно-Африканской Республики?) — строго спросили его по-английски новые репатрианты.
— «I do not know» (Не знаю), — ответил похожий на еврея белый человек, после чего перешёл на русский язык и спросил — А вы кто?
Носители европейской культуры поморщились от малоинтеллигентной манеры отвечать вопросом на вопрос, но постепенно им пришлось признаться, в первую очередь самим себе, что они первоначально собирались на свою историческую родину в Израиль, но произошло судьбоносное недоразумение...
— Как, вы разве эфиопы? — прервал их еврееобразный белый человек.
— Да ты чего, вообще, за базар не отвечаешь? — не сдержался молодой человек из Минеральных Вод.
— Не рви голос, петушок, — ответил на совершенно конкретном русском языке еврейский, похожий на белого, человек, — здесь тебе Израиль, здесь кто по фене много ботает, тот к хозяину после третьей фразы идёт.
— Если это Израиль, то откуда столько негров? — не теряя надежды на Южно-Африканскую Республику, спросила говорившая по-английски новая репатриантка в Израиль.
— О, вы присутствуете при историческом событии. Это операция уже вошла в историю как «מבצה שלומה» (операция Соломон). В Эфиопии сейчас война, и пока одни берут эфиопскую столицу Адис-Абебу, другие ее защищают, Coxнуту удалось вывезти восемнадцать тысяч человек в течение тридцати шести часов. Всей операцией руководил лично я, — закончил свое повествование крайне похожий на еврея белый человек, — но в суматохе я совсем забыл, что сегодня прилетает и самолет с репатриантами из Советского Союза. Но сейчас всё будет исправлено.
Он куда-то позвонил, и через десять минут прибежали белокожие солдатки, которых звали Маша и Ксения, и приступили к оформлению документов у несостоявшихся южно-африканцев. Двести советских евреев и членов их семей испытали глубокое разочарование, но вместе с тем, почему-то, сильное облегчение.
А у меня бабушку звали Лея, — неожиданно призналась бегло говорящая по-английски, — она это всю жизнь скрывала и всегда представлялась как Лена.
Родишь дочку, назовешь её Лея, — с угрозой в голосе потребовал молодой человек из Минеральных Вод.
У меня и до повести, печальней которой нет на свете, рассказанной Славиком Оффенбахом, было плохое настроение. Мой сын Дима, обучающийся в колледже в Англии, закончил очередной семестр, и администрация колледжа сообщила мне, что мой сын учится хорошо, с явной тенденцией учиться отлично. Но его поведение сильно и систематически волнует преподавателей.
Первый эпизод, когда с трудом удалось избежать уголовного дела, произошел после полутора месяцев отличной учебы. Пока детишки учатся в приличном английском колледже, история которого своими корнями уходит в доледниковый период, они ходят в форменной одежде. Но в день рождения queen — mother (королевы-матери) учащиеся колледжа в организованном порядке были выведены на скачки в качестве зрителей. В силу либеральной традиции, которой так славился колледж в течение последних трехсот лет, детям было разрешено не надевать форму и явиться на скачки в штатском. Один молодой человек прибыл на праздник большого спорта в наряде бритоголовых, весь в коже, украшенной пломбами, цепями, черепами и свастиками. Мой сын Дима, будучи потомственным князем Абрамом Серебряным, при виде свастик, не вступая в дискуссию общефилосовского свойства, ударил молодого человека ногой в живот, а также кулаком в нос. На глазах английских джентльменов и скакунов самого аристократического происхождения.
В дальнейшем директором колледжа была произведена попытка объяснить моему сыну Диме, что его поведение не было правильным. По мнению директора колледжа, «in the free country everyone can put on and hang up on a breast that he considers it necessary including a swastika. Also what to beat the one who carries a swastika a leg in a stomach, especially in birthday of queen-mother and the more so on jumps, it is completely inadmissible» (в свободной стране каждый может надевать и вешать на грудь то, что он считает нужным, в том числе и свастику. И что бить того, кто носит свастику, ногой в живот, тем более в день рождения королевы-матери, и тем более, на скачках, совершенно недопустимо).
Мой сын Дима, никоим образом не в чём не раскаиваясь, заявил, «that with the big respect concerns to queen-mother and even completely on her party in the conflict to princess Diana» (что с большим почтением относится к королеве-матери и даже полностью на её стороне в конфликте с принцессой Дианой).
Директор колледжа попытался в беседе с моим сыном Димой не касаться темы семейных склок в английской королевской династии и вновь вернулся к теме мордобоя на скачках, но мой сын Дима был непреклонен и даже «has approvingly responded about appearance of princess Diana, but not about her behaviors» (одобрительно отозвался о внешности принцессы Дианы, но не о её поведении).
Нельзя сказать, что директор колледжа был полностью удовлетворен высказываниями моего сына Димы, но инцидент был замят. Через несколько месяцев мой сын Дима был вновь главным героем досадного эпизода, который также был замят с большим трудом. В колледже, вместе с моим сыном, училась дочь одного мелкого нефтяного князька из Тюменской области. Девушка не добилась больших успехов в учёбе, но обладала большими синими глазами и круглыми коленками, которые произвели глубокое впечатление на моего сына Диму. Пока девушка просто пренебрегала моим сыном Димой, он переживал, но терпел. Но когда обладательница круглых коленок начала благосклонно принимать знаки внимания сына одного нефтяного шейха из Объединенных Эмиратов, мой сын Дима не выдержал и обратился к сыну шейха с просьбой прервать всякие контакты с обладательницей круглых коленок. Просьба была произнесена на классическом английском и содержала в себе выражения, которых, к счастью, не слышала королева-мать. Кроме того, шла речь и о грубом физическом нажиме. Горячий сын пустыни этого стерпеть не мог и пожаловался директору колледжа.
Директор колледжа вновь вызвал моего сына Диму для беседы, положил ему руку на плечо, почему-то напомнил ему, что «Him, directors of college, a surname Rappoport also that to his parents miracle was possible to get over from Germany to England in 1938 year» (его, директора колледжа, фамилия Раппопорт и что его родителям чудом удалось перебраться из Германия в Англию в 1938 году). Далее он попытался объяснить моему сыну Диме, «what is the dark blue eyes and round knees are big, even and not the possession them sometimes happens by huge value painfully hurt. But true prince Abram Silver has, except for always hot heart, constantly cold head and that there will be and in our street a birthday of queen–mother» (что большие синие глаза и круглые коленки являются большой, даже огромной ценностью и не обладание ими иногда бывает мучительно больно. Но истинный князь Абрам Серебряный имеет, кроме всегда горячего сердца, постоянно холодную голову, и что будет и на нашей улице день рождения королевы-матери).
Мой сын Дима понял не все, но понял главное, и продолжил учебу. Далее были эпизоды чистого бытового характера, когда мой сын Дима попросил «to not settle in his room of Chinese, motivating it is that they fine» (не поселять в его комнату китайцев, мотивируя это тем, что они мелкие). Ему возразили, «that but them it is a lot of» (что, зато их много), но мой сын вновь был непреклонен.
Далее он очень уместно употребил неформальную лексику на уроке истории, характеризуя «the policy of the British government before the second world war, also was condemned with the London climate» (политику британского правительства накануне второй мировой войны, и осудил лондонский климат). Но это уже было в рамках либеральной традиции, которой колледж законно гордился. Хотя директор колледжа и «has recommended to my son five times to meet the medical psychologist» (порекомендовал моему сыну пять раз встретиться с медицинским психологом), что, по мнению директора, «will facilitate to the son successful delivery of final examinations» (облегчит сыну успешную сдачу выпускных экзаменов).
Из грустных раздумий о моем сыне Диме меня вывела Ольга, которая попросила рассказать о моих первых шагах на исторической родине.
— Я прибыл в Израиль в возрасте, критическом с точки зрения формирования мировоззрения, — довольно образно начал я, — мне было только тридцать шесть лет. Передо мной открывалась вся израильская жизнь. За мной оставались долгие годы учебы, успешная карьера рядового врача, органически включающая в себя непрерывное нарушение действующего законодательства, и особенно тех статей уголовного кодекса, в которых говорится о пособничестве при даче взятки, частнопредпринимательской деятельности, незаконном занятии медицинской деятельностью, конечно же, хищении социалистической собственности, мошенничестве, укрывательстве от воинского призыва и пособничестве в укрывательстве от воинского призыва, незаконные валютные операции и вновь, опять и опять, пособничество при даче взятки.
Тем не менее, если кто-то подумает, что я занимался только имущественными или должностными преступлениями, то он будет не прав. Кроме этого, на протяжении многих лет и совершенно бескорыстно, я занимался антисоветской агитацией и пропагандой, не брезгуя при этом клеветать на существующий общественный строй, и не пренебрегал разжиганием национальной розни. Случалось со мной и незаконное хранение как холодного, так и огнестрельного оружия, подделка как медицинской, так и прочей документации. Кроме этого, я сожительствовал с несовершеннолетними, в том числе и с теми, которые изначально обратились ко мне за медицинской помощью. На фоне всего этого я неоднократно давал заведомо ложные свидетельские показания или избегал дачи свидетельских показаний вовсе. А также разглашал врачебную тайну и помогал лицам, находящимся в розыске, укрываться от правоохранительных органов.
После того как я покинул государственную службу и занялся кооперативной деятельностью, со всем этим букетом преступлений было покончено, и я сконцентрировался на сокрытии своих доходов с целью неуплаты налогов. При этом я всегда вёл скромный образ жизни, так как, несмотря на постоянное попрание действующего законодательства, денег хватало лишь на полноценное, без излишеств, питание мне и моей семье, приобретения трехкомнатной квартиры в полутора часах езды от места работы и покупки автомобиля «Москвич», по своим техническим характеристикам находившемся на уровне тридцатых годов, хотя произведен оный автомобиль был в годах восьмидесятых. Ненадежность узлов и механизмов моего автомобиля гармонично соединялась с отсутствием запасных частей, что делало его эксплуатацию практически невозможной.
Но, несмотря на плохое материальное положение, я оставался кристально честным человеком. Не при каких условиях я никогда бы не похитил чужой спички, если эта спичка принадлежит частному лицу, а обман социалистического государства я аморальным не считал и не считаю. Так как у такого государства сколько не воруй, своего все равно не вернешь, а кража социалистической собственности является единственным для гражданина социалистического государства способом протеста против свинцовой тяжести жизни в вышеупомянутом государстве. Но, будучи князем Абрамом Серебряным, в душе я тяготился грошовой подрастрельной уголовщиной. К тому же идеи Гитлера, которые жили и побеждали на просторах моей бывшей родины, вызывали во мне острое желание поменять пятиконечную звезду на шестиконечную, а серп и молот на подсвечник.
В тысяча девятьсот девяностом году от рождества Христова советская власть разрешила своим гражданам покидать одну шестую часть суши. Граждане одной шестой части суши пришли в большое возбуждение, и те, у кого такая возможность была, в течение десяти лет покинули вышеупомянутую часть суши. Каждый бежал в свою сторону, строго в зависимости от национального происхождения.
Самыми дружными и легкими на подъем оказались немцы. Два миллиона немцев в едином порыве, в течение десяти лет, переселились в Германию.
В резкой энергичной манере покидали одну шестую часть суши греки. Более полумиллиона советских греков благополучно добрались до солнечной Эллады.
Немногочисленные испанцы вернулись в не менее солнечную Испанию вместе со своими славянскими чадами и домочадцами практически все.
