Сурен — Второго шанса не будет. Глава 3 ВСЕМИ ЗАБЫТЫЕ

За поворотом освещенной гирляндой тускло светящих ламп траншеи что-то загрохотало.

— Какой мутант кастрюлю в проходе поставил а?! — раздался возглас.

— Кто там орет? — другой голос.

Молодой худющий часовой, чей пост был в траншее, ведущей в подземелье гарнизонного дома офицеров, встрепенулся и вскочил с ящика, поправляя висящий на плече карабин. Траншея сворачивала к казармам дружинников, и что происходило в пяти метрах от него, часовой видеть не мог. Правда, он должен был ходить по этим поворотам от одного поста к другому, но после двух часов у него заболели застуженные ноги.

— Нахрена кастрюлю поставили тут, спрашиваю?! И что за дерьмо в ней?!

— Да кто разорался там? Славик, это ты что ли мать твою?!

— Да нет родной, это твою мать! Что это за баррикады?!

— Щас уберу, не кипиши!

— Фу! А вонизма какая! Вы в нее гадите что ли?

— Дайте поспать уроды!!! — раздался бас откуда-то из глубины.

В траншее, наконец, показалось два одетых в камуфляжи молодых человека. Высокий блондин с улыбчивым и обветренным лицом и среднего роста брюнет помоложе, с большими и вечно задумчивыми черными глазами и щетиной на лице.

— Опа! — воскликнул блондин, глядя на юного часового, — Слышь Колян, а тут засада поджидает!

— Прохода нет! — деловито заявил юноша с карабином.

— Погляди, Колян, еще одна кастрюля на дороге. На сей раз говорящая и с пушкой.

Часовой снял с плеча карабин.

— Валите отсюда.

— Ты чего, салабон, вообще рамцы попутал? Перед тобой сам Славик Сквернослов и Коля Васнецов.

— Да мне параллельно, — с вызовом бросил юнец.

— Щас будет перпендикулярно. Уйди с дороги, — нахмурился Сквернослов.

— Запрещено! Карантин! Я при исполнении! Я стрелять буду!

— Да в голову себе выстрели! Какой к лешему карантин?!

— Инопланетян поймали! Секретно! Валите отсюда!

Молодые люди, какое-то время, молча и с изумлением, смотрели на часового, пока, наконец, Слава не схватил Николая за плечо и, согнувшись, стал громко хохотать.

— Нет, ты слышал это Колян?! А-ха-ха! Инопланетян поймали! Ой нимагуу!!! Ой я щас обделаюсь от смеха!!! Ой, блин, Петренко, тащи сюда свою кастрюлю, я в нее навалю щас!!!

— Да ладно тебе, Славик, — вздохнул Николай. Ему было неловко за своего названного брата. Юнец с карабином был одним из немногочисленного поколения людей, родившихся после катастрофы. Николай всегда сочувствовал им. Они не знали солнца. Не знали весны. Не знали купания в реке. Они не знали ничего кроме жгучего холода, подвалов и этих накрытых досками траншей. Новое поколение рождалось с множеством врожденных болезней. Многие рождались мертвыми. Многие умирали в ближайшее время. Николай знал, что и до катастрофы, проблемы с окружающей средой и некачественными продуктами, привели к тому, что большинство новорожденных имели те или иные патологии, но это ни шло ни в какое сравнение с тем, что ждало рожденных в новой эре. Но иногда Николай завидовал им. Они знали только один мир. И им не о чем было тосковать, так как им не с чем было сравнить окружающую действительность. И хотя Васнецов очень смутно помнил прошлое, в силу своего малого возраста тогда, он всегда ощущал непрекращающуюся тоску по утерянному безвозвратно.

— Это не инопланетяне. Это космонавты. — Пояснил Николай бледному и худому часовому. — Мы их задержали сегодня. Хотели поговорить с ними. А то их сразу увели.

Раздраженный юнец, после того как с ним стали нормально разговаривать, немного смягчился и снова повесил карабин на плечо.

