Богдан — ' Молоко и мед'

Шаркая тапками, Мария медленно подошла к двери, то и дело вздыхая от терзающего ревматизма.

Какое количество рук понадобилось бы, чтоб сосчитать на пальцах годы, прошедшие с тех пор, когда в эту дверь стучали в последний раз?

Старуха открыла дверь. За ней Мария увидела высокого смуглого юношу. Одет он был в новенький камуфляж. За спиной высился плотно набитый рюкзак.

— Дезертир? — молвила Мария, окинув парня беспристрастным взглядом.

Парень растерялся, но быстро понял, о чем речь.

— Нет-нет! — улыбнулся он, — Я — турист…

— Ну проходи, раз пришел.

Мария распахнула дверь и зашаркала тапками на кухню. Молодой человек вошел, закрыв за собой дверь. Непроизвольно он огляделся вокруг. Перед ним предстал обычный интерьер, присущий сельским хижинам. Скромная, тусклая обстановка, в чем-то, даже убогая. Предбанник был окутан вязким полумраком. Дрожащий свет проникал туда лишь через кухонный дверной проем. Оттуда же доносилось мерное тиканье часов, заполняющее собой всё пространство. Глаза парня постепенно привыкли к темноте, и он заметил на стене фотографию, обрамленную блеклой рамкой. Парень подошел поближе, вглядываясь в картинку. На древнем фото были изображены юные девушка и парень.

— Ну чего ты там топчешься? Сюда иди, — раздался голос Марии.

Юноша вошел в кухню. На столе уже дымилась тарелка горячего супа. Старуха скрылась за дверцей кладовки и что-то там шумно искала. Парень не спеша присел за стол. Мария вернулась. В руках она держала бутыль, наполненный темно-рубиновой жидкостью.

— Вина домашнего попробуешь?

— Ой, вы знаете… Я ведь не пью совсем…

— Не отведав здешнего вина, считай, что и не бывал здесь вовсе, — Мария пристально заглянула гостю в глаза, — Ну хоть глоточек, для аппетита. Старуха так устала пить в одиночестве.

Парень вздохнул.

— В знак благодарности за ваше гостеприимство.

Мария поставила два стакана на стол, и налила немного вина юноше. Свой же стакан она заполнила доверху.

— Как тебя звать, странник?

— Рустэм, — улыбнулся парень и выпил налитый "глоток" вина. На секунду ему свел скулы кисловато-терпкий привкус крепкого напитка.

— А меня — Мария. Что ж привело тебя к моему порогу, Рустэм?

— Мы с друзьями приехали с Крыма, встретить осень в Карпатах. Жили в лесу, в палатках. А сегодня утром такой туман опустился. Вот я и заблудился, когда мы вниз спускались. Хорошо хоть договорились, что если кто потеряется, то встречаемся на вокзале в областном центре, чтоб зря не искать друг друга по лесам. Я пытался связаться с ними по мобильному, только вот связи то здесь нет. Придется добираться до центра.

— Не переживай. Спустишься в деревню. Там каждый день, в десять утра автобус из города приходит. Так что, добраться тебе — пара пустяков!

— Спасибо, — улыбнулся Рустэм, глянув на беспокойное пламя свечи, — А у вас здесь нет электричества, что ли?

— Здесь — нет. А внизу, в деревне — есть. Только кто его суда проводить то будет? Кому я нужна? Да и на кой мне это ваше электричество?

— Вы здесь одна живете?

— Одна. — коротко ответила Мария.

Парень кивнул, понимая, что того молодого мужчины, который фотографировался с молодой Марией, уже видать, давно нет…

***

Мария накинула старую шерстяную кофту и вышла из дому. Она захлопнула калитку, и вдруг застыла.

Широкая дорога, спускающаяся к деревне, в повороте пряталась за стволами высоких деревьев. Мария какое-то время глядела на дорогу, но повернула направо и пошла вдоль забора. Там, за домом вилась лесная тропинка. Она огибала гору с другой стороны, и примыкала к той же большой дороге, но уже миновав деревню. Мария решила пойти по тропинке, чтоб избежать появления в селе. Избежать иглы проклинающих взглядов.

Дорога в соседний поселок была не близкой. Но Мария собиралась, во что бы то ни стало, преодолеть этот путь. Не смотря на мучительную ломоту в её старом больном теле.