И лишь советские евреи испытывали душевные метания. Из полутора миллионов евреев, выехавших из одной шестой части суши с девяностого по двухтысячный год лишь миллион доехал до Израиля. Остальные бросились поднимать целину в США, Канаде, Германии и Австралии.
России верные жиды, которые миллионами никуда не поехали, а продолжали своими творческими успехами беспокоить многочисленные государственные образования, возникшие на одной шестой части суши, видели своё будущее в краю берёз светлым и радостным, но выдавливались оттуда десятками тысяч в год. Остальные стойко держали удары мордой о берёзу, но веры в светлое будущее не теряли.
Я решил не искушать судьбу в Советском Союзе, где коммунистическая партия решительно вела страну от катастрофы к катастрофе, и как только открыли ворота, быстренько, всего лишь в течение года, оформил документы и покинул необъятные, но уже испытывающие мощные подземные толчки, просторы своей бывшей родины.
В ходе оформления документов я несколько десятков раз посетил соответствующие учреждения, неизменно просиживая там многие часы в ожидании приёма, и был как участником, так и свидетелем сцен и событий совершенно душераздирающих. Особенно мне запомнился маленький сухонький дедушка с броской еврейской внешностью, вся цыплячья грудь которого была увешана орденами и медалями, полученными в годы войны.
Войну, как известно, Советский Союз вёл одну. Это была война против Германии. Все остальные войны, которые непрерывно вёл Советский Союз на всех континентах, это были не войны, а выполнение интернационального долга, братская помощь, интернациональная помощь, политическая поддержка, гнусные инсинуации, известные события, неизвестные события, операции по наведению конституционного порядка, помощь братским партиям и, наконец, политика невмешательства. Так вот, дедушка получил ордена и медали на войне против Германии.
В то время настроение в среде советских евреев определялось радостным ожиданием. Популярен был следующий анекдот: «Объявление в газете: «Продается французский бульдог с родословной, сука, дрянь, скотина. Ехать надо, ехать!»
Дедушку в медалях окружали любящие родственники. Бросалась в глаза его супруга, полная, выше дедушки на голову, русоволосая и синеглазая. Двое их сыновей были среднего возраста и роста, с интеллигентными, немного нервными лицами с хорошо заметными семитскими чертами. Сыновей сопровождали супруги, менее интеллигентные, но аппетитные дамочки, русоволосые и румяные. Три внучки дедушки были похожи на Василис Прекрасных, этакие русские красавицы с коробки конфет.
Дедушка постоянно выражал свое неудовольствие изменникам родины, вознамерившимся продать вышеупомянутую родину за кусок кашерной колбасы. Все остальные члены семьи времени зря не теряли и, сидя в очереди, учили иврит. Неожиданно дедушку вызвали в комнату, куда никого не вызывали. Минут через десять он оттуда вышел и, не говоря ни слова, направился к выходу. Вся очередь, включая его многочисленное семейство, смотрела на него с недоумением. В дверях он обернулся, обвёл всех осуждающим взглядом, поднял вверх указательный палец правой руки и заявил, что коммунизм победит. После чего он опустил палец, его лицо расплылось в ехидной улыбке и, потирая сухонькими ручонками, заявил:
— Коммунизм, конечно, победит. Но не меня. Я уезжаю в Израиль.
После чего со словами: «Я там, где ребята толковые», в окружении русоволосых родственников, покинул помещение.
Через шесть лет он поступил в отделение судебно-психиатрической экспертизы офакимской психбольницы. Во время предвыборной кампании он изловчился (пригодились навыки приобретённые в армейской разведке Второго Белорусского Фронта) подойти вплотную к Великому Вождю и Учительнице и плюнуть в её мало привлекательное лицо. За время его пребывания в отделении несколько раз звонили его русоволосые родственники и на хорошем иврите спрашивали, как он себя чувствует, и просили лечить его столько времени, сколько потребуется для его полного выздоровления, и с выпиской не торопиться.
Другой эпизод, который был причиной появления на моей голове не одного седого волоса, произошел со мной за несколько дней до отъезда в Израиль.
После снятия с воинского учета и выхода из советского гражданства, я был снова вызван в военкомат. После ночи, проведенной в горестных думах о необходимости перехода на нелегальное положение, ожидая самого худшего, я вошел в кабинет военкома, где меня тепло поздравили с получением очередного воинского звания.
Но самое глубокое потрясение выпало на мою долю при получении въездной визы в Израиль.
— Чем вы можете доказать, что вы еврей? — спросили меня. Я был потрясен. Мое лицо было и остается столь характерным и выразительным, что вопрос о моем еврейском происхождении никогда не возникал в качестве вопроса. Это всегда являлось утверждением.
— Спроси меня еще раз, — попросил я со слезами на глазах.
— Покажи свидетельство о рождении, — устало ответили мне. Чувствовалось, что этим вопросом порадовали здесь не только меня.
Поток национально окрашенных лирических воспоминаний прервал телефонный звонок. Ольга Викторовна Борщевская дурным голосом сообщила, что Вячеслав Борисович совсем плох и просила меня прибыть немедленно. Через две минуты я был в покоях супругов Борщевских. Видный деятель палестинского эротического кино был бледен, лицо его выражало страдания, лежал он на кровати, но пытался встать.
— Что с вами, — поинтересовался я.
— Какаю, — односложно ответил матерый кинематографист.
— Но вы озабочены не только этим? — глядя на погруженного в мучительные раздумья Борщевского, спросил я.
Вы правы, о, мудрейший из главарей русской мафии, — ответил мне не сломленный болезнью кинематографист, — я страдаю. Страдаю мощнейшим поносом на фоне сильнейшего геморроя. Объединившись, эти два заболевания ставят меня перед острейшей дилеммой. Какать или не какать? Вот в чем вопрос. Хотя, где-то в глубине души, я понимаю, что какать мне предназначено судьбой. Причем часто и помногу.
Не поддавайтесь отчаянию, — я попытался утешить Борщевского, — в самом ближайшем будущем ваш стул обретёт классическую форму. Я так же глубоко убежден, что, и геморрой будет побеждён.
Морально поддержать тающего на глазах кинематографиста счёл необходимым также Костик. Он почему-то рассказал историю о том, как его супругу Ольгу лечили от бесплодия. Ей проделали курс уколов, после чего из неё извлекли пять яйцеклеток. Костику было предложено к этому моменту предоставить свежую сперму. Врачи собирались оплодотворить яйцеклетки Ольги сперматозоидами будущего мэра Офакима в пробирке. После чего оплодотворенную яйцеклетку предполагалось поместить в матку Ольги. После постановки боевого задания Костик отъехал на два квартала от больницы, пересел на заднее сиденье своего автомобиля и углубился в онанирование. Было жарко и неудобно, но процесс понемногу пошел.
Когда погружённый в работу Костик уже выходил на финишную прямую, он неожиданно почувствовал, что кто-то по-отечески положил ему на плечо руку. Подняв голову, любящий супруг увидел перед собой трех полицейских. Двух мужчин и одну женщину. Женщина, вероятно, была старшая по званию. Именно она положила Костику на плечо руку и полным сопереживания голосом попросила Костика не отчаиваться и не накладывать на себя руки, а найти девушку, лучше из приличной семьи, которая родит ему детей. Сейчас же она, женщина-полицейский, вынуждена препроводить Костика в полицейский участок, так как онанирование в общественных местах является правонарушением.
Костик забился в истерике и, сотрясая пустой баночкой для спермы, поведал свою историю. Полицейские отнеслись к его горю с сочувствием, но проверили правдивость рассказа звонком в отделение по лечению бесплодия. Убедившись в чистоте Костиных помыслов, полицейские отвели видного политика в полицейский автобус с затемненными стёклами и оставили его наедине с боевой задачей на десять минут. Успокоенный Костик добыл долгожданную сперму, немного забрызгав полицейские протоколы, но наполнив специальную баночку.
Трогательная история будущего мэра города Офакима произвела на мастера палестинского эротического кинематографа магическое действие. После окончания Костиного повествования, которое Борщевский выслушал затаив дыхание и почти не мигая, он вскочил с кровати и, сметая все на своем пути, бросился в туалет. Уже в пути к желанной цели Вячеслав Борисович начал смеяться. Когда он достиг места общественного пользования, к смеху присоединились звуки стремительного, сопровождающегося обильными брызгами водопада, а также сдавленные стоны и горький детский плач. Постепенно в туалете всё затихло, но Борщевский выходить оттуда отказывался, пока Костик не покинет помещение.
После того как оскорбленный в лучших чувствах глава офакимских мусорщиков покинул хлебосольный дом Борщевских, из туалета неуверенно вышел яркий палестинский кинорежиссер. Он был бледен. Взгляд его блуждал, пока не наткнулся на меня.
— Я просил вас, Михаил, посетить меня, — сказал Борщевский, дойдя до кровати, — вы уж простите меня, старика.
Я хотел сказать что-то оптимистическое в свое оправдание, но гордый старик остановил меня жестом.
— Основоположнику палестинского эротического кинематографа не к лицу умирать засранцем.
— Я хотел ему возразить, но Борщевский вновь жестом остановил меня, — я хотел попросить вас сообщить всем заинтересованным инстанциям, что я умер от чего-то венерического, от СПИДа, например, или чего-то в этом роде.
— Да побойтесь бога, Вячеслав Борисович! Вы еще шейха Мустафу переживете, — прервал я Борщевского, — да с вашим здоровьем вы перед пионерами выступать будете с рассказами о его великих высказываниях.
— Ну, перед пионерами вряд ли, — засомневался Борщевский, но чувствовалось, что постановка вопроса ему понравилась.
— Пришел какой-то татарин по фамилии Ройзман, — вмешалась в разговор Ольга Викторовна, — прикажите пустить?
— Пусть войдет, — отозвался повеселевший Борщевский, — наверняка этот эпос о Шиксе и Шлимазле включает в себя и народные методы лечения поноса.
Татарин по фамилии Ройзман нас не разочаровал. Он принес молдавский коньяк «Белый аист» и порекомендовал употреблять «Аиста» вместе с кофе. По его словам, так в свое время Шикса спасла Шлимазла от далеко зашедшей холеры.
После ухода Татарина, приболевшего кинематографиста посетил ветеран правоохранительных органов Дан Зильберт со своим методом лечения поноса. По его словам, понос прекрасно лечится кактусом. Это старинный народный арабский метод лечения, который он применял еще на заре своей карьеры в правоохранительных органах. Берется стебель кактуса и плотно зажимается между ягодицами. Пока человек не шевелится, иголки кактуса его почти не беспокоят. Но как только ягодицы приходят в движение, иголки кактуса показывают себя во всей красе, и у больного рефлекторно наступает спазм анального отверстия. Ни о каком поносе у человека, зажавшего стебель кактуса между ягодицами, не может быть и речи.
Супруги Борщевские так горячо благодарили Зильберта за его рекомендации, что я вызвался сбегать за кактусом. Меня остановили только после того, как ветеран правоохранительных органов ушёл.
Для того чтобы морально поддержать Борщевского, Светлана Капустина опубликовала в газете «Голая правда Украины» статью под заголовком: «Вячеслав Борщевский как зеркало Палестинской революции».
Не остались в стороне от борьбы с поносом и народные целители. Народный мусульманский гинеколог Вениамин Леваев с чувсвом клялся хлебом, но от конкретных, направленных на прекращение поноса рекомендаций, воздерживался.