— Ну, я, в самом деле, не имею права. Там дальше вообще спецназ охраняет. Говорю же, карантин. Запрещено до выяснения.

— Что тут у вас, ребята? — за спиной часового появился профессор Третьяков, сразу удалившийся с блокпоста вместе с космонавтами, которых дружинники повели прямиком в штаб.

— Да мы с задержанными пообщаться хотели, — сказал Сквернослов.

— Нельзя, ребята. Они в карантине.

— Я же говорил! — воскликнул юнец.

— Сейчас их моют, бреют, кормят. В общем, в порядок приводят. Потом их врачи осматривать будут. Мало ли что. Ну и до выяснения личностей, никаких контактов. Сами понимаете, они лазутчиками чьими-нибудь могут вполне оказаться.

— А скафандры где они взяли? — скептически покачал головой Слава.

— Пойдемте ко мне. Там поговорим, — махнул морщинистой рукой Третьяков. В другой руке он держал какой-то бумажный пакет.

*     *     *

Профессор жил в подвале городской библиотеки. Здесь обитала вся, так называемая интеллигенция Надеждинска. Те, кто обучал молодежь, не давая в этом крохотном мирке прорости зернам безграмотности и невежества. Старались они на совесть, насколько это было возможно в сложившихся условиях. Учебные классы были для удобства организованы рядом. Комната профессора оказалась довольно большой. Здесь было хорошее освещение. Много книг на деревянных стеллажах. На столе тоже были книги и, в центре стоял большой, побледневший от времени глобус. Под армейской железной кроватью проходила труба с водой. Она опоясывала весь подвал, проходя по жилищам людей, и у входа прогревалась печкой, возле которой находился внутренний пост охраны.

— Вы чего после вахты не отдыхаете? — спросил профессор, вешая пальто на ржавый гвоздь у двери. — Вам же с утра в лес идти на заготовку дров.

— Так, любопытство, — улыбнулся Николай, — Такое событие все-таки. Космонавты. А мы как-никак к этому событию причастны.

— Понятно, — хмыкнул старик. — Ну, присаживайтесь. Есть не хотите?

— Нет, спасибо, — молодые люди замотали головой. — А вы разговаривали с космонавтами? Вы же у нас главный по науке. Вам сам Бог велел.

— Разумеется, — улыбнулся профессор, — Есть у меня такие полномочия. И я с ними немного пообщался. Предварительная беседа, так сказать.

— Ну, и! — глаза молодых людей заблестели от нетерпения.

— Давайте по порядку. Мы ведь совсем забыли, что незадолго до войны, буквально за считанные дни, отправили в космос специальную экспедицию для подготовки освоения Луны. Уже в начале нашего трагического века, стало ясно, что за Луну предстоит нешуточная гонка. Китай, США и Россия объявили о своих интересах на этом небесном теле. И тут дело уже не просто в простом соревновательном духе, который царил во времена Сергея Павловича Королева, Юрия Гагарина или Нила Армстронга. Тут уже стратегия и долгосрочная перспектива. И хотя СССР и США в свое время объявили космос мирной зоной, на практике каждый думал о военном потенциале космоса. Все запускали спутники двойного назначения. А то и сугубо для военных целей. Американцы готовили программу звездных войн. Разрабатывали орбитальные электромагнитные пушки и боевее лазеры космического назначения. Мы запускали вооруженный орудием пилотируемый корабль. Позже в гонку вступил Китай. В 2007 году они провели успешное испытание по уничтожению спецсредством орбитального спутника. Космос был не просто сферой интересов науки. Это был военный приоритет. Кто имеет инфраструктуру в космосе, тот владеет всем миром. — Профессор с грустью взглянул на глобус, — Всем миром, — повторил он вздохнув.

— Так они на Луну летали? — спросил Слава.