— Как зовут тебя, дочь моя? — тихо проговорил священник.

— Мария, — так же тихо ответила старуха, — Отче, не знаю, правильно ли поступила я, придя сюда.

— Ты пришла на святую исповедь, дабы найти согласие с Господом. Ты усомнилась в целесообразности своего поступка?

— Я пришла просить прощения не за себя.

Мария запнулась.

— А за кого же?

— За… За свою… Сестру.

— Почему же она сама не пришла просить отпущения своих грехов?

— Она бы не пришла…

— Ну что ж. Говори, Мария. Господь рассудит.

Старуха вздохнула и шумно вздохнув, выдержала некоторую паузу. Священник молчал.

— Я не здешняя, — начала Мария, — Я пришла из соседней деревни. Всё сложилось так, что в родном поселке никто бы не стал слушать эту историю. Включая тамошнего святого отца.

— Разве ваш священник в праве отворачиваться от прихожан?

— Все жители деревни давно отвернулись от нас. И церковь была в этом первой.

— Продолжай, — спокойно проговорил священник.

Мария на миг вскинула взгляд на собеседника. Молодой святой отец сидел неподвижно, склоняя голову и опустив длинные ресницы. "Такой юный, подумала Мария, такой терпеливый."

— Всё началось очень давно, — заговорила она, — Много, много лет назад. В обычной семье родилась девочка. Обычный ребенок. Ничем не отличающийся от остальных. Но в этот же день, другая женщина родила другого ребенка, особенного. Мальчик этот, конечно, был таким же, как все дети. Но он был особенным.

— В чем была его особенность?

— Его мать была ведьмой…

— И тому были доказательства?

— Я не знаю… Все говорили, что она была ведьмой. И её мать. И мать её матери. Я не знаю. На роду том всегда было клеймо. Их все сторонились. Всегда…

Мария откашлялась.

— И однажды случилось так, что эти дети встретились. Случайно, но это произошло. Тогда и было положено начало этой истории. Она гуляла в лесу, неподалеку от села. Он искал там грибы. И когда они столкнулись, то что-то произошло. Он полюбил её. В раннем детстве он полюбил её так, что после не мог на долго с ней расставаться. Полюбил так сильно… так же, как и она его. Они встречались тайком, в том лесу, на той скалистой поляне, где встретились… Годы шли. Они влюблялись друг в друга всё сильнее. В тот день, когда им исполнилось по четырнадцать лет, случилась страшная трагедия, кардинально изменившая их жизнь… Он позвал её на поляну. Сказал, что должен сообщить ей кое-что важное. В тот день был праздник Пасхи. Родители готовили корзину, собирались в церковь. А она сбежала. Неслась через лес, к поляне. Родители волновались, переживали, но пришлось им идти святить пасху без дочери… Он ждал её, скрываемый мраком ночи. Но она всё же разглядела его силуэт на поляне и подбежала к нему. Он взял её за руку… Они встали на колени… Той ночью они обвенчались перед полной луной, перед звездами, а за свидетелей им были исполинские сосны и ночные крики сов… На небе сгустились тучи, началась гроза… Она стала его женой, придаваясь его сумасшедшим ласкам. Они слились воедино: он, она, порывы ветра и одичавший ливень, хлеставший их обнаженные тела… Тогда он ей сказал: "Теперь мы будем вместе навсегда. Только ты и я. И больше никого. И ничто не сможет разлучить нас. Ничто…"

А тем временем, жуткая молния ударила в церковь, наполненную прихожанами. Деревянное здание вмиг воспламенилось. Внутри вспыхнула паника, страшная давка… Крыша рухнула… Многим удалось спастись, но были и те, кого поглотило пламя и снопы искр. Среди тех несчастных были её родители… Но смерть плясала не только в церкви. Она заглянула той ночью и в хижину, где спала его мать. Она уснула, но утром уже не проснулась. Мать его давно страшно болела, и смерть решила прихватить и её… С того дня они жили друг для друга, потому, что больше никого не было. Горечь страшных утрат вскоре была поглощена их любовью… Годы продолжали свое течение. Он и она поселились в доме его матери. Хижина та находилась в стороне от деревни. Они отстранились от односельчан. Для них больше ничего не существовало, кроме них. Отреклись от всего мира. Они жили, как единое существо. Вместе росли, взрослели. Вместе старели. Она любила его так сильно… Находилась на грани безумия от любви… А он…

Вдруг Мария замолчала, тяжело выдохнув.