Из далекого Цфата пришла телеграмма со словами сочувствия, а также пожеланиями счастья в работе и успехов в личной жизни. Далее народная целительница приводила ряд блистательных примеров излечений поноса, в том числе кровавого в результате её лечебного воздействия и настоятельно рекомендовала обратиться к ней за помощью, как только состояние больного стабилизируется и он сможет без больших затрат духовных и физических сил добраться до Цфата.
Постепенно старый кинематографист твердо встал на путь выздоровления, но поток сочувственных откликов не утихал.
Больничный раввин писал, что страдания Борщевского ранят его душу. Далее он настоятельно рекомендовал «שמור שבת» (не работать по субботам) и не кушать свинину вообще.
Не осталась в стороне от слов поддержки и солидарности и сексуальная оперативница доктор Светлана. Она, от всего большого сердца, пожелала немедленного выздоровления и предложила свои услуги в качестве бдительной ночной сиделки. На что Борщевский ответил, что если ему придётся общаться длительный промежуток времени с доктором Светланой, то к поносу, несомненно, присоединится и рвота. А ему этого не хотелось.
Гидеон Чучундра опубликовал в газете «Чёрный передел» статью под заглавием: «Возмездие неотвратимо». В ней выражалась глубокая убеждённость в том, что и понос и геморрой являются закономерным финалом карьеры злобного врага эфиопского еврейства, известного своим расизмом трейтестепенного псевдорежиссёра якобы киностудии по производству грязных клеветнических фальшивок о праведной борьбе палестинского народа за справедливый и прочный мир.
Причитав пламенное воззвание защитника прав униженных и оскорблённых своим происхождением афро-израильтян, основоположник палестинского испустил дух, но не в аллегорическом понимании этого выражения, а буквально. Грубо и осязаемо органами чувств. В частности слухом и обонянием. Что, по моему мнению, простительно для человека, страдающего сильным и длительным поносом, и что не коим образом не должно рассматриваться как политическая демонстрация.
Заслуженный художник Кабардино-Балкарии Михаил Гельфенбейн откликнулся на заболевание Вячеслава Борисовича жизнеутверждающей и глубоко оптимистической картиной «Le phénomène Борщевского au peuple triomphant après le rétablissement rajeunissant beaucoup». (Явление Борщевского ликующему народу после выздоровления значительно помолодевшим).
Старый кинематографист был тронут до глубины души.
— Вы знаете, Михаил, — сказал он со слезами на глазах, — моя юность прошла в суровое время, когда фашизм был уже разбит, но решение о физическом уничтожении советских евреев, которое мы все так ждали, Сталиным ещё не было принято. С той поры у мен сохранилось трепетное отношение к маленьким знакам внимания со стороны власти, как-то: Сталинская или Ленинская премии, посвящённая тебе оратория или твой большой парадный портрет в присутственных местах. Поэтому благородный жест маэстро из Кабардино-Балкарии мне особенно приятен.
Далее поносящему кинематографисту нанёс визит вежливости младший медбрат в отставке майор Пятоев. С шариатской прямотой он спросил Борщевского, как тот себя чувствует.
— У меня сильный понос, Игорь, — слабым голосом ответил Вячеслав Борисович, — но в это судьбоносное для палестинского эротического кинематографа время меня больше беспокоит другое. Не кажется ли вам, что наши неприличные игры с сексуальными меньшинствами и борьбой палестинского народа идут во вред нашей стране? В конце концов, мы же не такие уроды, как Великий Вождь и Учительница.
— Как пламенный патриот своей очередной родины, — отрапортовал Пятоев, — могу доложить вам следующее. Если бы в Израиле не существовало постоянной и очевидной опасности со стороны арабского окружения, еврейское государство давно бы прекратило своё существование. Собравшиеся с разных стран люди, которые считают себя евреями, имеют слишком мало общего для того, чтобы создать нормально функционирующее государство. И только ощущение нависшей над ними постоянной угрозы физического уничтожения в какой-то степени удерживает их от взаимных склок.
Далее, поддержать в тяжёлую минуту Борщевского, явилась уже седьмой десяток блистательная Бух-Поволжская. Увидев меня, она сообщила, что долгие и высокие думы о поносе привели её к заключению, что я был не прав.
— Вы, Михаил, — с дрожью в голосе сказала она, — утверждали, что Ленин окончил Петербургский университет. Хотя доподлинно известно, что Владимир Ильич учился в университете Казанском.
— Аллах всё видит — многозначительно подтвердил шейх Мустафа, выглядывающий из-за её спины, — скрыть хотел, что Ильич — мусульманин. Жидомассонские фокусы у нас не проходят!
— Вождь мирового пролетариата, Владимир Ильич Ульянов-Ленин, — заявил я не терпящим возражения голосом, — действительно учился в Казанском университете, но вылетел оттуда на первом курсе за антисоветскую агитацию и пропаганду. В дальнейшем он экстерном сдал экзамены в Петербургском университете и там же получил диплом юриста. В учёбе ему неоценимую помощь оказал его старый знакомый по Симбирской гимназии Саша Керенский. Федор Керенский был непосредственный начальник Ильи Ульянова, оба работали в системе народного образования. В том числе и поэтому Керенские и Ульяновы дружили семьями. Саша Керенский и предложил Володе Ульянову сдавать экзамены экстерном на юридическом факультете Петербургского университета, потому что сам там учился и мог помочь своему старому другу и однокласснику. В том обществе, где молодые люди воспитывались, это была общепринятая практика. Тем более, что оба увлекались социалистическими идеями и много спорили о судьбах России длинными зимними вечерами. Что так же было принято в том обществе, где они воспитывались. Интернета тогда не было. А жаль.
— Всё, всё видит Аллах — сообщил присутствующим шейх Мустафа, удовлетворённый моим ответом зарвавшейся Бух-Поволжской. Замечательная актриса была сражена.
Ян Кац так же не смог удержаться от посещения поносящего основоположника палестинского эротического кино и в беседе с ним задал прямой вопрос:
— Как реагировала еврейская интеллигенция на решение партии и правительства о физическом уничтожении советских евреев?
Ослабленный болезнью, но не сломленный духовно, Борщевский дал прямой и исчерпывающий ответ:
— Еврейская интеллигенция реагировала двояко. Те еврейские интеллигенты, которые творили на языке идиш, в количестве двухсот сорока человек, были расстреляны в 1952 году и поэтому никак не реагировали. Их уничтожение был предпоследним гвоздём в гробу еврейской культуры на языке идиш. Последним был Бошевис Зингер.
Те же еврейские интеллигенты, которые дерзали в жанре социалистического реализма на русском языке, подписали письмо к вождю всех народов Иосифу Виссарионовичу Сталину, которое им же и было составлено. В открытом письме к самому себе, Сталин, за подписью еврейских деятелей культуры, писал, что, видным деятелям культуры еврейского происхождения чрезвычайно стыдно за еврейский народ. Далее выражалось сердечная благодарность лично товарищу Сталину за гуманные, хотя и безуспешные попытки коммунистической партии и советского правительства спасти советских евреев от справедливого народного гнева. В конце своего письма видные деятели культуры еврейского происхождения справедливо указывали, что у советского народа накипело.
Согласно разработанному соответствующими органами, под чутким руководством коммунистической партии и её ленинского политбюро под руководством товарища Сталина, плану, предполагалось загружать евреев в поезда с целью отправки их в Сибирь. Поезда должны были следовать в специально отведённые места, где, после выгрузки, еврейский контингент предполагалось расстреливать.
В прессе должно было сообщаться, что машинисты поездов искренне собирались ехать в Сибирь, но в пути волны благородного народного гнева захлестнули железнодорожное полотно вместе с ехавшими по ним мирными беззащитными поездами и утопили в себе мерзких безродных космополитов с их чадами и домочадцами.
Параллельно с организацией стихийных народных выступлений в Сибири ударными темпами создавались несколько образцово-показательных концентрационных лагерей, по примеру концентрационного лагеря Терезин в Чехословакии, организованного немцами в годы войны. В этих лагерях какое-то время, предшествующее ликвидации, евреи занимались бы сельским хозяйством и славили бы гуманную политику товарища Сталина в многочисленных репортажах прогрессивных средств массовой информации западных стран.
Ян Кац выглядел полностью удовлетворённым ответом Борщевского на поставленный вопрос и ушёл не прощаясь.
— Как писали по этому поводу в Библии: «ידע גרמת לאבל» (Знание умножает скорбь), — сказал Вячеслав Борисович после ухода Каца.
Присутствующий тут же шейх Мустафа хотел, было, вновь бессмертно высказаться по поду услышанного, но я убедил его этого не делать, нанеся вполне качественный удар в народную мусульманскую челюсть.
Варвара Исааковна тяжело вздохнула, но промолчала. Во время победной борьбы с космополитизмом её супруг, красавец-блондин и кавалер орденов, бросил её с грудным ребёнком на руках без всяких средств к существованию и публично осудил её на закрытом партсобрании за безродный космополитизм. Впрочем, к временам борьбы с культом личности Сталина он окончательно спился, хотя его Варюха старалась прятать от него выпивку, тайна посещала подпольного раввина, врачей наркологов и бабок снимающих сглаз, но это не помогло. Находясь в состоянии алкогольного опьянения, коммунист Поволжский, тайно сожительствующий со своей бывшей женой-космополиткой, бросился под поезд. В память о нём остались дочь, ныне руководительница южного отделения всеизраильского союза матерей-одиночек и фамилия Поволжская, с которой Варвара Исааковна блистала при самых различных обстоятельствах. Впрочем, в Израиле она решила присоединить к этой фамилии свою девичью фамилию «Бух», которой успешно не пользовалась в течение последних пятидесяти лет.
Неожиданно страдающего от поноса кинематографиста вновь посетил младший медбрат Кац. Его крайне интересовал вопрос, почему, если всё было так чудесно организовано, советские евреи в конечном итоге не были уничтожены.
— Видите ли, Ян, — разъяснил ему Борщевский, — как раз в это время людоед, терзавший огромную страну в течение тридцати лет, откинул свои дьявольские копыта. После этого радостного события Георгий Жуков вновь грудью защитил страну и совершил военный переворот. К власти был приведен Никита Сергеевич Хрущев, который немедленно прекратил резню населения собственной страны. На этом фоне развеялись как дым, как утренний туман, планы партии, планы народа об уничтожении советских евреев. Более того, в тысяча девятьсот шестьдесят первом году, ровно через сто лет после того, как Александр Освободитель отменил крепостное право, Хрущев вновь отменил крепостное право, восстановленное Сталиным в тысяча девятьсот девятом году в результате коллективизации. Причем технически отмена крепостного права в 1961 году была полностью скопирована с отмены крепостного права столетней давности. В обоих случаях крестьян отпускали без земли, путем предоставления им паспортов, что позволяло им двигаться по стране, то есть переезжать в город.
— Но Сталин не возобновил существование помещиков, — возразил Кац.
— Сталин возобновил существование только одного помещика, которому принадлежали все поместья, которые назывались колхозы и совхозы. Этим помещиком было государство. Но жизнь доказала, что нельзя быть немножко беременным и людоедство не бывает с человеческим лицом. В тот момент, когда постоянный, животный страх за свое существование перестал быть обязательным фактором, дающим шансы на выживание, социализм рухнул под тяжестью собственных преступлений. Для этого только должно было пройти сорок лет и смениться два поколения, но это происходит всегда, когда народ переходит от рабства к свободе, это чисто техническая деталь, о которой написано еще в Ветхом завете.