— Не совсем. И да и нет. Сначала на Луну отправили грузовой корабль. Там было много оборудования. Даже специальный луноход для передвижения в нем людей. Это было сделано для того, чтобы облегчить предстоящий пилотируемый полет космонавтов и не перегружать корабль. Все оборудование ждало на Луне в посадочном модуле, который мог взлететь и доставить грузы на орбиту Луны. Потом был запущен специальный автоматический грузовой корабль. Это своего рода грузовой лифт между Землей и Луной. Он летел по орбите Земли, потом по баллистической траектории, — Третьяков провел рукой вокруг глобуса, — улетал к Луне, сбрасывал туда необходимый груз или пристыковывал к себе грузы с Луны, снова летел к Земле, огибая ее спутник, сбрасывал грузы на нашу планету и пристыковывал к себе модуль с грузами для Луны. Он, наверное, так и летает, описывая восьмерку вокруг наших небесных тел. Никому не нужный и всеми забытый. Сейчас все это звучит как-то дико и фантастически. Неужели когда-то все было по-другому? Неужели мы когда-то летали в космос и даже замахнулись на Луну? А сейчас выйти в ближайший лес, невероятный подвиг…

— М-да, — задумчиво кивнул Николай. Как раз поход до окраины леса ему скоро и предстоял.

— Потом, наконец, отправили на Луну людей. Взлетали с космодрома в Индии. Проект у нас был совместный. Да и взлетать оттуда дешевле и легче. Ближе к экватору все-таки. Летели три космонавта. Один из них индус. На следующий день случился в индийском океане сильнейший цунами. Еще более мощный, чем в 2004 году. Это была небывалая катастрофа, после которой случилось то, по сравнению с чем, этот цунами просто недоразумение. Все кончилось. И эти люди видели все из космоса. Как это, наверное, ужасно. Что хуже, находиться в рушащемся доме, или смотреть, как твой дом со всеми близкими тебе людьми рушиться, а ты ничего с этим не можешь поделать? Не можешь помочь. И тебе некуда больше идти. Они провели в космосе больше года. Наблюдали за тем, что стало с их миром. Смотрели, как планету затянуло бесконечной пеленой облаков. На Луну они, разумеется, не полетели. Не до этого. Но выбор был невелик. Доживать свои дни на орбите или вернуться на Землю. Они выбрали второе. Вызвали при помощи курсировавшего вокруг Земли и Луны грузового корабля модуль с луноходом. Сбросили его на Землю и сами оправились вниз. Приземлились они где-то в Индии. Им повезло, они наткнулись на группу выживших местных жителей. Те, узнав, что среди трех пришельцев их национальный герой, выходили отвыкших от земной гравитации людей. Потом они долго искали место посадки грузового модуля с луноходом. Потом индус остался на родине, а наши отправились в Россию. Это невероятно, но они добирались сюда почти пятнадцать лет!

— Так это они на луноходе приехали?! — воскликнул Слава.

— Совершенно верно. Я всех остальных подробностей не знаю пока. Это просто предварительная беседа была. Все подробности они поведают нам завтра, точнее сегодня вечером, на экстренном заседании совета.

— А нам можно будет на этом заседании присутствовать? — спросил вдруг Сквернослов.

— Даже не знаю, — профессор потер подбородок, — Я поговорю с командующим. Думаю, моего авторитета хватит, чтобы его убедить, — он улыбнулся.

— А это вам они дали? — Николай кивнул на бумажный пакет, который профессор принес с собой и положил на стол возле глобуса.

— Ты как всегда, очень наблюдателен, — кивнул Третьяков и извлек из пакета пачку каких-то снимков, — Вот, взгляни. Это снимки, которые они делали из космоса, на полпути к Луне. Снимали дневную сторону. Эволюция конца цивилизации.