— Продолжай, дочь моя, — встревожено проговорил священник.

— Отче, я не знаю, сможете ли вы понять то, что было далее...

— Понимать придется не мне, а Господу.

Мария вновь тяжко вздохнула и продолжила свой рассказ:

— От любви она была на грани безумия. А он продолжал любить её сильнее. С каждым днем он влюблялся заново, крепчая в своем чувстве, всё больше погружаясь в него. Шли недели месяца, годы, и любовь его становилась всё тяжелее для неё. Он любил её всё сильнее, и наступил тот день, когда она поняла, что любовь его стала невыносимой для неё…

— Но почему? — возмутился святой отец, — Ведь всё человечество является плодом любви! Господь создал нас и сказал: "Любите друг друга, ибо только любовь сможет спасти вас"

— Но это была не та любовь, о которой говорил Всевышний. Та любовь обжигала. Она поглощала его, и начала поглощать её. Любовь та опустошила его мозг. Она изъела всё, что было в нем. Она всецело захватила его душу, поселившись в нем… Поймите, отче, он был неизлечимо болен своей любовью. Он был невменяем…

— И что же она предприняла?

— Она… Она совершила ужасный поступок…

— Какой?

— Она увела его в лес. Далеко. Увела, чтоб оставить там. По дороге они наткнулись на волчью яму… Её посетила жуткая идея… Она столкнула его туда. Бросила, и вернулась домой… Наступило спокойствие, которое продолжалось несколько дней. Но однажды он вернулся… Он напугал её своим появлением, хотя в глазах его не было ни яростной обиды, ни гнева… Только любовь. Глаза его горели всё той же страшной, безумной любовью. Тем же вечером она, дрожащей рукой ухватила его за запястье и увела обратно в лес. Увела ещё дальше, чем в прошлый раз, в надежде, что теперь он не найдет дорогу домой. Но он нашел… Несколько раз она уводила его, а он возвращался. И одним вечером, когда он вновь вернулся, она прокляла его. Кричала ему не своим голосом, что ненавидит его, что хочет его исчезновения, чтобы он пропал раз и на всегда. Он молча развернулся и ушел… На следующий день он пришел вновь. Она была истощена до редела, и не проронила в его сторону ни одного бранного слова. Но, не смотря на это, он побыл какое-то время в доме и ушел в лес… С тех пор, он каждым вечером приходит к ней. Он старается не привлекать её внимания, просто смотрит на неё. Иногда говорит нежные слова, пытается прикоснуться, но редко. Она уже научилась имитировать равнодушие к его визитам. И он, вскоре после того, как придет, вновь возвращается в лес, который за долгие годы стал ему новым домом…

— Но почему она поступила с ним так? — тихо спросил священник.

— Он был ужасен, невыносим в своей любви. И уничтожив его, любовь та стремилась уничтожить и её…

— Но она обрекла его на страдания. Хотя должна была помочь ему. Она погубила его.

— Если бы она не погубила его, то погублены были бы они вдвоем… Любовь разрушала… — Мария вновь запнулась, — Отче, я завершила свой рассказ.

— Что ж, — вздохнул священник, — Если целью исповеди было покаяние, то Господь обязательно простит грех.

— Хорошо, отче. Спасибо вам.

Мария собиралась подыматься с коленей, как священник неожиданно спросил:

— Как зовут её?

— А зачем?..

— Я должен знать имя, чтобы просить за неё прощения.

— А он простит? — с неуверенностью в голосе произнесла Мария.

— Человеколюбие Его безгранично. Господь никогда не оставит покаявшихся. Скажи мне имя, и я буду молиться за неё.

— Роза… — молвила Мария. Она тяжко поднялась и пошла к выходу.

Святой отец сложил ладони и склонив голову, прошептал:

— Да простит Господь грех твой страшный, Мария…

Старуха медленно вышла на улицу. Она оглянулась на два высоких шпиля римо-католической церкви. Не почувствовав облегчения от визита сюда, Мария отправилась домой.

***

— Вы здесь одна живете?

— Одна. — коротко проговорила Мария, глянув на парня. Тот понимающе кивнул.