— Вы всё поняли, мой мускулистый друг? — закончил вопросом свой краткий курс советской истории мастер палестинского эротического кино.
— Я понимал это всегда, но раньше я этого не знал, — несколько философски ответил бывший борец классического стиля, переквалифицировавшийся в младшего медбрата.
Следующим членом русской мафии, навестившим раненного в идеологическом бою кинематографиста, был Вова Сынок. Спортивный молодой человек порекомендовал Борщевскому отжиматься от пола. По мнению мамы Вовы Сынка, это является мощнейшим закрепляющим свойством. К моему огромному удивлению, Борщевский воспользовался советом семейства Серебрянниковых, включающего Вову Сынка и его маму. В результате проведенного лечения понос не только не прекратился, но, наоборот, проявил себя самым неприятным образом. Самое печальное, что Вячеславу Борисовичу так и не удалось отжаться от пола ни одного раза, несмотря на приложенную массу усилий. Процесс лечения поноса отжиманием закончился тем, что Борщевский оказался лежащим на животе на полу с обильными следами поноса на брюках. Плюс к этому Вячеслав Борисович в результате лечения очень устал. Вернувшись из душа в новой пижаме, Борщевский внимательно посмотрел на Вову и спросил меня, как могло произойти, что он прислушался к советам мамы Сынка и заметны ли у него, ветерана эротического кинематографа, какие-нибудь другие признаки слабоумия.
Я заверил Борщевского, что его болезнь поразила только кишечник и что мозг такого яркого мастера палестинского эротического кино, каким является Вячеслав Борисович, еще долго будет радовать нас большими творческими взлётами.
После окончания инцидента с отжиманием нас вновь посетил Ян Кац. При его появлении Борщевский шепнул мне, что тяга к историческим тайнам младшего медбрата не дает ему спокойно поносить, но внешне оставался вежлив.
— Скажите, Вячеслав Борисович, — с дрожью в голосе начал Кац, — а что нужно сделать советским евреям для того, чтобы они были гарантированы от физического уничтожения?
— Это совсем просто, Ян, — отозвался Борщевский, — вот уже никогда бы не подумал, что из-за такого простого вопроса вы будете отвлекать какающего человека. Для этого советским евреям нужно перестать быть советскими и приехать, как все мы мудро поступили, в Израиль. Вы этого тоже не знали, но понимали. А это самое наиглавнейшее.
Кац начал многословно благодарить и прощаться, но уходить не собирался. Борщевскому пришлось смириться с Кацем, как он мирился с поносом и геморроем. После ухода Сынка общественная жизнь вокруг болезненного состояния старейшего палестинского кинематографиста несколько поутихла, и мной было предложено вызвать хор девочек-бедуинок и предложить им сплясать и спеть что-нибудь цыганское. Выслушав меня, Борщевский тяжело, но неискренне вздохнул. Кац же нашел мое предложение странным. Пришлось разъяснить боевому товарищу по отделению судебно-психиатрмеской экспертизы следующее. В настоящий пириод времени, с учетом творческой манеры и публицистической направленности работы киностудии «Антисар», такое крупное и получившее большой общественный резонанс событие, как понос всеми нами высоко ценимого Вячеслава Борисовича, было бы уместно осветить в духе борьбы за законные права арабского народа Палестины. Хотелось бы, например, услышать несколько бессмертных высказываний шейха Мустафы или выдержанный в духе окололиберальных ценностей многословный комментарий Великого Вождя и Учительницы, которыми так любят нас баловать израильское радио и телевидение. Но вместе с тем хотелось бы чего-то зажигательного, хотя, естественно, выдержанного строго в рамках мусульманской традиции. Например, я бы не отказался от хорошо исполненного танца живота. Это было бы более чем уместно, так как речь идет о поносе. Неожиданно меня прервал сам страдающий поносом маэстро:
— У меня к вам большая просьба, Михаил, — сказал он, — не могли бы вы сказать мне что-нибудь с использованием неформальной лексики?
— Но Вячеслав Борисович, — растерялся я, — быть может, было бы не совсем уместно...
— Смелее, мой маленький полевой командир Барабанщик, — наставал Борщевский, — что-нибудь с матерком, уж побалуйте старика.
— Но если вы так настаиваете... — я не знал на чем остановиться, но, наконец, мой выбор пал на выражение:
Как работать — так хуй,
Как ебаться — так золотые руки.
Мне такая постановка вопроса представлялась забавной, но Борщевскому она не понравилась.
— Вы совершенно безнадежны, Михаил, — буркнул ослабленный болезнью мастер эротического кино, — даже когда вы материтесь, ваша речь наполнена пафосом и звучит как плакат. Я просил вас грубо выругаться, чтобы вывести Вас из публицистического запала. Но вы безнадежны.
— Pourquoi pas? — как говорят франкоговорящие бельгийцы, что в переводе означает «почему нет?» — поинтересовался я.
— Потому, что вы уже уехали из страны чуть не победившего коммунизм, — ответил Борщевский, — зачем вам все это?
— В стране чуть не победившего шалома пафосу уделяется не меньшее внимание, чем в стране чуть не победившего коммунизма. В противном случае причлось бы признать правоту Пятоева — ответил я с достоинством, — к сожалению, вы, Вячеслав Борисович, редко и недолго бываете в сумасшедшем доме и не видите израильских реалий.
— Я очень ценю всех здесь присутствующих как истинных и бескомпромиссных борцов с поносом, — несколько обиженно сказал Борщевский. — Но я убежден, что как мой жизненный опыт, так и мое обостренное чувство прекрасного, которое так характерно для истинных мастеров кинематографа, даёт мне право судить и быть судимым, хотя, действительно, я не могу отрицать того факта, что знаю о реалиях психиатрической больницы только понаслышке.
— Вячеслав Борисович прав, — неожиданно поддержал старика-кинематографиста младший медбрат Кац, — пациент психбольницы в последнее время измельчал. Давно уже я не видел в отделении судебно-психиатрической экспертизы таких титанов мысли и тонко чувствующих эстетов, как Антонио Шапиро дель Педро или Надежду Крупскую.
— В Офакимской психбольнице лечилась супруга Ленина? — спросил потрясённый Борщевский. — Надежда Константиновна Крупская?
— В первую очередь я должен вам сообщить, — невозмутимо ответил Ян, — что обвинения в адрес Надежды Крупской в том, что она Константиновна, это гнусный поклёп. Душевно больная нравственность нашего сумасшедшего дома, доктор Светлана, провела беспрецедентное расследование по этому поводу. Что же касается того, что Надежда Крупская, лечившаяся в Офакимской психиатрической больнице, является или являлась супругой вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина, то это гнусная клевета, ставящая своей целью скомпрометировать чистую эфиопскую девушку.
Настоящий, не получающий лечения психиатрический больной часто добивается признания в различных сферах человеческой деятельности. Нет ничего удивительного, что после того, как Антонио Шапиро дель Педро покинул стены психиатрической больницы, новый репатриант с острова Свободы сделал стремительную карьеру, и сейчас это известный ученый-гематолог, трудоголик в лучшем понимании этого слова. Как и следовало ожидать, юная Надежда Крупская также сделала блистательную карьеру на благородном поприще борьбы с расизмом, за законные права эфиопского еврейства, быстро став верной соратницей Гидеона Чучундры. Таких глыб, таких огромных человечищ, как Антонио дель Педро или Надежда Крупская, как ни прискорбно об этом говорить, давно уже не было в стенах Офакимской психиатрической больницы. Горько осознавать, что в последнее время сумасшедший мельчает. Я уже и не знаю, с чем отделение судебной экспертизы выйдет к следующему визиту Главной Проверяющей. Но не это беспокоит меня в первую очередь, — продолжал Кац без всякого перехода, — почему советский еврей должен ехать именно в Израиль? Разве мало в высшей степени достойных и процветающих стран? Например, страны Европы, Америка, Канада, Австралия наконец...
— Сильный понос мешает мне громко смеяться, Ян, над вашими вопросами, — Борщевский удобно расположился в постели и приготовился к длительной беседе, — оставим пока в стороне юные эмигрантские англоязычные страны и побеседуем о Старом Свете. Применительно к обсуждаемой теме можно отметить, что старушка Европа от Португалии и до России стоит по колено в еврейской крови. Конечно, это относится не ко всем европейским странам. Германия, например, в еврейской крови плавает как в глубоководном бассейне.
Гетман Богдан Хмельницкий истребил все еврейское население Украины. Евреи тогда составляли большинство городских жителей Украины. Практически все ремесла и вся торговля осуществлялись евреями. После их полного уничтожения хозяйственная деятельность в этой стране полностью замерла и в последствии долго и нудно восстанавливалась. Страна, по численности населения, природным ресурсам и территории равная Франции, была лишена возможности стать независимой на несколько столетий. Но это тот случай, когда сами виноваты. Гонения пресвятой инквизиции на евреев в Испании и Португалии были настолько успешны, что эти страны стали самыми отсталыми в Западной Европе, несмотря на наличие колоссальных колоний в Латинской Америке. Россия долгое время не знала антисемитских акций, что отчасти объясняется тем, что евреи на территории России не проживали. Первая встреча с евреями в современной истории России произошла при взятии Полоцка войсками Ивана Грозного. Самодержец всея Руси, Иван IV, за проявленный гуманизм прозванный Грозным, при взятии Полоцка проявил подлинный интернационализм и вырезал не только евреев, но и вообще всё население города, невзирая на национальные и религиозные различия его жителей.
Ради справедливости можно отметить, что образцы высокого гуманизма Иван Грозный проявлял не только в Полоцке и на всей подвластной ему территории. К моменту прихода Ивана IV к власти самой населенной частью России были её северные регионы. Отгородившись засеками, то есть системой фортификационных сооружений из ям и поваленных деревьев, которые тянулись на сотни километров, северная часть Руси избежала захвата татаро-монголами.
У кочевников татаро-монголов главным родом войск была кавалерия, подвижная в степи и способная создать качественный перевес над противником в стратегически важных точках. В лесах и болотах, перегороженных засеками, конницу можно было остановить даже небольшими силами. Та часть древней Руси, которая находилась в полосе степи или лесостепи, серьезного отпора татаро-монголам оказать не смогла и стала фактически частью степного мира на двести пятьдесят лет. Северная, лесная часть Руси под влияние кочевников не попала и сохранилась как типичная североевропейская страна с поголовной грамотностью и стойкой демократической традицией. Попробовал бы какой-нибудь князь поиграться с Новгородским Вече…
Иван Грозный вырезал городское население северной Руси практически полностью, и в результате европейский путь развития для России был закрыт. На остальной части России террор носил настолько массовый характер, что огромные пространства были полностью опустошены и российская государственность, как единый хозяйственный организм, разрушилась. Польское нашествие, когда польская армия в составе двух батальонов вторглась в российские пределы и, преодолевая ожесточенное сопротивление Ивана Сусанина, захватила западные области России, а потом и город Москву, было закономерным результатом правления Ивана Грозного. Только благодаря халатному отношению к своим обязанностям руководства опричников по Нижегородской области, которые в ходе кампании по искоренению боярства как класса не замочили в сортире князя Пожарского, было создано ополчение, и польское войско было выбито за сто первый километр.