Николай осторожно взял в руки снимки. На первом была прекрасная планета, покрытая синевой океанов, сочными и живыми, зелеными и желтыми оттенками континентов. Бархатными лоскутками белых облаков. Это был еще тот мир. Конечно, он уже имел массу проблем с экологией. В нем уже царила политическая нестабильность и экономические проблемы. Но он еще не сорвался в пропасть. У мира еще был шанс найти путь для решения всех этих проблем. Этот мир еще был живым. На следующем снимке была та же благодать живых цветов обитаемой планеты. Но было одно, бросающееся в глаза несколькими яркими пятнами, отличие.

— Это…

— Ядерные взрывы, — подтвердил догадку Николая профессор.

В нескольких уголках планеты, замерли яркие вспышки, словно пытавшиеся прожечь бумагу снимков. Камера запечатлела на века мгновение, поглотившее в ядерном огне миллионы душ. Снимок завибрировал. Васнецов понял, что это дрожат его руки. Следующий лист явил взору Землю, где светились вспышки взрывов в три раза больше чем на предыдущем фото. Еще одно фото показывало не меньшее количество взрывов в других местах. А там где были нанесены удары раньше, виднелись облака черной копоти. Картинка поплыла. Наворачивались слезы. Однако Николай продолжал перебирать снимки. Очередное фото было серым с черными разводами над Землей.

— Это цветное фото, — вздохнул профессор, — просто мир покрыт сажей и пеплом.

Черные разводы заставили думать Николая о миллионах и даже миллиардах жизней, превращенных в пепел и развеянных над родным, погрязшим в апокаллиптическое безумие миром. Это фото было самой красноречивой иллюстрацией самого страшного кошмара, до которого только мог дойти человек.

На остальных снимках была уже покрытая сплошной серой облачностью планета. На нескольких было видно странное красноватое пятно на севере.

— А это что? Тоже взрыв?

— Это какая-то аномалия в ионосфере, я полагаю. У меня есть кое-какие догадки, на сей счет. Но я пока оставлю их при себе, — ответил Третьяков, — Завтра на совете, я думаю это проясниться. И еще. Вот два снимка. На них весь земной шар не охвачен, так как снимали с близкой орбиты. Их корабль до сих пор там летает. Несколько недель назад они смогли наладить с ним связь и получить эти снимки. Как видите, ребята, наши надежды на то, что где-то бывают просветы в облаках, не оправдались. Сплошная серая завеса. И вот. Опять это овальное красное пятно. Напоминаю, что этим двум снимкам не годы, а всего несколько недель. Пятно не изменилось. И координаты у него одни и те же.

Он задумчиво взглянул на эти фотографии и, перевернув их, тихо произнес:

— Как странно, очень похоже на Юпитер.

— Так что это? И над каким местом, если одни и те же координаты? — произнес Слава.

— Если мои догадки верны, — старик провернул глобус и ткнул куда-то пальцем, — то это наверняка здесь.

Молодые люди взглянули на едва читаемую надпись там, куда указал профессор.

— Ал… Але… Аляска?

— Аляска, — кивнул Третьяков. — Но это пока только мои предположения. Завтра, думаю, многое проясниться.

*     *     *

Они шли домой совершенно подавленные. Просмотр этих фотографий заставил их пережить тот далекий и страшный день снова. Но тогда они не видели взрывов. Тогда они столкнулись только с последствиями случившегося. А сейчас они увидели все со стороны. Как на ладони. Вячеслав и Николай шли молча, обращая в никуда вопрос — «ЗАЧЕМ?»

Зачем это нужно было? Неужели человек настолько глуп и недальновиден? Во имя чего? И где сейчас те, кто все это заварил? Хотя степень ответственности, наверное, надо разделить между всеми. Люди жили на планете, потребляли ее, как вздумается, и угробили безвозвратно. Одни люди планомерно ковали катастрофу, другие были к этому равнодушны, третьи не были достаточно настойчивы и сильны, чтобы это предотвратить…

— И получили все, по самые помидоры, — продолжил вслух Вячеслав.

Николай остановился в темном, вырытом в земле коридоре. В дальнем конце уже виднелась, обитая звериной шкурой дверь их подвала. «Как странно», — подумал он, — «Мы думаем об одном и том же. Даже мою мысль он высказал».