— Просто я видел ту фотографию в коридоре. Вы, наверное, скучаете…

— Я не хочу говорить об этом, — прервала его старуха, — Не надо о нем.

— Хорошо, — тихо проговорил Рустэм, увидев, как Мария изменилась в лице.

— Может, будешь ещё чего-нибудь? — явно старалась отвлечься старуха, — Может молока выпей…

Она вновь скрылась за дверкой кладовки. Вернулась с двумя банками. В одной белело молоко, в другой, по всей видимости, был мед. Мария достала чистый стакан и заполнила его молоком. В глубокое блюдце налила меда. Увенчала всё это сдобными булочками.

— Ух! Да вы меня укормите.

— Давай, не умничай. Ешь, на здоровье. Всё свежее.

Рустэм зачерпнул булкой мед и набил полный рот, запивая молоком.

— М-м! Вкуснятина! Что может быть лучше меда с молоком! — пробубнил парень, и вдруг задумался.

— Чего загрустил? — нахмурилась Мария.

— Да вот, вспомнил о своей девушке. Она безумно любит мед.

— А где она сейчас?

— Не знаю. Возможно, уже в областном центре. А может, они ещё добираются, как и я.

— Мед, говоришь, любит? Ну так я тебе упакую баночку. Расскажешь её про меня, скажешь: "баба маша тебе передала".

Рустэм улыбнулся.

— Удивительно. Раньше со мной такого никогда не было. Не видел её лишь день, а уже, страх, как соскучился.

Старые часы с маятником заскрипели и пробили восемь часов вечера. Мария вздрогнула. Побледнев, она глянула на часы и сказала:

— Ты уж прости меня, сынок, но на ночь приютить тебя я не смогу. Не стоит тебе оставаться здесь на ночь. Лучше спустись в деревню, пока совсем не стемнело. Там тебя точно пустят переночевать. Да и на автобус ближе будет.

— Спасибо вам большое, — молвил Рустэм, стоя у порога.

Мария протянула парню баночку меда.

— Держи. Для твоей зазнобушки.

— Умираю, как хочу её увидеть! — засмеялся он.

— Любишь её?

— Безумно.

Мария тяжело вздохнула.

— Люби. Да смотри, не перестарайся.

Рустэм вопросительно сдвинул брови.

— Что "слишком" — то "нездорово", — продолжала Мария, — Нет ничего лучше, чем молоко и мед. Но когда молока слишком много, то всего выпить не удается, и оно обязательно прокисает. А мед в излишке быстро приедается, и становится омерзительным. Слишком сильно любить тоже нельзя. Запомни, сынок…

Рустэм ухмыльнулся, на ходу осмысливая слова, сказанные Марией. Он почти скрылся из виду, когда до старухи донесся его голос:

— Всё равно не пойму! Разве можно любить СЛИШКОМ сильно?!

Та махнула ему рукой и отправилась в дом. Мария застыла в предбаннике, слушая привычное психоделическое тиканье маятника.

— Ну разве можно любить ТАК сильно?! — взмолилась она, прикоснувшись к старой фотографии на стене, — Разве это возможно, черт тебя подери?

Мария вошла на кухню и налила себе стакан вина. Он пила и пила, доливая вино по мере опустошения стакана. В конце концов она уснула за столом, опрокинув пустой бутыль…

Скрипнула дверь. На кухне вмиг стало жутко холодно. Пламя свечи затрепыхалось в панике, и погасло, испустив струйку едкого дыма. Мария проснулась, но не двинулась с места, продолжая сидеть за столом, опустив голову на руки. Запах сырой земли и истлевшей плоти заполнил помещение. По дряблой щеке Марии покатилась раскаленная слеза. Ледяные пальцы коснулись её головы и скользнули по седым локонам.

— Милая… Я так скучаю…

P.S.

Очнется он средь мертвой тишины,

А рядом не окажется жены…

Толкнет рукой он треснувшую доску,

С себя, как одеяло, землю сбросит.

Пойдет искать жену. Он всех опросит.

На всех возможных перекрестках.

И будет думать в смутной укоризне:

"Ушла?", и звать, то громко, то уныло,

Ту, для любви к которой не хватило

Ему одной земной минувшей жизни…

М. Квливидзе     "Баллада о любви"

6.07.2005