В последствии Российская империя столкнулась в больших дозах с евреями, а евреи с Российской империей во время правления Екатерины Второй, когда к империи были присоединены обширные территории Украины, Белоруссии и Прибалтики с многочисленным еврейским населением. Для того чтобы евреям жизнь сладкой не казалась, была введена черта оседлости. Лицам иудейского вероисповедания было запрещено селиться в крупных городах и заниматься сельским хозяйством. Кроме того, была введена пятипроцентная квота на поступление евреев в гимназии. И это правильно, так как евреи и так были и остаются шибко умными. Но, как всегда, имели место приятные исключения. Купцам первой и второй гильдии, а также проституткам иудейского вероисповедания разрешалось проживать как в столицах, так и на бескрайних просторах Российской империи. Тяготеющие к индустриальным центрам еврейки покупали билет проститутки и злокозненно проживали в столицах, но если во время периодических врачебных проверок, которые тогда были обязательны для российских проституток, выяснилось, что под видом честной проститутки скрывалась коварная жидо-девственница, то против виновных применялись самые строгие меры.
Существует мнение, что решение о свободном проживании еврейских проституток на просторах империи диктовалось высоким государственным интересом. По этому поводу были сложены следующие строки:
Родина слышит, Родина знает,
Родина этого страстно желает.
Это заблуждение. В действительности все объяснялось личностью Екатерины Второй. Матушка императрица сама была блядью исключительной. И только чувство классовой солидарности толкало её на благосклонное отношение к проституткам, даже если они были иудейского вероисповедания.
В целом, отношение к евреям в России до и после Великой Октябрьской Социалистической Революции, случившейся в ноябре 1917 года, было принципиально различным. Если до революции власти, пользуясь всенародной поддержкой, дискриминировали евреев по религиозному признаку, то после построения социалистического общества евреев преследовали как народ. До революции евреям, во избежание многочисленных дискриминационных мер, приходилось переходить в православие. Таких богоискателей называли выкрестами, и на них не только не распространялись все антисемитские ограничения, но им полагались значительные налоговые и иные льготы. В ходе строительства коммунизма евреям, пытающимся избегать дискриминации по национальному признаку, пришлось отказаться от богоискательства и различными путями менять пятый пункт в своем паспорте, в котором говорилось о национальности. В противном случае им не помогала ни принадлежность к купечеству, ни активные занятия проституцией.
Самое анекдотическое в этой ситуации, что когда лицам еврейской национальности разрешили покидать пределы одной шестой части суши то они расставались с великой империей как гордые завоеватели — побросав всё своё имущество, но прихватив с собой самых красивых женщин.
На этой оптимистической ноте Вячеслав Борисович закончил свое краткое повествование об истории евреев в России.
— И в моей биографии воплотились судьбы российского еврейства, — после короткой паузы сообщил Ян Кац.
— Как я недавно узнал в банке, — перебил его Пятоев, — в вашей героической биографии воплотились и судьбы палестинского эротического кино.
Все присутствующие, не скрывая интереса, посмотрели на живое воплощение судеб палестинского эротического кино. Польщенный всеобщим вниманием, младший медбрат Офакимской психиатрической больницы, в котором нашли воплощение судьбы советского еврейства, приступил к рассказу о начале своей бурной кинематографической карьеры:
— Эта историю уходит своими корнями в неглубокое прошлое, когда я трудился в качестве уборщика офакимских улиц, жил один и одевался небрежно, но броско. В течение месяца я ходил в ярко-красных спортивных трусах, купить которые меня уговорил бродячий арабский торговец, который по-русски знал только «я тебя люблю», да и трусы были явно малы борцу классического стиля. Но перед напором бродячего торговца я не смог устоять. В сущности, это была удачная покупка, потому что в этих трусах я и ходил целый день и спать ложился. Душевная простота и поразительная чистота помыслов привлекли ко мне внимание серьезных жертвователей. На мой счёт из малопонятных источников была переведена крупная сумма денег, которую я должен был от своего имени перевести куда-то дальше, на нужды борьбы за что-то. За это меня внесли в какой-то список по выборам в Офакимский горсовет. Перевод денег требовал моего личного присутствия в банке. Появление немолодого, но атлетически сложенного мужчины, который не причесывался с момента приезда в Израиль, то есть не менее трех месяцев, и в течение месяца не снимал ярко-красных трусов, не прошло незамеченным работниками банка. Из России я расчёску не привёз, а в Израиле не купил, так как не знал, как будет слово «расчёска» на иврите. Но, когда пахнувший не духами атлет выказал желание перевести внушительную сумму на нужды политической борьбы, в обслуживающей меня служащей банка пробудилось любопытство,
— Мне кажется, я вас где-то видела, но ваше лицо мне незнакомо, — сказала, чуть зардевшись, самая юная работница банка.
— Очень может быть, — после трех месяцев полового воздержания я не мог спорить с девушкой физически. — Я снимаюсь дублером в палестинских эротических фильмах.
В отделении банка как-то незаметно, но быстро изменилась общая атмосфера. Несколько склонные к дрёме служащие необъяснимым образом преобразились. В их глазах появился нездоровый блеск, плавные до этого движения стали порывистыми, а на лицах заиграли двусмысленные улыбки. У всех почему-то появились вопросы к беседующей со мной служащей. Самая юная сотрудница, зардевшись ещё больше, сообщила, что вспомнила эти красные трусы в обтяжку. Заведующая отделом ценных бумаг и долгосрочных вкладов набралась смелости и попросила автограф. Руководитель отдела кредитных карточек поддался общему настроению, снял пиджак и хотел снять брюки. Его с трудом остановили. Я забыл о своей шутке и уже покинул отделение банк, но страсти среди банковских служащих бурлили до конца рабочего дня. Все вспоминали эпизоды фильмов, в которых участвовал дублер эротического палестинского кино, жертвующий крупные деньги прогрессивно-религиозной партии на нужды политической борьбы в израильском городе Офакиме.
Вечером общественная буря, вызванная моим появлением в финансовом учреждении, уже обсуждалась творческой интеллигенцией Офакима, которой не были безразличны политические судьбы родного города. В дальнейшем драматическая история о дублере палестинского эротического кино достигла нежных ушей князя Абрама Серебряного, и он предложил Вячеславу Борисовичу, ныне страдающему от поноса, но в то героическое время проживавшему в Офакиме, возглавить киностудию «Антисар» и приступить к созданию большого палестинского эротического кинематографа. Таким образом, если следовать исторической правде, можно считать однозначно установленным, что первый камень в здание палестинского эротического кино заложил борец классического стиля в отставке, младший медбрат Офакимской психиатрической больницы Ян Кац. То есть я. Весом также вклад золотыми буквами вписавшего свое имя в историю палестинского эротического кино, основоположника и одновременно живого классика этого вида искусства, оказавшего огромное влияние на становление и все последующее развитие палестинского, да и всего эротического кинематографа, легендарного Борщевского Вячеслава Борисовича, ныне здравствующего, но, к огорчению всех истинных ценителей эротического кинематографа, страдающего поносом. На этом Кац закончил свой экскурс в историю и скромно потупился.
— Хотелось бы знать, как сложилась дальнейшая судьба красных трусов? — поинтересовался Костик. Видный политик был явно не равнодушен к красным полотнищам.
Лицо Каца заметно погрустнело:
— Судьба этого яркого свидетельства эпохи, которое так привлекло внимание учащихся религиозной школы для девочек и внесло столь весомый вклад в становление палестинского эротического кино, оказалось трагичной. В первый же день после приезда в Израиль моей супруги, госпожи Кац-Сыроежкиной, ею была произведена легкомысленная попытка постирать замечательный памятник эпохи. В результате её неосторожных действий, красные трусы, купленные у бродячего арабского торговца и столько повидавшие на своем веку, рассыпались в прах и, таким образом, были безвозвратно утеряны для грядущих поколений любителей палестинского эротического кино.
Ведя светскую беседу на отвлеченные темы, связанные с поносом такого крупного деятеля культуры, как Вячеслав Борщевский, я с тоской думал, что над Яном Кацем вновь сгустились тучи. Дело в том, что в туалете для сотрудников отделения судебно-психиатрической экспертизы офакимской психбольницы с незапамятных времен висели два портрета. На первом была изображена курящая трубку и одетая в солидный пиджак и строгую рубашку горилла. Возможно, с точки зрения другой гориллы, её морда выглядела вполне приемлемо. Может быть, даже привлекательно. Но с точки зрения человеческой, харя курящей трубку гориллы была отталкивающей. Рядом с парадным портретом обезьяны был прикреплен плакат, рекламирующий женское белье. На плакате была изображена девушка в нижнем белье, залезающая на шкаф. То ли нижнее белье было действительно хорошего качества, то ли шкаф был особенный, но девушка была удивительно хороша. Многие поколения работников отделения судебно-психиатрической экспертизы выросли и сформировались как личности на этих двух портретах. Неожиданно из туалета исчез портрет девушки, взбирающейся на шкаф. Позже выяснилось, что доктор Лапша снял плакат в целях укрепления нравственности.
Громче всех возмущался, как обычно, Ян Кац. Причем объектом нападок Яна Борисовича стал не сам доктор Лапша, а его супруга. Дело в том, что супруга доктора Лапши и в юности не была девушкой привлекательной. С возрастом она не только не похорошела, но, наоборот, полностью утратила те немногочисленные следы былой красоты, которыми обладала в юности. Почему-то это обстоятельство вызвало особый гнев Каца.
— Доктор Лапша убрал девушку на шкафу и оставил обезьяну, — заявил Ян Борисович, — так как это соответствует его представлениям о прекрасном. В его представлении уродка как раз девушка, а горилла с трубкой — это гений чистой красоты.
Он и жену выбрал себе, исходя из этих критериев. Говорят, её пригласили работать в цирк и обещали баснословные гонорары. Специалисты, ознакомившись с её внешностью, прочили ей блистательную карьеру на арене. Но доктор Лапша не разрешил ей выступать перед публикой, так как опасался романов на стороне с поклонниками. Дурачок.
Медсестра Фортуна никогда не была комсомолкой, но в данной ситуации показала глубокое понимание своего гражданского и профессионального долга и очень эмоционально, с большими красочными дополнениями и, не скрывая своего негодования по поводу происшедшего, рассказала об услышанном доктору Лапше.
Заведующий отделением затаил глубокую обиду на, быть может, излишне эмоционального, но прямого младшего медбрата. Желая унизить тяготеющего к умозаключениям Каца и подчеркнуть своё давнее и большое чувство к законной супруге, доктор Лапша попросил Яна заказать ему большой праздничный торт к юбилею супруги на кондитерской фабрике «Южная Вишня». По замыслу заведующего судебно-психиатрическим отделением, в верхней части торта, на фоне восходящего солнца, должно быть начертано по-французски: «Tu ne vieillis pas du tout» (Ты вовсе не стареешь). В нижней же части шедевра кондитерского дела, на фоне тихого пруда с лилиями, должна была присутствовать надпись: «Tu deviens simplement mieux!» (Ты просто становишься лучше!)
Ян Кац искренне хотел выполнить поручение как можно лучше и восстановить с доктором Лапшой добрые отношения. Он лично изобразил эскиз торта, с подробным указанием, где и что должно быть написано. Через два дня Ян Борисович, распираемый гордостью и чувством исполненного долга, внёс в отделение большую коробку, декоративно перевязанную цветными лентами. Растроганный доктор Лапша пригласил в свой кабинет всех присутствующих работников отделения. На огонёк и кусочек торта заглянул и доктор Керен. Ленточки были торжественно перерезаны, коробка открыта и перед присутствующими предстал редкой красоты торт с трогательной и неординарной, причём на немецком языке, надписью,: «Alterst du ganz und gar nicht oben, du wirst besser unten einfach sein!» (Ты вовсе не стареешь сверху, ты просто становишься лучше снизу!)