— Слава.

— Чего?

— Неужели все действительно кончено? Все двадцать лет я думал, что все-таки для чего-то мы живем. Что еще что-то может быть в будущем. Но сегодня, я вдруг осознал, что все это пустое. Что мы лишь глупо цепляемся за давно закончившуюся жизнь, но лишь продолжаем болезненную агонию. А зачем?

— Ты охренел? Еще раз такое от тебя услышу…

— А разве ты так не думаешь? Ведь все твое постоянное веселье… Все твое чувство юмора, это лишь маска! Ты отгораживаешься от своих страхов, потому что боишься признаться самому себе, что думаешь точно так же!

— Сейчас врежу…

— Да оглянись вокруг!

— Оглянулся! Я оглянулся, истеричка ты эдакая! И знаешь, что я увидел?! Я увидел двух людей, на глазах у которых весь мир канул в бездну! Но они спустились в этот серый мир из безмятежного космоса и за каким-то хреном двадцать лет искали дорогу к нам! Потому что они не потеряли в себе человеческое! Потому что они не размазывают сопли по собственной морде, а верят в жизнь. Верят в то, что пока они живут, жизнь продолжается! Черт тебя подери, Коля! Человечество уже пережило один ледниковый период! И тогда люди даже писать не умели. У них автоматов не было! Охотились с палками на мамонтов и жили. И верили в жизнь! Рисовали кабанчиков в пещерах какими-то какашками и построили цивилизацию!

— И что с ней стало?! Тот холод был естественным! Он наступал тысячелетия! Люди не замечали его, успевая привыкнуть! Это не их рук дело было! А сейчас? Да люди должны исчезнуть с земли, за то, что они с ней сделали! — Николай вдруг зарыдал. Совсем по детски. Отчаянно.

— Коль. Колька. — Вячеслав с сочувствием посмотрел на давно ставшего ему младшим братом человека, — Братишка, успокойся. Я бы обнял тебя, но если кто увидит, подумают, что мы эти…

— Иди ты к черту! — дернул плечом Васнецов. Ему просто захотелось оказаться в далекой и безлюдной глуши, чтобы никто не видел происходящего с ним. Было очень стыдно. Было безнадежно больно.

Дверь подвала приоткрылась, и оттуда показался часовой из внутреннего поста охраны.

— Ребята, ну имейте совесть, сами не спите и другим не даете! — недовольно произнес он. — Люди уже жалуются.

— Калитку закрой! — огрызнулся Сквернослов.

Часовой запер дверь, что-то бормоча в адрес Вячеслава.

— Коля. Я кое-что странное заметил во взгляде профессора.

— Чего, — всхлипнул, утирая слезы, Николай.

— Какой-то живой огонек. Я не помню его таким. И я это заметил, когда мы у него сидели.

— К чему ты клонишь, не пойму.

— В его взгляде я прочитал НАДЕЖДУ! Понимаешь! И сдается мне, что это как-то связано с тем красным пятном над Аляской! Он ведь очень умный человек! И просто так у него надежда во взгляде не появится! И космонавты не зря сюда ехали! Они что-то знают!

— Что тут знать? Планету ядерными ракетами разутюжили. Какая к чертям собачьим надежда?

— Пока мы живем, жизнь продолжается. А если есть жизнь, есть и надежда. Пошли. Скоро подъем, а мы еще не спали.

Они тихо прошли в свое жилище, стараясь не обращать внимания на злобное ворчание часового, обещавшего доложить коменданту о нарушении режима и об оскорблении при исполнении. Из некоторых «квартир» тоже доносилось недовольное ворчание. Молодые люди вошли в свое жилище и как есть, в одежде, улеглись на свои койки. Не прошло и пяти минут, как Сквернослов захрапел. Коля уснуть не мог. Он ворочался некоторое время на предательски скрипящей койке и затем сел, уткнувшись лицом в ладони. Он понимал, что не уснет. Его съедала депрессия. Тревожные мысли рвали душу. Да и храп этот доканывал. Васнецов вышел из своего жилища и направился к выходу из подвала.