Нельзя сказать, что реакция на посвящение была единодушной, но доктор Керен был тронут.
— Я краем уха слышал, что ваша супруга активно практиковала в публичном доме и, что якобы в ваших отношениях из-за этого пробежала трещина, — сказал доктор Керен, пожимая руку доктору Лапше, — но я рад, что вы оказались выше предрассудков.
— Я тоже слышал, что ваша супруга, хо-хо, настоящая Константиновна, — сообщил офицер безопасности Израиль Фельдман и по-гусарски крепко похлопал доктора Лапшу по плечу.
— Ах, Фельдман, ну как вы можете, — укорил его больничный раввин, — вас могут услышать дамы.
После случая с надписью на торте доктор Лапша обратился к Пятоеву.
— Видите ли, Игорь, сказал руководитель отделения судебно-психиатрической экспертизы, — полумеры в отношении Каца уже не помогают. Мне бы хотелось чего-то радикального. Я обращаюсь к вам как видный деятель шариатского движения к руководителю шариатской безопасности города Грозного. Что вы можете предложить практически?
— В случае с надписью на торте, — как можно мягче ответил Пятоев, — есть и ваша доля вины. Зачем нужно самому придумывать надписи, лозунги и плакаты, когда можно пользоваться тем, что проверено временем. Я мог бы предложить вам надпись на торте, например: «Чай Канши — враг китайского народа» или «Москва–Пекин — дружба на век». Здесь нет места для недомолвок и неприличных намёков. Я глубоко убеждён, что если бы вы преподнесли своей супруге в день её рождения вишнёвый торт с красочной надписью «Москва–Берлин дружба–фройншафт (die Freundschaft) — ракетно-ядерный удар», то, я убеждён, она была бы по-настоящему взволнована. Если же вам хочется чего-то романтического, то я бы порекомендовал: «Иосиф Броз Тито — продажная девка американского империализма».
Тут доктор Лапша понял, что идея радикального решения вопроса Яна Каца не встретила отклик в душе отставного младшего медбрата Пятоева, и впал в меланхолию.
«Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя», — пронеслось у него в голове, хотя на улице светило яркое израильское солнце и было не менее тридцати градусов тепла. Но постепенно его настроение переменилось.
«Ничего, — думал доктор Лапша, переполняясь праведным гневом, — этот физкульт-привет из народа… Он у меня как дитя заплачет. Или я не видный деятель шариатского движения? Ничего, не помог ренегат Пятоев, летучий полукарел, помогут легендарные племянники. Будет и на моей улице праздник рамадан».
С этой мыслью заведующий отделением судебно-психиатрической экспертизы окончательно вернулся в состояние душевного равновесия.
А в это время, но не зависимо от душевных терзаний доктора Лапши, резко улучшилось самочувствие патриарха палестинского эротического кино Вячеслава Борщевского. От былого поноса не осталось и следа. Пользуясь ослаблением моего контроля, находящийся в преклонном возрасте, но юный сердцем кинематографист загорелся грандиозным проектом постановки «Горе от ума» Грибоедова. Естественно, фильм виделся ему выдержанный в лучших традициях киностудии «Антисар», гармонично соединяющий в себе справедливую борьбу палестинского народа с пронзительно звенящей эротической составляющей. Как обычно, к написанию сценария был привлечён медбрат больницы имени Абарбанеля Аюб. Для того чтобы предать фильму атмосферу эпохи, Вячеслав Борисович вкратце изложил биографию Грибоедова.
Согласно данным Борщевского, Александр Сергеевич Грибоедов 1795-1829 гг. был ярким мусульманским просветителем, много сделавшим для становления ислама на Руси. Ещё, будучи молодым человеком, Грибоедов тесно контактировал с декабристами, но поняв, что они страшно далеки от народа и не понимают его сокровенных чаяний о принятия ислама, порвал с ними. Далее он полностью посвятил себя написанию главного труда своей жизни, поэмы «Горе от ума», где показал преступное равнодушие верхушки тогдашнего высшего общества к страстным призывам вернувшегося из Мекки Чацкого. Молодой русский аристократ, жадно припавший губами к истокам ислама и ради этого выучивший арабский и персидский языки был потрясён их мудростью и чистотой.
Но реакционные, погрязшие в лизоблюдстве современники встретили его призывы враждебно. Судьба самого автора «Горя от ума» также сложилась трагически.
Как это всегда бывает, он подвергался гонениям со стороны жидомасонов. На его защиту смело встал видный военачальник, много сделавший для становления и укрепления ислама как в Польше, так и на Кавказе, генерал Ермолов. Под защитой генерала Ермолова Грибоедов какое-то время жил тихо и счастливо и даже женился на чистой мусульманской девушке княгине Чавчавадзе. Но в дальнейшем, опасаясь преследований, он был вынужден перебраться в Иран, под защиту стражей исламской революции. Но и там жидомасоны не оставили его в покое, и в результате подкупа и предательства Искандер Грибоедов был подло убит из-за угла.
Далее Борщевский в двух словах пересказал Аюбу содержание «Горя от ума» и предложил засучить рукава. В работе над фильмом «À la montagne grave d'un grand esprit» (Тяжкое горе от большого ума) творческий коллектив киностудии «Антисар» приступил с чувством большого трудового подъема. В съемках были задействованы лучшие актерские силы.
Мустафа создал незабываемый образ вернувшегося из Мекки Чацкого. Сложный, многоплановый образ шейха Фамусова создал ветеран правоохранительных органов Дан Зильберт. Яркий, запоминающийся образ агента империалистических разведок полковника Скалозуба, метившего, но, к счастью, не попавшего в патриота-генерала, создал Игорь Пятоев.
Выпуклые, узнаваемые типы реакционного дворянства, в исполнении офицера безопасности офакимской психбольницы Израиля Фельдмана и больничного раввина, также являются несомненной удачей фильма.
Образ коварного жидомасона Молчалина был создан видным характерным актером Яном Кацем, известным широкому зрителю по целому ряду замечательных фильмов киностудии «Антисар».
Но, вне всякого сомнения, главная эмоциональная нагрузка выпала на блистательную Валентину Рожкову, эту подлинно народную лирическую героиню нашего времени. Ею был создан стержневой образ фильма, образ дочери шейха Фамусова, Лизы. Как истинная чистая мусульманская девушка, Лиза не вступала в разговор с посторонними мужчинами и лишь скромно закрывала лицо от нескромных взглядов. Но богатство её пластики, трепетность движений, взволнованность вздохов, искренность и горечь слёз говорили больше всяких слов.
В целом создатели фильма строго следовали литературному первоисточнику, хотя личность исполнителя роли Чацкого, шейха Мустафы, не могла не наложить отпечаток на всю ткань фильма.
Жизненный путь шейха был непрост и извилист. Более того, он пережил трагедию романтического свойства. В свое время судебные инстанции обошлись достаточно бесцеремонно с Мустафой в связи с тем, что погиб ишак, который поддерживал с ним интимную связь. В конечном итоге бестактное вмешательство суда в, и без того непростые отношения шейха и ишака привели Мустафу в отделение судебно-психиатрической экспертизы Офакимской психбольницы. Пребывание в сумасшедшем доме оказалось для Мустафы судьбоносным в плане становления его как яркого характерного актера палестинского эротического кино.
Но, вместе с тем, в душе шейха остался неприятный осадок от контактов с правоохранительными органами. Может быть, поэтому вопрос: «А судьи кто?» затронул самые сокровенные струны его поэтической натуры. Эта фраза, как и обильное упоминание Аллаха, присутствовала во всех эпизодах фильма с участием Чацкого.
Фильм «Тяжкое горе от большого ума» стал поворотной вехой поступательного движения палестинского эротического кино.
Для меня лично просмотр фильма совпал по времени с поступлением на очередную экспертизу в судебно-психиатрическое отделение офакимской психбольницы старого грузинского вора. Недолгое пребывание в стране чуть не победившего шалома многому научила ветерана воровского дела. В последнее время он отошел от грабежа банков, и весь пыл своей души направил на автомобильные кражи. В этом новом начинании ему сопутствовал успех, пока не случилось досадное, смехотворное, не стоящее ломанного гроша, происшествие.
Прилично одетый старый вор с уверенностью подошел к шикарному, естественно, чужому автомобилю, стоящему в людном месте возле полицейского участка. С большим достоинством он отжал стекло двери водителя, вынул из машины и небрежно набросил на плечи дорогую куртку, после чего по-хозяйски положил руки на дверь и сунул голову внутрь машины с целью убедиться, не забыл ли он чего. При этом правой рукой он случайно задел какую-то кнопку, в результате чего отжатое стекло бесшумно поднялось, но не закрыло окно автомобиля полностью, так как ему помешала шея старого вора. Почувствовав, что его душат, старый вор попытался освободиться, но бездушное стекло не поддавалось.
Быстро собравшаяся толпа в целом горячо сочувствовала судьбе автомобильного вора, но дышать от этого ему легче не становилось. Хозяин машины, бледный и с трясущимися руками, опустил стекло и освободил старого грузинского вора, но, несмотря на это, собравшаяся толпа была настроена по отношению к хозяину машины очень не доброжелательно. И когда владелец автомобиля робко попытался забрать свою куртку, зрители по-настоящему возмутились. В результате старый вор был отправлен в приемный покой больницы Ворона, а хозяин машины был задержек полицией для выяснения.
Но в дальнейшем восторжествовавшая было справедливость вновь была попрана. Владелец машины был отпущен с извинениями, а старый грузинский вор опять поступил в отделение судебно-психиатрической экспертизы Офакимской психиатрической больницы.
В беседе с доктором Лапшой старый грузинский вор объяснил наличие широкой фиолетовой полосы на своей шее причинами идеологического свойства. С его слов, он был настолько покорен новыми политическими инициативами Великого Вождя и Учительницы, что в приступе верноподданнических чувств дошел до самоистязания. Старый ворюга подпрыгнул с целью поцеловать флаг партии «Энергичная работа», но от избытка эмоций промахнулся и ударился шеей о древко.
Доктор Лапша был тронут этой историей и приложил газету с программной статьей Великого Вождя и Учительницы к выписке из уголовного дела о попытке угона машины, которая поступила непосредственно из соответствующих органов.
Мне так же посчастливилось ознакомиться со статьей Великого Вождя и Учительницы под названием «I can not suffer!» (Не могу терпеть!). Это работа была единодушно признана основополагающей для всей прогрессивно мыслящей части общества, и все средства массовой информации в едином порыве посвятили самой статье и многочисленным откликам на неё из ведущих мировых столиц передовые статьи и дни и ночи прямой трансляции.
В «Не могу терпеть!» видная политическая деятельница справедливо указывала на то обстоятельство, что в течение последних десяти лет в Израиль прибыло более миллиона выходцев из Советского Союза. По её мнению, это давало исключительную возможность воспринять всё лучшее, что было в советском обществе. Великий Вождь и Учительница считала, что всё лучшее, что можно и нужно воспринять, заключено в песне. Даже не во всей песне, а в одном куплете, который весь советский народ поёт уже многое годы. В основополагающей работе приводился также текст этого выдающегося куплета. В куплете перед главной героиней песни ребром ставился следующий вопрос:
— Хоп-па, Зоя!