— Ты куда? — спросил часовой внутреннего поста.

— Я на блокпост. Я там рукавицы сегодня забыл.

— Ты спятил? Нельзя одному через снежный тоннель. Потерпи до утра.

— Руки мерзнут.

— Я сейчас дров подкину в печку. Иди спать.

— Я схожу. — Настаивал Николай тоном, не терпящим возражений.

— Эх, влетит мне за это, — недовольно вздохнул часовой и, поднявшись, зазвенел связкой ключей. Он открыл стоявший рядом оружейный шкаф и достал оттуда автомат, — Это твой?

— Мой, — кивнул Васнецов.

— Держи. И давай осторожней там.

— Спасибо.

Васнецов двинулся по привычной траншее в сторону блокпоста. Освещение в переходах было практически все погашено ночью. Горела лишь каждая десятая лампа в вереницах гирлянд. Однако Николая знал этот коридор наизусть и в темноте ориентировался неплохо, как и должен ориентироваться человек, всегда живший в полумраке подвалов, лишь изредка выходящий на сумеречную поверхность, спрятанную навеки от яркого солнца тяжелой и непроницаемой завесой свинцовых туч. Он шел довольно уверенно, пока не достиг резкого поворота траншеи, уходящей к центру города. В сторону блокпоста уходил резкий подъем с обложенными досками земляными ступенями, которые вели в снежный коридор. Там не было даже этих редких и тусклых ламп. И стало страшно. Он вспомнил историю с пропавшими дозорными. Теми, что пошли в странным образом появившийся снежный коридор. Николай медленно поднялся по ступенькам и в нерешительности смотрел в чернеющую пустоту перед собой. Фонаря у него не было. Это была непозволительная роскошь в их мире. Фонарями обладали только искатели и старшие офицеры. Еще патруль и командиры дозоров. Можно было пойти с лучиной, но прихватить ее дома Коля не догадался. А идти в темный коридор было страшно. Что если вдруг, там появилось загадочное ответвление? В темноте он запросто может его не заметить и войти в него машинально.    

Некоторое время колебавшись, он все же двинулся в темноту. Он вдруг ощутил удовольствие от собственного страха. И еще большее удовольствие ему дарило то, что вопреки страху он идет вперед. Однако эта эйфория резко закончилась, когда он почувствовал острый холод справа. Оттуда тянуло слабым ветром. Николай медленно вытянул в ту сторону руку и ощутил пустоту. Стенки снежного тоннеля не было. Теперь страх на дарил удовольствия выбросом адреналина. Теперь страх бил по коленям и неприятно щекотал спину. И словно ведомый некой гипнотической силой, он шагнул в темноту. Он не понимал, что заставляет его идти вперед, в неизвестный тоннель, но он шел, пока не услышал какие-то звуки. Кто-то шепчется? Николай передернул затвором автомата.

— Стоять! Пароль! — раздался крик откуда-то из глубины.

Васнецов опешил. Люди? И голос знакомый.

— Я не знаю нового пароля! — не своим голосом воскликнул Николай.

— Тогда лови гранату!

— Стойте! Это я, Васнецов!

В лицо ударил яркий свет фонаря.

— Черт! Колька! Ты какого рожна тут бродишь?

— Бессонница замучила, — ответил Николай. Оказывается, не было никакого загадочного ответвления. Он все это время шел на блокпост, а все эти фокусы с ощущениями над ним провела его собственная психика.

— Заходи.

Николай вошел в знакомое помещение и споткнулся о гитару. Та вздрогнула характерным звуком.

— Осторожнее.

— Ладно. — Васнецов сел на свободный ящик и вздохнул с облегчением. Все лица, которые можно было разглядеть в свете горящей лучины, были знакомыми и, совсем родными.

— Ну что, Колька, думаешь, еще космонавты прилетят? — Засмеялся начальник смены.

Николай лишь улыбнулся в ответ.

— А вы серьезно, белого медведя видели?

— Да, — Васнецов кивнул.

— Вот чудеса. А у нас все спокойно. Даже вьюга стихла.

— Это хорошо. Нам сегодня за дровами идти, — вздохнул Николай и взял в руки гитару.

Это была видавшая виды семиструнка, уже очень давно потерявшая свой лакированный лоск. Из семи струн, настоящими были только две. Вместо остальных были натянуты жилы из полевки и лески разной толщины. Николай провел по струнам. Гитара жутко расстроенная.

— А ну, сбацай чего-нибудь, раз уж пришел. Ты же умеешь.    

— Сейчас, настрою только. — Николай принялся терпеливо настраивать гитару, думая тем временем о тех космонавтах. Всеми забытые люди. Какой неведомы путь прошли они от этой далекой Индии? Что довелось им увидеть за время их странствий. И что странно, они ведь будто целенаправленно двигались сюда, в бывшую калужскую область. Один из них ведь так и сказал: — «Это калужская область?». Каким образом они дорогу нашли? Ведь в новом мире компасы показывали куда попало. А два компаса никогда не покажут одно и то же направление. Что-то странное во всем этом. Что двигало этими людьми? Отчаяние? Надежда? Какая-то важная миссия? Какие знания они принесли? Что поведают?

Он еще раз провел по струнам рукой. Теперь гораздо лучше. Душевное состояние Николая напомнило ему только одну песню, и он неторопливо затянул:

Аго-оо-ния!

Огонь.

И я!

Когда сверкнёт в далеке яркий свет

когда понимаешь что это рассвет

хочется выть

водку литрами хочется пить

Но так делать нельзя

Ведь я не слабак

я повелитель диких собак

принесем мы жертву адскому костру

я семя дьявола, и я проросту!

Я ненавижу ныть!

Я ненавижу лишним быть!

Я ненавижу чувствовать-жить!

...и по теченью плыть!!!

Я обожаю жрать!

Я обожаю шлюх таскать!

Точеную сталь обожаю ласкать!

...и в плоть ее вонзать!!!

Когда перед тьмою меркнет закат

Когда города превращаются в ад

Хочется петь

На агонию добра, охота смотреть

Ведь я не добро

Я лютое зло

Я заклинатель ядерной смеси

Я повелитель яростной мести

Принесу я жертву адскому костру

Я семя дьявола, и я проросту!

Я ненавижу ныть!

Я ненавижу лишним быть!

Я ненавижу чувствовать-жить!

...и по теченью плыть!!!

Я обожаю жрать!

Я обожаю шлюх таскать!

Точеную сталь обожаю ласкать!

...и в плоть ее вонзать!!!

Когда вырастает ядерный гриб

Когда понимаешь, что ты погиб

Хочется жить

Ближнего хочется возлюбить

Но уже не судьба

Ведь планета мертва

Все мы стали жертвами адского костра

Принесли мы в жертву сами себя

А ведь жизнь так прекрасна...

...почему нам тогда, это не было ясно?

Как хочется жить

Как хочется быть

Как хочется верить

и любить

Как хочется всем детишек растить

Как хочется мне цветы посадить

...на нашей братской могиле

...но уже не судьба...

Аго-оо-ния!

Огонь.

И я!

Он играл на гитаре с каким-то ожесточением, стараясь делать упор на басах. В итоге лопнула струна. Но песня уже закончилась.

Все дозорные молча смотрели на Николая какими-то пустыми глазами. Наконец старший тихо заговорил:

— Знаешь, Николай, если бы не уважение к тебе, и к памяти твоего отца, то дал бы тебе по башке сейчас этой гитарой.

— За что?

— За эту хрень. И так на душе всю жизнь такое, что хоть вешайся, еще и ты тут эту гадость поешь. Иди-ка ты домой, спать…