Кому дала ты стоя?
— Начальнику конвоя,
Не выходя из строя.
— жизнеутверждающе отвечала главная лирическая героиня произведения. Многие выдающиеся деятели культуры настаивали на том, чтобы прочтение этих выдающихся строк сопровождалось вставанием. Внимание Великого Вождя и Учительницы особенно привлекла строка «To whom you have given standing?» (Кому дала ты стоя?). По мнению автора статьи «Не могу терпеть!», эти слова являются ярким свидетельством несгибаемости Зои, её твердых морально-волевых качеств, её точного понимания своих прав, её нежелание превращаться в эротическую игрушку врагов сексуальных меньшинств и угнетателей арабского народа Палестины. Её прямой и гордый ответ «To the chief of an escort, not leaving out of operation» (Начальнику конвоя, не выходя из строя) призван подчеркнуть неразрывную связь Зои с трудовым коллективом. Несмотря на теплые, даже братские отношения с вышестоящими товарищами, она не стремятся отделиться от трудового коллектива. Наоборот, большое, чистое чувство, вспыхнувшее между Зоей и начальником конвоя, не только не отделяют ее от колонны трудящихся, но и способствуют её новым трудовым свершениям. Гармоничное взаимопроникновение трудовой деятельности и личной жизни Зои, её однозначно заявленная гражданская позиция, её бескомпромиссность, когда это касается её чести и достоинства, соединенная с жизнеутверждающим озорством должны возбуждать в нас чувство гордости за нашу современницу, высоко несущую знамя борьбы за права сексуальных меньшинств.
Ознакомившись с программой работы Великого Вождя и Учительницы, Варвара Исааковна Бух-Поволжская сообщила, что сама статья, которая её так взволновала, глубоко справедлива и акценты в ней расставлены удивительно точно. Единственно, что вызвало недоумение замечательной актрисы палестинского эротического кино, — это титул автора.
— Что значит Великий Вождь и Учительница? — спросила она. — По моему мнению, весь титул должен быть выдержан или в мужской или в женском роде.
— Мы должны быть выше требований формальной орфографии, — отреагировал на замечание Варвары Исааковны безжалостный Пятоев, — даже в Советском Союзе мы не говорили «Брестская крепость-героиня», мотивируя это тем, что слово «крепость» женского рода.
Но в дальнейшем внимание всей близкой к Офакимской психиатрической больнице прогрессивной общественности было привлечено маленьким семейным торжеством, а события большой политики, связанные с программной работой Великого Вождя и Учительницы «Не могу терпеть!», отошли на задний план. Виновником маленького торжества оказался Яша Ройзман, на которого, впервые за время работы в психиатрической больнице, была подана жалоба в полицию, и по этому поводу он принимал букеты цветов и устные поздравления.
Как это издревле заведено в подростковом отделении Офакимской психиатрической больницы, всех работников, которые умышленно придерживаются действующего законодательства, принято строго наказывать. В тех случаях, когда выявляется особо злостное соблюдение законов работником данного отделения, доктор Керен прикладывает максимум усилий для возбуждения уголовного дела. В данном случае пример злостного законопослушания показал Яша Татарин.
Основным контингентом подросткового отделения были молодые люди, конфликтующие с законом и находящиеся на различных этапах взаимоотношений с правоохранительными органами и судебными инстанциями. Но обычно это скрывающиеся от следствия или от отмеренного судом срока молодые люди из хороших семей. Причиной их поступления и длительного лечения являются их родители, которым каким-либо способом удалось убедить доктора Керена в том, что их преступные детишки, находящиеся в переломном возрасте, испытывают серьезный душевный кризис. И что их пребывание в темнице сырой ни только не гуманно, но даже не разумно с точки зрения государственных интересов. Этим, и без того революционно настроенным юношам, доктор Керен, окруженный психологами, учителями искусствоведения и приходящими раз в неделю пацифистами-добровольцами, надоедал бесконечными разговорами о битвах эго с суперэго и упорно спрашивал, не сожительствовали ли эти юноши со своими бабушками. Причем отрицательные ответы на этот вопрос доктор Керен воспринимал как личную обиду.
Однажды один лопоухий молодой человек настолько вызывающе и нагло отрицал факт сожительства с бабушкой, что доктор Керен приказал привязать его к кровати. Для приведения приговора в исполнение был приглашен Вова Сынок. Необходимо отметить, что в подростковое отделение часто приглашали сумрачных и широкоплечих младших медбратьев из отделения судебно-психиатрической экспертизы. Общественная и культурная жизнь возглавляемого доктором Кереном отделения была до предела насыщена драками, погонями и бурными постельными сценами. Многочисленный персонал этого отделения, под влиянием доктора Керена, тяготел к духовному. Поэтому усмирять сугубо материальный мордобой приходилось приглашать специалистов со стороны.
Появление богатырски сложенного Вовы Сынка было встречено криминальным юношеством глухим ворчанием, но почтительно. После того как Сынок удалился с молодым человеком, у которого не сложились нездоровые отношения с бабушкой, в специальную палату, приспособленную для привязывания к кровати, в помощь Вове Сынку был послан Яша Татарин.
Появление Ройзмана, который внешне не выглядит Геркулесом, вызвало в молодых людях острое желание его побить.
— Дай закурить, — потребовали госпитализированные в подростковом отделении бойцы.
— Закурить не дам, но могу рассказать отрывок из татарского народного эпоса о Шиксе и Шлимазале, — ответил Ройзман.
Молодые люди татарским эпосом не заинтересовались и попытались ударить Яшу стулом по голове. Закончилось это печально не только для стула, но и для по-боевому настроенных молодых людей. В течение считанных секунд они разлетелись в разные стороны как осколки упавшей с большой высоты лампочки. Особенно долго летел юноша, державший в руках останки стула. Живым свидетелем полета юноши со стулом оказался его, юноши, папа. Его сын, летящий по синусоиде с куском стула в руках, вызвал в папе бурю гнева.
— Как вы обращаетесь с ребенком, — возмутился он, — дитятко и так пребывает в душевном кризисе. У меня есть справка, выданная доктором Кереном, что моему сыну противопоказано пребывание в тюрьме, а вы его избиваете. Я это так не оставлю.
После этой тирады возмущенный папа отправился в кабинет доктора Керена. Заведующий подростковым отделением, во время исторического восстания его пациентов, ни на минуту не терял самообладания и действовал быстро и решительно. Сразу после сообщения о начавшейся драке доктор Керен забежал в раздевалку медсестер и, забравшись на шкаф, стыдливо прикрылся плакатом, страстно взывавшим не курить на рабочем месте. Просидев довольно долго в неудобной позе и убедившись, что бунт подавлен, доктор Керен, проявляя чудеса мужества и героизма, медленно слез со шкафа и вернулся в свой кабинет. Там он подвергся нападению возмущенного папы.
— А вы обратитесь вначале в приёмный покой больницы Ворона, а потом в полицию, — посоветовал ему доктор Керен. Лично я не буду писать направление в приёмный покой, но охотно проинструктирую вас, каким образом можно попробовать ввести в заблуждение врача, описав симптомы сотрясения мозга. Эти симптомы в значительной степени субъективны. Я отправлю вашего сына в отпуск на несколько дней, что запрещено законом, но является правильным с точки зрения высокой психотерапии. Далее вы возьмёте направление у моего хорошего знакомого… А далее вперёд, в правоохранительные органы. Мы раскроем глаза этой непреступной красотке на преступные наклонности её татарского мужа!
Результатом этой жалобы было заседание в кабинете главного медбрата, где собрались сам главный медбрат, офицер безопасности Офакимской психиатрической больницы, Израиль Фельдман, честь и совесть сумасшедшего дома, больничный раввин и забредшая на огонек главная проверяющая.
Изначально предполагалось, чтобы Ройзман часа два прождёт в приёмной, но Яша Ройзман вместо трепетного ожидания углубился в просмотр толстого порнографического журнала, который кто-то забыл в туалете административного блока. Вышедший в коридор главный медбрат был неприятно удивлен, когда увидел свой журнал в руках Ройзмана, и вызвал Яшу на расправу немедленно. Когда преступный младший медбрат вошёл, хозяин кабинета гостеприимно предложил ему сесть и как бы, между прочим, заметил, что к своему большому удивлению он не видит на лице младшего медбрата Ройзмана следов раскаяния. Далее, чтобы окончательно предать беседе задушевный характер, главный медбрат поинтересовался, какую книгу читал Яков, когда ожидал вызова в кабинет. Младший медбрат Ройзман охотно объяснил собравшимся, что эта замечательная книга является татарским народным эпосом, повествующим о Шиксе и Шлимазале. Никак не ожидавший такого ответа главный медбрат поинтересовался, что конкретно повествует татарский народный эпос в Шиксе и Шлимазале.
— Однажды Шлимазал привязал голую Шиксу к кровати. Счастливая Шикса звонко смеялась, — начал свой рассказ Яша. При этом он попытался достать журнал, чтобы ознакомить присутствующих с соответствующей иллюстрацией, но главный медбрат его мягко остановил.
— Позвольте, позвольте, — неожиданно вмешался главный раввин, — я могу понять, что делает в татарском народном эпосе Шикса. В принципе, ей там и место. Но как в татарский народный эпос попал Шлимазал, я не могу понять категорически.
В результате замечания больничного раввина у офицера безопасности офакимской психбольницы как-то сразу заболела голова. Ему заранее объяснили, что младший медбрат Ройзман сильно провинился, но в чем конкретно выражалась Яшина вина во время подавления восстания в подростковом отделении, офицер безопасности понять не мог. Рассказ Ройзмана о том, что кто-то привязал голую Шиксу к кровати, а также полное глубокого смысла, но совершенно непонятное замечание больничного раввина, туман также не рассеяли. Растерянный офицер безопасности совершил мозговое усилие огромной силы и неожиданно для себя всё понял.
«Ройзман привязал голою пациентку к кровати в подростковом отделении, что и вызвало восстание», — как молнией осенило его.
Много повидавший, но остающийся в душе ранимым и впечатлительным, Израиль Фельдман содрогнулся. В его мозгу рождались все новые и новые кровавые подробности жутких действий младшего медбрата Ройзмана.
— И у привязанной к кровати девушки вы забрали даже прокладку, которой она пользовалась в связи с менструацией? — дрожащим от негодования голосом спросил офицер безопасности младшего медбрата.
Повисло тягостное молчание, которое прервала главная проверяющая.
— А знаете ли вы, младший медбрат Сингатулин, — обратилась она к Ройзману — что чувствует юная, чистая девушка в ту минуту, когда кто-то силой забирает у неё менструальную прокладку?
Яша мысленно готовился к различным вопросам, которые могли возникнуть в связи с подавлением бунта в подростковом отделении, но ответ на вопрос о менструальной прокладке застал его врасплох. Поэтому Ройзман честно признался, что не знает, что чувствует юная, чистая девушка, когда кто-то силой забирает у неё менструальную прокладку. Пользуясь Яшиным замешательством, старший медбрат, как бы между прочим, забрал у Ройзмана свой журнал и аккуратно спрятал его в стол (журнал, а не Ройзмана). Этот досадный эпизод заставил Яшу вновь взять себя в руки. В эту минуту в кабинет без стука вошел обиженный папа и в угрожающих тонах потребовал помощи.
— А в чем, собственно, дело? — несколько легкомысленно спросила главная проверяющая. Обрадованный тёплым к себе отношением, обиженный папа рассказал присутствующим о своих похождениях и переживаниях.
После расставания с Ройзманом, следуя заветам доктора Керена, обиженный папа направился в полицию, где честно рассказал о случившемся. От нетерпения он пренебрёг посещением приёмного покоя больницы Ворона. В полиции никто не знал, что такое синусоида и чем она отличается от дуги, но хорошо знали, что такое Офакимская психиатрическая больница. Поэтому обиженному папе порекомендовали обратиться в электрическую компанию, которая курирует вопросы, связанные с синусоидой.
— А вот когда вопрос синусоиды будет прояснен окончательно, милости просим в полицию, — радостно сообщил обиженному папе дежурный офицер.
В электрической компании обиженному папе показали графики, на которых были изображены различные синусоиды, и даже в лицах продемонстрировали разницу между постоянным и переменным током. Но помощь не обещали, а тактично порекомендовали обратиться в психиатрическую больницу и очень хвалили электросудорожную терапию. Таким образом, круг замкнулся, и обиженный папа обратился в высокую комиссию с просьбой во всём разобраться.
Главный медбрат в вопросах морали был бескомпромиссен. Он высказался за изгнание Яши Татарина прочь из стен Офакимской психиатрической больницы, которая, по мнению главного медбрата, всегда была и должна оставаться подлинным оплотом целомудрия в этом жестоком мире попрания законных требований арабского народа Палестины и неприкрытой дискриминации сексуальных меньшинств.
Но главная проверяющая предложила ему быть мудрее.
— Лично я считаю, и, думаю, представитель общественности со мной согласится, — при этом она указала на обиженного папу, — что если зрелый мужчина, — тут она задумчиво посмотрела на Яшу Ройзмана, — вынимает у чистой, невинной девушки её менструальную прокладку, то он делает это не просто так.
— Я убежден, что в данной ситуации речь идет о большом и чистом чувстве, — гордо подняв голову, заявил обиженный папа. В начале беседы он не присутствовал и о чем идет речь, не знал, но обиженный папа был польщен вниманием главной проверяющей и был рад поддержать её.
— Но, согласно действующему законодательству, насильственное изъятие у несовершеннолетней девушки её менструальной прокладки не считается действием идеально правильным, — робко пробормотал главный медбрат.
Его слова были услышаны бдительным офицером безопасности.
— Может быть, вам наши израильские законы не нравятся? — проникновенно спросил Израиль Фельдман главного медбрата.
— Все мы знаем, что младший медбрат Яков Сингатулин является татарином, — попробовал успокоить разбушевавшиеся страсти больничный раввин, — и мы должны с уважением относиться к обычаям других народов, какими бы необычными и дикими они не являлись.
— Я тоже где-то слышала, что татарские мужчины — народ необычный, — несколько отрешенно произнесла главная проверяющая, но вспомнив, что она находится в окружении любящих её подчиненных, продолжала свое выступление уже в несколько другой тональности, — я считаю, что этот мужчина... — тут она вновь бросила долгий взгляд на Ройзмана и замолчала.
— Яков Сингатулин, 1956 года рождения, татарин, отделение судебно-психиатрической экспертизы, младший медбрат — пожирая глазами главную проверяющую, доложил по всей форме Ройзман.
— Так вот, все мы принимаем, что поощрение младшего медбрата татарской национальности является событием большого политического звучания, которое, как мы все видим, будет иметь большие последствия не только для отделения судебной психиатрии, но и для всей Офакимской психбольницы в целом, — подвела черту главная проверяющая.
— Все требуемые документы уже оформлены, — с металлом в голосе присоединился к мнению предыдущего товарища старший медбрат. После окончания краткого, но содержательного обсуждения вопроса о восстании в подростковом отделении, прибежал доктор Керен, который тоже должен был участвовать в обсуждении. Главная проверяющая крепко пожала ему руку и пожелала дальнейших творческих успехов.
Окончательно обнаглевший Ройзман, мягко обнял главную проверяющую за талию, отвел её в сторону и, касаясь уха губами, спросил:
— Каким образом доктор Керен, психическое здоровье которого значительно хуже, чем у большинства его пациентов, продолжает свою карьеру в психиатрической больнице в качестве врача? Как больной закрытого отделения, он бы мог принести гораздо меньше вреда, как Офакимской больнице в частности, так и всему израильскому государству в целом.
— В каждом уважающем себя учреждении, и в сумасшедшем доме тем более, должен быть сотрудник, который в своих действиях готов выйти далеко за рамки дозволенного, — прощебетала главная проверяющая, прижавшись грудью к младшему медбрату татарской национальности Якову Ройзману. Сингатулин, как бы забывшись и повинуясь лишь старинному татарскому обычаю, протянул руку туда, где обычно юные, чистые девушки прячут свои менструальные прокладки.
В обсуждении вопроса о восстании в подростковом отделении должен был принять деятельное участие и доктор Лапша, но он не пришёл, так как пребывал в отчаянии. Проблема, которая его волновала, представлялась ему неразрешимой, хотя для её преодоления был подключен весь технический персонал Офакимской психиатрической больницы.
Дело в том, что тринадцатого числа каждого месяца в обеденное время в кабинете доктора Лапши распространялся запах исключительной силы. Как по букету, так и по интенсивности. В течение двух-трех последующих дней запах постоянно изменялся по букету, но не по интенсивности, и к семнадцатому числу того же месяца бесследно исчезал.
После первой же газовой атаки доктор Лапша обратился за помощью к офицеру безопасности Израилю Фельдману. Под его руководством была создана авторитетная комиссия по расследованию в составе доктора Керена, отвечающего за общее руководство, доктора Светланы — оперативно-розыскные мероприятия и вопросы морали и больничного раввина, в функции которого входил контроль над тем, чтобы члены комиссии в своей работе соблюдали шабат (не работали в субботу).
Первое время работа комиссии продвигалась успешно. Её члены, ознакомившись с запахом, пришли к единодушному мнению, что это запах экскрементов. Вероятно, человека или какого-то крупного млекопитающего. Но в дальнейшем в работе комиссии наступил кризис. Определение — как источника запаха, так и локализация этого источника — оказалось для комиссии задачей непосильной. Несмотря на это, доктор Светлана не спала дней и ночей и стала своим человеком в среде Офакимских ассенизаторов. Все члены комиссии неукоснительно соблюдали шабат. Хотя разгадка лежала на поверхности, и виновником, как всегда, был Ян Кац.
Историческая правда была такова. Видный израильский ученый, ведущий специалист по утилизации крови и кровепродуктов, Антонио Шапиро дель Педро, вероятно вследствие переутомления, а он много и плодотворно трудился в банке крови больницы Ворона, ежемесячно частным образом посещал доктора Лапшу для получения психотерапевтической помощи. Вампир, выбившийся в люди, скучал по сумасшедшему дому. После первой же многословной и хорошо оплаченной беседы с доктором Лапшой, он направился в комнату медбратьев. Время было обеденное, Антонио подсел к аппетитно кушающим Кацу и Пятоеву и пожаловался им, что скучает без атмосферы отделения судебно-психиатрической экспертизы, начал посещать психотерапевтические сеансы доктора Лапши, но это не помогает.
То ли потому, что все сидели за столом, то ли по какой-то другой причине, но младший медбрат Кац легкомысленно посоветовал видному израильскому ученому после окончания сеанса гипноза покакать у доктора Лапши в кабинете. Пускай даже за дополнительную плату. Шапиро день Педро ответил, что при его статусе в обществе это может быть неправильно понято. Но сама идея запала ему в душу. По договоренности с доктором Лапшой сеансы психотерапии проходили в одиннадцать утра тринадцатого числа каждого месяца в кабинете заведующего отделением судебно-психиатрической экспертизы. Антонио в течение целого месяца бился над решением этой проблемы, и за день до визита план действий был продуман и согласован во всех деталях.
Но, всё равно, в последнюю ночь перед психотерапией дель Педро от волнения не смог сомкнуть глаз. С трудом дождавшись последнего слова доктора Лапши, он тепло раскланялся с ним и направился в комнату медбратьев. Там он переоделся в приготовленную Кацем пижаму и, при помощи все того же Яна, вышел в прогулочный дворик больницы. Пациенты ушли обедать, и прогулочный дворик был пуст. Воровато озираясь, видный израильский ученый укрылся в пышной тропической растительности и обильно покакал возле воздухозаборника кондиционера, стоявшего в кабинете доктора Лапши.
Одуряющая жара и кондиционер, мощностью в три с половиной лошадиных силы, сделали своё дело, превратив в течение двух дней накаканное в зловонные газы и под давлением втянув эти газы в кабинет доктора Лапши. То, что в процессе прохождения через кондиционер эти газы были охлаждены, радикально ничего не меняло не в букете не в интенсивности запаха.
В течение последующего месяца Антонио дель Педро не терял времени даром. Большой ученый не хотел останавливаться на достигнутом. Он проконсультировался у ведущего диетолога больницы Ворона. Диетолог был человеком творческим и работоспособным. Он провел литературный поиск и, на уровне личных контактов с руководителями ведущих исследовательских групп, работающих над данной проблематикой, выяснил ряд важных деталей. После анализа современного состояния проблемы главный диетолог пришёл к однозначному выводу, что «the most fetid chair should be at the person eating dried fruits on a background of reception of laxative means of the osmotic mechanism of actions which by the chemical nature are polysaccharide» (наиболее зловонный стул должен быть у человека, питающегося сухофруктами на фоне приёма слабительных средств осмотического механизма действий, которые по своей химической природе являются полисахаридами).
Антонио дель Педро с энтузиазмом принялся за дело. Вениамином Леваевым были приготовлены замечательные сушеные лысые персики. Перед визитом к доктору Лапше Антонио выпил тридцать миллилитров раствора лактолозы (промышленное название — GERELAX).
За день до этого, по совету главного диетолога, он питался сушеными лысыми персиками и черными финиками, специально привезенными из кибуца под Иерихоном. Эффект был потрясающий. На следующий день после сеанса психотерапии в кабинет доктора Лапши уже водили экскурсии в противогазах. Еще через день эксперты какой-то работающей на оборону лаборатории взяли пробы воздуха, и в результате этого кабинет доктора Лапши засекретили. Но и после этого пытливые ученые не прекращали своих поисков. Результатом этих исследований была элегантная концепция, которая заинтересовала крупную фармацевтическую фирму «Mopson and Popson». Специалисты фирмы провели перспективный анализ рынка и пришли к выводу, что имеет смысл профинансировать претворение теоретической разработки в практическое воплощение.
Суть идеи была проста и гениальна. Предполагалось в полисахаридную цепь внедрить радикал —NH3. На поздних этапах формирования стула предполагалось, что пойдет бурный процесс разрушения связи радикала —NH3 с полисахаридом и обильное выделение пузырьков газа с формулой NH4. Этот газ, известный под названием ammonia (аммиак), обладает мощным запахом с выразительной палитрой. Аммиак как ключевой компонент стула — это несомненный успех. К сожалению, от начала практической разработки и до клинического применения лекарственного препарата проходит обычно не менее 4-5 лет. Поэтому Антонио дель Шапиро еще долго придется пользоваться сухофруктами.
Конец третьей части
: Скорее бы уже. Завтра 15 число. Май значит маяться. 
Все сообщения мини-чата
Регистрация
Забыли свой пароль?
